Да здравствует герой!

      — Твоё решение должно быть обдуманным, — Дазай больше не смотрит на него с теплотой. Он не двигается, изучает, и только для того, чтобы понять реакцию. Он перестал видеть в Ацуши человека, и остаётся только смириться. Его наставник относится слишком сосредоточенно к вопросу о выборе, будто Ацуши не может понять сам. Или в этой ситуации Накаджима реагирует слишком неправильно и несерьёзно?       — Я знаю, Дазай-сан, — руки сложились на груди сами собой. От него с самого начала хотели убийства, даже странно, что даётся свобода выбора. Ацуши попытался сгладить ситуацию — его явно прогоняли, но он не хотел прощаться на таких холодных тонах. — И-и что бы не случилось, наверное, это правильно: избавиться от него. По-другому…       — По-другому можно, — выдохнул Дазай тяжёлым голосом. И продолжил твёрдым, — но так куда легче, и, возможно, правильнее. Понимаешь, Ацуши, сейчас не тот момент, когда ты должен прислушаться к моему мнению о монархе, мнениям кого-то из агентства и учитывать их. Ты должен сам для себя решить, готов ли пойти на такой риск, потому что высока угроза смерти во время задания или позорной казни. Подумай своей головой, как будет лучше, — заметил Дазай. Его слова впервые всколыхнули в Ацуши мысли о собственной смерти или о смерти кого-то, кто ему важен, будто до этого на глазах Накаджимы была пелена. Ацуши со скрипом на сердце подумал об убийстве, даже если оно окажется успешным, и наставник не сделал легче его размышления. Сейчас мужчина оставил приукрашивания. Они идут на безумство, благодаря которому могут всё потерять, без оговорок. Ацуши поднял на наставника взгляд, ещё надеясь на что-то успокаивающее. Это ведь убийство ради благого дела, разве нет?.. — И если ты согласишься, даже когда дело выгорит, ты станешь убийцей. Как ни оправдывай, убийство остаётся убийством, кого бы ты ни прикончил, даже если ради чего-то важного. Это будет висеть на душе и может изменить тебя в худшую сторону.       Осаму замолк, присев на пол крыши, и закрыл глаза. Накаджима с болью принял как его слова, так и их правдивость. Не получится у Ацуши жить спокойно после всего этого, он… знает.       — Если всё настолько ужасно, то ради чего? — тихо спросил он. Речь Дазая звучала так, будто он просто собирается отправить глупого новичка на бойню, чтобы не терять своих. Осаму издал вопросительный звук, подняв голову, улыбнулся отчаянным эмоциям на лице Ацуши и опёрся макушкой на перегородку.       — Ради того, чтобы жить. Знаешь, как проходит жизнь в других странах? — Дазай говорил настолько тихо, что приходилось вслушиваться, подойти ближе. Нет, Ацуши понятия не имеет и равнодушно мотает головой. Хоть сердце забилось чуть быстрее в предвкушении нового рассказа. Дазай скосил глаза, явно смотря на его интерес. — Чистые улицы с доброжелательными улыбающимися людьми. Дорогие лавки, всегда принимающие двух-трёх человек. Нет такой скудности питания, нет запаха затхлости, и это лишь внешняя оболочка. А если пообщаться с несколькими людьми, поймёшь, что жизнью они довольны, волнуют их только мелкие неурядицы, которые можно решить. Я был на приёме у семьи, заказавшей себе повара на один вечер. Не аристократы, не баснословно богатые, но успешные люди, живущие обычной жизнью и лишь иногда балующие себя роскошью, — Дазай сделал паузу. Он не дал никаких комментариев к неверию Ацуши, просто продолжил, — Я сидел за столом на этом приёме и завидовал. Эти люди даже малейшего понятия не имеют, как живёт остальной мир, и пусть у них не всё прекрасно… Почему здесь не может быть даже этого? — Дазай снова подорвался, вскочил на край крыши и вытянул вперёд руку. За его жестом простирались низкие домики и скудная природа. Ни одного богатого места — понял вдруг Ацуши. Бардак и разруха. — Несмотря на зависть, я рад, что увидел, как может быть. И будет достижением добиться чего-то похожего.       Дазай хотел… спасти? Какое-то желание точно было в его глазах. Как странно, что Ацуши только сейчас заметил, что раньше эти глаза были непроницаемы. Они отражали всегда только то выражение, что было на лице, как стекло. И сейчас тоже желание пропало — его сменила строгость, полностью повторяющая лицо наставника. Чужие глаза ничего не выражают.       