Да здравствует герой!

      — Так или иначе, Дазай-сан, что вы здесь делаете? Мне нужно было мусор на свалку отнести, — сказал Ацуши, в последний раз назад оглядывась. Дазай появился как-то слишком вовремя — вряд ли он специально за Ацуши следил. Накаджима только прийти успел. Ученик только-только заметил, что Дазай сегодня в брюках. Впервые за их знакомство он надел что-то вместо юкаты.       — Ох, я нашёл важное место. Мне нужно забрать некоторые вещи из… — Дазай к нему наклонился и сказал с очень хитрой улыбкой. —…больше не тайного дома короля. Ты поможешь мне, Ацуши?       — Дома… короля? — опешил Ацуши, смотря на Дазая во все глаза. — Разве король не живёт в замке? Среди слуг и прочего. Или у него есть?..       — У него есть ещё один дом. В котором он жил, пока был мальчишкой, юношей. И до сих пор он заходил туда, подлечивая местное население. Возможно, кто-то пропал из-за него, но кто знает, — протянул Дазай, довольно направляясь куда-то. Ацуши медленно двинулся следом, с сожалением подумав о своих волосах. Не получилось нормальным его сделать. Зато Дазай приблизился к какой-то своей цели.       — Зачем было искать его дом? — спрашивает Ацуши, догоняя. На лице непонятливость, особенно когда глаза проходятся по внешнему виду района — он очень далеко от центра и выглядит паршиво.       — Информация. Это место, которое он мог по-настоящему назвать домом, хоть тот и разваливается. И находится на отшибе. Дальше всех домов, которые здесь есть. Он был, между прочим, обычным мальчиком, — ответил Дазай, перебирая руками. Он глядел вперёд как-то очень отстранённо, будто бы плохо видел. Даже когда он посмотрел на Ацуши, этот взгляд не исчез.       — Да, вы упоминали. Он был врачом, — смутно припомнил Ацуши. В нём зазудело любопытство, и всё росло, чем дальше они шли. Осаму кивнул с лёгкой улыбкой. — Чтобы больше узнать о нём, о его слабостях… Но что, если слабостей мы не обнаружим?       — Нет, этот дом — сосредоточение слабостей. Я бы даже сказал, самая большая слабость. Он ведь не смог оставить его, даже когда стал королём. А ему можно было купить любой дом, в любой части города, где его никто не видел, — Дазай повёл Ацуши вдоль старых домов, указывал путь. Он говорил с удовольствием, очень странным и непонятным. У Ацуши возникло желание протянуть вперёд руку и ухватиться за чужую. Но он не стал, понимая всю абсурдность этой мысли. — Я уже был здесь один раз. Давно… И наконец снова нашёл. Я сразу узнал этот дом, — сообщил наставник, вдруг повернувшись, но всё также ускоряя шаг.       Какое-то у него возбуждённое состояние. Ацуши с интересом посматривал вперёд и на наставника взгляд переводил, пока они не дошли до нужного места. Всё выглядело так, будто его давно оставили и позабыли, особенно в закатных лучах…       Ацуши посмотрел на распахнутую деревянную дверь, на мужчину, вставшего возле калитки. Тот осматривал двор рассеянно — как можно в таком состоянии хоть что-то найти? Ветер шевелил траву во дворе, выросшую почти по пояс. Всё это выглядело как обычный заброшенный дом.       — Когда он был здесь в последний раз? — спросил Ацуши, поровнявшись с Дазаем, смотрящим на крышу. Накаджима тоже попытался хоть что-то там разглядеть, но без толку. Только яркое оранжевое солнце.       — По словам одного человека, недавно. Но он не ухаживал за домом. Ему это было не нужно. Больных же можно лечить и так.       — И никто не догадался, что здесь был король? Его пациенты тоже?       — Его Величество хорошо умеет притворяться и скрываться. Да и вряд ли здесь кто-то знает, как он выглядит. Зайдём внутрь? Ацуши-кун увидит, как он жил. А я подтвержу свои догадки, — мужчина распахнул дверь с лёгкой руки и прошёл внутрь.       Точно воодушевлён. Он будто ждал всё время, как покажет это место кому-то. Ацуши осматривался, но не находил чего-то «королевского» или необычного. Лишь куча пыли, летающей в солнечных лучах.       Дазай проводил рукой по стене, смахивая пыль. Как в церкви, не так давно. В этом старом доме Ацуши не видел совершенно ничего не обычного — это как комната в общежитии, только беднее! И книжный шкаф стоит. Где-то с петель слетела дверь в другую комнату.       Понятно, что жилось тут плохо. Вместо кровати только какой-то маленький матрас, как на ребёнка или собаку. Бельё на нём выцвело до такого же непонятно серого, какой был на старой приютской робе Ацуши. Застиранной до бесконечности, ставшей такой из белого. Это был до странного тёмный дом. На верху, в шкафах, Ацуши заметил карты и фишки и потянулся туда, на Дазая поглядывая.       — Это может быть нужным? — спросил он, распахнув дверцы. Наставник в мгновение ока появился рядом, тоже тяня вверх свои руки. Ацуши старался не так часто на него посматривать, но всё равно увидел, как Дазай ухмылялся.       — Карты, фишки… Думаю, это использовалось для координации военных действий. Сейчас уже нельзя восстановить, какими они были, к сожалению. Бумага молчит, — тихо сказал Дазай, и его лицо было в темноте слишком близко. Ацуши, забывшись, шарахнулся в сторону, но ударился о дверь шкафа. Только в глупом свете себя выставил и Дазая посмеяться заставил.       — Карта — схема, а фишки это войска? — поинтересовался Ацуши, пока Дазай рассматривал карты. Мужчина выглядел равнодушно и отвлечённо: интересно ему совсем не было. Когда смотрел на карты. Когда же он повернулся, Ацуши почувствовал некую заинтересованность во взгляде. Рассеянность Дазая превратилась в цепкость, Накаджиму словно крепко схватили за руку, хотя на деле — просто взглянули.       — Именно так. Я заберу это, пожалуй, — с такими словами наставник запихнул карты и фишки в сумку, грубо их туда свалив. В доме, в котором не было ничего запоминающегося (не считая запущенности), на самом деле таилось много вещей. Например, Ацуши увидел сундук.       Естественно, Накаджима подошёл к нему. Рядом ещё находился угол комнаты, и не убирали его, видимо, лет сто. Если комната была грязной, то конкретно эта часть стены, чётко различимая по контурам, была просто чёрной. Ацуши поморщился.       — Отвратительно, там будто что-то живое. Я бы к этому углу и не прикоснулся, — заметил Дазай и присел рядом. Он начал шебуршать чем-то и ковыряться в замке сундука. Ацуши покивал согласно и внимательнее на неубранную часть посмотрел.       — Дазай-сан, тут не просто слой пыли и грязи. Здесь есть чётко различимые отпечатки решёток. Будто бы огромная… клетка. Мне кажется, здесь стояла клетка. И этот угол он не убирал… — сказал Ацуши, обрисовав в голове форму клетки. В ней, опять же, могла бы жить среднего размера собака. Избавились от клетки совсем недавно, как и от её содержимого. Может, этого животного король боялся? Тогда как бы он кормил его? Или не кормил, но тогда оно должно было давным-давно умереть, а к клетке всё равно не подходили. Нет следов ног. И пока её не выкинули, она просто стояла в комнате и пылилась. — Я не понимаю. Получается так, будто он боялся этого угла. Дазай-сан, что скажете?       — Во дворе были её ржавые остатки. Нужно было очень постараться, чтобы так искорежить металл, — Дазай говорил, улыбаясь. Ацуши оглянулся на него, но найти причину этого настроения так и не смог. Эта клетка, видимо, с одного из рисунков наставника. До жути детальная. Из сундука виднелись ткань и одежда, что-то мужчина уже успел вытащить и сжимал в руках.       Дазай может знать больше об этих вещах, об их появлении и значении.       — Какую информацию вы ищете? — поинтересовался Ацуши. Он медленно вытащил из сжавшихся белых пальцев старую тряпичную куклу. Дазай реагировал до странного медленно, его глаза словно превратились в большие чёрные точки, и мужчина отвёл взгляд, припоминая. Ацуши рассматривал куклу, разваливающуюся в его руках. Простая, с большой головой и довольно потасканная, если не порванная.       — Если я скажу сейчас, то тебе будет неинтересно читать сказку в дальнейшем, — сказал Дазай, ухмыльнувшись. Увидев взгляд Ацуши, пояснил, — С тем человеком эти истории во многом связаны, — нехотя. Ацуши покивал, говоря, что не важно, Дазай может не объяснять. Ему ведь о замке говорить должно быть также неприятно и раздражающе, как Накаджиме — вспоминать о приюте. Только во взгляде чужом азарт почему-то, граничущий с лёгким… безумием.       — Здесь детские вещи лежат, — наставник, как ни в чём ни бывало, поднял детскую рубашку и чёрный плащ. Всё детское дороже взрослого, а тут ещё и на вид вещи такие дорогие.       — Наверное, он всё-таки не бедствовал, пока маленьким был, — ткань всё ещё сохранилась. Ацуши мог взять её в руки и сказать, что когда-то она была очень хорошей. Дазай выкапывал из сундука всё больше старых детских вещей. Их было бесконечно много. — Сейчас и выяснится ещё, что мебель из лучших материалов.       Накаджима не завидовал почти, он только не мог понять, зачем одежды так много, если дом выглядит отвратительно и кроватей в нём нет. Да вообще никакой мебели нормальной — понял Ацуши. Дазая вовсе не удивляло, что дом состоит из коридора и этой захолустной комнатёнки.       — Мне кажется, это всё, что было у него. Одежда и пара настольных игр, — поразительное равнодушие наставника. Ацуши пожал плечами, как Дазай вдруг поднялся. — Здесь больше нечего делать — во второй комнате гораздо больше интересного.       Накаджима дёрнулся посмотреть в сторону второй комнаты, и зрачки у него сузились резко. Мерзкая комната, которая будит внутри зверя.       — От неё воняет. Даже без способности чувствую, — пожаловался Ацуши, когда подошёл к двери, после себя ворох детских вещей оставив.       — Мне тоже не нравится. Но этот запах ничем не перебьёшь.       Стало понятно, что Дазай имел ввиду, когда они обошли сломанную дверь. Въевшийся запах чего-то тухлого: в стенах, в ткани на шторах и больше всего на сооружении в центре комнаты. Тёмные отпечатки. Гниль. Разложение. И Дазай, быстро ко всему этому зашагавший, театрально показывающий.       — Даже только из-за этой комнаты его можно ненавидеть. Узнаёшь это, Накаджима Ацуши? — паясничал. На взгляд Ацуши, сейчас это было совершенно лишним.       — Стол для пыток с рисунка, — Ацуши подошёл к этому столу ближе, не желая к нему прикасаться, а Дазай вовсю пачкал им руки, веселясь и что-то ища. В его маленьких нижних отсеках. Руки у Осаму измазались гнилью и тухлятиной (странно, что до сих пор не было видно ни одной личинки), но выглядел тот всё также уверенно.       — Он любил вставлять такие штуки в детские тела, — сказал Дазай, уже не улыбясь, держа в руках длинную иглу. — Парализовывать. А дальше… уж не знаю, что было.       — Вы с отцом путешествовали и случайно увидели это здесь? — спросил Ацуши, сглотнув отвращение. Король вырисовывался личностью, а не безмолвным портретом. Неприятной и злобной личностью, что любит наблюдать за чужими страданиями.       — Можно и так сказать. Мы были прекрасно осведомлены о том, что здесь происходит, но нельзя было вмешиваться. Он очень злился, если вмешаться, а когда он злился… То даже камень мог не спасти. Но изначально это стол для операций, а не пыток. То, что происходит не официально, под покровом ночи, не считается. Лишь хобби.       «Лишь»? Дазай не серьёзно говорил, будто осуждая, но это всё равно звучало странно. Ацуши подошёл к нему ближе и положил руку на плечо, а наставник лишь дёрнулся. Этот отвратительный дом нервировал куда сильнее, чем любое задание агентства. И ещё больше не нравилось чужое то забытье, то веселье, то какая-то пустая эмоция. Мужчине здесь тоже неприятно находиться было, что бы он ни изображал.       «Вы бывали тут куда чаще, чем один раз», — подумал Ацуши, убрав с чужого плеча руку. Он стал осматривать пространство. Так много инструментов, железных и покрытых пылью. Некоторые были чистыми, но их было меньше. И куча книг на полу валялась, вместе с бумагой, запиханной внутрь. Ацуши не знал, за что хвататься и что делать. Он поднял книгу о строении человеческого тела и раскрыл её, пока Дазай читал какой-то лист.       — Что-то интересное?       — Список, «что хорошо, а что плохо». Без контекста, но вряд ли он составлялся хорошим человеком, — ответил Дазай, лист тоже сложив в сумку. Любопытство грозилось загрызть.       — После этого стола, после инструментов и гнили повсюду, нам нужно ещё что-то в этом старом доме? — Ацуши поёжился. Он понял также, почему существует рисунок женщины без ноги. Скорее всего, действие рисунка происходило здесь.       — Нет. Думаю, мы увидели достаточно. Пойдём поужинаем, Ацуши-кун. Недалеко есть более благополучный район, — ему на плечо положили руку и повелительно вывели из комнаты, а потом и из дома, оставив почти всё здесь. Ацуши оглянулся на дом один раз — его вид теперь казался зловещим. Стоит просто пойти за Дазаем. Тем более, что тот, кажется, расстроился.       У Ацуши уже лучше получается определять его эмоции. Хотя, может, это Накаджима надумал себе… Как же неприятно подумать, что ошибся. Дазай ведь и улыбается, и ведёт его поесть куда-то, а у Ацуши чувство, будто Дазай расстроен, ведь сам Ацуши в растерянности.       — А как выглядел король? — осторожно спросил Ацуши.       — Я ни разу не говорил? Высокий мужчина в возрасте с тёмными волосами — почти до плеч. В целом, здесь он мог бы легко придать себе вид обычного бедняка. Не очень королевская у него внешность, — хмыкнул Дазай. — Через некоторое время мы встретимся с советником. Если хочешь пойти со мной, то я буду рад. Вам надо бы увидеться.       — Вы хотите встретиться с ним сегодня?       — Через неделю или чуть меньше. Из замка нелегко вырваться. Не думаю, что он вернётся в дом в ближайшее время или просто вернётся. Раз мы здесь побывали, значит, место рассекречено.       — Но может ведь быть ещё одно жильё? — поинтересовался Ацуши.       — Может. Но это уже не важно. Самое главное уже обнаружено и рассекречено. Хорошо освежить память и подкрепить всё бумагами, — Дазай вздохнул и улыбнулся, качая головой. Воодушевление пропало, но Осаму не волновало, заметил ли это Ацуши. Он привёл подопечного в забегаловку и заказал одну порцию ухи, усевшись за один из столов.       Теперь его посетило спокойствие, почти смирение. Ещё один шаг на пути к раскрытию всего происходящего. Осаму улыбнулся и даже издал смешок, представив, как Ацуши всё узнает.       — Ну и чего вы смеётесь? — пробормотал Ацуши, непонятливо на него смотря. Снова волновался оттого, что Дазай не заказал себе ничего.       — Да так, думал о будущем, — Дазай скосил глаза на вход. Несколько человек за столами, несколько было снаружи. Поглядывают на них. И люди, которые сели за столами рядом, то пальцами щёлкают, то костяшками хрустят. Дазай за ними лениво следит. Существует ли какая-то опасность, или это в нём просто паранойя говорит? Уже не понять, с каждым днём доверять себе всё сложнее.       Осаму, возможно, слишком мало смотрел на подозрительных людей, слишком мало прислушивался к шагам сзади, направляющимся к нему. Даже Ацуши напрягся, а Дазай откинулся назад на стуле. И его схватили за горло.       Самым примечательным в этой ситуации было испуганное лицо Ацуши. Руки на горле только мешали дышать, и Дазай просто поднял взгляд наверх. Душащий человек казался знакомым.       — Что-то не так? Вам что-то нужно? — хрипло спросил он, даже не пытаясь освободиться. Ответом стала усилившаяся хватка и потеря дыхания полностью.       — Надо убить второго тоже.       