Денаково

У Связного затекли руки и ноги. Когда Настя перекинулась обратно в человека и объявила половину пути до Рубино, они сделали остановку на ужин и ночлег. — Волнуешься? — услышал Связной и повернулся. Помешивая кофе, Настя смотрела на него. Почти человек. — Только и ждёшь, пока доберёшься. — Вроде того. — Куда мне податься, даже не знаю. У вас эти, в Рубино, как? — Не советую. Беги на юг, Настя-Быстрые ноги. И больше не давай себя в обиду. Та улыбнулась. — Смешной ты. Через сутки они прощались у Ленинградского шоссе. Связной сказал, что дальше он сам, путь знал. — Мне не сложно. — Боюсь, что с ним может быть что не так. Тогда тебе опасно туда соваться. Склонив голову набок, Настя сказала: — Он сильный. Сильнее всех наших, замученных. Свободный. Если он ранен или тоскует, там и тебе страшно будет. — Потому и спешу. — Удачи. И ему не попасться. — И тебе, ящерка. Настя улыбнулась в последний раз, разрослась тьмой в громадного зверя и скрылась вихрем за поворотом дороги. По знакомому пути легко шлось. Никаких новых тварей не встречалось. Ноги пускались в бег, но Связной себя осаживал: на бегу можно кого-то не заметить. Усталость ощущалась страшная. Вроде и шёл, как заведённый, а вроде и тут же прилёг бы уже на несколько часов. Заправщик был на месте. — Как дела? — спросил у него Связной. Тот вскинул руку и кивнул. Связной посчитал это хорошим знаком. Но на самом подходе к посёлку, посреди дороги, с которой Марк запрещал сворачивать, стояла фигура. Связной издалека рассматривал её, потом узнал в ней тварь говорящую, по толстовке. Стояла она, неестественно голову свесив к груди, руки по швам. Ещё чуть приблизившись, Связной позвал: — Эй, Кирилл! Живой ты там? Кирилл! Тварь дёрнулась. Голову приподняла. — Ты, Кирилл? — Мы, — хрипло ответила тварь. — Ты чего там встал? Пройти дашь? Как там в посёлке? — Уговор не нарушаем, пройдёшь. Странный он какой-то. Связной подошёл ближе. На земле была разлита чёрная лужа, а из неё щупальце тьмы оплетало тело твари, кажется, даже держало на весу. Кирилл только носками ботинок задевал дорожную пыль. — Это кто тебя так? Щупальце сдавливало так, что тварь едва дышала короткими вздохами. — Твой лютует… Как вернулся. Почти две недели уж как. — Две недели? — переспросил Связной. По его подсчётам, после того, как Марк улетел никак не больше шести дней прошло. Какие две недели? — Ровнёхонько сегодня, — шепнула тварь. — Не отпуска-а-ает. Смотрит через нас. — И чего не реагирует никак? — Сам узнай. Тихо в посёлке. Но через собаку не ходи, глупая тварюшка, уговоров не знает. Щупальце вдруг вскинуло Кирилла и сжало сильнее, у того тело затрещало аж и глаза закатились. Даже жаль его стало. Связной быстрым шагом прошёл мимо, иногда оборачиваясь. В Денаково так светло и тихо было, просто райский уголок. Солнце светит, травка зеленеет. Но слова Кирилла о том, что Марк лютует, напрягали. Разве мог он так его мучить, костьми трещать? Вот и родная калитка, и дом кирпичный. На замок закрыто. Связной побренчал воротиной туда-сюда, крикнул: — Марк! Марк, я вернулся! Долго орал. А потом Марк из-за дома вышел, наконец, в бане, что ли, был? Идёт, улыбается, нормальный вовсе. — Сейчас открою, — сказал он. У Связного камень с души упал. Дома. Он дома. И Марк здесь, живой, здоровый, улыбается ему. Всего ничего прошло, а Связной так скучал. Марк к забору подошёл, но сначала не к замку руку протянул, а к нему, через