Радость. Вот, что ощущает король, упиваясь всеми негативными чувствами, которые в нём есть. Портьеры в его покоях самые плотные, и комната настолько темна, что в черноте будто шевелится кто-то. Этому «кому-то» всё равно не испугать человека, сидящего в центре комнаты — он куда страшнее чудовищ. Пусть они ползут к нему и тянутся сквозь пелену накатывающего сна…
Как давно он не спал? Собственная кровать кажется ещё удобнее, чем раньше, а ведь он почти отвык на ней спать. После его скитаний неплохо бы немного отдохнуть, не просыпаясь от шорохов. До прибытия убийцы.
Король ведь действительно заслужил это. Он всё сделал правильно, слуг уволил и прогнал. Остался в замке почти один. Акутагава за него примет убийцу и усыпит его бдительность. Самочувствие оставляло желать лучшего. Но пока это не было важно.
Его Величество знает, как создавать монстров, до бесконечности, потому что мучители такие уставшие, хрупкие и подавленные, безнадёжные, а других делают такими же. Он осознавал слишком медленно. Больше не хочет, собирается прервать этот идиотский цикл. У него есть как минимум один монстр рядом, подтверждение ошибок юности. Больше не надо. Акутагаве бы точно не понравилась такая характеристика.
Король заснул впервые за сутки, едва коснувшись подушки головой. Казалось, весь замок спал вместе с ним, ведь шаги советника никак нельзя было считать серьёзным шумом. Акутагава проверил покои Его Величества. Заперты. Значит, спит либо снова ушёл. Рюноске решил не будить его. Он потирал свою шею, чувствуя отголосок боли на ней, всё не находя причин тому, что его оставили в живых после такого нарушения. Раньше наказания монарха были по-настоящему жестоки, кровь в жилах стыла. Но сейчас и даже раньше… Всё стало иначе. Он больше не причинял боль и подолгу отсутствовал, возвращаясь лишь за тем, чтобы поспать. Из-за чьего-то влияния, верно.
— Другой причины не может и быть, — шепчет Рюноске, ходя по замку лихорадочно и бессмысленно. Он привык бормотать себе под нос, когда был в одиночестве — это помогало собраться с мыслями. Хотя бы унять жар в голове. На Его Величество по-настоящему влияет окружение. Именно когда тот отсутствует в замке, то становится другим. Менее сумасшедшим, более терпеливым и даже мудрым. Нет той крайности во всех действиях, которую наблюдал Акутагава года два, а то и больше. Король больше не привязан к замку, если и был.
«Может, теперь ему плевать на наказание», — вдруг подумал Акутагава. Он сжал губы в тонкую полоску, забредя к воротам. — «Неужели ему плевать и на меня?» — горло сжало спазмом страха. Он оставил сестру. Рампо приказал служить действующему королю до конца этого дня (то есть, до самой его смерти), не уходить никуда, иначе с Гин случатся ужасные вещи. Рюноске сможет отомстить им позже, но зачем рисковать ради этого жизнью сестры?
Да и это не важно. Он бы и без приказа, без угроз не ушёл. Акутагава не был бы спокоен, пока не умрёт или найдёт в своей душе мир правящий король. Второму не сбыться уже никогда. Потому Рюноске ждёт первого и всё равно боится.
«Хорошие» люди тоже используют грязные методы — таковы были мысли Акутагавы. Он всё стоял у главных дверей, непонятно чего ожидая. И дождался стука.
Убийца. Наконец, ты пожаловал прекратить этот ад и освободить всех, уничтожив старый уклад вместе с правителем. Как заведённый, Рюноске потянулся к двери, сняв засов и немного толкнув её.
Дверь приоткрылась со скрипом, создала полоску света. Впереди был совсем мальчишка, похожий на оборванца, хоть и в целой обычной одежде. Акутагава не уверен, почему, но вошедший ему не понравился. Не соответствовал ожиданиям — слишком мягко и напуганно выглядел.
Значит, вот, кого выбрали правящие. Акутагава лишь прикрыл глаза. Стражи не было, охрана у входа тоже исчезла, то ли по приказанию, то ли по чьему-то вмешательству. Советник имел об этом слабое представление. Ему нужно лишь исполнить свой долг.
— Кого имею честь видеть? Вы пришли просить крова? — спросил настолько холодно, насколько возможно. Незнакомец нахмурил свои светлые брови и опустил капюшон (шарф?) с седой головы. В глазах Акутагавы зажёгся интерес, но потух так же быстро.
— Я путешественник. Вы правы, пришёл просить крова, — чужой голос дрогнул, а Рюноске усмехнулся. Слабый. Юный слабый герой. Его напряжение от вранья говорит само за себя.
— И что же вы можете предложить взамен? — спросил советник. Ацуши явно чувствовал дрожь от одного его присутствия: что-то подсказывало, что они абсолютно разные люди. Тот, кого агенты называли «своим» человеком, смотрел на него в упор и опирался на дверь, не желал открывать шире.