Ацуши только сейчас отмер. Дазай не подавал признаков жизни, хозяина забегаловки заставили выйти, а его самого скрутили и собирались атаковать. Они с Дазаем же просто ели уху. Что им нужно? Это явно не воры!       Накаджима укусил того, который его держал, от паники. Человек вскрикнул от боли, когда из его руки брызнула кровь, и Ацуши наконец догадался использовать способность, чтобы откинуть человека куда подальше.       У них было оружие и количество, у Ацуши — злость, мощные лапы и острые когти. Понимание, с чего вдруг на них напали, отсутствовало. Они даже не разговаривали ни о чём, что могло бы подозрения вызвать. Ацуши видел таких людей в первый раз, они его — тоже. Накаджима откинул парочку, но те вдруг сгруппировались и схватили его все вместе, заблокировав пути к отступлению.       Плохо, плохо, плохо! И Дазай всё не встаёт, Ацуши не успел до него даже добраться и проверить его состояние… Убивать людей нельзя. Калечить тоже, тем более незнакомых. И тем не менее, Ацуши смог себя оправдать, когда когтями полоснул по всем держащим рукам, проигнорировал крики боли и бросился к Дазаю, проверять, что с тем.       Не шевелится, хотя Ацуши различает дыхание. Его шеи не видно было из-за бинтов, но она не выглядела сломанной. Ацуши приложил руку к чужой груди и услышал смешок, чувствуя сердцебиение.       К горлу приставили большой нож.       — Последние слова? — спросил грубый голос, пока Ацуши одновременно и продумывал план атаки, и хотел сдаться.       Накаджима смотрел в лицо Дазая. Казалось, он один замечал, как тот кривит губы в улыбке. Как шевелит пальцами, выставляя их по очереди. Один. Два. Три…       Мужчина резко вскочил и с размаху ударил обидчика Ацуши ногой по голове. Ацуши лихорадочно выдохнул, обернувшись на упавшего противника, пытался найти нож взглядом и не затопить всё вокруг облегчением. Дазай всё-таки был жив. Наставник отряхнул руку, хмыкая, выронил из неё нож бандита и не обращал внимания на стекающую кровь. Оставшиеся преступники лежали в отключке после ударов Ацуши.       — Ты рано ко мне кинулся — пропустил одного. А я-то надеялся, что Ацуши-кун сделает всё за меня, — сообщил Дазай. Он улыбался. Ненормальной улыбкой, заставившей забыть о глупом замечании. Ацуши испытал странную потребность положить руку Дазаю на плечо и вывести из забегаловки. — При-вет, — отвернулся мужчина, наклоняясь над упавшим противником — тем самым, что его задушил. Тот начинал вставать, но Дазай не дал — когда Ацуши подошёл, наставник уже давил обувью человеку на голову, прежде чем начать бить его голову ногой со всей силы.       — Да-дазай-сан, прекратите, он же не бессмертный! Вы ему голову пробьёте! — кинулся Ацуши, хватаясь за Дазая, который сразу с полуудивлённым лицом застыл. Кажется, его удалось вытащить из безумного забытья. Слава богам…       — Шавка королевская, — прохрипел преступник, лежащий на полу. Не мог он молчать?! Дазай, вопреки тому, что его сдерживали, полез в сумку за какой-то склянкой и тряпкой (пришлось его отпустить). Он прижал мокрую тряпку к лицу человека, снова его сдавливая. Он точно злится, до безумия. Но видит Ацуши лишь давящую на чужую голову ступню и спокойное выражение лица.       — Заткнись, — сказал Дазай скучающим тоном, убрав тряпку. Противник больше ничего не говорил. — Это снотворное. Не волнуйся, мы никого не убили, — наконец-то, нужные для Ацуши пояснения. Можно перестать волноваться насчёт этих людей. И убраться поскорее.       Ацуши не думал, что справится с толпой без особых усилий — это вводит в ступор. Он не думал, что Дазай силён и умеет драться; хотя странно. Нужно было об этом подумать ещё тогда, когда наставник говорил о королевской службе, только мысли Ацуши были заняты другими вещами. Оставались вопросы. По поводу чужого поведения и по поводу того, предвидел ли Дазай нападение на них. На него, потому что его узнали.       — Дазай-сан, вы знаете, почему эти люди хотели нас убить? Вы из королевского двора, но это не значит, что…       — Значит. Если я из королевского двора, я участвовал в войне не на той стороне, — подтвердил Дазай. Ацуши совсем не это имел ввиду, и поёжился. Хотелось сказать «не значит, что нужно убивать». Он протянул руку, дотянуться до чужого рукава и сжать бинтованное запястье, чтобы успокоить, и мужчина дёрнулся. За руку себя взять не дал. Ацуши неловко опустил ладонь — зря он пытается кого-то другого успокоить. Неожиданный взгляд Дазая секунду был наполнен непониманием. —…дело не совсем в этом даже. А в самом факте нападения. После этого события любого, кого хоть раз видели выходящим из замка, стараются убить. По крайней мере, в столице. И похожие на них люди попадают под подозрение. Как вообще думаешь, почему королевские солдаты никогда по одному не ходят? Их же быстро утащат за угол и убьют.       — Но это ведь… ужасно. И глупо. Ничего не исправить, убивая причастных и непричастных! Тем более, что убивая человека, — Ацуши передёрнулся и сжал руку в кулак, — ты пятнаешь и себя.       — В том-то и дело, нет у них уже самоуважения. Когда человек открывает для себя убийство в первый раз, то ничего у него уже не остаётся. Кроме убийства. И когда качество жизни теряет значение, человеку всё равно и на жизни других. Не во всех случаях, конечно. Конкретно с этими ребятами, — пространно рассуждал Дазай, пока Ацуши за ним шёл. Этот мужчина всё уходит в какие-то дебри своих мыслей, тёмных и колючих. Хоть бы отвлёкся на секунду и не возвращался к ним никогда. — Если кто-то не имеет уважения к себе, то и к жизням других он не будет лучше относиться. То, как ты к себе относишься, напрямую влияет на твой мир, — подвёл Дазай и умолк.       — Человеку, себя не уважающему, не всегда нет дела до чужих жизней, — возразил Ацуши, комкая юкату. Наставник абсолютно заблуждается. Если бы с ним что-то случилось… Хотя что с ним, вроде как, может случиться?       — Нет-нет, всё правильно, — стал заверять Дазай, положив руку Ацуши на плечо — кто знает, хоть так Накаджима послушает всерьёз? — У тебя есть уважение к собственной жизни, и очень большое. Хоть и своеобразное. Ведь сейчас ты защитился, ради своей жизни. Но не убил. Ради их, — Дазай улыбнулся, сверкнув глазами. — Это здорово, Ацуши.       Красивые слова, безумно приятные — Ацуши пришлось отвернуться, чтобы скрыть самодовольство, проскользнувшее в улыбке. Надо же, Дазаю Осаму в нём всё же нравится кое-что определённое! Конечно, не во всём тот прав, так уверенно утверждая…       — Эй, ты что, так удивлён?       — Нет, только… Мне нужно было защитить вас и реагировать быстрее. А ещё быть внимательнее. Тогда такого больше не повторится, — сказал Ацуши, на наставника обернувшись. Тот руки сложил в карманы и смотрел так недоумённо, будто и не предполагал этих слов. А вроде так просто… — Сам знаю, в этом нет необходимости.       — Это полностью бессмысленно, пока я не могу умереть, — кивнул Дазай.       — Но вам ведь тоже больно, когда вас душат или режут, когда что-то ломают, —…и понять это так просто. Осаму хрипит, когда задыхается, ухает от боли, когда его неожиданно и резко толкают. Пусть он умереть не может, но нельзя забывать о человечности.       — Не свою жизнь, а меня?.. — Дазай повторяется. Он говорит это обидно скептически, прежде чем засмеяться. По-доброму.       — Можно и так сказать. Но когда вы так говорите, это звучит глупо!       — Потому что это глупо, Ацуши-кун, — отметил Дазай, скалясь. И всё равно он выглядел растерянно; Ацуши почувствовал в груди приятное тепло.       Они вернулись с окраины поздно вечером. Дазай, как всегда, скрылся в своей комнате, после чего исчез — не проговорил с Ацуши ни на минуту дольше обычного. Ацуши зарылся руками в свою подушку, думая о своих глупых словах. Конечно, волнуйся за него, Накаджима Ацуши, он тебя не воспринимает всерьёз. В его голове нет мыслей о влюблённом (непонятно как) парне, только о том, как настроить Ацуши на убийство короля и как написать свои истории.       Он смеётся и дёргается, когда к нему неожиданно прикасаются, либо взглядом говорит «убери, убери, убери свою чёртову руку». А Ацуши хочется коснуться. Всеми силами он уходит от чужого контроля, а Накаджиме и не хочется контролировать. Ладно, может, и хочется чуть. Но разве это не нормально по отношению к объекту обожания?       «Если он ещё раз фальшиво и безумно улыбнётся, я сойду с ума», — подумал Ацуши, ковыряя матрас. Никто из его новых друзей таких чувств не вызывал.       Когда на следующий день они с мужчиной встретились, посетила растерянность. Чем бы Дазай ни руководствовался, он… стал уделять Ацуши больше внимания, но удивило даже не это. Ацуши обожгло прикосновение к его плечу утром, к руке — днём, и объятие за плечи — вечером.       Это у Дазая что-то сдвинулось в голове после вчерашних слов ребёнка и его попытки коснуться. Осаму, касаясь ненавязчиво, будто делал так уже сотню раз, на деле проверял, как далеко Ацуши ему позволит зайти и насколько он ему себя доверит. И пока Накаджима не знает, что и думать, Дазай мысленно нервно улыбается.       И уж как был растерян и рад Ацуши! Они и раньше разговаривали постоянно, когда виделись, но теперь Осаму чаще подходит без повода и просто с Ацуши сидит. Это не совсем нормально. Но Накаджима, будто по плану, вызывает в нём яркие тёплые чувства, особенно когда Дазай его касается. Нельзя не радоваться такому гладкому течению всего…       Когда они идут куда-то, Осаму тянет Ацуши за руку. Чужая рука тёплая почти всегда до жути, и в ответ сжимает неуверенно, но крепко. Когда он просто подходит, то зудит желание голову на чужое плечо положить или руку. Осаму не сдерживал — пусть всё будет идти своим чередом.       Обязанности стоят, застопорившись, и хочется потянуться к Ацуши, чтобы развеять тревогу. Осаму тянется-тянется, понимая, на что начинают смахивать их отношения, но не меняет ничего. Это бессмысленно.       У Накаджимы горят глаза, когда он сам вдруг обнять Дазая хочет, просто, посреди разговора, когда они сбежали из агентства ненадолго. Боялся, но действовал без дрожи — и его напугать или шугнуть хотелось до одури. Прежде, чем обнимет.       Осаму решает потерпеть, принимая всё чужое тепло, радостное и неверящее, сколько есть. Накаджима не лезет в душу слишком сильно и от плохих мыслей отвлекает. Его объятия хоть и болезненные, а внезапно согревающие и приятные. Ацуши только что подписался на объятия в течение дня, с осторожными и мягкими касаниями к нему во время непринуждённых разговоров, сделав этот шаг.       