прутья калитки. Связной протянул руку в ответ, прикоснуться. — НЕ ТРОЖЬ! Связной от неожиданности отпрянул. — ОТХОДИ, НАЗАД! Голос Марка? Связной оборачивался, медленно, а Марк замок калитки открыл и говорит: — Заходи быстрее, тут нечисто… — А ТЫ ВООБЩЕ ЗАТКНИСЬ, ЧУЧЕЛО! Связной уже конкретно так головой по сторонам крутил. Откуда-то сбоку к нему быстро чёрное нечто приближалось. Отпрянув, Связной опять к калитке повернулся. — Валя, да когда ж ты прозреешь! Нечто снесло его, повалив на землю, и вдруг оказалось на ощупь таким знакомым. — Марк? — спросил он, и чернота вмиг обернулась грязным, как чёрт, Марком, не тем, что стоял за калиткой. — Вставай-вставай, в дом бабулин иди, вот тебе ключи. — А он… Кто? — ничего не понимая, спрашивает Связной и обращает взор на калитку. А калитка на земле лежит, поваленная. И, видимо, давно. Вокруг лужи чёрные. Участок за забором разворочен, всё в черноте. А вместо первого Марка там стоит некто. Фигура высоченная, метра под два с половиной, а руки чуть ли не до пола. Злом веет. — Нормально так морок наводит, да? — спросил Марк. — Беги, куда сказал, жди меня, в лужи не ступай, пока видишь. Связной привык его слушаться. Поковылял, оборачиваясь. Марк перекинувшись в пернатого, нападал на длиннорукого. Связной не смог уйти, смотрел. Они сливались в один клубок жирной тьмы, из которого изредка летели перья. Птицы слетались откуда-то издалека, приближались к Марку, объединялись с ним. А потом длиннорукий оторвал Марку крыло, отбросив его в сторону. Полуптица вывернулась, отлетела немного, долбанулась об землю. Связной подбежал к ней, попытался приподнять, тьма из перьев сразу ему в руки впилась, больно, будто присосалась. Тащить оказалось под силу, и Связной немного отволок пернатого подальше. Длиннорукий наблюдал, стоя над поваленной калиткой. Отчего не приблизился и не попытался добить — загадка. Связной почти до улицы Черёмуховой дотащил Марка в тёмном обличье, а там он всё-таки растёкся и стал человеком. Тут его уже Связной на руки подхватил и понёс. Бабулин дом внутри резанул по сердцу запущенностью, но видно было, что Марк тут не первый день обитает: кухня чистая, кровать застелена недавно, да дрова на веранде сложены. Положил Марка на кровать, пошёл на кухню, а там печка газовая переносная. Вскипятил воды, полотенце в кипятке вымочил, чуть холодной воды добавил, отжал, и к Марку. Полотенцем его умыл, стал раздевать. Тогда он и очнулся. — Где тварь эта… Валь, где я? — Тише. В доме бабулином. Донёс тебя. — А-а. Хорошо он меня приложил, помню только, как тебя услышал и бежал, бежал… — Крыло тебе вырвал. — Ага, не в первый раз, задолбался отращивать. У Марка на лице фингал был нехилый. На теле ссадины, кровоподтёки, царапины рваные. На левой руке по плечу рубец свежий, не было его. — От чего шрам? — Пуля бандитская, — улыбнулся Марк. — Когда сваливал, крепко получил. — Меньше бы красовался в небе, целее был бы. А теперь вот. Марк повернул голову: — Что, не нравлюсь таким? И улыбается, змей. У Связного слегка башня пошатнулась, с размаху навалился сверху на Марка, одну руку в волосы запустил, второй лицом его к себе разворачивает, лёгкими прикосновениями по коже шарит, губы ищет, а потом никак не может им напиться. Рукой спускается на бок, крепко сдавливает, слышит в ответ стон боли. — Бля, прости, увлёкся. Прямо на синяк Марку надавил. Марк поплывший совсем, шепчет раскрасневшимися