***
Была одна очень странная семья. Состояла она из старика и мальчика пяти лет, которого мужчина воспитывал. Может, «стариком» он и не был, но мальчик называл его только так (в своей голове). Мужчина говорил обращаться к нему на «ты». Их отношения были не очень тёплыми, и только в пять лет мальчишку отпустили гулять одного, с другими детьми. Даже не так — старик настоял на том, что ребёнку нужно с кем-то общаться. Хотя тому и не хотелось. Мальчик быстро нашёл компанию других детей своего возраста. Те играли в прятки, и, кто проиграет, получит щелбан. Мрачный мальчик им не очень понравился, но он подкинул одну идею: «Почему щелбан? Разве это интересно?» — спросил он. И дети тотчас решили, что куда лучше будет дать проигравшему пощёчину. Мальчик имел ввиду не это, когда задавал вопрос, но решил поиграть. Вышло неудачно. — Ты не должен был бить его в ответ, — сказал старик, когда мальчик вернулся и рассказал о ситуации. — Эти ребята ведь сказали, кто проиграет, получит пощёчину. — Почему им нужно было это? — Выражайся яснее, — холодно поправил мужчина. — Понятия не имею, о чём ты говоришь. Ребёнок сжал свои маленькие кулаки и перефразировал: — Почему им нужна была моя боль? Они могли попросить одежду или еду, раз я проиграл. Они тупые? — Это скучно, друг мой. Им некогда думать о практической части своей жизни: что они будут есть завтра, что будут носить, когда подрастут. Об этом за них думают родители. Хотя, казалось бы, ребята нуждаются в этих вещах, а ты — нет. У тебя их ещё много. Почему ты не предложил поделиться? Вы бы стали друзьями. — Они не просили меня об этом. И эти вещи не мои. Они достались мне от тебя. — Верно-верно. Ты забыл ответить на один вопрос. —…За них об этих вещах думают родители. А у меня нет родителей. Только ты. — Пока что ты так искренен, но когда-нибудь тебе придётся говорить со мной на «Вы». Там, где «Вы», уже нет искренности. Мальчик не мог понять, в чём же искренность он проявляет. Он же не говорил старику, как ненавидит его, и что не верит, тоже не говорил. — Но с этими детьми ты нарушил договор, — продолжил мужчина, — а это предательство. Ты не понял условий или не выполнил их честно. — Что бывает за «предательство»? — Ну, эти дети обиделись на тебя. Они больше не будут с тобой играть и думают, что ты врун. — А что бы мне нужно было сделать, если бы они предали меня? — Знаешь, что я обычно делаю с теми, кто пытается обмануть меня и предаёт? Не следует условиям договорённости? — мужчине явно было весело. Мальчик просто смотрел на него, ведь, что бы он не сказал, старик его обычно плохо слушает. — В случае предательства я просто достаю вот это. Старик вытащил из-за пазухи что-то острое. Таким же оружием один из их соседей зарезал бешеную собаку на прошлой неделе — мальчишка видел. Это случилось на его глазах. Только сейчас нож наставили на самого́ мальчика. — И потом «вжик», — старик тут же убрал нож. Мальчик уже с жизнью распрощаться успел. Он не мог перестать дрожать. — Тогда предатели же… умрут? — благодаря истории с собакой ребёнок уже знал о смерти, но не совсем понимал, что это такое. И всё же, когда он подумал, что может умереть, ему стало страшно. — Ну да. Предатели просто умрут, — старик сложил ножик из рук и два раза ткнул ребёнка, в шутку. Он выглядел весёлым. Примерно с этого момента насильственная смерть стала для мальчика нормальной вещью. Если она за «предательство».***
—…Или если умирает тот, кто мешает тебе жить, как та собака, — закончил Дазай. Ацуши растерянно моргал на неожиданно жуткую историю. — И в чём мораль этой истории? — спросил он с непониманием. — У истории обязательно должна быть мораль? Дети раньше были очень жестоки, вот и всё, — Осаму пожал плечами, будто ничего такого не сказал, будто он каждую секунду именно что-то такое и говорит. Это не совпадало с его прошлым поведением, но Дазай будто… не изменился. Ацуши посчитал, что, видимо, странные рассказы — тоже важная часть его спутника. Которая рождает слишком много вопросов, хотя Ацуши и пришла мысль, что в истории не было смысла совсем. — Нам нужно надеяться, что после этого страшного события детей будут воспитывать лучше, и они не станут такими, как мальчик из сказки. — А это «сказка»? Или история жизни реального человека? Если так, то что с ним стало? — заинтересовался Ацуши, устав видеть пустую дорогу. Так никто им и не встретился, пока Дазай рассказывал. До этого история брюнета была взята из