— Слова Дазая Осаму, — пробормотал Ацуши, переняв этот взгляд. Наставник попросил его сказать это. Только тогда Акутагава его впустит и станет помогать в нелёгком деле свержения.
Казалось, брюнет тонко усмехнулся. Тяжесть дерева поддалась чужим тонким рукам, главная дверь открылась настолько, чтобы впустить сильный ветер и Ацуши. Едва пропустив его, Акутагава сильно потянул дверь, и она закрылась с громким свистом. Советник быстро запер засов и навалился на него спиной. Тяжело вздохнул, поднимая взгляд на Ацуши.
Его взгляд был обречённым, потому что на деле он не хотел смерти королю, ведь так? Но Накаджима сглотнул, уверенно выпрямившись. Высокие потолки и стены без окон, потемневшее золото. Не вызывало радушия это место — вроде бы было огромным, но бесконечно тусклым.
— Я тебя расположу где-нибудь. Только не беспокой Его Величество, — Акутагава хмыкнул, вспоминая имя, что сообщил ему господин Дазай, —…Накаджима Ацуши. Его покои находятся в восточной башне, так что тебе в любом случае не нужно туда ходить.
Иными словами, я скажу тебе, где они, как туда пройти, но позже; а я словно бы и ни при чём. Накаджиме никто не сказал, какая судьба ждёт Акутагаву после свершения плана. Должно быть, его она устраивает… Ацуши только безмолвно направился за советником, потерявшим интерес к нему. Тишина в замке давила, не давала спросить ничего или ободрить. Для чего, например, им до сих пор пользоваться отговорками и загадками, если всё ясно? В этом месте ведь… Никого будто нет.
— Это проход в западное крыло. Отсюда можно пройти в центральный зал, столовую и комнату для приёмов, — Акутагава махнул рукой справа от себя, идя по коридору. Замок не был такой уж большой резиденцией, но Ацуши всё равно трепетал от его величия. Даже несмотря на запустение. Дверь справа была только одна — видимо, там можно пройти из комнаты в комнату. У Накаджимы появилась странное сравнение с агентством, в котором каждая комната была отдельно по коридору.
Ацуши взглянул налево. Висели свитки с красивыми картинками, нарисованными на бумаге: в основном женщины в ярких кимоно, как увидел Ацуши по уцелевшему кусочку. Половина листа была сожжена, и всё равно висела на стене. Акутагава ни слова не сказал об этом. Советник не проводил для него экскурсию по замку, не показывал выдающиеся комнаты, просто учил Ацуши здесь ориентироваться. Хотя бы первично. Накаджима постарался контролировать обоняние, чтобы запомнить и запах, стоящий в каждой из комнат. Почти тщетно — он отовсюду одинаковый. В Ацуши только что-то заворочалось, будто он почуял нечто сладкое и знакомое. Но одёрнул себя. Не могло быть ничего ему знакомого в этом замке.
— Когда мы поднимемся наверх, там будут гостевые комнаты. Четыре комнаты. Тут, в конце коридора, дверь с тоннелем для слуг и продавцов. — Акутагава постучал по тёмной двери и на пару секунд открыл её. — В конце прохода есть тропинка.
С этими словами советник пошёл на лестницу, а Ацуши оглядел пространство ещё раз, запоминая. После чего тоже пошёл. Ему нужно запомнить — на случай, если придётся убегать. Или прятаться.
— Что если Его Величество позовёт тебя? Мне тогда… что делать? — спросил Ацуши, пока они поднимались. Сердце в беспокойстве трепыхалось всё сильнее, но Накаджима отчаянно пытался находиться в равновесии. Ну же, последние шаги, их нельзя испортить, Ацуши же согласился на происходящее. Ему ещё нужно столько сделать (с Дазаем о стольком поговорить, о том, о чём раньше было страшно)!
— Ничего. Я просто пойду к нему, а ты уж постарайся не обнаружить себя. Разве для тебя это проблема? — наконец, в голосе советника прозвучали эмоции. Вопросительная интонация. А Ацуши помотал головой. Он на вылазках агентства прямо под носом у стражи был — не заметили. Здесь сложнее, но Накаджима справится. Его тигриные особенности помогут.
— Здесь кто-то умирал? — Накаджима задал ещё один вопрос.
— Ты смеёшься? — Акутагава даже повернулся к нему. — Под тронным залом есть темница. Достаточно глубоко под ним, чтобы не было слышно криков и запахов. Можем и туда сходить, если так хочется, — чужой голос грубо оборвался. — И прежде, чем спросишь: сейчас там никого нет.
— Понятно, — кивнул Ацуши. То, что он чувствовал, не было запахом гнили. Видимо, темница и правда глубоко под землёй. Скорее, тянуло со стороны восточного крыла, где королевские покои.
Такой запах у короля?
Они проходили гостевые комнаты. Накаджима наконец увидел окна с цветными стёклами, но больше не разглядывал всё так пристально. Теперь его внимание снова было на Акутагаве.
Знает ли тот, что монарх, которого должен убить Ацуши, и так болен? Возможно, чем-то не очень серьёзным. Запахи больных людей очень сильно отличаются от обычных, у них проблема с волосами, что становятся будто свалянной шерстью. У них проблема со взглядом. По крайней мере, у тех, что Ацуши видел и чуял.
