И всё же, с ним Куникида не обмолвился ни словом.
Как только Дазай отвернулся от Ацуши, то его напарник с книжных иллюстраций втянул исследователя (?) в разговор, который, кажется, заключался в выражении недовольства тем, что Дазай сбежал куда-то, захватив все медицинские препараты с собой.
Беспризорник направился за ними, сутулясь. Самой главной его заботой сейчас было не отстать, но подходить слишком близко он тоже не осмеливался, чтобы не докучать Куникиде и не выставлять Дазая в плохом свете. Да и неловко к кому-то подходить, когда обсуждают тебя же, как выяснилось, когда Накаджима приблизился спросить, сколько они сегодня будут идти.
Впрочем, он и не ожидал, что его куда-то примут с распростёртыми объятиями. Достаточно того, что он жив, а этот забинтованный человек и вовсе желает ему помочь, и даже защитил от чуть не набросившегося блондина.
Путь до столицы явно предстоит долгий, раз Ацуши и никто другой в их глуши не слышал о войне, о которой рассказал Дазай. Хотя, взрослые, может, и знали, но им незачем было об этом говорить, раз их всё равно не затронуло. Накаджима фактически является каким-то нахлебником, которого Дазай и Куникида будут тащить с собой практически через всю страну, а по итогу, что бы они ни предложили, он будет обязан согласиться, потому что останется в долгу, связывающем по рукам и ногам.
Ему это определённо не нравится. Он вообще хотел остаться жить в том заброшенном доме, пока не вмешались неожиданные обстоятельства и не разрушили все его планы.
— Не отставай! — повернулся к нему его знакомый. Ацуши ускорил шаг и стал идти примерно на расстоянии вытянутой руки от идущих по дороге мужчин. Его старые сапоги испачкались в пыли и песке, а ветер забирался под тонкую одежду и вызывал мурашки на коже. Живот начинал побаливать, напоминая о нужде в еде. Дазай схватил Накаджиму за локоть и заставил поравняться с ними, сообщая, — С тобой неудобно разговаривать, когда ты идёшь сзади.
Куникида покосился на мальчишку и на своего напарника, но ничего не сказал.
— Так вот, Куникида, мы хотим есть, — брюнет очаровательно улыбнулся и протянул руки к чужой сумке, намекая отдать её. Доппо недовольно подчинился, передавая Дазаю мешочек с его частью провизии, но сумку всё же оставляя при себе.
Тот, забинтованными руками копаясь в мешочке, привлёк внимание Ацуши. Вчера, в темноте, не было так сильно заметно, сколько на его новом знакомом бинтов, и одежду можно было рассмотреть смутно, а утром он как-то не обратил внимания ни на что. Одежда тоже была какая-то странная, если иметь ввиду верхнюю. Нет, в том что Дазай носил юкату, не было ничего странного, удивлял её ярко синий цвет, что для исследователя, который должен выглядеть незаметно, очень странный выбор. И, помимо неё, Дазай носил сверху что-то непонятное — как будто большой и мягкий кусок ткани, сшитый с отверстиями для кистей рук, головы, и туловища. И тоже синее.
Если про одежду спрашивать неприлично, учитывая, во что одет сам парень, то про бинты спросить хотелось очень.
— Вы поранились? — поинтересовался он, вспомнив, как ему бинтовали ноги вчера, чтобы не было заражения крови.
Дазай взглянул на него очень непонимающе, видимо, не привыкнув слышать этот вопрос, но ответил, доставая из мешочка яблоки:
— Нет. Мне просто холодно.
Куникида хмыкнул, имея ввиду «Да что ты говоришь?», но был совершенно проигнорирован изучающим фрукты брюнетом. Ацуши посмотрел на блондина растерянно, и ему ответили серьёзным взглядом.
— Хмм, они уже не такие свежие, — протянул Дазай, откусывая от плода и обнаруживая, что внутри яблоки уже желтоватые, хотя только сорванные были почти белыми, — но так гораздо слаще, — сообщил он, давая мальчику два яблока.
Ацуши посмотрел на них с каким-то сомнением и повертел в руках.
— А…что это?