жизни, да и о слишком конкретном периоде времени она была, как и в первый раз. — Я не знаю, что с ним стало. Надеюсь, никогда и не узнаю, — пожал Дазай плечами. Он взглянул на Ацуши и увидел в его глазах много невысказанных вопросов. Это заставило мужчину рассмеяться, когда ребёнок только рот открыл. — Я не подрабатываю сказочником. Просто люблю запоминать разные истории о людях. Это помогает не забыть, насколько все разные. — Обе ваши истории были о плохих людях и негативных событиях, — подметил Ацуши. На его взгляд, о мальчике было рассказано куда лучше, чем о войне, тогда Дазай говорил очень уж бегло. А сейчас действительно — как сказочник, с эмоциями в голосе и отрешённым видом. — Что мы сейчас ищем? Мы… — Простите, что вы делаете на улице? — спросил Дазай, обратившись к кому-то другому. Ацуши повернулся и увидел молодого парня, пинающего камни. — В городе похититель. — А сами-то вы что здесь делаете? — заметил прохожий недружелюбно. Ацуши он не нравился своим надменным видом и резким голосом. Такие люди напрягают. — Я похож на того, кто не может себя защитить? — Нет, но похищены многие люди, в том числе и мужчина старше тридцати. Мы ходим здесь, чтобы всех оповестить. Скажите тем, кого увидите, что им лучше оставаться дома, и идите домой тоже, — спокойно попросил Дазай, проходя мимо парня. «А мы для этого здесь?» — усомнился Ацуши, следуя за мужчиной дальше. — А как быть тем, у кого нет дома? — вот, что действительно интересовало парня на данный момент. Если те, у кого есть пристанище, спрячутся, останутся же ещё бездомные. — Не думаю, что похитителю они интересны, — заключил Дазай. Слегка подумав, он добавил, — Сомневаюсь, что будут ещё похищены девушки, кроме знатных, но, наверное, пропадёт больше мужчин и детей, чем сейчас. — И как вы сделали этот вывод? — По тем, кто уже исчез. Между ними наверняка есть связь, а мне кажется, что я на верном пути. Подумай. Пропала девушка, которую ты спас — раз; владелец пекарни, в которой она работала — два; несколько людей, работавших в магазинах на площади, владелец лошади, немолодая прачка, молодые девушки, часто гулявшие по площади, а также многие дети. — Девушки тоже пропадали, — заметил Ацуши недовольно. Перечисленный ряд говорил только о том, что похищают именно людей, имевших связь с городской площадью. Вид того, как Дазай, словно что-то скрывая, пожал плечами с улыбкой, не вызвал у Ацуши воодушевления. Ему оставалось только ходить за брюнетом. Тот всем говорил что-то вроде «Спасайтесь! Похититель идёт!», чем изрядно надоел. Он будто поставил себе цель исходить весь город! А по ощущениям, именно столько они и прошли, а Ацуши становился всё мрачнее. Они не выясняли ни-че-го. Даже стемнеть успело, на что Накаджима намекнул компаньону. Он получил в ответ на это порцию еды с пожеланием хорошего аппетита, но путь они так и не остановили. На самом деле, еда слегка подняла Ацуши настроение. Дазай ему рассказал ещё, кто пропал, и добавил, что это случилось после исчезновения одарённых из города — Ацуши и забыть об этом успел. Появилось одно предположение о том, кто преступник, если подумать. Только Дазаю он его озвучивать не стал — тот засмеёт ещё. — Мне кажется, все уже предупреждены, Дазай-сан. Весь город говорит об этом, вы запустили машину слухов! — пробормотал Ацуши, изрядно устав. За ним раздавались осторожные слова людей, которые переговаривались о новости. А на этой улице брюнет и слова сказать не успел. — И сейчас правда очень темно. — Мы уже сделали, что могли, и сейчас направляемся на ночлег, — пояснил Дазай, надевая капюшон. Струящаяся ткань закрывала его лицо для Ацуши и для всех остальных. Да, Накаджиме надо уяснить, что не происходит ничего необычного. Похоже, люди, как Дазай, постоянно что-то такое делают. Люди из «агентства», деятельность которых показалась туманной. Сейчас тоже не очень понятно, что и зачем они делают, на самом деле. Просто с бухты-барахты стали предупреждать жителей города о похитителе и нагнали панику. Но Дазай выглядит так, будто знает, что делает, и у него есть план. Или просто он адски самоуверен. — А разве нам не проще переночевать… по домам? — Ацуши вспомнил, что он даже свою комнату не осмотрел толком. Да, она была маленькой, но парень буквально сразу ушёл из неё, запомнив лишь общую картину. У Дазая был перемещающий камень, и комфортный сон не должен стать такой уж проблемой. — Мы всё ещё ищем похитителя, вообще-то, — укорил