— Когда Он проснётся и пойдёт в тронный зал, я покажу тебе восточную часть. Но пока мы можем лишь ждать. Располагайся, — Акутагава открыл ему дверь в самую чистую из показанных гостевых комнат, после чего что-то забормотал себе под нос и отправился назад. Прислушавшись, Ацуши уловил слабый звук колокольчика. Значит, его проводника позвали.
Ацуши закрыл дверь. Он положил на кровать свою сумку, задумчиво начиная есть. У него был запас на пару дней, на случай, если дело затянется. Но кажется, разрешится всё очень скоро.
Убить. Пронзить сердце. Почему Ацуши теперь считает это не просто убийством, а избавлением? От влияния этого человека, его приближённых от страданий. Было бы всё хорошо, если бы…
Если бы что? Если бы этот мир не был таким жестоким, полным измученных людей, не понимающих друг друга и белый свет. Люди редко находят понимание. Это и заставляет их поступать жестоко?
Да нет, не может быть всё так глупо. Сам Ацуши ничего не понимает и снова смотрит на нож. Он хотел бы знать что-то, чего ему не достаёт. Хотел бы знать, является ли нормальным человеком и какое место занимает в круговороте жизни.
«Я не хочу быть нужным миру!» — кто его дёрнул сказать такую глупость? Очень хочет. Быть тем человеком, который всегда найдёт правильные слова и хороший посыл. Неужели он не мог тогда сказать Осаму ничего правильного и убедить его?.. Смерть — самое простое, хоть и пугающее решение всего, что человека беспокоит. И разве Дазай не искал других способов? Как можно было такому человеку просто сдаться?
Ацуши настороженно отложил кинжал и прислушался. Он хотел услышать всё, что было в этом замке — скрип половиц, чужие голоса, шаги. Казалось, что если приложить ещё немного усилий, то всё получится, он даже сможет услышать чьё-нибудь сердцебиение. Но Накаджима не мог слышать так далеко и вскоре бросил эту затею, упав на кровать. Лишь шаги по замку, два человека. Всё.
Акутагава проходит ещё раз мимо гостевой спальни, на дверь оглядывается. Он вздохнул. Ему приказали найти медицинские инструменты.
«Вы всё продумали, не так ли?», — думает он о короле. Нет нужды волноваться, что у монарха появилась трезвая оценка действительности, тот для этого слишком жесток. Акутагава считает даже, что у Его Величества эмоций нет. Зато теперь стало понятно, почему король сохранил советнику жизнь — чтобы, если что, воспользовался медицинскими инструментами. Никакой сказки с осознанием преданности Рюноске не было…
Его Величество бродит по главному залу, листая магические книги. Их всего две в замке, и одна почти рассыпалась. Думает, что делать, решает.
Неизвестно, сможет ли новичок из агентства его убить. У Акутагавы в этом сильные сомнения, но если мальчишка сможет, это сильно заденет самолюбие Рюноске. Он ведь предлагал агентству и Дазаю себя в роли убийцы. Но Осаму без компромиссов покачал головой.
Акутагава тихой тенью вернулся в тронный зал, но король его заметил, повернулся, поправляя спутанные тёмные волосы, что мешали читать. Его взгляд — Рюноске заметил, что после пробуждения чужой взгляд стал другим. Каким-то загнанным. Почему?
— Ты сможешь прооперировать сердце, Акутагава-кун? — лукаво улыбнулся король. Но в нём не было и следа смеха.
— Я тренировался, — кивнул Акутагава.
— А какую-нибудь, скажем, другую часть тела? Живот, лёгкие? — всё также лукаво, бродя и листая книгу, монарх будто не обращал на него внимания. Мужчина прошёл в другую комнату, в которой, оказывается уже успел зажечь камин. В замке было очень холодно при наступлении зимы…
—…только зашить, — Рюноске последовал за королём, который накинул свою длинную плотную мантию. — Но ничего больше.
— Тогда будь готов к тому, что сегодня тебе придётся сделать это, — король вырвал какую-то страницу из книги и поставил фолиант на полку над камином. Советник в ожидании стоял рядом.
— Слушаюсь, — ответил он с опозданием. Его Величество лишь с усмешкой взглянул. Мужчина присел перед камином на почти бесцветный ковёр. Приятный глазу нейтральный тон… С небольшим потемнением у самого камина — не от гари, от крови.
— В летописи замка написано, что у предыдущего правителя был бастард. Что он был маленьким и болезненным, а ещё умер в раннем возрасте. Примерно в четыре года, — задумчиво забормотал король. Он вдруг улыбнулся.
Акутагава широко раскрыл глаза и поджал пальцы на ногах — он не мог сжать кулаки, ведь тогда его беспокойство было бы слишком заметно. Советник молчал, а король с улыбкой (и скукой) смотрел на него.
— Его звали Цусима, — добавил король и перевёл взгляд на камин. Через пару минут молчания он снова заговорил. — Можешь идти.