Ацуши кивнул на всё это и принял к сведению, сжав полы своей юкаты. У Дазая не заняло много времени коснуться Ацуши — чтобы отправиться вниз, на крыльцо, будто они только что вышли из-за двери. Никто ведь ничего не замечает, ни странных исчезновений, ни появлений, проще игнорировать. А через день любые прохожие забудут их. «Это ненормально», — думал Ацуши в который раз, скользнув взглядом по чужим лицам. Кто-то скорее пожурит его за цвет волос, чем заинтересуется чем-то «не тем».       — Иди по своим делам, — успел Дазай кинуть напутствие, но только Ацуши хотел задать вопрос, как тот снова куда-то исчез. Причём (не показалось ли?) Осаму выглядел виновато. Не из-за того, что поставил Ацуши перед таким ужасным выбором?       Ну да, переступить через себя и лишить кого-то жизни. Накаджиме кажется, что он смирился ещё давно, когда ему в первый раз сказали «мы будем свергать короля». На периферии сознания мелькала такая мысль, когда он занимался заданиями. Отвлечённо размышляя, Ацуши побрёл за деньгами, собираясь провести день на рынке и в домашних обязанностях. Он даже не вытирал пыль в своей комнате с того момента, как поселился.       Его мироощущение давно говорило: «я убью». И Ацуши, если и не соглашался, то всё равно знал, что так будет. Вот, в чём его роль, вот, почему он здесь вообще оказался. Ему доверились (или планируют довериться), но подписали на обязательства.       И, тем не менее, Дазай дал право выбора. Уверенный в том, что Ацуши откажется, практически сам уговаривающий отказаться. Насколько бы ни боялся парень, которого спас странный человек, подаривший неплохую жизнь… до сих пор Ацуши чувствовал себя в долгу. Дазай, Куникида, Йосано — да все! — стали ему важны. После этого задания, если откажется, он их, скорее всего, потеряет, а агентства не станет после смерти участников. Хотя, быть может, Ацуши преувеличивает.       Если же Ацуши согласится и не умрёт сам, а успешно всё завершит, он будет жить с грузом совершенно осознанного преступления. Будет с ужасом вспоминать ощущения, как когда…       Накаджима тряхнул головой, передёрнувшись, и надел на неё касу*, чтобы избежать недопониманий. Он со стоном присел на кровать и закрыл лицо руками. Ему нужна была секунда — собраться с мыслями. Какая же пустая у него голова! Он ни к чему не придёт с такими размышлениями, только к мысли всё бросить. Когда Ацуши согласится, именно это приведёт к краху всего.       «Надо было сказать это Дазаю», — скривился Ацуши. Как ему придётся лишить короля жизни? Драться с помощью способности? Заколоть? Утопить? Существует столько способов, и Накаджима трясётся осиновым листом от некоторых из них. Что-то он попросту не сможет, у него затрясётся рука, и тогда уже оборотня убьют. Оттого, что замешкался. Ацуши знает, как работают законы выживания.       Ацуши поднялся, отняв от лица руки. Зная, что агентство в полном составе собой рискует, чтобы сделать Рампо наследником, сможет ли Накаджима спокойно спать? Или жить, потеряв всех своих друзей либо некоторых из них? Что случится, если ничего не получится? Королевский двор всё равно начнёт искать связи с заговорщиками, и Ацуши поймают. Разве не так? Дазай слишком о многом не сказал.       Ацуши пересчитывал скрипучие ступеньки. Он представил чужое лицо счастливым и улыбающимся, вернул воспоминание с крыши. Словно мысли ненадолго покинули наставника, и он позволил себе расслабиться в танце. Ацуши до боли хотелось бы увидеть это выражение ещё раз и видеть его чаще. Но он должен решить, не оглядываясь на кого-то другого. Так как же будет лучше именно Ацуши Накаджиме?       Чтобы быть радостным, чтобы его друзья не рисковали своей шкурой так часто, чтобы они с Дазаем так же по-странному себя вели, но наставника не донимали мысли о деле. Ацуши будет лучше, когда агенты станут довольны жизнью, все в добром здравии. Ацуши сможет узнать, спокойно и постепенно, чем болен Осаму (Накаджима всё ещё уверен в его болезни, даже больше, чем раньше), куда тот уходит по ночам, и как Ацуши может помочь.       