Да здравствует герой!

      — Почему ты не с Дазаем? Мы скоро выдвигаемся, не будет времени тебя искать! — Куникида развернул смотрящего в пространство Ацуши к себе. Он, видимо, случайно увидел Накаджиму у сломанной мельницы, куда тот пришёл проветриться. — Сбежать задумал?       — Конечно нет, Куникида-сан! — возмутился Ацуши. Как-то нехотя, по привычке будто. Куникида всегда чересчур строг, но сегодня его авторитет не давил. Мужчина цыкнул на его слова.       — Что-то не так? — спросил он гораздо спокойнее. Ацуши покачал головой — всё так, как он для себя решил, и странно этому удивляться. Куникида ему, естественно, не поверил. — Это из-за Дазая?       — Почему «из-за Дазая»? — поинтересовался Ацуши. Не отрицал.       — Потому что вы вместе явно больше, чем я могу представить, а Дазай может себя иногда странно вести. Он вряд ли думает о том, как это выглядит со стороны, — сообщил Куникида и посмотрел оценивающе. Пытался вычислить, видел ли Ацуши «странное» поведение? Куникиду иногда можно принять за их старшего родственника, слишком волнующегося по поводу и без — так бы сказал Ацуши и сегодня, и в любой другой день. Но насчёт Дазая он, возможно, был прав… Ацуши замечал за тем некоторые заскоки. Просто сегодня их становилось больше обычного.       — Знаете, сегодня… — начал Ацуши и умолк сразу, когда Куникида взглядом вцепился в него. Сегодня Осаму нервничал. Именно так — движения его странные, разговоры и жесты сказали об этом. Его тянуло что-то сказать, но говорил Дазай совсем не то. Будет ли парень говорить Куникиде, как Дазай пытается пробить какую-то стену? — Сегодня он как-то взбудоражен. Я просто редко вижу его таким. Нам уже пора идти?       Куникиде пришлось смириться с его молчанием и отвести к Дазаю, Кенджи и Танидзаки. Они все вместе перенеслись в место возле старого рисового поля, но дальше им предстояло разделиться. Ближе к замку подобраться уже было нельзя. Идти будут пешком, медленно. Да и идти не так долго, как выжидать, когда Куникида со своим отрядом справится.       — С этого момента мы с друг другом не связаны, — улыбнулся Дазай, разворачиваясь. Ацуши лишь пожелал ребятам удачи, прежде чем начать догонять его. — Ты готов избегать стражу, Ацуши-кун? Просто на всякий случай.       — Готов. Сейчас мы просто обычные кочевники?       — Да, ты прав: подворовываем, ищем себе ночлег и хлебное место. До него, кстати, будет очень легко добраться, я знаю дорогу. Конечно, всё усложняет их магический контракт… Но мы и пройтись можем, да, Ацуши-кун? Мог бы, давно появился бы у него в спальне и… — Дазай сделал вид, будто ломает кому-то шею, и расстроенно вздохнул. — Но это абсолютно неприемлемо, я бы всё испортил.       — То есть, вы не можете ему ничего сделать, Дазай-сан? — уточнил Ацуши. Он изредка сжимал рукоять кинжала под одеждой, волнуясь. Тёплая накидка отлично спасала от холода, но не от ветра; гораздо холоднее было у Ацуши на душе. Кристально холодно и спокойно. Дазай покривил лицо в задумчивых выражениях.       — Ничего не могу. Я уже пытался раньше, — признался он. — И слишком помедлил.       Под ногами хрустели ростки. Ацуши скоро обледенел бы так же из-за ветра. Ему обещали недолгий путь, но это не меняет их ночёвки на сырой земле под открытым небом. Ацуши снова сжал оружие (это успокаивало) и думал о смерти. Как и прежде, смерть наводила на него неприязнь и страх. Меньше всего на свете он хотел бы допустить смерть кого-то близкого.       — Дазай-сан… — нерешительно начал Ацуши, и Дазай плавно повернул голову в его сторону с вежливым интересом. — Как вы думаете, о нём будут помнить что-то хорошее? Есть ли у него есть некто близкий?.. — наивно, быть может. Хотелось надеяться.       — Я сомневаюсь, Ацуши. Наверное, как-то сожалеть о его смерти будут только некоторые при дворе. Например, советник.       — Советник ведь на нашей стороне. Он помогает нам, вы сами говорили, — уточнил Ацуши. Дазай всё время старательно стряхивал со своей одежды снежинки, будто не слушал. Наставник соизволил поднять голову и весело ответить.       — Он так долго служил верой и правдой, до последнего пытался помочь, что и сейчас верит в то, что это спасение для его повелителя. Он немного… фанатичен, — Дазай выдержал паузу, в которой Накаджима подумал, что разговор окончен. Это не так. — Тебя так волнует вопрос смерти? Ты ведь боишься её? — голос Осаму зазвучал по-настоящему заинтересованно. Накаджима встал с ним рядом, стараясь идти шаг в шаг. На их пути ничего и никого не было видно, даже нюх Ацуши ничего не улавливал. Мальчишка так старался проигнорировать вопрос, что Дазай не стал дожидаться ответа. — Ацуши, ты боишься скоро умереть?       Ацуши поёжился, помотав головой. Он только начал жить, и умирать бы не хотелось. К тому же, если умрёт, он подведёт агентство. Вот такая перспектива пугает его куда больше — знать, что кончина принесёт проблемы всем, с кем знаком.       — Дело не в этом. Я боюсь того, что будет после, даже если не увижу этого. А если увижу, точно ли не будет хуже, когда все мои опасения подтвердятся? Вдруг все будут проклинать меня за ошибку… Дазай-сан, если бы вы умерли, то чего бы вы хотели? Что ожидали увидеть от своих друзей? — Ацуши уже напрямую уставился на Дазая без стеснения. Парень пытался что-то разглядеть в его лице, какую-нибудь уверенность, а увидел точное знание. Но оно будет неприятным. Дазай отвернулся от Ацуши, хотя вряд ли его интересовала их пустынная дорога.       — Да ничего. Я знаю, как будет, когда я умру. Сначала все распереживаются, кто-то всплакнёт или подумает, что я был идиотом, который не смог изменить жизнь. Возможно, будут носить цветы на могилу первый месяц. Но уже через год (максимум) все меня отпустят и будут счастливо жить, говоря «он сам бы этого хотел». И никогда больше не вспомнят. Даже ты, — Дазай щёлкнул его по носу, мило улыбнувшись. Как можно быть таким отстранённым и равнодушным к собственной жизни, Накаджиме было непонятно до сих пор. Но это больше не пугает. — А-цу-ши-кун. — Ученик не знал, что чужой ответ так увеличит его мимолётную грусть. Насколько же нужно быть во всём разочарованным? Даже Ацуши верит в людей больше. У него ведь есть примеры хороших поступков от других. Почему Дазай говорит так, хотя сам постоянно облегчает жизнь другим и лучше её делает?       — Вы так и не сказали, чего бы хотели. Только то, что вам не нравится, озвучили, — заметил Ацуши, нахмурившись. — Вы правда были бы счастливы, если бы все вас «отпустили»? — быть забытым. Осаму точно этого не хочется.       Наставник сразу стал выглядеть очень серьёзно. В ту секунду, когда сказал Ацуши: — Нет, — а потом улыбнулся. — Я был бы неправильным мертвецом. Если бы я стал духом и видел, что человек, который был мне близок, тоскует по мне, было бы грустно. И конечно, мне было бы жаль его, я бы мечтал о его счастье, но… Я не хочу, чтобы он забывал меня. Я хочу, чтобы он тосковал по мне, знать, что я не забыт. Пожалуй… И однажды, когда я приду с ним проститься, хочу видеть в его глазах, как этому человеку не хватает меня, — наставник с вызовом посмотрел на него, слегка ускорив шаг. Ацуши тоже прибавил скорости. Он слышал голоса сзади.       —…да, довольно жестоко, — и ведь Дазай говорил искренне. Он слишком эгоистичен, чтобы позволить близкому забыть. И всё равно это не отталкивало, Накаджима лишь больше проникался пониманием. Дазай усмехнулся и собирался идти, но Ацуши, непонятно каким порывом, удержал его за рукав. Дождался, пока Дазай посмотрит на него. —…Если бы вы умерли, я клянусь, что не посмел бы забыть.       Секундное молчание. Шум сзади приближался к ним, и это, возможно, был человек, которого лучше избежать. Дазай как-то растерянно поднимает брови и потом делает Ацуши знак «бежать». Лучшей реакции от Осаму не получилось бы добиться, но протеже чувствовал, как ему поверили, и чуть улыбался.       — Испугались? — выдохнул Ацуши, когда они чуть замедлили бег. Кто за ними шёл — абсолютно неизвестно.       — Мне страшно только тогда, когда я не понимаю, что происходит. Рискнёшь меня напугать, Ацуши? — Дазай усмехнулся.       Да такого разве напугаешь? Ацуши только представить может, чего боится мужчина. И наверняка парень ошибается. У Дазая в лице и в действиях вечное лёгкое безумие, веселье и поддразнивание, схожее с представлением. У него театр одного актёра с попытками зрителя дознаться до сюжета. Когда Осаму серьёзен, в его глазах всё равно нет страха, лишь какое-то раздражение. Человек, состоящий из историй, выдумок и лишь чуть-чуть — из себя самого. Поэтому Ацуши его напугать не сможет.       — И желания нет. Ничего не изменилось, ваши мотивы до сих пор загадка, — усмехнулся Ацуши. Ему даже нравилась чужая постоянная скрытность — Накаджима тянулся, как мотыльки на свет. Из любопытства и предвкушения.       — Если разгадывать людей, с ними потом неинтересно, Ацуши-кун, — Осаму пожал плечами. Ацуши бы хотел поспорить, ведь слова крайне не верны. Он слабо мог представить, чтобы близкие люди вдруг разошлись, потому что им стало «неинтересно». Если хорошо знать человека, то можно сделать его счастливым, обеспечить комфорт — так думал Ацуши. Но не больше, ведь то, чем он живёт, останется загадкой.       — Разгадать? Дазай-сан, даже если я «разгадаю», я никогда не смогу понять, что происходит в вашей голове, — честно сказал Ацуши, задержав взгляд на наставнике. Он не может даже зацепиться за что-то в чужом образе, лишь за хитрое лицо, как при первой встрече. — Иногда я и себя не понимаю (в последнее время часто). Как и других. Только общие эмоции, но чем они вызваны… я слишком мало общался с людьми, на самом деле.       — У тебя будет ещё время наверстать. Люди интересные… Может, даже заведёшь свои собственные знакомства, не связанные с агентством.       Ацуши кивнул, сглотнув. С каждым новым шагом ноги казались ему слабее, хотя он и не передумал ни на секунду. Просто хотелось бы отсрочить всё это. Кажется, Дазай и Ацуши исчерпали свои запасы слов на это путешествие. В таком пути разговоры лишние? Осаму не подавал голоса, а на последнюю фразу его ученик как-то забыл ответить. При очередном шаге Ацуши понял, что его ботинки мокнут, и двинулся быстрее. Наставник совсем не замечал его.       — Мы идём в обход и сделаем небольшую петлю к реке. Нужно будет дойти туда, где её получится перейти, — Дазай махнул рукой вперёд. Ацуши заметил, что над их головами выстилается туман, делая всё вокруг ещё холоднее и опаснее. Одна надежда на Дазая, раз тот знает дорогу и будто интуитивно их ведёт. Как и Ацуши, наставник изредка делал странные жесты, о чём-то думая. Он косился на Ацуши иногда, но тот решил ничего не спрашивать. — Может, ты можешь превратиться в тигра и донести нас с нашими вещами?       — Что за глупости?! Я с того момента как… как мы встретились, в тигра ни разу не превращался! — воскликнул Ацуши. Дазай так вздохнул, что Накаджима почувствовал, как его что-то укололо. Небольшая шпилька в его самоощущение. — Это что-то, что пока не поддаётся мне, — извинился он. Ацуши опасался стать целиком и полностью зверем, но у него даже не выходило. Он стал заверять спокойного Дазая. — Я постараюсь. Когда всё закончится, у нас же будет много времени? Я обязательно покажу вам, как только…       — У нас не будет много времени, Ацуши, — устало прервал Дазай. Он как-то неопределённо шевельнул рукой и уронил её, словно его собственное тело было тяжёлым. Белая кисть безвольно повисла по боку от тела. Глаза Ацуши сузились.       — То есть?       — Я не собирался здесь оставаться после этого. Рампо и агентам больше не нужна будет моя помощь, так что я уеду из страны, — сказал так, как будто о решённом деле! И только сейчас сообщил об этом Ацуши. Не может же быть, чтобы эти дни были последними, когда он общается с наставником. — Мне жаль, но у меня, вроде как, нет выбора, — Дазай не потупил взгляд, взглянул на Ацуши коротко и почти виновато. Но Накаджиме слабо верилось.       — То есть, я вас больше не увижу?..       — Никогда, — кивнул Дазай.       — Но мы ведь можем списываться! Вы знаете, где я живу, так почему бы не послать письмо и не передать в нём ваш адрес? — бормотал Ацуши, пока в нём клокотало что-то, похожее на боль, но больше напоминающее бессильную ярость. Показать так много, сильно к себе привязать, ничего не говоря и не обещая, а потом просто уехать?! Таков Осаму Дазай? Ацуши ведь даже права никакого морального не имеет удерживать его, только на правах знакомого, дескать: «А разве здесь не лучше?». Идея с почтой для Ацуши глупая и довольно отчаянная. Ему бы хоть знать тогда, что у наставника всё хорошо, даже если тот хочет сбежать.       — Нет, Ацуши. Никаких писем. Придётся уехать как раз для того, чтобы все обо мне забыли и не устроили линчевание. Я и так года три скрываюсь от возмездия. А дальше этой страны меня не найдут, — Осаму улыбнулся, потрепал его по голове, но реакцией Ацуши его обделил. Зачем тогда было сближаться с Ацуши, если это совсем не имело для Осаму ценности? Скоротать время для побега? Только идиоты так поступают. Или те, кому на чужие чувства плевать.       Ацуши вспомнил ненароком, как быстро Дазай покинул спальню девушки, с которой занимался любовью. Накаджима поджал губы от этого воспоминания, косясь на Дазая и не веря. Он не смог сдержать своей обиды, когда все его надежды были отвергнуты. Только что.       — Вам не стыдно? — спросил Ацуши тихо.       — Стыдно, — признался Дазай, зыркнув на него. — Стыдно за то, что такой хороший человек привязался ко мне. Я не должен был, но…       — Замолчите, — буркнул Ацуши, закатив глаза. Устало, разозлённо. Он бросил взгляд на дорогу, но туман всё закрывал. — Вы ведь могли мне не рассказывать. Подсластить.       — Я хотел, чтобы ты знал. Ведь это… лучше, чем соврать и исчезнуть? — вопрос завис в воздухе. Не увидь Ацуши наставника после дела, он бы наверняка решил, что его предали. Ведь они так близки, а Осаму бы не рассказал, что уезжает. Так ещё хуже было бы.       Дазай ещё хотел быть ему важным, несмотря на то, какой он есть и что собирается делать. А Ацуши не может так расстаться с ним! Накаджима неловко поглядел в чужую сторону, до конца с этим борясь, и протянул Дазаю свою руку.       — А я хочу быть с вами. Дазай-сан, давайте уедем вместе? Я сомневаюсь, что меня не будут разыскивать после смерти короля, — Ацуши коснулся чужих пальцев. Дазай, вроде, хотел что-то возразить — из разряда «а как же агентство?». Не стал. Он протянул руку в ответ и кивнул, прочистив горло.       — Если ты окончательно на это решишься, то уйдёшь вместе со мной. Только подумай, пока есть время.       Ацуши кивнул, успокоившись сердцем. Они почти не ощущали, что идут за руку — это был обычный поход. Только слегка спокойнее и правильнее для них обоих. Дазай ощущает тепло Ацуши и поглаживает его пальцы, Ацуши согревает.       — Вы не плохой человек, Дазай-сан, как бы ни хотели им казаться, — поделился Накаджима уверенно. Если Ацуши в его глазах был хорошим, то и себя Осаму должен бы таким считать. Но нет. Как глупо.       — Совсем не плохой?       — Может, слегка, — уточнил Ацуши, смеясь. Стало легче на душе, чем когда они начали идти. Можно уже было различить течение реки где-то неподалёку, но спешить совсем не хотелось. Этот поход приобретал странную ноту из-за того, что они наедине. На чужом лице всё также была тень каких-то мыслей, которые Дазай пытался ему озвучить. А говорил что-то другое, как всегда.       — Ты говорил, что тебя из приюта выгнали. Как ты добрался до хижины, в которой мы встретились? Эти воспоминания так и не вернулись? — спросил Дазай. Он думал об их первой встрече? Не понимал, почему вдруг Ацуши захотел с ним сбежать? Провалы Накаджимы в памяти из-за тигра всё ещё остаются его страшными кошмарами. Но кажется, человека Ацуши так и не съел, только каких-то животных.       — Нет, — подтвердил Накаджима, теряясь в том, насколько далеко от приюта он тогда был, — но я догадываюсь, что просто бродил по лесу как тигр. До этого меня… пытались утопить, и река куда-то вынесла, к лесу. Не то что бы меня выгнали, я думаю, пытались избавиться. Это оказалось первой счастливой случайностью в моей жизни, — побег оттуда. Стоило отмучиться те минуты в реке, чтобы теперь стоять здесь сытым и довольным жизнью. Почти.       — А были ещё счастливые случайности? — поднял брови Дазай.       — Вы помогли мне. — Ацуши бы и не узнал о тихом смехе Дазая, если бы не пар от чужого дыхания на холоде.       — Прости-прости, просто кое-что вспомнилось. Тоже о реке. Наверное, течение было слабым, раз тебе удалось выбраться?       — Нет, всё бурлило вокруг. Я так боялся захлебнуться! — Ацуши покачал головой. Ему не хотелось вспоминать ни о чём из этого. — Чудом выжил. Когда я выбрался на берег, казалось, умираю — настолько страшно было. — Накаджима с ожиданием поднял на Дазая взгляд. — А у вас что было? — быть может, его туда тоже скинули, или он топился. Ацуши почти уверен во втором варианте, но, даже так, хотелось бы знать.       — Когда я ещё был на службе, состоялась большая гулянка при дворе, — сказал Дазай внезапно. Ладно, этого Накаджима не ждал. — Ближе к вечеру все уже были поддатые, особенно я — так напился, что еле на ногах стоял. В мою голову пришла идея выйти за пределы замка и прогуляться, а останавливать никто не стал, — Дазай говорил абсолютно безразлично, пока они не остановились у реки ненадолго. Кажется, эта история из разряда странных пьяных приключений. Ацуши, кстати, впервые слышал упоминания Дазая о выпивке. Тот был совсем-совсем юным, когда это всё происходило. — Я дошёл до реки, решил помыть руки и свалился в воду, распластавшись на ней спиной, — Дазай лениво присел у берега, опустив ступни в воду. Намочил и теперь ведь замерзать будет… Но Ацуши ничего не сказал, просто сел рядом, отряхнув с травы снег. — Течение оказалось настолько сильным, что быстро понесло меня прочь. В голове не было ни мысли. Лежу, смотрю на небо, а одежда потихоньку тянет вниз. Думал, доплыву до города, и там меня выловят, если не утону раньше, — Дазай вытащил ноги из воды и поджал под себя, снова беря Ацуши за руку. Смотря долго и не на неё, а сквозь. У Ацуши почему-то заволновалось сердце (он прекрасно знает, почему). — Я взглянул на берега и попытался выбраться из воды…       — И как вы выбрались будучи пьяным.?       — Не вышло, но меня заметили стражники и выловили, — усмехнулся Осаму. Снег за пару секунд припорошил его волосы и стал падать на всё вокруг, включая кутающегося в одежду Ацуши. Холодно сидеть на одном месте, лучше продолжить путь, на его взгляд. Но Дазай остановил его, едва Ацуши дёрнулся подняться. — Ноги устали. Давай немного отдохнём.       — Мы идём совсем недолго, — Ацуши послушался и опёрся головой на руки, вздохнув. Совсем немного до замка. Сутки до дела и до того, чтобы исправить происходящее вокруг. Ацуши негромко вскрикнул от неожиданности («ой!»), когда оказался вдруг головой на чужих коленях. Дазай беззаботно гладил его по волосам. Накаджима тихо возмущался себе под нос, пригреваясь, — Никакого уважения границ.       — Какой ты зануда, Ацуши-кун.       Да, он зануда. Он не понимает, что нормально и привычно на интуитивном уровне, он всё делает предположительно и неуверенно. Пытается разобраться в границах общества, в котором оказался. Насколько, например, широки границы их с Дазаем общения? Даже сейчас. Тот его гладит, так, будто греет, так, будто заботится. Или же просто занимает руки? Что вообще такого происходит в походе, раз Ацуши к Дазаю сильнее обычного жмётся? И вовсе не от холода.       — Ты дрожишь? — Дазай провёл ладонью от его шеи до боков, вызвав мурашки по рёбрам. Ацуши забылся, в том числе и про холод забыл, пока его не коснулись, и дрогнул сильнее.       — А вы совсем не чувствуете холода? — пожаловался в ответ Ацуши. Дазай, смеясь, намотал ему вокруг головы какой-то белый шарф, чтобы сделать подобие капюшона. Накаджима ужасно покраснел. Стало теплее, вот кровь к щекам и прилила. Ацуши старался оправдаться перед собой и не признать, как его абсолютно очаровал собственный наставник.       — На самом деле, не очень. Тело слабо чувствительное, — вздохнул Осаму. Ацуши снова нащупал его ледяные руки и цикнул; постарался согреть своими ладонями. Он бы умер, если бы Дазай как-то прокомментировал это. Ацуши скосил вниз взгляд — даже не заметил, как, оказывается, ноги Дазая снова слабо касались воды. Накаджима прищурился, повозился чуть и повернулся лицом вверх, на Дазая.       — Что у вас с ногами, Дазай-сан? — голос Ацуши не терпел возражений. Мужчина пожал плечами, машинально погладив голову Ацуши. — На воде красные разводы.       — Поранился, — легкомысленно протянул шатен. Он снова вытащил ноги из воды на берег.       — Довольно сильно… — Ацуши поднялся и потянулся к бинту на чужой щиколотке. Осаму смотрел ему в затылок, не мигая, и ничего не предпринимал. Ацуши размотал сантиметров пятнадцать бинта и уставился на странные раны. Осаму смотрел на него с ожиданием, интересом и чем-то ещё. Чем-то напрягающим. — Поэтому вам больно идти. Почему не обработали? — Ацуши не мог понять, точно ли это раны вообще. Как будто мазки краски на ногах, идеально ровные, красные и очень яркие. Невсамделишная кровь, хотя по запаху и по виду не отличается. Она не стекала с ноги, пока не коснулась воды. Пораниться так случайно — невозможно, и Ацуши не знал, что думать. — Это они так заживают? — догадался Ацуши. Его взгляд стал грустным, как у щенка. Дазай кивнул, дёрнув ногой, а Ацуши стал забинтовывать ногу. — Простите, я…       — Поздно извиняться, если ты уже сделал. Всё нормально, Ацуши-кун, — облегчённо выдохнул Дазай. Он хотел показать это. И всё же не настолько, чтобы Ацуши дёргал бинты сам. Он определённо не может удержать своё любопытство и перестать читать Дазая, как может. — Я и не заметил, когда они появились. Но надо только подождать, пока исчезнут верно?       