— Слушаюсь, — Акутагава попытался выйти так, чтобы не казалось, что он ждал этой возможности. Но монарху было всё равно. Он осторожно держал страницу с описанием раскола души и предательства в понимании магии. Это как понятие жизни в контексте «рождение, существование, смерть» — высокими размышлениями там и не пахло.
В результате предательства возникает раскол души. Раскол требуется для некоторых магических контрактов, чтобы воздействовать на тело через душу. «Предательство» может совершить только тот, кому доверяют всей душой.
Кажется, он справился. Король сложил бумагу в карманы мантии, а сон снова забирал его. Чтобы не поддаться, монарх пошёл бродить по замку, проводя длинными бледными пальцами по стенам и портретам. Ни одного портрета нынешнего короля здесь не было.
За ним, за тронным залом, торопливо, но тихо, как кошки, по холлу шли его советник и его убийца, не переговариваясь. Акутагава ведь обещал показать восточное крыло. Темнело в шесть-семь вечера ближе к зиме, а время уже приближалось к трём. Каких-то три-четыре часа отделяли их от больших перемен. Это Рюноске вдруг поведал Накаджиме.
— Нет. Дазай-сан сказал заняться этим позже, глубокой ночью. И я с ним согласен, — возразил Ацуши. Советник шикнул на него.
— Дазай-сан любит символизм и пафос, — буркнул Акутагава. Как в истории предыдущего времени, когда ночью случалось всё якобы страшное. Акутагаву ещё передёргивало от чужих слов. У предыдущего короля мог быть бастард. Но если он и был, то зачем приводить его в замок, чтобы мальчишка умер в четыре года?.. Зачем записывать его в летопись? Это было неясно Акутагаве.
Или король специально путал его бессмысленными фразами. Акутагава что-то бормотал про восточное крыло, водя Накаджиму по двум этажам и по башням, что-то рассказывая. Они остановились у покоев короля. Это самая крайняя комната в замке.
Сюда Ацуши должен будет прийти. Акутагава вдруг закашлялся.
— Я открою тебе дверь, когда ты придёшь.
— Для чего ты делаешь это? — поинтересовался Накаджима. Рюноске с опаской прислушался, странно смотря в ответ.
— А ты как думаешь? У тебя какая особенная причина, и ты ждёшь того же от других? — огрызнулся Рюноске после нескольких секунд молчания. Ацуши отвёл взгляд, и Акутагава повёл его назад, по коридорам с планов замка, что теперь представали перед глазами. Возле тронного зала Ацуши приостановился. Запах, который он почувствовал во время первой экскурсии, снова витал в воздухе. Накаджима хотел подглянуть, но Акутагава подтолкнул его. Пришлось возвращаться в западное крыло, так и не побывав в центральном.
— Тебе нужно только ждать и готовиться. Больше ничего, — советник строго проводил его снова в гостевую комнату. Его руки подрагивали, пусть даже лицо было спокойным.
После знакомства с Дазаем Ацуши уже и не верит в лица людей. Они стараются — быть собранными, серьёзными и нерушимыми. Поэтому приходится смотреть дальше. И Акутагаве было не по себе, если не страшно. Хотя, может, это нормальная реакция?
На этот раз не заперев дверь, Ацуши снова томился в ожидании. Он был спокоен по-странному, уверен в происходящем, несмотря на то, что находился здесь один. Дазай и вовсе гулял где-то в лесу, ожидая в неведении. Он ведь не мог даже зайти в замок. Так много вещей стали неважными. Например, чувства самого Ацуши.
Он думал о том, как всё изменится, когда станет известно, что власть сменилась. Больше всего Ацуши хочет помочь людям, и Рампо вместе с Дазаем и директором знают, как это сделать. От страха не отучить сразу, от предубеждений — Ацуши прекрасно это понимает.
«Но ведь мир станет чуточку лучше», — когда Ацуши прервёт жизнь. Он соврал бы, если бы сказал «я не хочу его убить». Он соврал бы, если бы сказал «мне плевать на его жизнь»…
Сидеть в одиночестве было не лучшей идеей. Ацуши мог передумать сотни одинаковых мыслей о своём положении и своей задаче, прийти к неверным выводам.
И всё-таки, что же он должен был сказать Дазаю, когда тот ругался на жизнь? Видимо, не переубеждать и не обвинять. Ацуши хочет вернуть этот момент. Что-то он должен понять, что-то, что поможет ему разобраться в человеческих отношениях. В своих и чужих. Жаль, что к жизни и к людям нет какой-то инструкции, по которой можно сделать всё правильно.
Разве Ацуши сделал всё правильно, раз держит в руках нож?
Он слегка отвык от одиночества, в котором сейчас находится. В незнакомом месте с угрозой для жизни, совсем один. Ещё и время стоит на месте. Мысли о будущем, о сожалениях и страхах в голову лезут. Об Осаму.