Дазай. — И нам придётся остаться здесь, чтобы не пропустить его появления. По той же причине мы сейчас идём пешком, а не просто переместимся на опушку леса. — Что? Почему лес? — недоумённо спросил Ацуши, нагоняя Дазая, который ускорил шаг. — Разве преступник не в городе? — Наш «преступник» жутко напуган возможностью быть пойманным, иначе он не стал бы похищать всех, с кем хоть как-то взаимодействовал. Город заполнился слухами о нём, и единственный выход из положения — спрятаться. Но где спрятаться, если о тебе говорит весь город? А недалеко есть живой лес, редкое явление после многочисленных пожаров. В нём можно легко спрятаться и переждать бурю, чтобы обдумать свои ошибки и решить, что стоит бежать. Но мы не должны этого позволить, — играючи пояснил Дазай. — Это все выводы? Мы можем просто поймать не того, — задумчиво произнёс Ацуши, а спутник пожал плечами с тихим смехом. Накаджима догадывался, что этот смех не означает согласия, и фыркнул. — Ну, не совсем все выводы. Бо́льшая часть, — признался Дазай. Звучало так, будто он дразнит Ацуши. Замечается, что он постоянно вот так вот дразнит кого-то, когда говорит. Такой уж он человек — решил Ацуши. Им было недалеко до окраины города, но ещё предстояло преодолеть путь до чащи леса. — А ваша щека в порядке? Вы мне расскажете, что произошло ночью? Воспоминание о том, как чужая кровь капает ему на лицо, не давало покоя. Это заставляло испытать страх, потому что то, чем Ацуши наполовину является, явно неравнодушно к крови. — М-м-м? Зачем? — беззаботно спросил мужчина, а Ацуши постарался сосредоточиться на своих чувствах, надеясь кое-что узнать. Он слегка напрягся, думая о том, что хочет почувствовать, и вдохнул воздух носом. Сначала он почувствовал запах улицы, но потом явственно ощутил, как от Дазая тянет кровью. По-видимому, его собственной, как из пореза на щеке. Это шло будто от всего тела, и от беспокойства у Ацуши засвербило в груди. Пугающего чувства, что он хочет на кого-то броситься, не было, но какой-то инстинкт по отношению к Дазаю всё равно был. Голос брюнета вывел Ацуши из этого состояния, — Чего ты затих? Это не было упрёком. Но я не скажу, потому что эта тайна тесно связана с тем, кем я являюсь, — судя по голосу, Дазай улыбнулся. — П-по заработку? — нервозно спросил Ацуши. Он надеялся, что никто не заметил, как он способностью пользуется, ещё и успешно! От этого бурлит кровь не меньше, чем от знания, что у Дазая почти всё тело покрыто той же кровью. — Да. Не хочешь угадать? Я дам тебе три попытки. — Пока нет идей, — открестился Ацуши, складывая руки на груди. Дазай не заметил его попыток, как хорошо («Или заметил, но просто не сказал, но это же вряд ли, верно?»). — Но, кажется, человек вы довольно опасный. Я не имею ввиду ничего плохого, лишь по ощущениям, — пока говорил, Накаджима вспомнил, что его обманом усыпили. Да, «опасный» определённо подходит Дазаю. — Ау, чёртово стекло! Кто разбрасывает на дороге стекло?! — стал жаловаться Осаму, которого, кажется, только слегка ужалило в ногу. Он вытащил из ботинка осколок и сложил в карман. …Ну, может, слово «опасный» и не очень ему подходило. — Эм, Дазай-сан, а что насчёт меня? Зачем я вообще нужен во всей этой операции? — поинтересовался Ацуши, вдруг осознавая, что он ничего всё это время не делал. Ходил за Дазаем, слушал его, и всё. — Ты будешь помогать мне ловить преступника сегодня. Надеюсь, в обличии полосатого тигра. — Что? Но я не умею этим пользоваться, — отрезал Ацуши, а Дазай будто совсем не воспринимал его серьёзно. — Как на тебя нападут, так сразу научишься, — уверенно заявил он. Ацуши совсем не был так уверен; превращение в тигра гораздо сложнее улучшения слуха или обоняния. Дазай будто прочитал его мысли, — Ведь узнавать обо мне новое у тебя очень даже получается. Ацуши сконфуженно умолк, когда его так незаметно пожурили за нарушение личной жизни. Осаму же продолжил говорить. Он не был особенно удивлён или зол, что радовало. — Мы разобьём небольшую палатку на опушке, — тихо сказал Дазай, приблизившись к нему. — Возможно, ждать придётся долго. И когда мы его обнаружим, нам придётся защищаться, так как напуганные люди страшны. Думаю, ты вполне сможешь защититься. У тебя есть всё для этого. Накаджима только взглянул ему в глаза с немым вопросом. Что могло быть такого в Ацуши, чтобы Дазай так говорил? Сила? Некая отчаянность? Но на его взгляд не ответили, продолжая уверенно глядеть вперёд. И