Почему-то он абсолютно уверен, что может.       Эти мысли сделали Ацуши немного спокойнее. В голове не было паники, только предвкушение и лёгкий страх — с такими эмоциями решить всё куда легче. Он не противится решению.       Отвлекаясь от всего этого, Накаджима дошёл до рынка, игнорируя продажу рыбы и мяса. Ему стоило закупиться долгосрочными продуктами и брать уже под контроль свою жизнь. От этого и ему, и всем будет удобнее. Особенно Дазаю Осаму, постоянно водившему его по кафе и трактирам. Наставник не говорил, что ему это сложно или что всё время тратится на ученика. Пусть. Зато теперь они не будут уходить, не заплатив, как частенько получалось с Дазаем.       «Он не ест там», — подумал Ацуши вдруг. С сомнением посмотрел на свои покупки. Накаджима не был злым или вредным, но редко заботился о ком-то, кроме себя. Просто не приходилось. Он мог помочь кому-то, кого ему было жаль, кому он сочувствовал, но сейчас ощущал что-то… не то. Мысль сделать что-то для того, кто его ни о чём не просил и в помощи не нуждался, была странной. Ещё страннее то, что Ацуши поддался этой мысли. В нём поселилась идея приготовить что-то для наставника.       Навеяно ли это желание его странной симпатией или его убеждённостью в том, что нужно заботиться о близком человеке? Самому Ацуши бы и в голову не пришёл этот вопрос. Быть может, из-за книг, прочитанных в детстве, в нём сформировались такие мысли. Желание сказать о своих чувствах Ацуши выполнить не мог, и ему в голову лезли такие способы порадовать (как он надеется) Дазая. Что бы Накаджима ни решил с королём.       Весь день Ацуши проторчал на рынке — пытался выбрать ингредиенты. Гораздо дольше, чем выбирал еду, он пытался найти хоть где-нибудь книгу рецептов. В её поисках Ацуши обошёл с десяток улиц и, как оказалось, пропустил обед. Двигающееся по небосклону солнце указывало на время, которое осталось у Ацуши до завтрашнего решения… И мальчишка с тоской думал об этом.       Ближе к вечеру, около четырёх часов добрался до дома со свёртком продуктов. Книгу Ацуши сразу открыл, усевшись на пол. Не нужно готовить полноценное блюдо, это было бы странно, и Дазай его мог не принять, но что-то не такое серьёзное… Например, выпечка. Ацуши может приготовить наставнику вкусные булочки, если воспользуется общей кухней. Украсить их и предложить как подарок после грядущего разговора. Это ведь покажет, что в Дазае он заинтересован, да?..       Он пробежался до общей кухни и стал замешивать тесто, розовея. Дело шло как нельзя хорошо, даже несмотря на отсутствие пары ингредиентов. Ацуши представлял уже, как готовую выпечку отдаёт наставнику. Его воображение рисовало милые картины, в которых всё гладко разрешается, небо розовое и Осаму улыбается ему, говоря, какой Ацуши молодец. Накаджима сбился слегка с мысли: крем, который он замешивал, никак не хотел принимать нужный вид.       Тесто запекалось. Теперь парень был не очень уверен в своей идее, всё валилось из рук и гремело. Он никогда не готовил выпечку, стоило ли начинать? Крем явно сказал ему «нет», когда Ацуши попробовал эту жижу и вылил, даже не пожалев продуктов. Едва он вернулся, как обоняние настиг запах хлеба. Накаджима, улыбаясь, понадеялся на удачу. Вкусный запах слегка поднял его настроение. На этот запах (видимо) пришёл кто-то, неожиданно распахнув дверь и припугнув Ацуши. Накаджима обернулся и увидел Танидзаки Джуничиро. Пронесло.       — Давно не виделись, — махнул ему Джуничиро и полез в шкафы со специями. Ацуши поглядывал на него, но старался больше следить за булочками. И так избавился от крема, главной составляющей вкуса, не хватало ещё дать хлебу подгореть. Слева принялись шуметь своей готовкой и продуктами. У Ацуши вырвался вопрос, едва приятель отвлёкся от готовки.       — Ты же знаешь, что будет завтра?       Не смог смолчать. Танидзаки медленно перевёл на него взгляд, перестал перебирать продукты. Накаджиму не волновали уговоры или прочее, да и не боялся он своего выбора. Просто стало интересно, как все к этому относятся. Кем его считают.       — Да. Ты уже принял решение?       