«Я не хотел прощаться с ним так. И не хочу, чтобы он уходил», — ведь Ацуши не готов отпустить его. Он не узнал его до конца. Но что-то подсказывало Накаджиме, что если бы и узнал, то тогда уж точно не отпустил бы Дазая. — «Он так легко может всех бросить!», — подумал Ацуши, снова с горечью. Его сердце заболело и от ненависти в чужих словах, которые он раз за разом прокручивал в голове. Если бы Ацуши не сделал всё не так, то…
Поток его самобичевания резко остановился. Всё то, что Ацуши сейчас говорил себе, было похоже на начало книги Дазая. «Если бы я был хорошим…» — но там всё зависело не от мальчика. Ацуши вдруг проникся сочувствием. Человек из этой книги сейчас находится с ним в одном здании. И пусть все чувства героев Дазай-сан выдумал, ужасных событий это не меняет. Словно Ацуши и приют, тоже детство несчастливое.
Ацуши бы хотелось, чтобы у него в детстве были друзья. Или не друзья, просто кто-то, кто говорил бы ему: «ты хороший». Ацуши, возможно, и сейчас это нужно. Но он недавно это получил.
Он не был виноват в том, что его ненавидели. И он не виноват в отвращении Дазая к жизни. Это ведь так просто, да? Накаджиме вовсе не хотели нагрубить.
Быть может, это лишь было защитой. Очень поверхностным описанием чужой боли. Ацуши бы тоже сопротивлялся, полезь кто-то ему в душу. Накаджима теперь попробует стать мудрее и не делать поспешных выводов. Он перевёл взгляд на потолок комнаты.
Он же не хочет совершить столько же ошибок, как человек в этом же здании.
***
Король подходит к советнику и говорит, чтобы сегодня вечером его не беспокоили. Акутагава провожает его отчаянным взглядом и порывается что-то сказать. Но молчит. Хорошо.
Дверь в королевскую спальню монарх не закрывает. Он задёргивает все шторы в комнате, стараясь забыть о сожалениях. И о чём-то, что неприятно бьётся в его груди.
Откидываясь на подушки, он ощущает огромную усталость (снова). Наконец-то упокоится навеки — интересно, он заметит разницу, переходя из обычного сна в вечный? Наверное, будет больно, его же убьют.
Самое главное — он сегодня умрёт.
Король лениво улёгся поудобнее и накрылся по подбородок одеялом. Движения вызывают сладкую, туманную сонливость. Монарх закрыл глаза и уснул с мягкой улыбкой на губах.
Ему не слышно шагов за дверью. Но нет, это не его убийца, это Акутагава стоит у дверей. Его рука не занесена над деревянной поверхностью, и стучать он не будет. Он будет находиться у двери, внешне никак не изменяясь. Так и не дав ничему в себе волю, Рюноске уходит от двери, идёт в самую дальнюю от чужих покоев башню. Ему захотелось уйти из замка вовсе. Но и этого Акутагава делать не собирался. Он должен быть здесь, нужен рядом, пока всё не закончится.
На самом деле… Рюноске будет рад избавиться от его влияния. Иногда он думал об этом. И не мог ни одной частичкой своей души исполнить.
Вот, почему он не стал убийцей короля, но убивал по его приказу. Вот, почему этот Ацуши Накаджима сейчас направляется в чужую спальню — Акутагава не слышит, но чувствует. Его Величество, наверняка, тоже. Ощущает энергию незнакомого эспера, но не сопротивляется никак и не будет сопротивляться.
Накаджима действительно шёл с кинжалом по восточному крылу замка, медленно и бесшумно. Именно сейчас ему уже не было страшно — слишком поздно, чтобы бояться.
Ацуши беспрепятственно вошёл в покои короля, пылая решимостью, злостью к этому человеку за то, что он сделал со страной, и сожалением, что ему придётся оборвать чью-то жизнь.
Тигриное зрение отнимало силы, но было очень ему нужно — в этой почти безпроглядной тьме, в комнате с задёрнутыми тяжёлыми шторами, только так можно было понять, где находится кровать. Кровать с фигурой, накрывшейся с головой одеялом.
Знал ли монарх, что сегодня его жизни придёт конец? Знал ли, что собственный советник обеспечит убийце все условия для смерти короля?
Ацуши почему-то кажется, что знал и был готов. Со смирением принял свою скорую смерть.
Ну и хорошо, ну и ладно. В их обстоятельствах этот человек заслуживает гибели.
Он накрылся одеялом с головой, чтобы не увидеть лицо того, кто убьёт его, или чтобы убивший мог спокойно спать? Заколоть кинжалом через тонкую ткань, наблюдая, как она окрашивается кровью, но не видеть последний взгляд жертвы, и не тревожить свою совесть так сильно, без воспоминаний об угасающей в теле жизни.
Нет, это не кусок тела под тканью, это
человек, пусть и сумасшедший и безжалостный. Он не заслуживает умереть так, будто и не жил, а Ацуши не заслуживает шанс не видеть, как убил человека. Возможно, слегка детская мысль, но это не честно.
Ацуши откинет эту простыню с
его лица, чтобы сначала увидеть умиротворённый (или нет) сон, а потом увидеть то, что будет преследовать его до конца жизни. Потому что убийца короля
заслуживает помнить умирающего монарха до конца жизни. Это его наказание. Это… справедливо? Накаджима не знает, просто чувствует, что так правильно. А ему стоит хоть один раз в жизни прислушаться к себе.