Дазай закашлялся, подавившись, и схватился за плечи людей по разные стороны от него, пока не смог нормально вздохнуть.
— Это яблоки, — сообщил Дазай, шокировано глядя. И уточнил, — фрукты такие.
— На моей памяти фрукты выглядели совсем по-другому, — сказал Накаджима, неуверенно откусывая кусочек, — и вкус имели совсем другой. Были мягкие и ощущались…как каша. И почти все были коричневые, — Ацуши снова вспомнил мерзотный вкус того бесформенного нечто из приюта, которое не шло ни в какое сравнение с тем, что он ел сейчас, — Эти гораздо вкуснее.
— Конечно эти вкуснее, — отозвался мужчина слева от него, — Они же не гнилые. Как вообще можно было эту дрянь есть? — Дазай скривился.
Ацуши смолотил яблоко полностью, выкинув только деревянную часть и косточки, и, улыбаясь, ответил:
— Ну, можно было. Не обязательно любить что-то, чтобы это есть. Спасибо большое! — поблагодарил Накаджима и принялся за второе яблоко.
Куникида и Дазай молчали, наблюдая за голодным ребёнком, наслаждающимся тем, что выращивает почти каждый человек. Они много раз уже видели голодных или умирающих людей на улицах городов, но те и не пытались что-то выращивать, понимая, что из-за слабости не доживут до появления плодов, а когда им предлагали фрукты или рис, гневно кричали что-то о гордости и кидались едой в подающего. Голодным детям же яблоки надоедали, они кидались ими в кошек и кричали матерям, что хотят есть, что взрослые их не любят, и что родители наверняка едят рыбу или ещё что-то вкусное, пока заставляют детей давиться не насыщающими фруктами.
Насколько надо ненавидеть детей в своём же приюте, чтобы специально ждать, пока фрукты не только вырастут, но и сгниют, и потом только подавать на стол? Неизвестно. Известно стало только то, что Накаджима, как и ожидалось, непривередлив в еде.
Атмосфера немного изменилась. Куникида, хоть и не доверял оборванцу, перестал воспринимать его как неразумное существо, думающее только о том, где бы достать денег и как бы наесться от пуза. Идеалисту почему-то казалось, что конкретно у этого беспризорника есть совесть, и что воровать его сподвигнет только крайняя нужда. Опасным зверем он от этого быть не переставал, но Дазай, если в кои-то веки не нарушит своего обещания, легко будет контролировать чужую способность в пути.
На самом деле, большая часть опасений всегда приходится на Дазая, потому что чёрт знает, что им движет, и входит в его планы слушаться, или нет. Но если и на этот раз его словам будет грош цена, Куникида, не раздумывая, убьёт Накаджиму, что бы там ни говорил Осаму. Безопасность людей целого города гораздо важнее жизни никому неизвестного оборванца.
Он опять вернулся к размышлению об одном из плохих итогов их путешествия. Это нехорошо.
— Накаджима, я могу обращаться на «ты»?
— Да-да, разумеется, — мальчишка сделал странный жест руками, будто защитный, и покивал головой. Ему было очень непривычно, когда с ним говорили так официально.
— Ты умеешь писать или читать? — Куникида задал вопрос абсолютно невозмутимо, а Ацуши недоумённо моргнул, — И считать было бы неплохо.
— Да, меня этому научили, — ответил тот немного непонимающе, — я, правда, не помню, кто.
— Как раз-таки из-за чтения специфической литературы, наш юный друг психологически настроился превращаться в огромного опасного монстра только ночью, — Дазай закончил этот не радующий никого из его спутников текст, мило улыбаясь.
Куникида посмотрел ему в глаза и пытался мысленно передать «Ты явно был рождён только для того, чтобы я удушил тебя», а его напарник покровительственно положил руку на плечо немного расстроенного — прозвучавшей фразой — Накаджимы.
— Парень, если в одной золотой монете двадцать одна серебряная, то сколько серебряных монет в пятидесяти золотых? — с подозрением обратился блондин к Ацуши, не веря, что ему даже не придётся учить его этим вещам.