Танидзаки косил на Ацуши взгляд. Он говорил с осторожностью: то ли Дазай всем сказал не убеждать Ацуши ни в чём, то ли это было общим мнением. Но Накаджима спокойно кивнул.       — Принял. Не волнуйся, вряд ли ты изменишь моё решение, каким бы оно ни было, — улыбнулся Ацуши. Но даже так, он хотел спросить друга, что тот об этом думает. — И всё же, почему убить к… его могу только я? Вы долго не принимали каких-то серьёзных действий.       — Мы готовились, но одного звена в плане недоставало. Понимаешь, какого. Это всё решал Дазай-сан, потому что из нас он дольше всех знает того человека, не считая директора. Как я понял, Дазай очень хорошо изучил его. Именно Дазай выбирает человека, который убьёт. Он не хотел ошибиться, поэтому мы мало что делали долгое время. Были периоды, когда в агентстве появлялся кто-то новый, и Дазай довольно пристально наблюдал за ними, как и за мной, но чего-то он в нас не нашёл, — Танидзаки не выдержал, оглянулся на Ацуши слишком нервно, несмотря на свой спокойный тон. Ацуши молча клал горячие булочки на тарелку. — Наблюдал не в том же смысле, в каком вы с ним общаетесь. Вы с Дазаем до странного дружны… Я не знаю, почему он сделал такой выбор, Ацуши. Куникида-сан подозревает, что из-за способности.       Можно было и догадаться, что выбор делает Дазай. Но странно, что он остановился именно на том, с кем общается близко и хорошо. Быть может, так было задумано. Как Ацуши и раньше подозревал, им хотели манипулировать. Только вот, если вспомнить, Осаму назначил его на роль убийцы давным-давно и почему-то поколебался. Ацуши лишь слабо улыбнулся. Все доверяют выбору Дазая, хотя тот сам не верит в свой выбор.       — Тогда просто сделаем это, — обронил Накаджима. Попрощавшись с Танидзаки, впавшим в ступор, он забрал булочки и ушёл к себе в комнату, стуча обувью. У одной из знакомых дверей замедлил шаг и оглянулся на неё, но не успел ничего расслышать. Никаких неожиданных звуков, к сожалению.       Накаджима отпер свою комнату и прижался спиной к двери, едва та закрылась. Он потянулся к своей выпечке с разочарованием, рассматривая слегка подгоревший хлеб. Стряхнув крошки, Ацуши откусил с самого светлого края. Он точно не понесёт это Дазаю.       Хлеб каким-то образом смог и подгореть с одной стороны, отдавая углём и горечью, и остаться внутри сырым. Неприятный яичный привкус остался на языке Ацуши ещё надолго после того, как парень доел булочку.       Идея принести кулинарный шедевр наставнику с треском провалилась. Ацуши, который не мог позаботиться даже о себе (его комната была в абсолютном запустении, ведь все деньги уходили на продукты, его шкаф тоже был почти пустым, а после приюта Накаджима с дрожью думал об уборке), не стоило и пробовать заботиться о ком-то ещё. Последнее, что может как-то понравиться Дазаю, это невнятно приготовленная выпечка Ацуши.       Вечер Накаджима провёл в кровати, поедая невкусный полусырой хлеб, жалея себя и стирая изредка набегающие слёзы собственной никчёмности.

***

      Вот Дазаю казалось, что он всегда поступает правильно. Для себя правильно. Его решения могли приносить много несчастий людям, как и ему самому, но весь этот риск был обдуман. В том числе и его отчаянное предложение директору: убить короля, сформировав группу людей для этого. Два года Дазай жил с этим решением и готовился к последствиям, будучи абсолютно уверенным и в них, и в способе убийства.       Он знаком с Ацуши совсем мало, до смешного. Но это знакомство заставило сомневаться в давно принятых мыслях и решениях, отчего хотелось отдалиться от Накаджимы. Осаму не мог этого сделать, к тому же, одновременно Ацуши его притягивал. Ведь в том, какие мысли вызывает у наставника, Накаджима совсем не виноват. Странно, что до этого никто не пробудил в Дазае сомнения, кроме этого мальчишки.       Светало. Не было сил вернуться в дом, так что Дазай оставался на крыше, перебинтовывая себя несколько раз. Из-за своих сомнений он плохо держал лицо. Появиться в агентстве с таким потерянным видом недопустимо — вдруг и у агентов появятся сомнения? Тем более, Дазай мог встретить Ацуши.       