Тигриное зрение. Как его радует тигриное зрение в темноте, не нужно раздвигать шторы, чтобы потратить ещё больше времени.
Ацуши аккуратно убирает одеяло. И не верит своим глазам. Король недовольно поворочался, приоткрывая такие знакомые, сейчас почти безжизненные глаза. Его слабые кудряшки спутались, а улыбка со сна была такой милой… Но Ацуши вздрогнул.
— Д-дазай? — слабым голосом говорит он.
Это какая-то ошибка, этого совершенно не может быть, просто король каким-то образом, какой-то магической вещью как перемещающий камень, украл облик Дазая. Или они близнецы. Или…
Если активировать слух, то он поймёт.
Это дыхание. Это хриплое бессильное дыхание, которое было таким с самого их путешествия.
На кровати, абсолютно точно, лежал Дазай.
Ацуши роняет кинжал и склоняется над лицом… короля? наставника? Дазая Осаму?
Брюнет лишь приоткрывает глаза снова и смотрит на него. На чужой щеке новый шрамик, ещё сегодня утром не было.
— Ты уже здесь, Ацуши-кун? Ты пришёл меня убить? — прозвучало почти по-детски наивно, а Ацуши в ужасе замотал головой.
— Почему вы здесь? Почему здесь лежите
вы? — спросил Накаджима, опираясь дрожащими руками на край чужой постели.
— Потому что я — король. Это моя спальня. Поэтому я здесь и лежу, — ответили ему равнодушно.
Дазай Осаму и брезгливость к еде с улицы. Дазай Осаму и привычка к комфортному сну. Дазай Осаму и перемещающий магический камень, который может доставить в любое место, в котором раньше был владелец. Это всё так резко сложилось в картинку. Но…
— Да только когда началась война, вам было лет двенадцать, — сказал Ацуши, стараясь не закричать. Никто не может прибежать на его обличающие крики, но Ацуши ведь пообещал себе быть мудрее, не испортить всё сразу, — Вы не могли к тому времени успеть побыть врачом и стать преемником старого короля!
— Тебе не пришла в голову мысль, что вся история, рассказанная тебе, одна сплошная ложь? Её же рассказывал я, — протянул Дазай, — Или тебе не верится, что такой маленький ребёнок может быть монстром? — наставник повернулся лицом к нему. Ацуши часто видел наивность, всезнание, или хитрого демона в этом лице. Но на этот раз на нём было выражение вселенского безразличия и ненависть в глазах.
— Давай, Ацуши, — на Ацуши смотрели глаза безжалостного тирана. Но Накаджима знал, давно уже знал, что Дазай может выглядеть так, как ему хочется, и отражение того, о чём он думает, нельзя увидеть просто в глазах. Скрипяще-скулящему быстрому дыханию, которое так давно взволновало его, он доверял куда больше, чем тому, что наставник пытался показывать. Оно говорило об агонии, — Спаси эту страну от её чумы. От сумасшедшего жестокого короля. Всади этот кинжал мне в сердце, иначе я отдам приказ линчевать тебя и найду кого-то другого, кто сможет меня убить, — Дазай улыбался. Ацуши всё ещё слышал его агонию, — Мой подопечный, разочарованный и так не желающий смерти. Доверься мне в последний раз и сделай это. Ты же всегда веришь мне, Ацуши-кун? — нож всё ещё был у горла наставника, и тот выглядел так, будто сам сейчас уткнётся в лезвие. Пусть он, фактически, загнал Ацуши в угол — «убей меня или будь убитым, а меня убьёт кто-то другой» — но Накаджима себя в тупике не ощущал. Загнанным в угол здесь был только Дазай. Его король.
Король, для всех в этой стране.
— Красивый конец. Мне нравится, — Дазай прикрыл глаза и откинул голову на мягкие подушки. Ожидая, когда Ацуши его наконец убьёт.
— Как весело было осознавать, что вы и есть чудовище из сказки, рассказывая мне её? — на глаза навернулись слёзы. Он не станет убивать, ни за что не станет! И дело не в том, чтобы взять на себя грех убийства, он с этим давно уже смирился. Просто если это Дазай, его несчастный идиот Дазай Осаму, то он не поможет так быстро случиться его смерти! И эти слёзы, это не слёзы скорби или осознания предательства. Это слёзы гнева, гнева на себя, за то, что не потрудился ничего выведать о том, куда исчезает по ночам наставник, не потрудился разобраться в пространных философских разговорах, в конце концов, даже не узнал, почему Дазай так хрипло дышит, словно разрываясь. И умело скрывает своё дыхание, давая знать свою тайну только Ацуши, который слышал всё обострившимся тигриным слухом.
— Было очень весело. До истерики.