губами: — Ерунда… С тобой всё классно… — Щас. Давай-ка я тебе лучше все синяки обработаю. — Хер с ними, я скучал… И руками в бездну утягивает, растворяет в себе. А Связной поддаётся. Тоже скучал. Когда Марк наластился вдоволь и немного притормозил, Связной сказал: — Настя порешила их там всех. — Поделом. Расскажешь, что узнал? — Да ничего хорошего. И ты расскажи, про эту тварь, что в нашем доме обосновалась. Связной пытался все детали припомнить, особенно, про ведуна, заклятия да новый город. Все разговоры с Настей пересказал. Даже тот, где она чуть ли не себя предлагала. — Что же ты так, хорошая девчонка, Связной. — А ты не ревнуй, дурак. Я тебя, вроде, по имени называю. — Дразнюсь, пока могу, Валь. Не обращай внимания. Длиннорукий оказался той самой тварью, которая по окрестностям ходила, набиралась сил. Которую Кирилл с компанией боялись. И правильно, как оказалось. — Кирилл-то думает, что это ты его там держишь. — Да им всем тут досталось, якобы в моём человечьем обличье. Обижен небось. — Он выглядит плохо, вообще. Даже жаль. Он меня пропустил по уговору, не шевельнулся даже. О собаке предупредил. — Не до него пока. — Почему длиннорукий его просто не прибьёт? — А он нас не хочет убивать. Хочет в нас проникнуть, марионетками своими заделать. Я вот брыкаюсь, слабею. А он ждёт. Не лезет сам даже, знает, что я буду дом отбивать. Представляешь, прилетел без сил, дома спать завалился, а на утро ты зовёшь, ей-богу, а я в бессилии и не разобрал, открытым дом оставил и пошёл калитку тебе отворил… Сам запустил. А он меня по участку размотал, и в доме заперся, козёл. Ещё крепковат я оказался, чтобы просто мной завладеть. Связной сходил за мазью, сквозь протесты Марка всего в ней вымазал. Со временем всё равно какая-то фигня выходила. Получалось, что они с Настей путешествовали каждый раз не сутки, а минимум двое. Хотя Связной мог голову на отсечение дать, что проходило часов десять, никак не больше. — Я хотел за тобой вернуться. А потом понял, что ты бы не одобрил. Добрался до дома, а тут вся эта суета. — Тебе лучше вообще в ту сторону не соваться. Развелись ведуны всякие, понимаешь. — Это неизбежно. И до Денаково всё это дойдёт. И меня найдут ещё раз. — Тогда уйдём дальше, в тайгу. Дом построим. Марк с улыбкой ответил: — Валь, да не стоит того вся эта беготня. Я готов. — Я не готов. — У тебя всё нормально будет. Осторожно протянув руку, Марк положил её на плечо Связного. Смотрел своими чистыми человечьими глазами так спокойно. Связного внутри аж переворачивало. Как ему объяснить-то? Марк был измотан сильнее, чем показывал. Глаза у него слипались, Связной замечал. Приобнял, тот и уснул сразу. А Связной выскользнул на кухню, есть хотелось жутко. Кашу сварил, обнаружил созданный мини-запас консервов, кофе — и где только Марк его находит? Поел, попил, затеял уборку. Марк проснулся нескоро, к вечеру. Подогрев ему еды, Связной затопил баню, нашел в шкафу пропахшие сыростью полотенца. Растряхнул, вроде, без плесени. Повесил в предбанник у печки, просохнуть. Потом мыл сопротивляющегося Марка, хотя тот был так измотан, что даже стоять не мог, сидел. А Связной его мыльной губкой тёр. — Это ужасно смущает, — прокомментировал Марк. — Ты устал. Могу же я тебе помочь. Но когда Связной принялся за его ноги, почему-то запротестовал: — Я сам. Ты не должен. — Чего это не должен? Что такого-то? — Нет. Серьёзно. Наклонился, отобрал у него губку. Связной