Ацуши чувствует, как его вдруг не отталкивают, понять не может, но радуется. Тому, что Дазай, как тот, кто будто всегда это делает (хотя явно нет), относится к нему так. Ацуши касался его при каждом удобном случае — и Дазай не был против. Взять за руку, подойти со спины обнять, едва ли не под руку ходить — к этому пришлось привыкнуть всем наблюдающим.       Наставник так расцветал, когда касался его… Когда объятия были предельно долгими, хотя они и просто сидели рядом. Ацуши почти ощущает, что это неприлично.       — Расцепитесь хоть на секунду, — сказал Куникида, шлёпнув на стол листок с новым заданием для Накаджимы. Дазай и Ацуши непонимающе подняли головы. Они, на самом деле, даже не заметили, как голова Осаму переместилась Ацуши на плечо и руки на талию. Даже Дазай слабо уловил этот момент. «Расцепиться» чужие слова их вовсе не заставили.       На душе так спокойно. Это пугает.       — Куникида-кун, тебе в почтовый ящик пришло письмо от людей, которые ребёнка обучить хотят, — передал Дазай, прикрыв глаза и снова опустив голову. Он иногда принимал Ацуши за игрушку мягкую, когда тот не шевелился долго и не разговаривал почти. Было забавно.       — Куникида-сан, мальчики просто играются, — прикрикнул Рампо, и это заставило Дазая рассмеяться. Да, мальчики играются. У них никого нет и этими странными прикосновениями они восполняют спокойствие в душе. А ещё чувствуют почти счастье. Можно было бы легко касаться кого-то другого, но эффект был бы не тем, Дазай знает. Он ухмыляется и не может простить себе тот факт, что размяк из-за простого «вам тоже может быть больно», такого смешного. Ему было интересно, куда у них всё это приведёт, а пока он просто обнимал Ацуши или руки его постоянно касался, чувствуя вполне ясное томление.       «Привязываюсь к нему даже больше, чем хотел. Это… хорошо?», — полностью соответствует его планам. К Ацуши нужно привязаться, только есть подозрения, что в Дазае говорит самообман.       Разве он доверяет этому мальчишке, пусть даже и таскается за ним, до бесконечности привыкнув? Вопрос спорный. Говорить с Ацуши ненапряжно. С ним хочется болтать и болтать, лишь бы не возвращаться к обязанностям (чем постоянно попрекает Куникида). Даже уходить ночью Дазай стал реже. Накаджима может услышать его дыхание за стенкой, если напряжётся.       Они почти не контактируют на работе из-за повседневных заданий (на которые Дазай постоянно жалуется, и хочется с ним из-за этого сделать две вещи: заткнуть и обнять, гладя по голове, но на такие нежности Ацуши ещё не решается). Ацуши мог видеть Дазая в относительно свободное время и пытаться поднять настроение. Хоть и без надобности. У Дазая ведь теперь всегда поднять его настроение получается, не только прикосновениями, разговорами тоже.       Ацуши нравится смотреть, как тот, когда один, садится в укромное место у набережной и пишет. Близко не подпускает, но разговаривает охотно. Дазай постоянно листы комкает и выбрасывает их в костёр, что развёл рядом. Ни секунды не думает, если текст ему не нравится…       — Вы пишете ту «очень длинную историю»? — спросил Ацуши, стараясь незаметно подобраться ближе.       — Да, а ты подглядываешь. И не стыдно? Я закончил почти, но последние страницы не могу дописать благодаря тебе. Весь настрой сбиваешь, — пожаловался Дазай. Он старался призвать видение дома на отшибе, а не улыбаться ученику — плохо совмещалось. Он закрыл страницы рукой, когда Ацуши всё-таки приблизился. — Ещё и концовку сразу увидеть хочешь.       Они ходили в дом не для того, чтобы собрать информации. Для того, чтобы Осаму освежил память. Первые страницы рассказа, написанные в доме, были самыми искренними, а дальше туфта уже какая-то пошла. Но ладно, тут главным было начало, а вовсе не конец. Начало ведь такое неприятное и противное… А к концу привыкаешь уже, читая равнодушные строки.       — Дазай-сан, ну можно прочитать её? — с интересом спросил Ацуши, но у Дазая один ответ на это — покачивание головой и попытка сосредоточиться.       — Придётся переписывать с черновика потом… Чернила расползаются просто ужасно, — вздохнул Осаму. Держать бумагу на коленях или на весу — всегда плохая идея. — Так, Ацуши, расстояние. Ты опять подсматриваешь.       — Вы всё равно пишете непонятно, — заметил Ацуши, отсаживаясь. — Может, когда закончите, почитаете мне вслух?       — Ты увидишь её первым, но читать придётся самому, — сказал Дазай, разведя руками. — Так будет куда быстрее и правильнее, и…       — Вам лень.       — Ну, и это тоже. Сегодня писательство как-то не идёт, пошли домой, — Осаму собрал страницы, уже написанные, а новые всё-таки выбросил. Последний рывок не должен быть так плох, как он описал. Надо будет сегодня ночью уйти и в привычной обстановке подумать. — Да, ты не ослышался. Можешь зайти в гости, у меня для тебя книга есть. Раз уж Ацуши как-то рылся в моих вещах… — к удовольствию Осаму, Ацуши смутился, услышав это, — ...то может, тебе интересно что-то, что ты в них нашёл. Например, из чего я делаю снотворное.       — Может, когда я прочитаю эту книгу, то ваши приёмчики перестанут пугать… Снотворным вы пользуетесь слишком часто.       Осаму впервые приводит Ацуши в свою квартиру «погостить». Странное чувство. Он будто девушку домой привёл, судя по ощущениям. Они очень похожие, только в голове фейерверки не взрываются по первой влюблённости, да и Ацуши не девушка, лишь ученик. С которым Дазай лишнего позволил — и в их ситуации «лишнее» абсолютно правильно. Книгу очень легко найти на полках, и за неимением стульев Дазай предлагает сесть на кровать, даже не волнуясь. В отличие от Ацуши.       «Он очень, очень быстро привязывается» — подумал Осаму. Ацуши этого не скрывает, не может скрыть, если и пытался.       — Как давно вы это читали, Дазай-сан? Она же пыльная вся, — Ацуши хмыкает, довольно на кровати развалившись, а Дазай всё никак улечься не может и мычит. Смешно и по-глупому, безумно тепло.       — О-очень давно. Она скучная, — отозвался Дазай, так и не придумав удобной позы. Ацуши улыбался, пока мужчина не поднялся, стягивая синий балахон, чтобы остаться в одной юкате и зябко поёжиться.       — Неправда! Вам скучно, потому что вы это уже знаете, — пробормотал Ацуши, открыв книгу на первой странице. Ему сейчас надо поумерить свой интерес к чужим книжкам и делам, а то Дазай высмеивает… И Накаджиме становится почти стыдно.       — Да нет, она просто скучная, — гнёт свою линию, естественно. Чего ещё от Осаму ожидать?       Ацуши недовольно заёрзал, пытался хоть как-то руки устроить — Дазай вольготно улёгся на него, заглядывая в книжку через плечо. Его вес мягко давил на тело, и Ацуши вздрогнул, улыбнулся чуть шире положенного, когда Дазай обвил руки вокруг его шеи и уткнулся в плечо. Наверняка тоже улыбаясь.       «Мальчики играются», — ненароком всплыло в голове. Это… неправда, не «играются» они. Они просто получают удовольствие от объятий, от прикосновений. Им просто друг с другом хорошо, разве так сложно понять?       Когда такое происходит между ним и Дазаем, Ацуши трудно расслабиться, в отличие от старшего. Чужое доверие очень льстит и волнует, потому Накаджима не может полностью сосредоточиться на книге. Такое тепло его убаюкивало… и признаться в этом, даже себе, было стыдно.       Дазай не шевелился лишний раз, уткнувшись в него и поглаживая плечо пальцем. В общежитии раздавались шаги, ведь все расходились по комнатам. Если кто-то вдруг захочет зайти к Ацуши, то обнаружит запертую дверь, но, наверное, ничего ему за это не будет. Гораздо меньше хочется, чтобы к Дазаю кто-то вдруг зашёл.       — А дверь на защёлке, Дазай-сан?       — Сейчас нет, но…       Ацуши как будто глядел в воду — дверь щёлкнула и распахнулась, и в квартиру кто-то уверенно зашёл, в ступоре остановившись. Накаджима замер, почувствовав, как повернулся Дазай.       — Серьёзно? Только я решил заскочить к тебе, как вы уже обнимаетесь, — голос принадлежал Рампо Эдогаве, будущему королю, по совместительству человеку, который их застукал в странном положении. Ацуши панически выполз из-под чужого тела, услышав со стороны Дазая цыканье. Ну, а что ему, нужно было продолжать спокойно лежать?!       — Как всегда, без стука, — вздохнул недовольный мужчина, сложив руки на груди.       — Добрый вечер, Ацуши, — кивнул Рампо, словно не услышал чужих слов, но он быстро перевёл свой взгляд на хозяина комнаты. — Ты эротоман, Дазай? Раньше не замечал.       — Ч-чего? — проблеял Ацуши и покраснел жутко — слово звучало очень неприлично, а вкупе с лисьей ухмылкой Рампо — вдвойне. Наставник не реагировал никак, кроме удивлённого немного выражения. Ацуши выпрямился и сложил руки на коленях, стараясь не показать, как смущён.       — Разве такие слова в обществе не запрещено использовать? — оскорбился Дазай, и во всех его жестах легко было прочитать возмущение. Теперь уж удивился Рампо.       — Ты не знаешь значения этого слова? — протянул он. Вопрос его был грубым, но ничего постыдного в себе не нёс. Дазай в ответ помотал головой, пожимая плечами, и Эдогава понял, что ему нагло врут. Знает Дазай всё. — Ладно, я в следующий раз зайду, — и Рампо покинул комнату, не попрощавшись.       Дазай на подушки откинулся — эротомания, если и есть у него, то последняя в списке маний. Не так уж она сильна и важна. Послышалось, как зашебуршала постель — это Ацуши слез с неё, тоже собираясь уйти.       — Уже неинтересно книгу почитать? — остановил Дазай. Ацуши снова на кровать залез и наклонился над лицом наставника, изображая на своём чуть грустное выражение.       — Рампо, он же расскажет кому-нибудь, вдруг скандал будет? Я лучше пойду к себе.       — Ты хоть раз слышал, чтобы Рампо о ком-то рассказывал? Ему не нужно это. Да и вообще его не должно было быть у меня в квартире, и он знает. Никому он не расскажет, что мы тут мило и по-семейному обнимались, — протянул Дазай, разминаясь. Рискованно для его тела. — Тигриные особенности невероятно удобные для любопытных мальчишек, м?       — Просто кровь учуял. Как-то выборочно камень здоровье ваше защищает, — буркнул Ацуши, взяв книгу в руки и тря один из своих глаз. Способность легко прогнать, но возвращается она также быстро, будто хочет навсегда стать частью Ацуши. Чтобы он всегда полузверем был.       — Ему долгое время нет дела до царапин, — Дазай его коснулся и опрокинул на себя, вырвав вскрик. Наставник просто устроился на кровати… И держал книгу, предлагая читать лёжа. На нём. У Ацуши уже и не было пути отступления, раз лёг. Он уткнулся в книгу, скрывая в ней смущение.       Осаму не рассчитал силу, когда уложил Ацуши, но старался лишнего оха не издать. Всё равно последствия резких своих действий Дазаю нравились. Ацуши снова лежит с ним, и на душе спокойно так, будто какое-то туманное облако спустилось на голову. Зачем он здесь? Неясно. Почему проводит время с Ацуши? Чёрт его знает, должен быть уже в другом месте. Для этого Осаму связался с агентством? И да, и нет.       —…Вы говорили о встрече с советником, но неделя давно прошла, — подал голос Ацуши, не поднимая взгляда и дыша глубоко и часто. Милый ребёнок.       — Он не смог из замка вырваться, так что ещё подождём. У них дела. И король себя странно ведёт, — точнее, как Акутагава пожаловался, в замок «Величество» редко возвращается. Но встреча была отложена не поэтому. Дазай просто начал по-настоящему часто отлынивать от обязанностей. Ацуши кивнул, поёрзав.       Дазаю бы, сморённому чужим доверием, не уснуть. Он наблюдает за Ацуши, пока тот читает; мужчина думает о делах и о концовке истории, иногда замечая изменения в чужом сердечном ритме. Накаджиму волновало дыхание наставника, медленное и почти незаметное за кучей слоёв ткани. В последнее время начало холодать, и Осаму мотал на себя всё больше бинтов. Как никак, зима близко.       «Было бы неплохо умереть зимой», — подумал Дазай, водя рукой по волосам спящего Ацуши. — «Холод, разложение и унылый вид за окном», — он поискал сумку и, не глядя, открыл, достав светящийся в темноте камень. Свечи догорели и затухли, оставили в комнате лишь этот свет. — «Жаль, что без кого-то, кто смог бы разделить со мной смерть», — он улыбнулся, выбираясь из-под чужого тела — нужно взять сумку, свечи какие-нибудь. И переместиться. Дазай взглянул на Ацуши и почесал подбородок. Кажется, он не ошибся с выбором. Накаджима Ацуши сможет убить того человека ради счастливой жизни.       Дазай вернулся в мрачный дом и уселся на грязный старый матрас. Отвратительное место, а к себе тянет, возвращаться снова и снова, берясь за старые дела. Сквозь грязные окна никто не увидит здесь свет и не зайдёт на шелест бумаги.

***

      — Знаешь, я всем этим очень интересуюсь! Всё пытаюсь понять, зачем он сделал это со страной, — так началось утро Ацуши, когда Дазай, вместо приветствия, вот так к нему завалился и сел на его кровать, продолжая тараторить. Накаджима и глаз разлепить не успел! По старой привычке, он хотел тут же вскочить и постараться слушать. Ацуши вспомнил, что это глупо, и что в таких случаях обычно просто выгоняют «гостя». Нечего людей будить! — О, так ты ещё спишь? Садись и внимательно слушай! — Дазай пресёк его попытку пойти одеваться и расчёсываться — одной своей фразой и улыбкой. Как же смущало неумение Ацуши отвечать Дазаю на такие наглости… Точнее, умение-то было — Дазаю он неприятные вещи говорит чаще, чем хотелось бы. Но ощутимого действия они не оказывали.       — Ох, я заснул у вас? — понял Ацуши вдруг, перебив все чужие слова. Дазай быстро кивнул и поднял кипу листов.       — Это неважно, ночью меня здесь не было. Ацуши-кун спал один, а я смог завершить историю. И даже переплёт ей сделал, — Дазай протянул книгу, улыбаясь широко, пока Ацуши глазами хлопал. — Она уже готова. Выяснить причину, по которой он начал войну, я не смог, но… Собрал все факты о детстве и юношестве. Здесь рассказывается о том, как он стал жесток, — Дазай постучал по переплёту пальцем, глядя на книгу очень вдохновлённо. Ацуши пробормотал неразборчивые жалобы, всё-таки просыпаясь и взяв книгу в руки. Дазай смотрел в ожидании.       — Вы хотите сказать, что сказка всё время была о короле? — догадался Ацуши наконец. Он повертел в руках тонкую книгу с аккуратным зелёным переплётом. Накаджима всё же надеялся на иное, на другие истории. Эта ни разу весёлой не будет. Дазай хочет, чтобы Ацуши короля возненавидел и помог агентству — для того этот рассказ написал и приволок? Хотя, у него сейчас взгляд чище росы, полный нетерпения. Будто он действительно вкладывал душу в историю.       — Не сейчас. Но обещай прочитать её сегодня, Ацуши-кун, — Дазай похлопал его по плечу, на прощание, вдруг потеряв интерес, словно в его голове задули свечу. Ацуши вцепился в книгу, неуверенно посмотрел на наставника. Тот не медлил, оставив его в комнате — он совершенно не волновался за свои вещи. И снова куда-то ушёл блуждать.       Раз их не разбудили, то ещё не начался рабочий день. Ацуши вообще как-то в днях потерялся — может, сегодня и вовсе выходной. Дазай собрал всю информацию. И Ацуши предстоит вернуться к позабытой сказке.       Он открыл первую страницу, удивляясь тому, как аккуратен чужой почерк на ней. Тонкие буквы было чрезвычайно легко различить. И на первой странице гордо и схематично был изображён человек с парой морщин и неприятным взглядом, над которым значилось «Мори Огай».