— Жестковато для первой проверки, — Дазай довольно хлопнул в ладоши, — Давай, Ацуши-кун, посчитай.
Сероволосый напряжённо опустился на дорогу, взял в руки прутик и попросил повторить. Услышав условие, он стал вычислять на дороге.
— …Тысяча пятьдесят? — спросил он, отряхиваясь и подымаясь.
— Верно, — сухо сказал Куникида.
— Он доволен, отлично, — пропел брюнет и потянулся, — Теперь ты в его глазах умнее, чем я.
— Вы это серьёзно сейчас? — Накаджима посмотрел на своих проводников, пытаясь понять, так ли один из них нормален, как показалось при первой встрече.
— Не обращай внимания, он всегда такой, — разрушил его надежды второй спутник, от которого точно не стоило ждать пения ни с того ни с сего или паясничества. Дазай не обратил на такую характеристику внимания и шёл по дороге пружинящим шагом, всё-таки потихоньку повышая настроение всем.
Ацуши вгляделся дальше в дорогу. Сколько им предстоит идти? Ноги больше не стоптаны и не поранены, но в прошлую ночь было мало времени на сон, а что было
до он и понятия не имеет. Хорошо бы прийти куда-нибудь и отлежаться как можно дольше.
Ветер стал дуть сильнее и поднимать дорожную пыль, попадающую Ацуши в глаза. Дазай надел капюшон своего странного синего наряда, а Куникида закрыл нижнюю часть лица, завязав на нём платок. В какой-то момент, в их сторону дунул вихрь такой силы, что и так изношенная роба Накаджимы стала осыпаться внизу, и он чуть потянул края кофты вниз, чтобы прикрыть открывшуюся часть живота, но от натяжения ткань разорвалась. Почти разделяя торс на две равные половины, до рёбер протянулась линия разошедшейся ткани. И что-то подсказывало парню, что это не предел, и такими темпами от его одежды мало что останется.
Дазай слышал треск ткани, и чуть поздновато подумал, что в хижине могла быть одежда. Хотя она, скорее всего, ненамного прочнее той, что сейчас на мальчишке. И ведь он наверняка ничего о проблеме не скажет, будто они с Куникидой ему что-то сделают, если он вдруг голос подаст. «Глупый ребёнок» — подытожил Дазай, роясь в своей сумке, — «И как кто-то должен понять, что тебе что-то нужно, если ты ничего не говоришь?». Дазай ненавидел читать нотации, и начинать это делать не собирался, предпочитая отдавать такие полномочия другим, но, возможно, в ближайшем будущем, он преподаст кое-кому несколько истин жизни. В сумке ничего подходящего не оказалось, поэтому Осаму обратился к напарнику:
— Может, у тебя есть что-то, чем можно было бы укрыть нашего спутника от холода? — и кивнул на удивлённого такой внимательностью Ацуши. Куникида тяжело вздохнул и поискал у себя запасной дорожный плащ, который по привычке всегда брал с собой в долгие пешие походы. Не то что бы ему это хоть раз пригодилось, скорее, брюнет всё время под каким-то предлогом брал его запасные вещи, как и сейчас.
— Я очень благодарен, — Накаджима взял протянутый ему плащ чуть подрагивающими руками, — Спасибо, — сказал он ровно, стараясь не выдать всех тех эмоций, что он испытывал сейчас. Почему эти люди так добры к нему? Что им вообще от него нужно? Почему он не может просто радоваться, не думая о том, что им могут манипулировать?
Натянув коричневую ткань и застегнувшись, Ацуши почувствовал себя гораздо увереннее и спокойнее. Он больше не выглядит как посмешище и Дазай больше не посматривает на него, будто осуждая, так что всё хорошо.
Доппо и Осаму за то недолгое время, что они идут, уже успели и поругаться, и обсудить, что да как они будут делать с Накаджимой («Если у него нет денег — будет выполнять мелкие поручения и предоставлять всю нужную информацию!»), и поругаться снова. Казалось, эти двое знают друг друга уже очень долго, и перестали скрывать своё друг к другу отношение за вежливостью, с которой они обращались к другим.