Ацуши улыбнулся, почти успокоенный чужой решимостью. Они добрались уже в глубокую темень. Дазай разбил палатку, а Ацуши старался ему помочь, следуя указаниям. Это было несложно. Вдохнув свежий лесной воздух, Ацуши мечтательно вздохнул. — И что теперь, Дазай-сан? — А теперь, я бы предпочёл поспать, — Дазай абсолютно серьёзно залез в палатку и стал делать себе лежанку с уставшим лицом. Накаджима потерял дар речи. — Ты выспался? Тогда можешь последить за происходящим снаружи. …Ему опять предоставили задание охранять чужой сон, как Ацуши с почти неудовольствием понял. Он отвернулся от палатки, ворча себе под нос. Дазай растянулся на своей лежанке, как мог, но ему всё равно пришлось поджать ноги и лечь на бок. Некоторое время Ацуши рассеянно слушал, как мужчина копошится. Осознав, что витает в облаках, парень потряс головой и обратил своё внимание на лес. Именно это от него сейчас требовалось. Дазай доверился Ацуши, если так подумать. Без каких-то оговорок или сомнений. Накаджима впервые вообще встретил человека, который его поставил с собой наравне, когда Дазай появился. А все остальные будто стали частью этого нормального мира, в каковом Ацуши вдруг оказался. Дазай знает также, что его могут подслушивать. Без объективной причины. Может, Ацуши показалось. Откуда он может знать наверняка, что это всё не игры его воображения? (Накаджима ещё следил за лесом. Пока было спокойно) Что-то внутри зачесалось как будто, клочок любопытства, который рождал новый знакомый. Уже почти друг. Ацуши себя не уважал за это, но он постарался прислушаться. Ничего будто и не изменилось. Просто в голову проникали новые звуки: начиналось всё с дуновения ветра. Шевеление сотен травинок, скрип крон деревьев. Но нужно не уходить так далеко — обратить внимание на звуки в палатке. Звук, с которым воздух бьётся о ткань. Лёгкое шевеление Дазая во сне. Постепенно уши заполняются звуком его сердцебиения, громкого и успокаивающего, но когда Ацуши стал вслушиваться в ритм, то заметил, что он неправильный. Сердце мужчины ухает слишком громко, резко, не идя ни по какому ритму, оно словно скоро разорвётся. Кровь течёт по жилам брюнета мерно, значит, на его теле нет ран. Тогда что может быть причиной таких ужасных шумов? Этим вопросом задавался Ацуши, пока не переключился на дыхание. Он вздрогнул, вслушиваясь в сдержанные хрипы. Кто-то будто умирал и просил о помощи — но нет, это Дазай, с которым всё в порядке и который просто дышит. Так жутко и страшно, что у Ацуши скрутило узел в животе, когда он услышал ещё один едва ли не задыхающийся звук. Вкупе с сердцебиением это было невозможно выдержать. Ацуши очнулся, сжимая руками траву, на которой сидел. То, что он только что слышал, это просто ужас. Словно зов самой смерти. С Дазаем что-то явно не так, но тот не говорит, что. Может, это последствия использования магического камня, о которых Накаджиме не сказали. Что-то из разряда «за перемещение платит только владелец». «Это вполне возможно», — Ацуши оглянулся назад, на Дазая, и отодвинул край входа в палатку. На чужом лице было спокойное выражение. Ацуши не знал много о магических артефактах, и даже так он считал, что во всём виновато что-то магическое. Какие могли быть объективные причины тех шумов и этого дыхания? Возможно, какая-то болезнь. Если человек болеет чем-то таким страшным, то у него это должно проявляться и внешне, разве нет? Не хотелось медлить. Ацуши, в конце концов, всё ещё охраняет чужой сон. Он только на секунду заглянет в палатку, кое-что проверит и выглянет обратно, чтобы продолжить наблюдение. Почему-то, у мальчишки и мысли не мелькнуло, что Дазай может не спать. Ацуши слишком волновался, он явно делал то, чего ему нельзя, и даже перед самим собой у него нормальных оправданий не было. Он залез в палатку по пояс, уставившись на спящего Дазая. Как Ацуши помнит с их первой встречи, мужчина спит чутко и постоянно просыпается. Он нагло воспользовался теплом Ацуши тогда, не спрашивая разрешения, и, возможно, сейчас парень отплачивает Осаму тем же. Накаджима медленно и аккуратно потянулся к бинту на щеке спящего. Ацуши хотелось проверить, не гноились ли у него раны. Может, Дазаю просто очень больно, но он привык скрывать боль так хорошо, что это выдаётся лишь Накаджиме и тигриному слуху. Он отодвинул бинт слегка, прежде чем случайно сдёрнуть, и чуть не умер на месте от страха. Дазай не проснулся, и Ацуши вгляделся в его щёку. На ней было уже