Накаджима не был с ним согласен и качал головой, но всё равно ничего не мог изменить. У Ацуши даже был в голове вопрос, не неприятно ли Дазаю, когда того касаются, но он стал немного тише, когда Осаму снова протянул ему руку. Так безмятежно и спокойно.       «Я не хочу довольствоваться этой снисходительностью или одной из его масок!», — Накаджима стыдился и, всё равно, не мог перестать так думать. — «Всего-то немного больше эмоций. Больше заинтересованности и меньше апатии». Он сильно гнал мысль о том, что Дазаю просто неинтересно с Ацуши говорить и быть в целом.       И всё равно не было чувства одиночества, боязни или отрешения. Будто Ацуши выключил их все рядом с Дазаем, пока они шли вдоль реки и искали место, где можно перейти. Осаму говорил ему, что Ацуши будет тренироваться держать нож и бить им, что есть силы. К этому можно отнестись скептически — вряд ли в холодном оружии есть что-то сложное. Ацуши спросил у Дазая, куда тот собирается сбега́ть, но не получил ответа.       — Уйти нам обоим будет очень тяжело. Поэтому я хочу, чтобы ты серьёзно обдумал это. Ночёвки непонятно где, неизвестное будущее… — неопределённо пробормотал наставник слишком зловещий голосом. Ацуши прекрасно понимал сложности, дискомфорт и прочее, но разве от его обычной жизни это отличалось?       — Это вы у нас любитель комфорта, — тепло заметил Ацуши, пожимая плечами. Кажется, Дазая это задело.       Они буквально только перешли реку, как мужчина ускорил шаг, направляясь туда, где рассеивался туман и просматривались солнечные лучи. Он остановился у подножия небольшого холма, щурясь на тусклое солнце, и развёл руки в стороны.       — Привал.       Они здесь будут находиться до завтрашнего утра, пытаясь найти, чем себя занять. На самом деле, в Ацуши очень даже подскочило чувство тревожного ожидания, едва они остановились.       — Тут нас разве не найдут? Здесь даже прятаться негде, — заметил Ацуши, пока Дазай сгребал какую-то траву. Для костра?       — Если нас здесь найдут, то придётся разбираться. Прятаться негде ещё на много сотен метров вокруг. Мы не станем никого убивать, просто обезвредим, я думаю, — «обнадёжил» наставник. Ацуши решил не стоять истуканом, а помочь с костром, тоже кидая одеревеневшую старую траву шалашиком. Всё мокрое, в снегу… Им сложно будет развести здесь огонь.       Дазай вытащил из сумки подкладку и присел на неё, достав из какого-то кармана волшебный камень. Сосредоточенно сидя у костра, он ковырял ножичком в артефакте. Накаджима видел много всякого бреда из-за Дазая, но сейчас он впервые заподозрил, что Осаму просто тронулся умом.       — Дазай-сан, вы… что делаете? — осторожно спросил Ацуши. В камне что-то треснуло, и прямо в сторону «костра» из него выстрелила фиолетовая искра. Если бы Ацуши не был этим шокирован и не отскочил, то мог заметить, как сильно тряхнуло мужчину и что нож в его руках дрожал. Ацуши залюбовался вспыхнувшим фиолетовым пламенем, подставляя руки к теплу. Он никогда такого не видел и не слышал о таком. — Стало быть, камень не только перемещает, — Ацуши с восхищением взглянул на Дазая, сотворившего настоящую магию. — Вы можете много что сделать с его помощью?       — Даже мне неизвестно, какие у него магические возможности. Об этой я узнал совсем недавно, — мужчина похлопал рукой рядом с собой, приглашая Ацуши. Совсем никакого энтузиазма и интереса к собственной магической вещи. Накаджима уселся рядом с Дазаем, но к костру поближе. Осаму вертел камень в руке и изредка подкидывал.       «Боль». Ацуши вздрогнул.       — Вы что-то сказали?       —…А ты что-то слышал? — наставник наклонил голову заинтересованно. Нет, его голос вовсе не похож на то, что Ацуши слышал. Значит, могло показаться. Разве он вообще слышал что-то? Так, на миг появившееся ощущение ужаса и отчаяния, но вовсе не слово.       — Раз можно повредить камень ножом, то можно и разбить его? Вы ведь проверяли, да? — решил Ацуши вернуться к тому, о чём думал пару секунд назад.       — Он разобьётся, — не успел сбитый с толку Ацуши что-то уточняющее спросить, как Дазай продолжил, крутя вещицу в руках. — А через некоторое время восстановится. — Осаму приблизился к нему почти нос к носу, и Ацуши сглотнул. Он видел, как Дазай еле сдерживает непрошенную улыбку, как сощуриваются его глаза еле-еле — с другого расстояния не заметишь. Наставнику нравится заставлять Ацуши чувствовать себя неудобно и глупо, до безумия, а сейчас Ацуши именно так себя и чувствует. В чужих глазах плясали фиолетовые отсветы пламени, и Дазай зашептал, словно боясь слежки или огласки, — Он восстанавливается засчёт моего тела, поэтому камень нельзя разбивать, хорошо, Ацуши?       Сердце стало биться чаще. Даже не необычно. До сих пор пугает, но уже неудивительно — Ацуши пропащий мальчишка.       — Как им-менно? — выдохнул Ацуши облачко пара, когда Осаму всё же улыбнулся.       — Отнимает все жизненные силы, пока контрактор не придёт в себя. Невозможно даже открыть глаза, — сообщил Дазай, будто наклонившись к лицу ученика ещё ближе. Ацуши это совсем не нравилось — он не умеет обманывать, наверняка выдал себя! Он моргнул и… оторопел. На лице Дазая откуда-то взялись шрамы, обвивающие голову спиралями, один огромный на лбу. Накаджима медленно перевёл взгляд на пустую и чёрную правую глазницу, сглатывая от непонимания. В голове щёлкнуло, а парень схватился за лоб, вскрикнув.       — Ацуши? — резко и обеспокоенно. Ацуши поднял взгляд и увидел абсолютно нормальное чужое лицо.       — Да ничего… Мне только показалось… — убеждал себя Ацуши. Дазай смотрел на него требовательно и ответ не принимал. —…что у вас нет глаза. — Теперь точно примет за сумасшедшего и не воспримет всерьёз. В целом, понятно.       — Отсядь от костра немного дальше, — посоветовал Дазай, тоже отодвигаясь от пляшущего фиолетового пламени. Всё было именно из-за этого островка сильной магии.       — Нет, я… Лучше немного разомнусь.       Ацуши поднялся, косясь на Дазая и примеряя на него своё видение. Тот не был особенно рад такому вниманию, но не смотрел на Накаджиму и ничего ему не говорил. Если эта штука может восстанавливать тело и вызывать галлюцинации… Или показывать, что именно пришлось восстановить…       Ацуши откинул мысли об этом с раздражением и стал осматривать местность. Наконец туман рассеялся, хоть частично, и снежинки прекратили падать. Ацуши снова нащупал рукоять кинжала, даже опасаясь, что выронил его где-то, и достал из-под одежды. Он грациозно замахнулся, но так перемудрил с выкручиванием запястья, что уронил оружие. Ацуши фыркнул, подобрав его. Стоит найти что-нибудь, что получится пробить, чтобы потренироваться. «Что может…», — Ацуши сглотнул, — «сымитировать тело?».       Ничего не найдя, Накаджима расстроенно повертел нож в руках. Взялся за рукоять обеими ладонями, переложил из одной в другую. В отражении лезвия он увидел фигуру Дазая, который бесшумно подошёл. Ацуши хотел оглянуться, но Осаму поправил положение его головы и твёрдо вложил в руку кинжал. Больше он не трогал руки, только встал сзади вплотную. Был порыв оглянуться, спросить, но Ацуши не стал.       — Бей. — Дазай обрывочно сказал лишь это. На ухо. Ацуши дёрнулся, как в трансе. Осаму ему говорит без слов: в этом нет ничего сложного, стоит лишь чуть попробовать. Но Ацуши не чувствует в себе власти это сделать, он не может.       — Куда?       Дазай указал на большой камень, что был рядом. Ацуши направил туда руку, держа нож, как перо. Тут же перехватил поудобнее и с сомнением замахнулся.       Осаму ему помогал, ничего не комментируя, лишь лёгкими ударами ребром ладони заставлял менять позу. В первый раз он очень жёстко изменил положение чужих рук, чтобы исправить замах (Ацуши уверен, что в руке что-то хрустнуло). Даже когда Накаджиму отпускали, он чувствовал чужое давление и оценивающий взгляд на своей фигуре. Сколько бы Ацуши ни бил в камень, ничего не случалось, и Накаджима лишь думал, что погнёт лезвие.       — Дохлый номер, — резюмировал Осаму. Можно было сообщить об этом и раньше. Он сделал Ацуши знак остановиться. — На себе тренироваться я не дам. — А Ацуши этого и не хотелось. Дазай поднял камень и поднёс к своей груди, вдруг улыбнувшись. — Теперь можно попробовать так. Это — моё сердце. Заколи меня.       — Вы серьёзно? — от того, что цель стала подвижной, ничего не изменилось. Накаджима вряд ли сможет проткнуть камень! К тому же, он может случайно навредить в процессе.       — Абсолютно.       В не самой уверенной позе и с низкой скоростью, Ацуши подбегает, собираясь бить, а Дазай уворачивается. Вот как, новая сложность. Осаму смеётся над ним, уходит от всех его атак, а как пронзить камень, Накаджиме ещё неведомо. Когда он прикладывает много силы, то мажет, и Осаму еле успевает отодвинуться от ножа.       — Давай, Ацуши! — подзадоривал его Дазай. — Не размахивайся так сильно, теряешь скорость и управление над телом! Прямо в сердце. Ты ведь знаешь, где оно, вот, перед тобой!       Накаджиме показалось, что эта беготня была вечной. Едва он попадал по камню, Дазай говорил «не считается», ведь тот не был расколот. Ацуши хотел применить способность, но так, чтобы сосредоточить всю силу в одной точке тела.       Камень треснул. Ацуши отпрянул, тяжело дыша, а наставник медленно отвёл камень с кинжалом от своей груди. Одежда Осаму оказалась слегка продырявленной. Он странно и пусто улыбнулся.       — Насквозь и прямо в центр… Очень даже хорошо. На секунду мне действительно показалось, что…       — Что я проткну вам сердце? — Ацуши ужаснулся. Он кинул взгляд на продырявленный ножом, матерь божья, камень. Кончик лезвия едва выделялся и поблёскивал, нож застрял в камне по самую рукоять. Дазай покивал, и его улыбка сначала держалась, но потом превратилась в разочарованное выражение. Осаму глубоко вдохнул воздух, собираясь что-то сказать, и промолчал. Он оставил камень на земле и отвернулся к их сумкам, чтобы подготовить им привал. Земля вокруг прогрелась, пока они занимались этим странным действом с камнем и кинжалами, а разговор покрылся инеем. Наставник почему-то потерял желание с ним разговаривать.       Ацуши еле как вытащил из камня кинжал, не поверил, что сделал такую глубокую трещину, и отбросил булыжник в сторону. Накаджима покосился на Дазая. Вот что Ацуши сделал не так, в чём провинился? У него же вышло пронзить, в конечном итоге. Даже напугать слегка Дазая получилось, вроде как. Именно это Осаму и злит?       Ацуши покосил на Дазая взгляд. Тот косил на него в ответ, абсолютно не стесняясь, и Ацуши не смог этого выдержать, сразу же посмотрел прямо. Нет, Осаму не был расстроен из-за своего испуга и, возможно, даже не из-за Ацуши.       — Я, вообще-то, не кусаюсь, — хмыкнул голос наставника, и Дазай устроился в позе лотоса перед костром, прищурив глаза. Хотел лукаво добавить «и ты прекрасно это знаешь». Накаджима слишком зациклен на чужих эмоциях. Он не понимает, какие из них обращены к нему, а какие — нет, всё на себя переносит и побаивается любого неосторожного движения и смены настроения. Дазая это могло бы раздражать, но чаще он считает плюсом то, как Ацуши чувствует чужие эмоции. Похоже на самого Осаму. Но то, что они могут стать слишком похожими, Дазаю вовсе не нравится.       Ацуши подсел к нему на подкладку, всё также иногда кидая взгляды, которые считал незаметными.       — Знаешь, чем меня раздражает сознание? — спросил Осаму с улыбкой и сомнительными мыслями-червячками, что толпились в голове. Ацуши взглянул на него непонимающе.       — И чем же? — Накаджима был уверен, что им недовольны.       — Тем, что оно постоянно сомневается и не даёт полноценно чего-то хотеть. Когда хочешь умереть, одновременно хочешь и жить. Если что-то нравится, то оно же и ненавистно из-за своей важности. Это как-то глупо, не находишь? И от этого не получается сбежать, — Осаму долго посмотрел сквозь Ацуши, улыбаясь длинно и тонко, неприятно. Ученик заволновался, заправил прядь своих волос за ухо, наклонившись ближе.       — Мне тоже не нравятся сомнения. Что-то гложет вас, Дазай-сан? Что-то, из-за чего вы не хотите участвовать в миссии? — спросил Ацуши, подумав. Осаму покачал головой. Это волновало его далеко не так сильно, чем то, что происходило здесь и сейчас.       — Знаешь, Ацуши, мне нравится общаться с людьми. Нравится, если они впитывают каждое слово и что-то запоминают, принимают к сведению. Настраиваются на мою волну мышления. И иногда люди из-за этого меняются, — говорил Дазай тихо и вкрадчиво.       Сердце Ацуши ускоряло биение, а брови поднимались выше. Чужие слова не звучат хорошо. Долгое время самым близким, самым важным знакомым Ацуши был Дазай. Был его проводником, как минимум.       — Тем, что происходило сейчас, я заниматься не хотел, а не заняться не мог. Не хочется вносить смуту в твою голову, хотя агентство уже что-то заложило. Не хочется ничего менять, а в то же время, ты уже медленно меняешься. Поэтому я ненавижу сознание, Ацуши-кун, — Дазай уткнулся лбом ему в плечо, расстроенно бормоча. Кажется, наставник чувствовал себя виноватым, а Ацуши лишь… не совсем был уверен, что понимал Дазая правильно. — Потому что хочется и не испортить в тебе ничего из того, что есть, и посмотреть, что будет… если всё-таки произойдёт ошибка.       Осаму готов был признать, что ему больно за Ацуши, которым они пользуются. Которым пользуется сам Дазай, в частности. Он тяжело вздохнул, поняв, как глупо прозвучал его спич, и уже хотел забрать все слова назад.       — Чтобы я изменился так сильно, что вы ужаснётесь, должно произойти нечто страшное, — пробормотал Ацуши. Осаму приоткрыл глаза, почувствовав руку у себя на плече. Накаджима даже не испугался его странной речи. Непонятно и напрягающе. Дазай опасался, что осознанное убийство заставит Ацуши пересмотреть своё отношение к чужим смертям. А Осаму с этим ничего сделать уже не сможет, как ни крути. Он других хотел лепить, как пластилин, но с Ацуши боялся наделать ошибок. Особенно в последнее время. — Дазай-сан… — прошептал Ацуши, гладя его по плечу. Тело ученика сильно нагрелось, шея уж точно. —…вы меня пугаете.       — И почему же?       Потому, что откровенен, и не до конца — самая страшная в мире откровенность. Потому, что показал свои мысли почти голыми.       — У вас нет границ, — признался Ацуши, краснея. — Ни в отношениях, ни в вежливости, ни в разговорах.       Ведь есть то, о чём не знают даже самые близкие, то, о чём именно они и не должны знать. Но Ацуши от Осаму не отвернётся, а тот знает — вот, в чём дело. Поэтому и говорит.       — Может, я устал от границ.       — Или от людей, — добавил Ацуши. Это сидело у него на сердце долгое время. Ответом Дазая стала улыбка.       Ацуши нравится то, что Дазая пробивает на эмоциональные разговоры — раньше такого не было. Есть только предчувствие нехорошее, которое Ацуши старается погасить, когда небо окрашивается розовым. Такое предчувствие, что рвёт на части от одного важного ему желания.       — Я люблю вас, Дазай-сан, — сказал Ацуши. Его рука дрожала, пока он гладил чужие волосы. А Дазай потянулся за этой лёгкой лаской, как ребёнок.       — Чтож, и я тебя люблю. Ты определённо важен мне, — сказал Дазай спокойно, как план на грядущий вечер мог бы сказать. Он не отстранился и не уставился на Ацуши недоверчиво после этого «люблю», а у Ацуши всё равно сердце от непонимания и беспомощности сжалось.       Они сказали всё не так. Заложили не тот смысл, что хотел Ацуши, и теперь уж не объяснишь.       Ацуши, юноша, признался другому мужчине в тёплых чувствах, но никак иначе, как «платонические» они не воспринимаются ни в обществе, ни Дазаем.       — Ацуши, посмотри на меня, — бормочет Дазай ему с неглубоким, но слышным вздохом. Сдало́ ли Накаджиму то, как сильно он сжал одну из своих ладоней? — Пос-мот-ри, — уже дразнит наставник, положив одну ладонь Ацуши на щёку.       Он делает что-то неправильное. Он касается губ Ацуши, сухих и сжатых, на мгновение, прежде чем отстраниться и завлекающе улыбнуться. Осаму облизнул губы машинально, когда глянул на своего покрасневшего, оробевшего ученика. Который (чёрт возьми) потянулся за вторым поцелуем.       