Разговоры затихли с момента, когда Ацуши надел плащ. Напарники уже всё обсудили, и, кажется, возобновлять ничего не собирались. Пыль, попадающая в глаза иногда, не улучшала настроения, и Ацуши стал уходить в свои мысли, где с детского возраста проводил почти всё своё время.
Пообщавшись с людьми один раз, как нормальный человек, он ощутил что-то волнующее, странное и немного пугающее. Что сказать? Что ответят? В мыслях у него только один собеседник — он сам, и непредсказуемость того, что могут сказать другие люди, отпугивала. И тянула к себе. Душа тянулась к разнообразию, и, как только разговор затих, Ацуши ощутил нехватку. Нехватку чужой речи.
Вспомнилась одна важная вещь, которая всё время намекающе маячила перед ним, ожидая, когда же зададут вопрос, самый логичный в этой ситуации.
— И всё же… О какой работе вы говорили? Вы всё-таки не исследователь, как я понимаю, — укоряюще заметил Накаджима.
Но первым подал голос, к удивлению, Куникида:
— Так ты даже примерно не рассказал ему, чем мы занимаемся? — тоже обратился он к Дазаю, почему-то совсем не удивлённо.
— Как-то совсем из головы вылетело, — пожал тот плечами, — Можешь спрашивать, что хочешь, Ацуши-кун. И, кстати — я правда исследователь! Я получил право им называться две недели назад! И меня признал мастер в этом деле, — оскорблённо затараторил он.
— А… Да, — сконфуженно ответил Накаджима, — Так, кто вы помимо исследователя? И Куникида-сан тоже.
Дазай легко шагал вперёд, размышляя над вопросом.
— Не думаю, что у этого есть определённое название. Наши полномочия похожи на власть полиции, но ресурсов у нас гораздо меньше. В основном, агентство помогает людям со сверхспособностями найти им применение, которое не навредит простым гражданам. Мы находим информацию из газет и с помощью одного из наших агентов, чтобы разобраться с тем, что не под силу полиции. У неё сейчас и так много проблем.
— Всю подноготную города выбалтывать не надо, — буркнул блондин.
— И, я стану работать в таком месте? — спросил Ацуши, напрягшись.
— Ну, тебе можно подыскать какое-нибудь мирное занятие, — дружелюбно соврал Дазай, не покраснев. Куникида всегда знал, что он лжёт — как дышит, а сейчас и очень явно, если знать характер непутёвого напарника. Найти Накаджиме с боевой способностью мирное занятие? Да у них из способностей для боя только Куникида и Кенджи, оба с огромным количеством уязвимости. Но мальчишка поверил.
— Способность Дазай-сана мне известна, — продолжал рассуждать сероволосый, — а у вас какая?
Дети слишком любопытные. Хоть парень уже взрослый, он, видимо, совершенно этого не осознаёт и говорит всё, что приходит в голову.
— Может, позже продемонстрирую, — отмахнулся Куникида.
— А я, вот, не стесняюсь своего дара, — гордо произнёс Осаму, — И просто обожаю им пользоваться.
— Просто обожаешь портить всем жизнь, — пробормотал блондин на грани слышимости.
— Вы друг друга, похоже, очень хорошо знаете, — сказал Ацуши, — и давно знакомы.
— Вообще-то, года два, — улыбнулся Дазай, — И я о Куникиде знаю всё. А он даже не удосужился узнать мои вкусы и предпочтения! Я даже не уверен, что ты помнишь, когда мой день рождения, — обратился он к напарнику, — Впрочем, я не обижаюсь. В жизни Куникиды всегда есть кто-то важнее друга!
— Накаджима, мой тебе совет, — брюнет в который раз был проигнорирован, — Поменьше слушай Дазая и побольше — голос разума. И если он говорит, что вы друзья, ему от тебя, скорее всего, что-то нужно.
— Хоть бы не при мне, — сморщился забинтованный.
Куникида пожал плечами.
— В общем, я предупредил. Желаю удачи, потому что в его компании ты будешь находиться всё время нашего пути.