не четыре пореза, а три, отчего Накаджима заполз в палатку почти полностью и недоумённо на Дазая уставился. И следа от четвёртой царапины на щеке не было — только слегка розовая кожа, словно раздражённая. Ацуши, забывшись, провёл по его щеке пальцем. Дазай не открыл глаз и не шевельнулся. — Я надеюсь, что ты следишь за нашей безопасностью, — зашевелились его губы, и Ацуши отпрыгнул, тихо и панически соглашаясь, прежде чем из палатки вылететь. Дазай второй раз уже проворачивал это: притворился спящим и ответил Ацуши будто во сне. В лесу за эти несколько мгновений ничего не изменилось. Только Ацуши, горящий от смущения и от того, что его только слегка пожурили, даже во второй раз. Возможно, Дазаю и хотелось ударить его, но он человек благовоспитанный… И, как выяснилось, терпеливый. Накаджима закрыл лицо руками и глубоко выдохнул, но провалиться в обвинение самого себя ему не дал внезапный шум. —…как же я ненавижу всё это… Помогите, кто-нибудь, — услышал Ацуши тонкий голос, жалующийся. Он замер. Но нет, его не заметили, кто-то продолжал говорить с собой. — Здесь страшно…но там ещё страшнее. Тонкий женский голос был наполнен слезами, и Ацуши поднялся, оглянувшись на палатку. Девушка не далеко отсюда, он Дазая надолго не оставит. Вдруг ей нужна помощь? Вдруг это одна из жертв похитителя? Но Накаджиме даже не пришлось далеко отходить. Только он сделал несколько шагов, как наткнулся взглядом на чью-то фигурку. Незнакомка застыла. А потом случилось то, чего Ацуши не успел понять — в глаза резко ударило светом и он оказался в какой-то комнате. Сделав со страха несколько шагов назад, он упёрся во что-то спиной, и оно его схватило. Ацуши вскрикнул. — Ч-что вы делаете? — воскликнул он. Надо было сказать Дазаю, что он уходит, а не покупаться на беззащитность чужого голоса! Ацуши пытался найти врага взглядом. Он повернул голову, и увидел лицо девушки с рыжими косами, испуганно на него смотрящей. Он подозревал, что именно она всех похищала. А Дазаю предположение не озвучил, ведь думал, что засмеют. — Вы одарённая, — пробормотал Ацуши, гипнотически пленяясь её взглядом. Девушка вздрогнула, непонимающе хлопая ресницами, и приказала кукле выкинуть его за какую-то дверь. Ацуши очнулся, стоя на траве перед незнакомой девушкой, словно ото сна. Кажется, он только что подошёл проверить, что не так. Дазай зашевелился в палатке, но Ацуши услышал это лишь из-за сверхъестественного слуха. —…Ты тот мальчик, который меня спас, — пробормотала она испуганно, и Ацуши огляделся, действительно её узнавая. — Я думала, ты не выжил. Накаджима двинулся вперёд и это заставило её нервничать. — Что с вами случилось? Вы потерялись?.. Или бежали от похитителя? — спросил Ацуши сочувствующим тоном. Его руки слегка поднимались, словно он желал показать, что не сделает ничего плохого. Девушка яростно замотала головой. — Я слышал, что вы пропали одной из первых. — О-откуда…вы знаете? — залепетала она в панике, делая шаг назад, и у Ацуши спёрло дыхание. Осаму выбрался из палатки и зашелестел кустами, стал за ними наблюдать — а Ацуши это слышал. —…Я ищу пропавших людей. Пожалуйста, не беспокойтесь, всё будет хорошо, — кажется, нельзя было упоминать о Дазае сейчас. — Все в городе в панике, ведь случилось что-то такое ужасное, но если вы вернётесь, то… — То лучше не станет! — воскликнула она вдруг злобно. Ацуши и ответить ничего не успел, как она рванула от него, цепляясь волосами за ветки. Он мог только начать догонять её, но тут на его плечо опустили руку. — Подожди, пусть всё-таки успокоится. Здесь довольно легко заблудиться, в этой чаще леса, — сказал Дазай. Ацуши посмотрел на него с непониманием. — Даже если её правда жаль. — Это ведь она — «похититель»? — парень мотнул головой в сторону, где скрылась девушка. Его сердце скрипело от такого предположения. — Верно. Пропали люди, с которыми она конфликтовала, скорее всего. И её явно очень пугает её сила, даже несмотря на то, что она активно ей пользуется. — Но с чего ей конфликтовать с таким количеством людей? — Она иностранка, — и этим всё было сказано. «Иностранец» — будто синоним слова «мор» в этой стране. Ацуши вгляделся в темноту с беспокойством. — Её многие ненавидели просто по этой причине. Вряд ли владелец пекарни относился к такой работнице хорошо… Другие девушки её возраста могли смеяться над ней, парни — злобно подшучивать. Она везде лишняя, ещё и потому, что одарённая. —…Ведь только со способностью