Едва Осаму предложил ученику выбрать вчера, он словно почувствовал, что происходящее — не план, а просто цирк. Словно бы он делает это по чужой указке, ради какого-то благого будущего, которого даже не увидит. Словно бы все его условия для Фукудзавы им только мешают, и когда король будет повержен, это будет самой глупой победой из возможных. Что вообще толкнуло его к таким мыслям и сожалениям? Осознание, что на подготовку к убийству он полностью потратил два года?       «Неужели жажда жизни Ацуши заразна?», — подумал Дазай, клюя носом.       Не стоит засыпать. Ему почти наверняка будут сниться разные сны, после которых не то что отдохнувшим себя не чувствуешь — ещё и снова заснуть хочется, уже навсегда. В последний раз ему снилась пустота. Бесцветное пространство, которое зовёт его и внушает чувство спокойствия, отделяя от тела мысли. Осаму проснулся с дрожью, осознав, что и на крыше только что заснул.       Он поднялся медленно и нехотя. Проблема этого сна в том, что после него жалеешь о пробуждении. Пустота, которая ему снится, заставляет воспарить и забыть о человеческой жизни. Она снится ему уже который раз подряд. Возможно, пора засомневаться в том, что это лишь сон.       «Ты зовёшь меня», — мысленно сказал Осаму, раскинув руки. Волшебный камень нагрелся и искрил даже сквозь сумку — Дазая слышали. Тело наклонилось вперёд, наслаждаясь слепым полётом. — «Так забери».       У самой земли Дазай открыл глаза, еле-еле успев. Его голова тут же раскололась, из-за удара сломалась шея, но с остальным телом всё было не так плохо. Оно распласталось на пыльной улице, как тряпичное, прежде чем Дазай поднялся, стараясь не запачкаться в своей крови. Вновь у него ничего не вышло, — «Не забрал». Зато никакой жажды жизни не осталось и в помине. Смерть слишком манит его.       Сегодня Ацуши должен был сказать ему, что решил. Осаму и рад бы уже откатить время назад, но поздно. Ацуши знает, что они тут практически убийцы. И, абсолютно точно, преступники. Разумеется, Накаджима не хочет думать о них плохо, он не считает, что его используют. Дазай бы, на его месте… Впрочем, это не так.       «Согласится», — подумал Дазай с унынием, едва перешагнув порог агентства. А как же иначе? И почему он вдруг этому не рад?       В агентстве, в общей комнате, никого не было в такую рань, хотя от сквозняка распахнулось окно. Осаму пригляделся: на землю падали первые снежинки и сразу же таяли. «Нам слишком жарко!», — представил Дазай писклявый голосок. И отвернулся от окна, ёжась от холода. Дверь скрипнула, и Осаму с улыбкой поднял голову на единственного человека, который мог прийти сюда настолько же рано. У мальчишки чуть опухли красные глаза, но в остальном выглядел нормально.       — Доброе утро, — Дазай длительно посмотрел на Ацуши, удивлённого и только проснувшегося. Никто из них не собирался тянуть. Они бы тогда изводили себя напрасно.       — Доброе, Дазай-сан. Я… решил всё, — Ацуши, как всегда неловко, но уверенно начал разговор. Осаму ожидал этого, а веки всё равно задрожали от волнения. Он непомерно слаб сегодня, словно говорил с Рампо недавно. А это не так.       — Тогда я только один раз спрошу. Решение окончательное? — спросил Осаму и прикрыл глаза. Ацуши взглянул на него умиляюще внимательно, прямо в душу, и приблизился. Кто ему дал право быть таким до неприличия спокойным?       Ацуши подошёл так близко, как можно только ему и только к Дазаю. Он взял в свои руки чужую ладонь, улыбнулся слабо и доверительно, и сказал, пока Дазай на него, не моргая, смотрел: — Я убью.       — Почему? — Почему говорит об этом так просто, почему всё-таки не струсил и смирился с загубленным будущии. Дазай поднял брови и делал вид, будто не представлял этот момент пару тысяч раз.       — Я… — Ацуши стыдливо отвёл взгляд, сомневаясь в своей готовности ответить. Но Дазай ведь знает, что ему всё скажут. Вот и Ацуши сглатывает, напрягшись. — Уже убивал. Одного. Я убил человека.       Осаму этого не ожидал, но просто понизил тон голоса, как и Ацуши, вдруг подумав, что стоит протянуть руки и хоть потрепать ученика по плечу. Накаджима в него чуть ни вцепился, почувствовав это. Какой же нервный, всё-таки…       — Ты скорбел о нём после?       —…Да, — ответил Ацуши, вспомнив всё то, что чувствуют люди, совершившие преступление один раз в жизни, но всю эту жизнь о нём жалеющие. — Но в этот раз не так. Мне кажется, что короля всё равно не спасти. И лучше бы ему умереть.       По наставнику видно стало, как тот сдерживается от того, чтобы кивнуть, как-то поддакнуть. Дазай рассмеялся, его обняв. Эта до жути странная реакция не вселила в Ацуши уверенности теперь, когда всё уже решилось, но он обнял в ответ, почти услышав в этом жестоком смехе «да, ему лучше бы умереть».       — Ты помнишь, как мы разбирали путь? — глухо спросил Дазай. Ацуши вспомнил дорогу, о которой думал сегодня ночью и когда оставался с собой наедине.       — Да. Кенджи, Танидзаки и Куникида будут двигаться по восточной стороне к замку, чтобы разобраться со стражей во внутреннем дворе позже. Вы знаете, что и где расположено, поэтому идёте со мной по западной стороне. А Рампо и Йосано поедут вместе, напрямую, будто бы по приглашению, но они окажутся в замке уже после того, как всё закончится. После его смерти всё ведь будет гораздо сложнее? — Ацуши отстранился и поднял голову, сложив за спиной руки.       — Начнётся самое сложное. Но для этого нужно ещё постараться, — Дазай сделал приглашающий жест и указал на стол. Что-то подсказывало Ацуши, что сейчас придут и другие агенты, после чего они быстро обговорят план. Уверенность испарилась, словно и не было её, но Ацуши думал, это пройдёт. — Полтора дня на наш путь, одна ночёвка. Будет холодно. Потом один вечер на дело и вечность на последствия, — голос наставника прозвучал почти шутливо.       — Дазай-сан, но вы так и не сказали, как я должен его убить, — заметил Ацуши. Это ведь надо было обсудить в первую очередь. Показалось ли Ацуши, что Дазай побледнел? Он не уверен.       — Точно. Прости, из головы вылетело. Знаешь, так как это бунт и свержение, мы с Рампо сошлись на мысли, что его надо заколоть. Ножом в сердце. — На такой ответ Ацуши просто кивнул. Не самый жестокий способ… наверное. Это Ацуши отнёс бы к тому, что может сделать. Хотя больше он надеялся на «убийство труса» — подлить яд. — Ты знаешь, как добираются до сердца, Ацуши-кун?       — Нет. До него нужно как-то добираться? — голова инстинктивно дёрнулась, едва наставник коснулся его. Дазаю нравилось пояснять ему что-то и дразнить — по лицу и довольной улыбке видно. Ему всех дразнить нравилось. Осаму протянул руку вперёд и коснулся груди Ацуши. Кто-то говорил Накаджиме, что у Дазая тёплые руки. Сейчас они были холодными, хотелось уйти от прикосновений, даже сквозь одежду. Дазай, даже не исследуя, а будто бы просто зная, очертил ломаный круг. Показал, где находится сердце Ацуши.       — Сначала делают несколько надрезов, чтобы забраться поглубже. Дробят кость, зажимами отодвигают лёгкие. И тогда можно без проблем тронуть сердце. Без метафор, — Дазай изменился в лице, когда сердце Ацуши от напряжения застучало быстрее; улыбка пропала. Накаджиму, слегка напуганного, взяли за руку. Дазай прижал ладонь Ацуши к тому месту, под которым было сердце ученика. — Твоё здесь. А тут — моё, — он перевёл ладонь Ацуши на то же место, но на своём теле. Сердцебиения ученик не почувствовал. Слишком много слоёв одежды. — Всё расположено на одном и том же месте, и тебе будет нужно взглянуть на его тело, прежде чем ударить, — под чужой кожей что-то всколыхнулось, и Ацуши вздрогнул. Всё там бьётся, просто медленно. Он уже привык слышать это биение, когда касался Дазая, но сейчас в нём заиграло воспоминание. Накаджима отмахнулся от этих мыслей, запоминая, куда именно ему предстоит бить… Дазай тут же отвёл от себя руку Ацуши. — Тебе не нужно будет делать ничего из этого. Ударь в сердце с большой силой, чтобы преодолеть кожу, кость… Ты понял. Возьми, — Осаму вынул и подбросил кинжал, и Ацуши еле-еле смог поймать его за рукоять.       Странно, что он не будет убивать способностью. Способ убийства в целом странен, ведь Ацуши никогда не брал в руки кинжала. Он кивнул, сглотнув, и спрятал оружие в карман. Дазай ответил на его незаданный вопрос, когда дверь сзади них открылась, обозначив присутствие кого-то ещё: — Сегодня будет время потренироваться.