Почему-то в это как-то не верилось. Куникида словно пытался настроить Ацуши против Дазая, а не предупредить. Видно, что они не ладят. Точнее, блондин не ладит со своим напарником, а Дазая будто бы всё устраивает.
Это как-то очень странно, словно есть некое неприятное обстоятельство, которое заставляет Доппо относиться к брюнету отрицательно, и тем не менее, для самого брюнета это не важно.
Дазай… Осаму, вроде бы? действительно вёл себя совсем не так, как вчера. Тогда Ацуши не смог бы примерить на него образ позёра, просто потому, что мужчина не давал поводов о себе так думать. Ну, может, совсем немного. Накаджима словно вчера встретил совсем другого человека, умного, сильного и цепко хватающегося за правду. Сейчас же, он чувствовал себя некомфортно. Будто какая-то фальшь витала вокруг них.
Вчерашний знакомый был странным и немного пугающим. Сегодняшний — странным и чрезмерно весёлым. Но значит ли это, что он двуличен? Если верить словам его напарника, то да, и даже очень. Но с чего Ацуши вообще должен ему верить? Кому он должен верить? Тому, кто дал ему совет, но собирался убить? Или тому, кто пытается помочь ему для собственной выгоды? Может, ему вообще нужно доверять только себе?
От количества этих вопросов беспризорник впадал в уныние.
— Хей, Ацуши, — Дазай обратился к нему мягко и со смешинкой, — не споткнись о тележку с фруктами.
Накаджима поднял непонимающий взгляд и увидел невдалеке несколько тележек. И вход в какой-то городок.
— Здесь мы пополним запасы еды, нужных вещей, и… — Куникида недовольно сдвинул брови и вздохнул, — возможно, придётся купить повозку и лошадь. И, как следствие, еду для лошади.
— О нет, звучит так, будто мы собираемся опять наниматься на быструю работу, чтобы заработать денег, — простонал Дазай, — уж лучше пешком.
— Если ты не будешь тратить наши сбережения на всякую ерунду (я вижу, как у тебя уже ручонки тянутся груши купить, чтобы прикончить их прямо сейчас), то нам на всё и так хватит, — пояснил блондин, недовольно смотря на напарника.
— Я не себе, я голодному ребёнку, — оправдываясь, Дазай указал на Ацуши, который вздрогнул, потому что действительно с интересом разглядывал груши.
— Я их просто никогда не видел, — сказал он, отводя взгляд от прилавка. Куникида выглядел, как человек, очень щепетильно относящийся к деньгам. Особенно к своим.
Ацуши скрестил руки на груди и ссутулился, решив никуда не смотреть, ни на что не обращать внимания, и просто идти за своими проводниками. Пусть он и впервые в каком-либо городе. И ему интересна каждая улица.
Мужчины идут впереди уверенно и без сомнений, не обращая внимания ни на что вокруг, словно уже тут были. «Ну конечно, были» — думает Ацуши серо, — «Они же добирались до того места, где был я, и уже проходили этот путь». Накаджима ощущает себя туманом. Он просто следует за Дазаем и Куникидой, пока те торгуются за еду, и на него никто не обращает внимания.
Или кто-то обращает?
Ацуши почувствовал недоброжелательный взгляд. Такое он всегда чувствовал, и за этим обычно следовала работа, выговор или боль. Немного напряжённый, парень обернулся.
На него неприязненно смотрел опрятный маленький мальчик. Ацуши облегчённо выдохнул и снова перевёл взгляд на уже купивших что-то спутников. Накаджима поспешил к ним.
В городе вряд ли стоит обращать внимание на это зудящее чувство, что тебя пронзают насквозь, он ведь выглядит как вор и бедняк, скорее всего, многие будут так на него смотреть.
Но что-то ему покоя не давало. Не могут же все люди на улице смотреть на него?
— К-куда мы пойдём теперь? — спросил Ацуши, чуть заикнувшись от сковавшего на секунду страха.
— Прямо сейчас мы пойдём в трактир, в котором восстановим силы, а позже переночуем, — сообщил Дазай, довольно поглядывая на свою полную сумку, — А Куникида отлучится по делам амурным.
— Если хочешь, чтобы я купил тебе твои идиотские бинты, перестань называть поход в аптеку «делами амурными».