***
В замок Фукудзава (тогда ещё воин) отправился потому, что король выбирал себе телохранителя. Устраивалось нечто вроде конкурса, а список желаемых семейств опубликовали на всеобщее обозрение. Тогда Юкичи с удивлением обнаружил свою фамилию в списке. Не откликнуться было бы слишком невежливо на его взгляд, тем более, что воин искал работу. И королевская служба явно подарила бы ему большой опыт, учитывая, как в последнее время было неспокойно у власти.
Он был выбран королём — темноволосым хитроватым мужчиной, который выглядел так, будто может прочитать его мысли. Как и все воины, воспитанные в строгости и уважении к правящим, Фукудзава ревностно относился к делу своей жизни и поклялся этой же жизнью, что будет защищать короля.
И Юкичи услышал условие. Если монарх уходит ночью, его не нужно сопровождать. Не нужно даже наблюдать незаметно. Можно просто идти по своим делам. Фукудзава не был удивлён — странно, если бы у короля не оказалось тайн, которые он хочет скрыть от телохранителя.
В остальном, Юкичи исполнял свой долг безупречно, а если его голову занимала чужая тайна, он опускал этот вопрос. На кой ему знать?
Он только открывал дверь Его Величеству, когда тот возвращался с прогулки. Довольно рано для утра. И мужчина шёл спать свои пару часов, не обращая на телохранителя внимания. На его щеке или одежде часто виднелись пятнышки крови, а сам король выглядел раздражённым.
В один прекрасный день дверь в темноте открылась, а король зашлёпал мокрыми ботинками по полу. Фукудзава, зажигая свечи, увидел, как король что-то нёс. У Мори Огая на руках был мальчик лет десяти, весь перебинтованный и слегка раненный. Руки и ноги мальчишки безжизненно болтались, хотя Огая это, кажется, не заботило. Фукудзава бы сказал, что мальчик был худ для своего роста.
— Это будущий наследник, — улыбнулся вдруг монарх, тонко и даже с огорчением. — И не верится, что из глупого ребёнка вырастет что-то хорошее, правда?
Наверное, тогда Фукудзава потерялся в происходящем. Когда Мори опустил руки, чтобы мальчишка упал на пол, Юкичи бросился и поймал тело почти в последний момент. Макушка мальчика с забинтованным глазом едва касалась твёрдой поверхности.
— И что такого глупого он сделал?
Фукудзава сам себе удивился. Он никогда не лез не в своё дело, особенно при его работе. Кажется, странное происшествие развязало ему язык. Мори задумчиво взглянул на своего слугу и сложил пальцы вместе. Собственный наследник явно не нравился Огаю.
— Съел всю белладонну, что у меня была, а теперь находится под смертельной угрозой. Может, закусил чем-то ещё.
Если бы король позвал, со всех сторон сбежались бы слуги, хотя бы горничные. Но звать он не стал, сказал Фукудзаве следовать за собой и нести мальчика. Тот ещё дышал, быстро. И мелко дрожал.
Юкичи следил за бледным дрожащим мальчиком. Его бросили на диване, а Фукудзаве приходилось сдерживать себя, чтобы не сделать ничего против приказа. Да, отравился мальчишка белладонной — сам виноват, нечего было…
Фукудзава очнулся от своих мыслей, когда услышал, как кто-то плачет. Ребёнок вжался в диван, дёргаясь и цепляясь за обивку. Иногда хватал ртом воздух, отчаянно пытаясь надышаться, но последствия отравления… А потом снова вжался в диван, закрыл голову руками, уже натурально рыдая.
— Пожалуйста, — Дазай не плакал. Он молил, качаясь из стороны в сторону, не замечая, как слёзы стекают по его лицу. — Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста…
— Что «пожалуйста»? — севшим голосом спросил Юкичи. В горле резко стало сухо. Надо бы позвать кого-то, чтобы они успели спасти ребёнка. Тот его будто не услышал, только продолжал.
—…прошу, умоляю, — замотал головой мальчик, зарывшись в свои колени лицом и раскачиваясь ещё больше. Он не говорил, чего хочет. Он только просил.
Фукудзава тронул его за плечо — так мальчик сразу прекратил раскачиваться, застыл. Юкичи убрал руку, и тот вытер свои слёзы, поджал губы и поднял взгляд. Будто только заметил мужчину в комнате. Мальчик посмотрел на него холодно и уселся на диване, закинув одну забинтованную ногу на другую. Будто был хозяином положения. Телохранитель же видел, как его всё ещё трясло. И ужас плескался в якобы холодном взгляде.
— Жди здесь, — сказал мужчина. Он не был уверен, что его правильно понимают, но всё равно вышел из комнаты искать монарха. Когда Фукудзава закрыл дверь, то не пошёл сразу за Мори, некоторое время постоял. Рыдания за дверью возобновились.
«Ужасно», — подумал Юкичи, уходя от двери как можно быстрее.
Так началось его знакомство с Осаму Дазаем. Сам Дазай познакомился с телохранителем позже — он не помнил, что было после отравления. Мальчик оставлял два совершенно разных впечатления при первой встрече и при второй. Безэмоциональный бо́льшую часть времени, и иногда смеющийся по разным поводам — например, из-за какой-либо фразы Его Величества. Мальчик смеялся нервно и с презрением. По нему можно было прочитать, когда он пытается обмануть — а Дазай почти всегда врал.