не стал настаивать. Считал в свете свечки круглые свежие рубцы на теле Марка — один, второй, третий… Решил спросить, показывая: — И что, это вот всё? Склонив голову, Марк на него посмотрел хитро, набрался сил, выскочил за дверь, как был, через минуту обратно залетел с банкой консервной из-под кукурузы. — Подставь руки. Протянул Связной две ладони, а Марк наклонил банку, из неё пули падали, одна за другой. Как кончились, Связной их задумчиво в руках покатал, посчитал. Одиннадцать. — Как вытаскивал? — Тёмному легче. Просто из себя выдавил. — Прям уж просто? — Думаю, вытаскивать щипцами или чем было бы страшнее. — Говорил же, тебя так просто не прибьёшь. Марк плеснул на него прохладной водой из кружки. — Это было несколько больнее, чем выглядит. — Я ведь пошутил! Связной получил от него испытующий взгляд. Наконец, Марк стал более понятен. Связной начал различать его характер, всю эту колкость, игривость, мягкость и податливость — когда надо. И, как ни странно, чувствовал его самодостаточность. Может, тому виной была тьма, сделавшая его сильнее. Или одиночество, сопутствующее этой силе. Связной понимал, что если в какой-то момент Марк решит, что всё, хватит, — он его не остановит. И не найдёт. Но уже и не хотелось дальше без него. Они сидели рядом в не слишком натопленной бане, было в меру тепло и будто бы все проблемы остались где-то за дверью. Связной протянул руку к щеке Марка, предвкушая, как тот глаза прикроет, к ладони притрётся. Всегда так делал. И сейчас. А потом глаза приоткрыл, привстал, с усмешкой через него ногу перекинул и сел Связному на ноги, лицом к лицу. И смотрит так хитро. Связной прижал его к себе, горячий, кожа чистая, на вкус солью не отдаёт. Распробовал всего, докуда дотянулся. — Что, выдрессировал? Я теперь везде за тобой. — А я тебя не заставляю. — Тебе и не нужно. Раньше я думал, ты — мой. А теперь, что я — твой, а вот с тобой всё как-то непонятно. — И что конкретно тебе непонятно? — Ты свой собственный, и сам в любой момент решишь, где ты и с кем. Двинув бёдрами туда-сюда, Марк фыркнул: — Какие собственнические замашки. И к кому же я сбегу от тебя? — Я в том плане, — Связной с трудом подбирал слова, — что ты за меня решишь, останусь я тут или должен куда-то свалить. — Только в целях твоей безопасности. — Я бы не хотел, чтобы ты решал за меня. Даже в целях моей безопасности. — Ты же не собираешься жить со мной счастливо и умереть в один день? — Просто хочу помочь, если ты решишься на очередное безумство. Марк стёк с него на пол, руками заскользил от стоп и выше, по коленям, разминая по пути кожу. — Разве ты не видел, что мне помощь не нужна? — Марк… — Ты не сможешь мне помочь в моих тёмных делах. И не сможешь помочь, когда за мной придут. — Заранее заживо себя хоронишь? Зачем тогда хотел, чтобы я остался? Встань с пола, там прохладно. — Я не думал, что всё произойдёт так быстро. Так быстро доберётся всё это до Рубино. Так быстро стану ближе к тварям я. Думал, у нас есть время. — Марк присел обратно и поправил волосы. — Мойся, вернёмся в дом. Я всё ещё не в форме. За чаем Связной осмелился спросить: — И что теперь? — Буду набираться сил, сражаться с этой тварью. — Может ну его, а? Свалим отсюда, да и всё. — И куда же? — хмыкнул Марк. — Да хоть куда. На кой чёрт нам это Денаково впёрлось? — Я здесь сильнее. — И зачем? Потом тебе эта сила не понадобится, будем за версту тварей обходить, которых