— Я пытаюсь сделать хоть что-нибудь, чтобы у Ацуши не сложилось впечатления о том, какой ты зануда, — возвестил брюнет.
Ацуши начал привыкать к тому, что они постоянно лаются.
Как только они прошли от входа вглубь города, картина немного изменилась.
Бесшумная улица встретила их грязными дорогами и парой нищих, сидевших возле канав. Немногочисленные женщины отворачивали головы от их компании, а их дети показывали пальцами.
Ацуши уже словно горел от взглядов, наполненных непониманием и неприязнью, но не мог понять, чем они вызваны. В отчаянном желании спрятаться, он стал идти между Куникидой и Дазаем, и стало легче, потому что оба спутника были выше него и легко его закрывали.
Но от людей, идущих навстречу, это не спасало.
— Мамочка, почему у него волосы как у дедушки, но он молодой? Он демон? — маленькая девочка, лет пяти, подбежала бы к Ацуши, если бы её в последний момент не взяла на руки мать.
— Накинь что-нибудь на голову, — распорядился Куникида, ускорив шаг.
— В этом нет смысла. Его здесь все уже увидели, — остановил Дазай Накаджиму, — Дойдём до поворота, наденешь шляпу Куникиды. Нам не нужно привлекать много внимания.
Ацуши кивнул. Конечно, под шляпой блондина не получится полностью спрятать свои волосы, но они будут не так заметны. И всё же — с чего этот цвет волос вызывает у людей такую панику? Он имеет ввиду, что в приюте много у кого был такой цвет волос, может, не настолько явный, но тоже.
Так или иначе, за поворотом Куникида расстался со своей шляпой и передал её Ацуши, и тот теперь щеголял с золотым пером. Но не успели они сделать и пары шагов, как Ацуши обо что-то споткнулся.
— Ау, — удар об землю был очень неприятным. Накаджима поднялся, переступив через то, что валялось под его ногами, и обернулся.
На земле, словно мешок с картошкой, валялось тело ребёнка. Ацуши потерял дар речи и в панике оглянулся на своих спутников. Дазай молчал, а Куникида прокомментировал:
— Хоть бы с дороги его оттащили, — разочарованно. К чему было обращено разочарование, разобраться не получилось.
— А куда его тут оттаскивать? — поинтересовался Дазай, оглядываясь, — Только если выкидывать за пределы города.
Куникида отделился от них и направился к полицейскому, стоявшему около магазина, и о чём-то с ним заговорил. Тот кивнул и подошёл к тому месту, где стояли Ацуши и Дазай, вместе с блондином.
— Пойдём, — коротко сказал им спутник, и они втроём оставили полицейского разбираться с телом. Ацуши оглянулся.
«У нашей полиции…» — мужчина перекидывает тело через плечо и осматривается, будто в поисках ещё одного — «…сейчас и так много проблем»
***
В трактире они съели что-то мясное, и Дазай жаловался, что мясо плохо прожарено. Куникида приступил к еде, только когда записал что-то в свою записную книжку, и Ацуши уверен, что это цена за каждую порцию. Ему самому сначала кусок в горло не лез, но мясо оказалось таким восхитительным, что он еле смог удержаться и не проглотить всё за раз. Кажется, во время приёма пищи он издал какой-то звук, напоминающий рычание, потому что его спутники как-то странно на него покосились, а брюнет прикоснулся к выглядывающей из-под шляпы пряди волос.
Накаджима посмотрел на него с возмущением, означающим: «Я просто ем!». А Дазай пожал плечами и сказал, улыбаясь:
— Ты очень увлечённо ешь чутка сырое мясо.
К щекам прилила кровь, и Ацуши вернулся к еде, стараясь не думать о словах брюнета.
— Я надеюсь, что когда-нибудь он съест тебя, — от скуки бросил Куникида, не обращая внимания на ещё больше покрасневшего Накаджиму.
— Абсолютно невозможно! — заверил Дазай, — Пока я не умру, «тигру» меня не настигнуть.
За этими милыми беседами Ацуши доел свою порцию.