Ацуши понятия не имеет, что и зачем он делает, его бедное сердце колотится, как никогда. Он не мечтал, он думать себе запрещал о запретных отношениях между собой и Дазаем, лишь думал «люблю» и не представлял большего, чем дружба, ха-ха.       — Мы могли бы делать это чаще, — Дазай едва отстранился. Его глаза горят, и дыхание всё ещё висит на губах Ацуши. Накаджима тянется за ещё одним поцелуем в ответ на этот шёпот. Хорошо и спокойно, но пугает так же, как и сам Дазай. Их губы соприкасаются, прежде чем каждый смыкает их, поймав в захват губу другого. Потрясающе. Снова шёпот. — Как тебе поцелуи?       — Если с вами, то волшебно, — признался Ацуши, сжав чужую одежду. И в его, и в чужих глазах тлели фиолетовые искры.       Дазай хочет поцеловать его в четвёртый раз, войдя во вкус и властно отклоняя чужую голову, но Ацуши в смущении отстраняется. Дышать слишком тяжело, думать тоже. Накаджима не заметил деланного равнодушия на чужом лице, слишком уж мысли в его голове запутались. И вряд ли Ацуши осмелится спросить, кем Дазай его считает. Какие чувства испытывает.       — У-уже темнеет, нам стоит лечь пораньше, ведь светлеет рано и мы не выспимся, — затараторил Ацуши тихо, закрывшись. Трусишка он, даже не заслуживает взаимности, раз так её боится! Ну не вязалось в его голове, что Дазай испытывает ответный интерес! Этого ведь просто быть не может.       — Да. Но разве ты не голоден? — спросил Дазай снисходительно и спокойно. Ничего будто и не было.       Разочарование, ведь решил не противиться и поступить так с Ацуши, страх, потому что сердце опять полно сомнений, а разум отказывается давать комментарии.       Пока Накаджима ел, Осаму готовил им спальное место, состоящее из неплотных покрывал и ещё одеял сверху. Идиотски часто дрожали пальцы рук от холода, о котором они с Ацуши, как идиоты, позабыли. А на ночь придётся затушить магический костёр, иначе тот точно взбесится.       Засыпать вместе им вовсе не впервой: в одной комнате или вовсе на кровати. Они спят вместе буквально с первой встречи, несмотря на то, как это звучит. А именно сейчас Ацуши уснуть не мог — то ли земля слишком неудобная, то ли холодно очень, то ли Дазай в нём будит слишком сильную неловкость.       Ацуши, едва прикрыв глаза, наблюдает за движениями чужой груди, двигающейся от дыхания. Переводит взгляд на руки в бинтах. Пальцы на них слегка дёргаются, будто Дазаю во сне некомфортно. Интересно, отчего?       Краснея, Ацуши ловил себя на мысли, что чужое тело для него слишком привлекательно, и от этого руки тянутся к нему. Хотя бы чуть-чуть наставника расслабить, как обычно. Лёгкими прикосновениями.       Ацуши помнил, что его друг чутко спит, что может заметить прикосновение и проснуться от него. И отчитать потом, небрежно смеясь. Но Ацуши ведь прикасается сейчас не от любопытства, не от эгоизма, наоборот, чтобы Дазаю приятно сделать. Если Накаджима вообще прав был, когда решил, что Дазаю спокойнее от прикосновений. Он потянулся рукой, лёгонько-лёгонько, но только занёс её над чужой головой. Понравится ли мужчине сейчас поглаживание по волосам?       Нет, не сто́ит. Лучше бы кое-что другое сделать с холодным телом Дазая, которое подрагивает и дёргается, отчего у Ацуши сжимается сердце. Не только от желания помочь… А также от ещё какой-то тяги. Это «кое-что» поможет им обоим сохранить тепло этой мёрзлой ночью. Пока Ацуши не передумал и не струсил.       Он робко подобрался под чужой бок. Когда Ацуши думал, что чужое тело холодное, он слегка преувеличил — Дазай вполне был тёплым, это просто у его глупого ученика горела кожа от чужой близости. Ацуши, ошалев от собственной наглости, обнял Дазая слегка-слегка, положив на его тело свою дрожащую руку и прижавшись к боку. Он так нервничал, хотя они теперь всё время обнимались…       Ну, они же не делали этого во время сна. Ни разу. И был в голове вопрос, который Ацуши всё старался давить, и от этого уснуть не мог: «А мне это позволено?».       Должно быть позволено. По всякой логике. На улице так холодно, к тому же, Дазай уже пользовался теплом Ацуши почти таким же образом…       В любовной горячке Накаджиме было очень трудно наблюдать за реакциями Дазая, хотя он больше всего на свете боялся, что тот проснётся. И изменений в чужом дыхании Ацуши не ощутил. Зато движения рук уловил отчётливо, когда почувствовал волнующие прикосновения пальцев Дазая на своей коже. Пропал — у Ацуши всё внутри скрутило холодом. Нет-нет-нет! Из-за его наглости Дазай теперь не будет с ним разговаривать, или, что ещё хуже, уйдёт ночевать в другое место, чтобы всякие мальчишки ему не мешали!       — Ацуши… — даже не открывая глаз, шепнул Дазай, прежде чем притянуть к себе и ученика руками обвить, прижав свой подбородок к серой макушке.       Услышав своё имя, произнесённое с таким облегчением и нежностью, Ацуши чуть лужицей не растёкся, взаправду. Ещё и в настолько согревающих объятиях! Сердце сбивалось с ритма от счастья, стоило воспроизвести в голове ещё раз такое «Ацуши».       — Осаму… — пробормотал Ацуши одними губами. Он понежился, припав плотнее к чужим рукам, стараясь не сойти с ума от такой близости. Дазай, казалось, спокойно спал. Никогда ещё Ацуши не чувствовал себя таким защищённым, как лёжа под открытым небом на почти голой земле. В чужих забинтованных не подрагивающих руках.