чувствуешь, только за этим и нужна будет. — Нет. — Послушай… — Я сказал нет. Вот об этом Связной и думал. Этого и боялся. — И что, сможешь прибить этого длиннорукого? — Не знаю. — И будешь так на всех кидаться? — Он пришёл и забрал наш дом. Конечно, я его оттуда выкурю нахер. — Оно вообще того стоит? Склонив голову, Марк произнёс: — Ты спрашиваешь? Готов всё бросить? — Ты же был готов? — Да, и мы увидели, что нечего там делать. — Мы увидели, что надо забираться подальше от цивилизации. Здесь слишком близко. — Нормально. — Марк. — Не маркай. — Ты с моим мнением вообще считаться не хочешь? Ты сильнее, ты решаешь? Марк поставил кружку на стол и некрасиво скривился. — Валь, ты не так понял. Честно. Я устал, всё не так сказал. Не это имел в виду. Но Связной-то понимал, что именно это всё он и имел в виду, просто не хотел дальше спорить. Лучше бы Марк и дальше был тем самым, беспомощным. Связной скучал по тем временам, когда Марк казался ему наивным и бесхитростным. Ещё сильнее стал скучать тогда, когда Марк начал восстанавливать силы. Он полностью сбросил на него наладку огорода, а сам… То зависал на несколько часов в одной позе с налившимися чернотой глазами. То сидел на крыльце, а на забор слеталось вороньё и мелкие пичужки. Потом они переставали помещаться на заборе и начинали садиться на крышу. Молчат-молчат, а потом как загалдят во все свои горла, аж жуть берёт. А Марк смеётся с ними, как безумный. Веселее день ото дня. Ел Марк мало. Связной заметил, как в тьму ударяется, так будто может вовсе не есть. Приходилось заставлять, отрывать от его важных тёмных дел. Ему понадобилось дней пять. Связной вышел с кружкой чая на крылечко, а во дворе Марк перекинулся в пернатого. Четыре крыла, на манер бабочки. Стало быть, восстановился. На следующий день они лаялись до хрипоты: Марк говорил Связному не идти с ним. — Я тебя тогда на себе до дома тащил! — Да хер знает, что эта тварь выкинет, а ты там будешь стоять, беззащитный! — Всё равно пойду. Ты меня здесь силой не оставишь. — Если захочу — оставлю, — серьёзно проговорил Марк, — но кто я такой, чтобы удерживать тебя? На этом и решили. Пошли вместе. Марк шагал хмурый, к воздуху принюхиваясь. Один раз дёрнул на себя Связного за руку, подальше от чёрной лужи. А из неё вслед потянулись маленькие ручки, точно детские, жадно щупая вокруг. Их дом вновь был окутан мороком: вроде и калитка цела и на участке всё хорошо, цветы буйством красок разлились по клумбам. Марк только зубами скрипел от такой картины. — Всё, дальше не ходи. Здесь уже Связной ему возражать не стал. — Эй, Марк. Не геройствуй. Ни к чему, понял? Марк скривился и пошёл к калитке. Видимо, когда длиннорукий его почуял, морок начал спадать: вот уже через красивую картинку упавшая воротина видна, а потом и сама тварь сквозь прояснение появилась. Обернувшись тьмой, Марк жирным пятном влетел в длиннорукого, и их битва стала напоминать возню двух чёрных кошек. Связной не понимал, начинать волноваться или нет, что там происходит, разобрать было ни в какой степени не возможно. Время текло странно, то ли пять минут прошло, то ли час, а они всё по земле катались. Но, как оказалось, конец был близок, последним аккордом пернатый взметнулся вверх, а длиннорукий его поймал и оземь грохнул так, что треск раздался. Безглазая птица всё равно когтистыми лапами отбилась и взлетела, почти долетела до Связного и выпустила из себя Марка, черной