Куникида это заметил и сказал, будто только этого и дожидался:
— Мы снимаем две небольшие комнаты, но только на ночь. Сейчас мы туда подняться не можем, и у нас примерно пять часов свободного времени. Я предлагаю потратить это время с пользой и купить всё, что нам понадобится в дальнейшем пути. Но, — он сверкнул глазами (или это свет так на очки упал), — я уверен, что у Дазая уже денег не осталось. Так что, можешь делать что хочешь, только вернись сюда к девяти живым и не потеряй нигде Накаджиму. Тебе же, — тут Куникида посмотрел на Ацуши, — придётся везде ходить с ним. Или ему — с тобой, это без разницы, как получится. Для безопасности, и твоей, и окружающих. Кстати, тебя прямо сейчас пытается ограбить маленькая девочка.
Ацуши повернулся и действительно обнаружил за спиной маленькую грабительницу. Она улыбнулась ему. В улыбке явно не доставало пары зубов.
— У него ничего нет, — фыркнул Куникида, — даже карманов.
— Это я уже поняла, — раздался детский голосок.
— Беги лучше домой, красотка, пока не пришёл хозяин заведения и сам вас с твоей сестрёнкой не выгнал, — сказал Дазай, отпихивая от себя девочку постарше, которая уже давно заинтересовалась его сумкой.
Девчонки действительно быстро выбежали из трактира, оставив уязвлённого Ацуши думать — как он их не заметил?
— Вот поэтому тоже тебе стоит держаться Дазая, — вздохнул Куникида, — Бывают же виртуозы.
— Детям, как видишь, доверять нельзя, — сказал Дазай, слезая со стула.
— Да, — неуверенно ответил Ацуши, — Я знаю.
Почему он испытывает такое чувство дежавю?
***
В итоге, кто с кем ходил — непонятно. То ли Дазаю захотелось посмотреть город, то ли Ацуши его за собой потянул, но они просто вместе шли к главной площади (на которой сегодня ничего интересного не происходило). Бедность вокруг всё-таки не имела таких масштабов, как Накаджиме показалось сначала — с тех пор, как они вышли из трактира, им на пути попадались чисто одетые люди, идущие от них на достаточном расстоянии, чтобы ничего не красть. Дазай тоже для всех выглядел прилично, а Ацуши походил на что-то среднее между бездомным и лесником. Площадь тоже была достаточно чистая, с магазинчиками, парой больших прилавков, и небольшой часовой башней. Возле маленькой пекарни рядом с ними, стояла рыжая девушка и предлагала бесплатные булочки прохожим.
— Между прочим, они, скорее всего, старые, — шепнул Дазай на ухо Ацуши. Накаджима посмотрел на него как-то «можно было и не говорить», а возле девушки они всё-таки прошли.
— Не хотите попробовать? — обратилась к ним девушка в простом платье и фартуке поверх него. Её длинные и пышные рыжие волосы были заплетены в толстые косы.
— Почему нет? — спросил Дазай, якобы, у сероволосого, и осторожно взял две булочки с подноса, чтобы не коснуться ничего, что он не собирается брать.
— Хорошего дня, — сказала им девушка. Её глаза не улыбались, как и всё время, что она раздавала хлеб. Она всё время косила глаза на часовую башню, ожидая, когда же покинет улицу и вернётся в пекарню.
Ацуши откусил кусочек булочки, когда они немного отошли. Булочка, как булочка. И чего брюнет был так настроен, раз всё равно взял?
Дазай же сложил вторую булочку в сумку, явно не собираясь сейчас её есть.
— Милейшее создание, не созданное для этой работы. Ах, кто бы освободил её от этого занятия? Хотела бы она освободиться? — бормотал он, застёгивая ремешки на сумке.
— Вы взяли булочки только потому, что вам понравилась девушка? — без сомнения спросил Ацуши.
— И да, и нет, — ответил Дазай довольно, — она слишком молода и, на самом деле, не в моём вкусе. Но, с точки зрения природы, она — прекрасна.
Что ж, теперь Ацуши знает немного больше о своём спутнике. Он, возможно, помешанный на девушках.