она могла за день похитить столько людей, — пробормотал Накаджима. — А ты использовал что-то из своих сил, когда говорил с ней? — убрал Дазай руку с его плеча, говоря серьёзно и проникновенно. Ацуши смутился, снова думая о том, как лез в его тайны. — Что-то использовал. Я слышал, как вы за нами наблюдаете. Видел её очень чётко. И все чувства как будто обострились, когда я к ней подходил. — А ты смог бы найти человека в лесу по запаху? — мужчина наклонился к земле и поднял сломанную ветку, к которой прицепились несколько рыжих волосин. Он взял волосы и показал Ацуши. — Например, по этому запаху? Если такое вообще возможно, различить, чем и от чего пахнет, то, наверное, Ацуши сможет. Лес весь был наполнен определённым запахом, исходившим от растений. И эти волосы по запаху отличаются. — Кажется, я чувствую, — протянул Ацуши, сразу став увереннее. Дазай аккуратно отдал ему волосы. Это не требовалось. От мужчины пахло кровью, а вблизи от них — человеком, и Ацуши было легко распознать, куда идти. Он пошёл вперёд, по наитию, и Дазай двигался за ним почти бесшумно. — Всё началось, когда пропал хозяин лошади. Мы раскрыли ей глаза и на то, как к ней относятся, и на то, что она натворила, — сказал Дазай. — Тогда это, по сути, произошло из-за нас. Мы заберём её в агентство? — Нет. Её место здесь. В этом городе. Даже несмотря на то, что многие люди обидели её, лучше ей будет остаться. Чтобы быть уверенной хоть в чём-то в своей жизни. Ацуши продвигался осторожно, хоть и знал, что до цели пока далеко. Он не слышал никого, кроме себя и Дазая. — Простите за то, что… подглядел, — тихо извинился Накаджима, пока они шли. Дазай угрюмо хмыкнул. И подглядел, и подслушал, и потрогал. — Излишнее любопытство не доводит до добра, — протянул брюнет только. Заслышался тихий плач. Ацуши поднял голову, вглядываясь. Грустный плач потерявшейся девушки заставил его подняться и ускорить шаг, подбежать к пеньку, у которого она сидела, и застыть. Она подняла на него взгляд и сделала злое выражение лица, но Ацуши твёрдо положил ей на плечо руку. — На этот раз меня не спасти, — пробормотала она высоким голосом. — Проваливай, «хороший мальчик», — нотки стали угрожающими, но Ацуши показалось, что это лишь страх. Как у самого́ него, постоянно так ведущего себя. — Я же, как ты сказал, «одарённая». Ацуши не помнил, чтобы он говорил такого, но это не было важным. Он уверился во всём только больше. — Я тоже одарённый. Иначе не выжил бы после твоего спасения. Её лицо было красным, и она щурящимися глазами смотрела на него. Глаза Ацуши были немного подсвечены голубым пламенем, и по девушке было буквально видно, как она ему поверила. Капли по лицу перестали течь. — Меня зовут Люси Монтгомери, — сказала она, резко отвернувшись, и скинула руку Ацуши со своего плеча. Тот не казался ей опасным. И ловить она его тоже не собиралась. Люси рассказала, путаясь и злясь, что поймала очень много людей в «комнату», которая была её способностью. Она старалась проводить там, внутри, как можно меньше времени, из-за куклы по имени Энн. Кукла стережёт её маленькую комнату, она слегка зла и безумна, отчего Люси некомфортно пользоваться даром. И всё же, когда её попытались убить, она стала отдавать Энн всех, кто вредил. Дазай незаметно подошёл к ним и опустил на плечи девушки какую-то вуаль. Та неуверенно в неё укуталась, задавая много вопросов, о том, кто они, зачем они это делают, на что Дазай ответил, не давая Ацуши вставить ни слова. Накаджима ощущал схожесть ситуации Монтгомери с той, в которой оказался сам. — Я вас помню. Вы говорили с полицейским. Там ещё был светловолосый мужчина, с вами обоими, — Люси оглянулась, но никого не нашла. Она твёрдо спросила, — Он тоже здесь? — Нет. Здесь только мы, — успокоил её Дазай. — Ты должна отпустить этих людей. Как ни странно, это сказал Ацуши, отчего оба спутника на него обернулись. Монтгомери сжала руки. — Я не могу. Тогда ведь всё начнётся сначала. Они получили по заслугам! — возмутилась она, вскакивая с земли. — Я должна покинуть это место. — И вокруг всё то же самое, — протянул Дазай, касаясь её волос, чтобы не ушла от них с помощью способности. На него обратили внимание злые зелёные глаза. — В каждом городе к иностранцам плохо относятся, и в некоторых даже хуже, чем здесь. Куда бы ты ни пришла, лучше не будет. Только хуже, ведь у тебя не будет даже своего уголка… А здесь? —…Здесь у меня есть дом, — она ответила