смолой уйдя в землю. — Хер, — зло сказал Марк, тяжело дыша и отплёвываясь. — Ну, сука! Без толку. Он сам зашагал в сторону дома, а Связной за ним. — Что делать, ума, блядь, не приложу. — Может, побольше сил набраться? — Так и лето пройдёт, не вырастим ни черта. Нычки моей на зиму не хватит, стащил всё в этот дом проклятый. — А что, есть варианты? — Нет никаких вариантов. И дома Марк сам не свой был, из угла в угол ходит, бесится, есть не хочет. Связной в конце концов его к себе притянул, силой в губы поцеловал, а тот отвечать давай, как голодный, только что не кусается. Пока Связной его до постели дотолкал, у самого уже колом стоял. А Марк тянется к нему, какой-то злой, дёрганый, возбуждает — жуть. Глаза же его чернеют аж, заливает их тьмой. Только это Связного и остановило. — Поспи, понял? Отдохни. Тебе надо. А тот рвётся раздевать и его, и себя. Пришлось сжать в объятьях, держать, пока не успокоился. — Отказываешь мне! — возмущённый шёпот, но, вроде бы, это хотя бы был уже Марк. Знал бы он, как нелегко это давалось. — Не тебе, твоему безумству. Марк, как ни странно, понял. Расслабился и затих. Усыпив его своими поглаживаниями, Связной думал о том, что это никакого дома не стоит, на кой хер ему будет дом, если Марк погибнет. Вообще, слабо представлялось, что он будет делать, если Марка не станет. Хотелось уговорить его уйти куда-нибудь к людям, да чёрт с ним, всем бы признался, что это его Марк, лишь бы в безопасности. Лучше шепотки в спину слушать, чем смотреть, как он сейчас будет насмерть биться ни за что. Но уже так поздно для этого, теперь с людьми ещё опаснее, чем здесь. И помочь Связной совершенно ничем не мог, так, по мелочи: пожрать сварить, за огородом присмотреть. Надоело, так хотелось, чтобы Марк был обычным. Как раньше, когда Связной не знал, что он тварь. До того, как Связной сам с катушек съехал. От этих воспоминаний его аж потряхивало. Не искупить уже содеянного. И всё равно, осторожно губами его спины несколько раз коснулся. Хотелось просто раствориться в нём и забыться. Связной сам не заметил, как задремал. — Ты до скольки валяться собрался? — очнулся он от насмешливого голоса. Марк сидел на постели, на тумбочке стоял дымящийся кофе. Обычный такой Марк, улыбается так светло. Не удержавшись, Связной притянул его к себе, тёплого, пахнущего сваренным кофе. — Давай уйдём отсюда, а? Туда, где нет этой твари и нет странных людей, подчиняющих таких, как ты? — А где это? Далеко в тайге? Там жрать нечего. А в местах ближе к бывшей цивилизации — не факт, что там нет тварей страшнее этой. — Тебя не уговорить, да? А тот ухмыляется хитро, прямо в губы выдыхает: — Сам знаешь. Пока Марк утягивал его в поцелуй, Связной спрашивал сам себя: знает ли он на самом деле о Марке хоть что-то? Кроме того, что он предлагает себя так, что невозможно отказаться? И Связной вёлся, как на девчонку, на всё согласен был. Кто бы сказал пару лет назад… — Потом, — говорил Связной после, — не стыдно тебе будет со мной таким в люди выходить? Я же с тебя глаз не спускаю. — Так выходили уже. Потом один выйдешь, не бойся, никто криво не посмотрит. Серьёзный вроде, но раскрасневшийся, податливый и пока что весь, целиком, его. Следующая битва не заставила себя ждать, Марк, кажется, всю окрестную тьму заставил собраться вокруг себя, но результат был тем же: длиннорукий мотал его по участку, как куклу, ломая им забор и разметая всюду перья. Возмущённый