***
— Где вы были? — строго спросили у них, едва они появились на пороге трактира. Куникида смотрел на часы, показывающие полдесятого, и на Ацуши с Дазаем, только вернувшихся.
— Мы гуляли, и возможно ушли сли-ишком далеко, — оправдался, довольно слабо, Осаму.
Ацуши только обессиленно кивнул.
— Поднимайтесь в комнату, — сказал им Доппо, протягивая ключи.
Они сочли нужным послушаться.
— О-ох, я так устал, — Дазай потянулся, поднимаясь по скрипучей лестнице, вторящей своим скрипом голосам из какой-то комнаты, — Здесь, похоже, каждую фразу слышно, — улыбнулся он.
Ацуши ему ничего не ответил, и просто зашёл вслед за брюнетом в их комнату.
Она была очень маленькой, с двумя матрасами, лежащими на полу, и парой одеял, сложенных стопкой. Подушек не наблюдалось, что было с неудовольствием прокомментировано Дазаем.
Ацуши оттащил свой матрас к стене, подальше от окна без штор, и упал на него, сложив рядом плащ и шляпу Куникиды.
— Киньте мне одеяло, пожалуйста, — попросил он, млея от того, что наконец-то лёг. Лежать, оказывается, так прекрасно. Ему на спину приземлилось одеяло, и он довольно в него укутался.
— Ты так просто заснёшь здесь, Ацуши-кун? Не слишком ли доверчиво? — спросил Дазай, пытаясь пробиться сквозь призму лени парня.
— Я спал с вами в одной постели, и вы меня, кажется, не убили. Что мне терять? — поинтересовался Ацуши, разлепляя глаза.
— Булочку будешь? Я всё равно хлеб не люблю, — в восприятии Накаджимы, в темноте Дазай почему-то начинал походить на демона. Словно его улыбка вдруг становилась не дружелюбной, а искушающей, а глаза — красными.
— Ага, — Ацуши протянул руку за булочкой и сел, поедая её.
— И чем дальше, тем больше мы даём тебе, не позволяя уйти, и ты ждёшь, пока начнёшь отрабатывать свои долги… — сказал брюнет то, что было в мыслях Накаджимы. Как он догадался?
— Эта булочка всё равно была бесплатной, — ответил Ацуши. Его всё ещё клонило в сон, и он отвернулся, завернувшись обратно в одеяло, — Спокойной ночи.
Дазай встал и открыл свою сумку. Одна из склянок опустела на пятьдесят-шестьдесят миллилитров.
***
Ацуши проснулся от очень громкого стука, недовольно осмотрев пространство вокруг себя и ничего такого не обнаруживая. Просто ветка дерева стучала в окно из-за ветра. Накаджима перевернулся на живот, намереваясь снова заснуть, и вскочил.
В комнате не было ничего такого.
И не было никого, кроме него.
Второй матрас спокойно пустовал, непомятый, а ещё одно одеяло всё ещё было сложено.
Ацуши взял своё одеяло и отполз в угол комнаты, там завернувшись в него, так, чтобы были открыты только нос и рот. Чтобы можно было дышать.
Идиотское окно без штор. Идиотский Дазай, пропадающий где-то в самые опасные моменты.
Всё ещё смыкались глаза, но Ацуши не мог позволить себе уснуть сейчас, когда он может превратиться в тигра. Он не может…
***
— Ацуши, эй, Ацуши, — кто-то звал его сквозь сон, совсем близко. Спокойно и ожидающе, не тряся за плечи и не поднимая рывком. Накаджима открыл глаза и увидел лицо Дазая, — Не говори об этом Куникиде, а то может случиться непоправимое. Хорошо?
— Куда вы ходили? — спросил Ацуши хрипло, ото сна.
— Я добыл денег, — и снова этот демонический вид, — и ещё купил тебе фруктов. Ночь ещё не закончилась, засыпай.
Он взял Ацуши под руки и отвёл от угла комнаты снова к матрасу. Накаджима не понимал, почему так сильно хочет спать. Снова.
На щеке Дазая был глубокий порез, и капля крови из него упала на лицо Ацуши.