неохотно. — И, даже если ты чувствуешь власть, разве тебе не трудно держать в комнате так много людей? Ты так и будешь с ними таскаться? — добавил Ацуши, протягивая ей руку и делая шаг от пней, чтобы направиться к их палатке. Дазай одобрял его намерения, вроде. Она же ударила его по руке, но пошла следом. Голос Монтгомери был плохо слышен. — Это отнимает силы. — Нельзя заставить людей любить тебя. Но можно показать, чего ты сто́ишь. И на фоне этого шума из-за «похитителя» неодобрения людей будет меньше, — сообщил Дазай, прежде чем начать складывать их палатку. Монтгомери обратилась к Ацуши: — Тебе не мешают жить… твои странные волосы и твоя сила? — она спросила это с настолько серьёзным лицом, что Ацуши не сомневался — она разозлится и ударит его, если ответить неправильно. — Это сначала напугало меня, но теперь мне хочется помогать людям с помощью своей силы. Я и… нашёл-то тебя только с её помощью. Люси зарделась и ударила его. Довольно больно. Когда Дазай сложил палатку и они вышли из леса, мужчина не дал никому из них заговорить. Хотя у Ацуши были вопросы, и у Монтгомери тоже. — А мне понравилось действовать с тобой в одной команде, — вдруг обернулся Осаму к нему, и руки Ацуши вздрогнули. Захотелось отвести взгляд — и не хотелось, потому что Накаджима чувствовал: он может преодолеть смущение, он заслуживает этих слов. Он всё сделал правильно. Ацуши только открыл рот, чтобы сказать мужчине что-то такое же приятное, но Дазай закончил фразу, — Здорово, когда можно наблюдать за тем, как работают другие, а не делать самому. Момент был безнадёжно испорчен, Дазай залился смехом (глупым смехом!), а Ацуши разорвал зрительный контакт. И чего ему показалось, что слова этого странного человека прозвучали по-особенному? Глупости. — Что в этом весёлого? И что мне теперь делать? — спросила девушка раздражённо, прежде, чем они начали разрабатывать план, где именно Монтгомери «вернёт» всех людей.***
— М-м-м, ты знаешь, я хочу сказать спасибо, — Люси вышла из дверей своего дома, где Ацуши её ждал. Дазай сказал, что они должны убедиться в её благополучии, и, возможно, станут иногда навещать. Она вычесала из своих волос все ветки и сменила платье на чистое. — Никто действительно… Сейчас не ругается на меня, — сказала она. Ацуши видел, как ей неловко, и улыбнулся. — Это пустяки. Мы просто хотели помочь. — Да, но без тебя этот брюнет бы не справился. Я не думаю, что пошла бы с кем-то, кроме тебя. Потому что ты меня спас, — объясняла она ломано, подходя. У неё румянцем горели щёки, а Ацуши заподозрил неладное. Когда Люси целует его, привстав на носочки, он не чувствует ничего. Нет, это конечно приятно (?), и смущает, а в животе словно крутятся рыбы, но он буквально не понимает никакой важности этого прикосновения. Они же просто коснулись губ друг друга, что в этом волнующего? Он пытается побороть смятение — Накаджима не почувствовал радости, какого-то морального удовлетворения, и его сердце стучит также, как и обычно. В книгах поцелуи были выражением любви. Люси любит его? Тогда получается, что он её — нет? Настолько его сердце равнодушно, что не застучало даже от поцелуя? — Какая романтика, — присвистнул вдруг Дазай. Люси и Ацуши друг от друга отпрыгнули, и девушка начала смущённо бормотать, после чего скрылась в доме. Накаджима с неприязнью обернулся на Осаму. — Так сложно было немного подождать?! — И что бы ты сделал? Сказал бы, что у вас любовь до гроба и убежал с ней в закат, держась за ручку и вприпрыжку? — съязвил Дазай, на что Ацуши только закатил глаза. Он даже не успел ничего ответить Монтгомери из-за него. Зарывшись пальцами в волосы, Ацуши с рычанием двинулся от Дазая дальше по безлюдной улице. Город спал. Если поцелуй с Люси поверг его в смятение, то слова Дазая повергали его в натуральное бешенство. Осаму же вдруг появился прямо перед ним и снова исчез. Ацуши издал ещё более недовольный возглас. — Хей, Ацуши, смотри, я на крыше! — воскликнул Дазай, появляясь там. Ацуши и не взглянул. — А теперь за твоей спиной! О, а сейчас — на другом конце улицы! И теперь я!.. — Осаму появился рядом с ним снова, потерял равновесие и запнулся о скамейку. Ацуши гадко посмеялся. — Ты ещё дуешься? Это глупо, Ацуши-кун, я ничего плохого тебе не сделал. Ацуши несогласно замотал головой и покраснел. Даже не из-за себя Ацуши был зол, а из-за Люси, которую Дазай тоже высмеял. Бедная девушка, перед ней нужно будет извиниться! Только Ацуши не совсем