клёкот пернатого стоял в воздухе, а длиннорукий был молчалив и невозмутим. Это продолжалось долго. Пока в один момент полуптица не осталась лежать на земле. Связной с завалинки подскочил и побежал к нему. И без разницы, прихлопнет ли его длиннорукий, как букашку, или нет, главное, что Марк лежит там недвижимый. И страшно было, длиннорукий возвышался безмолвно, пока Связной за крылья пытался Марка приподнять. Пытался, и отчего-то не мог, как чугунный, Связной заорал от бессилия, вдруг длиннорукий отступил назад и исчез, но атмосфера оставалась гнетущей, нужно было уносить ноги. Из птицы тьма утекала в землю, тварь истончалась. Наступил момент, когда, окончательно надорвавшись, Связной смог поднять черную массу и понести. В глазах темнело от такой тяжести. Он нес его небольшими переходами, с отдыхом между ними. Каждый раз думал, что больше не поднимет. На очередном привале последняя тьма тяжелым сгустком шлёпнулась на землю, обнажив Марка, лёгкого, как пёрышко. На его коже тут же расцветали синяки. Связной безумно устал. Казалось бы, какая фигня: дотащить до дома. Но ноги еле передвигались, будто в ботинки налили свинца. А уже на улице Черёмуховой, Связной вообще рухнул прямо перед собой, запнувшись. Пока он ощупывал Марка, не ударил ли головой обо что ненароком, почувствовал вдруг, что его кто-то за ногу кусает. Обернулся и покрылся мурашками с ног до головы: из лужи темноты до него дотянулось несколько маленьких ручек, захватили ботинок, пальцами впились в лодыжку на манер когтей, уже и кровь из-под них пошла. Связной заледенел, ногой дёргает, а мелкие пальчики только глубже впиваются, из лужи новые ручки вылезают и за ногу его к луже подтягивают. Волосы на руках дыбом встали. Боковым зрением движение заметил, повернулся: Марк ползёт на коленях еле-еле, встать пытается, не может и ползёт дальше. Хрипит, что-то силится сказать. — А ты не думай, тварь такая, — прорезается наконец его голос, а руки вдруг начинают покрываться смолистыми чёрными пятнами, — ты не имеешь права портить нам жизнь! Руки полностью чернеют, и Марк тянет их к жадным детским ручкам. Густая тьма обволакивает их, душит, растворяет в себе. У Марка лоб испариной покрывается. Ручки отпускают ногу Связного, и он отползает подальше. Тьма, исходящая от Марка, перекручивает чужеродные лапы твари под немыслимыми углами. Марк запрокидывает голову и кричит куда-то ввысь: — Я ЗДЕСЬ ХОЗЯИН!!! Чёрная лужа сворачивается, ссыхается, и от неё остаётся что-то, похожее на необычно тёмную грязь. Марк блюёт в сторону, чудом удерживаясь на локтях. Подрываясь со своего места, Связной поднимает облачко пыли. Подхватывает протестующего Марка на руки и несёт к дому. — Осталось чуть-чуть, — шепчет он больше себе, чем ему, ноги подгибаются. В мыслях только план действий: надо затопить баню и приготовить еды. Марк такой лёгкий, что скоро от него ничего не останется. Хотя Связного на что-то более бульона из куриного кубика с лапшой всё равно не хватит. Пока он доковылял, Марк всё-таки снова отключился. Связной едва смог занести его домой и положить на постель, как руки окончательно отнялись, вроде лёгкий же, почему? Пока дрова запихивал в печь, чуть не разревелся, уже по одной деревяшке брал, а руки горели просто. Пока следил, как топится, тут же подремал на лавке, очнулся из-за того, что всё тело затекло. В бане жарко не будет, но хоть воду прогреть и сполоснуться. Когда