уверен, как к ней подойти после такого. Он же к ней ничего, получается, не чувствовал. Ему было лишь жаль её, и он хотел помочь. — Вы меня опозорили перед девушкой, которой я… В общем, в вас нет ни капли деликатности! Вы в обществе росли, или где? — ответил Ацуши, смущаясь и путаясь из-за своей небольшой обиды. Дазай, конечно, отсрочил его ответ для Люси, это здорово, но не обязательно об этом знать. У Дазая и так самомнение до небес. — А знаешь, есть хорошая история о примирении. «Поцелуй поэтов», называется, — сказал Дазай уже у самого его уха, и Ацуши вздрогнул. Осаму сел рядом, по-турецки скрестив ноги. — А вы любитель рассказывать истории. Эта тоже из реальной жизни? — иронично ответил Ацуши, а Дазай хмыкнул. — Не из моей. И вообще не из жизни кого-либо из живых — этой истории много лет. Интересно? Ацуши помялся и кивнул. Как можно не помириться с этим глупым Дазаем, когда он так дружелюбен? Вот и Ацуши не знал. Да и обида его лёгкая и глупая. — В маленьком городе, в котором друг друга знали почти все, жили два молодых поэта. Один из них незаслуженно считал себя лучше другого, а другой просто писал стихотворения и иногда собирал людей, чтобы читать вслух. Второй тоже так делал, но на его чтение приходило в разы меньше людей — читал он хуже, чем писал. Последней каплей для недооценённого стало то, что девушка, в которую он был влюблён, не пришла на его стихотворный вечер, а пришла к сопернику. И тогда второй поэт в ярости бросил вызов сопернику — битва стихотворениями, чтобы решить, кто из них лучший, — забормотал Дазай, изредка жестикулируя и изображая разные эмоции. Ацуши против воли оттаял. — Да уж, рассказчик из вас так себе. —…Но на вечере они оба были хороши́, и публика не знала, кому сочувствовать — оба стихотворения были прекрасны по-своему. Первый поэт уже наловчился, и писать такие для него было хоть и трудно, но привычно, а второй вложил в стих всю свою оскорблённую душу. Публика покинула вечер, и они так ни к чему и не пришли. В конце концов, поэты признали, что равны, и, дабы это не осталось просто словами, закрепили прощение поцелуем, — торжественно закончил Дазай. — С тех пор «поцелуй поэтов» является одним из способом примирения людей, оскорбивших друг друга. —…Никогда об этом не слышал, — обескураженно пробормотал Ацуши, смотря на улыбку брюнета. Откуда он вообще выкапывает свои странные истории? И каким психом нужно быть, чтобы их запоминать? Может, он всё-таки сказочником подрабатывает? Нет, тогда рассказывал бы лучше. — Они же оба были мужчинами?.. — И именно поэтому их поцелуй не значил ничего, кроме примирения, Ацуши, — пояснил Дазай. — Может, простишь меня за тот испорченный поцелуй? — И вы хотите так закрепить прощение? — поинтересовался Накаджима, поворачиваясь к нему. Раз это ничего не значит, ну, кроме светлых чувств прощения, то зачем бы ему отказывать Дазаю? Он ведь простил. Пусть Осаму убедится. — А почему нет? Так ты действительно поймёшь, простил ли меня. Дазай прикрыл глаза и приблизил своё лицо к чужому; Ацуши, всё-таки волнуясь, сделал так же, чувствуя, как его губ касаются чужие. В животе кувыркались рыбы, как и с Люси. Но произошло и то, чего с Люси не было — дыхание сбилось. И сердце застучало сильнее. Ацуши по наитию сделал то, что девушка с ним делала. Смял чужие губы и положил ладонь на щёку Дазая, продолжая его целовать. Это было ярче, чем с Монтгомери, и гораздо приятней. Ацуши на губе Дазая почувствовал нечто вроде шрама, лизнул его, и они с Дазаем друг от друга отстранились с негромким чмоком. Ацуши убрал свою руку и прижал к туловищу, чувствуя, как стучит в ушах и во всём теле кровь. И это ничего не значило? Осаму почему-то засмеялся, вытирая губы. Сердце Ацуши ушло в пятки. — Наверное, мне надо было уточнить, что поэтам было по пятнадцать лет, и они поцелуем считали просто соприкосновение губ. А ты меня как девушку поцеловал, — проговорил Дазай, задыхаясь от смеха. Ацуши ещё не видел, чтобы он так откровенно ржал. — Да, надо было уточнить! — покраснел Ацуши от возмущения, снова отвернувшись от Осаму, что держался за его плечо, покатываясь со смеху. Откуда он знал?! Просто сделал то, что делала Монтгомери, и от себя чуть добавил. Лизнул шрамик на губе, так, в шутку. Смех Дазая ранил. Ацуши нахмурился и отвернулся, сидя так, пока Осаму не отсмеялся. — Извиняйся перед своей дамой, нам пора обратно, Ацуши-кун, — улыбнулся он. Ацуши мог только смущённо кивнуть.