он вернулся и попытался приподнять Марка на руках, ничего не вышло. Марк очнулся от его неудачной попытки. — Пойдём, сполосну тебя… Не могу поднять, ты дойдёшь сам? — Какая, в жопу, баня? — устало спросил Марк, всё-таки протягивая ему руку, чтобы помог встать. — Ты совсем съехал? — Полегчает, — сказал Связной, а самого потряхивало от перенапряжения. С горем пополам они добрались до бани, Марк лёг на полок, потому что не мог сидеть. Связной бессильно скользил по его телу мыльными руками, подвисая моментами. Марк, казалось бы, тоже то выключался, то включался обратно. На этот раз он не возражал против того, чтобы Связной мыл ему ноги. Эта мысль тупо стучала у Связного в голове, потягивая за собой вереницу других глупых мыслишек: а что такого, ноги, как ноги, может, с этим что-то связано, что-то из прошлого… — Я не смогу его убить, — в тишине это прозвучало так громко, что Связной вздрогнул и поднял взгляд к лицу Марка. — Я не смогу его убить, — спокойно повторил тот. — Но я попытаюсь. Связной ничего не стал говорить, потому что прикидывал, что безумнее: то что он верил в то, что у них было какое-то будущее за пределами Денаково, или то, что Марк не верил в это совершенно, а потому готов был насмерть биться за их дом и хозяйство, налаженное таким трудом? Ещё Связной молчал потому, что уже решил для себя принять любые планы Марка. — А ты мне пообещаешь, что как только почувствуешь, что моя попытка провалилась, а ты почувствуешь, здесь в воздухе всё изменится, ты свалишь отсюда со скоростью света. Будешь жить и, может быть, поможешь когда-нибудь кому-то такому же, как я. Ему осталось только кивнуть, соглашаясь. Марк улыбнулся. Себя он сполоснул как-то в беспамятстве, вообще очнулся только тогда, когда Марк что-то ему говорил уже раз на третий, а он не слышал. — Валя, не пугай меня. Ты здесь или нет? Осознав, что он на кухне, сидит, заматывает себе ногу бинтом и внимательно смотрит за тем, чтобы Марк поел, Связной кивнул. Увидев проблеск разума в его глазах, Марк повторил ещё раз: — Мне кажется, что я на тебя влияю. По-тёмному. Подчиняю себе. Я этого не хотел, но, видимо, это происходит. — Не сходи с ума. — Ты носишься со мной, как курица с яйцом. Я тебя ломаю, не замечая сам. Поэтому ты не уходишь. — Не поэтому. Ты знаешь, почему. Марк с грустью взглянул на него: — Буду помирать, обязательно вспомню, что ты это сказал. Жаль, что под моим влиянием. — А что должен был сказать именно я? Что напьюсь и придушу тебя? По лицу Марка невозможно было что-либо понять. — Я не это имел в виду. Даже намекать не хотел. Поднявшись, Связной тяжёлой поступью подошёл к Марку. Тому пришлось задрать голову, чтобы настороженно смотреть Связному в глаза. Протянув руку, Связной подушечками пальцев прошёлся Марку по губам, по щеке, потом и полной ладонью, а тот прикрыл глаза и притирается, как и всегда, ластится. — Я бы очень хотел, чтобы это был ты. — Это и есть я, самонадеянная и горделивая ты тварюшка. Хозяин он здесь, понимаешь ли. Трёшься, как уличный кот, которому бросили рыбью голову. Марк усмехнулся: — Вот как, значит? Он поднял руку и скользнул ей по груди Связного к поясу, ниже… Затем подтолкнул в рёбра: — Сядь и поешь тоже. Связной понял, что он смертельно устал и стоит реально из последних сил. Пришлось осесть на стул и повиноваться. Позже, засыпая, Связной волновался о том, поверил ли ему Марк. Отчего-то это стало казаться очень важным.