Юкичи наблюдал, как наследник растёт в замке, чужой и никак не приживающийся. Дазай старался и делал вид, но в нём будто что-то противилось высоким стенам, вывескам, огромным залам. Осаму был в этом всём, старался сиять. А что-то тянуло его обратно в темноту, из которой он появился при дворе, отравленный белладонной.
Этим разрушительным «чем-то» и был Мори Огай. Может, правитель и не сделал Дазая таким, каким тот был — мальчик и по своей сути был очень эгоистичным, но обычно у детей это исчезало с возрастом. Тут не исчезло — первый задаток. Огай взывал к жестокой натуре Дазая, и справлялся с этим очень легко. Фукудзава и ни слова не говорил — не его стезя. Дазай был воспитанником короля, и раз король даёт такое воспитание, значит, чего-то добивается.
Хотя Фукудзава и заметил, что к своей работе королевского телохранителя немного охладел. Мори Огай был очень неординарной личностью. И Юкичи его не понимал. Не хотел понимать.
Фукудзава хотел влезть в то, во что лезть не следовало, что его не касалось.
— Разве вам не интересно увидеть больше что-то, чего мы не понимаем в целом понять не можем, если не станем такими же? — пробормотал его Величество. Он только что узнавал о положении международной торговли и выглядел уставшим. Потому его потянуло на разговоры с телохранителем? Ещё и о своём воспитаннике.
— О чём вы? — спросил Фукудзава, не изменившись в лице и не шелохнувшись.
— О человеческом безумии. Я смог добиться того, что человек без потомственного сумасшествия стал безумцем. Никто не знает, что происходит в его голове, какой такой больной логики он придерживается. Но это интересно. — Мори улыбнулся. — Щёлк — радость. Какая-то маленькая мысль — невыносимая печаль. Но вам это не по нраву, верно? Вы ему сочувствуете.
Может, это так. Редко получалось не сочувствовать ребёнку, и Юкичи кивнул, вызвав у монарха новую улыбку и смех. А ведь Дазай смеялся очень похоже.
В замке раздался душераздирающий крик. Дазая или его жертвы — не было важно.
— Щёлк.
Фукудзава всё ещё был хорошим телохранителем. Но уже не идеальным — он не желал правителю ничего хорошего и предан ему не был. Для воина его воспитания признать такое — невиданная дерзость. Но он не знал, что когда выбирал эту работу, выбрал и наблюдать за падением человечности своего нанимателя. Юкичи от этого было даже мерзко.
Его тянуло закрыть глаза, когда он смотрел на то, чем стал умный мальчик по имени Осаму Дазай. Его существование скрыли от общественности, записали мальчишку под другим именем и объявили о ранней смерти. Из него ведь могло выйти что-то хорошее. А Фукудзава смотрел на безумца, скрывающегося за внешней привлекательностью и язвительной улыбкой.
— И как вы сделали это с мальчиком? — спросил Фукудзава пространно. Мори Огай легко относился к таким разговорам, но Юкичи даже не уверен был, зачем спрашивал. Это происходило на его глазах.
— Просто подави их волю, сделай инструментами и удобными для себя. В этом правда не было ничего сложного. Дазай очень… капризный и себялюбивый мальчик, но даже он всего лишь ребёнок. Его желание бороться и сопротивляться давно пропало. Другой бы на его месте бунтовал, но Дазай сам по себе к такому склонен. К манипуляциям, — король ответил без стеснения. Да, Дазай ведь лишь его наследник, получает соответствующее воспитание.
«А по-моему, вы ошибаетесь», — подумал Фукудзава.
— Он не предан вам.
— Он не предан ничему и хочет умереть. Но он не сможет. И не посмеет меня ослушаться, — бормотнул Мори со скукой, прежде чем пришёл с докладом один из командующих армии. На тот момент они очень далеко продвинулись в истреблении населения, но всё ещё не охватили всю страну.
Полномочия телохранителя с него сняли. Фукудзава теперь был советником (кем, на самом деле, был уже давно). Теперь необходимости защищать Огая не было. Быть может, Юкичи и виноват в том, что случилось дальше.
Через месяц после того разговора с королём к Фукудзаве заявился Дазай. Он убил Огая.
Человек перед Юкичи, старающийся сохранять спокойствие, уже совсем не был похож на плачущего на диване мальчика. Он был похож на бездушную оболочку человека. Фукудзава очень легко воспринял смерть Огая — в душе ничего не откликнулось. Только была огромная проблема — страна, оставшаяся без правителя в разгар бойни. Но Осаму сказал, что думал об этом. В его глазах зажёгся какой-то огонёк разума, но сразу потух.
Кроме Юкичи с этим планом Дазаю было некуда пойти.
— Я по указу короля стану правителем и отменю происходящие атаки. Устроим затишье. Начнём восстановление всего разрушенного. Доводить его план до конца я точно не буду, он не отвечает ничьим интересам. Вы ведь тоже давно хотели прекратить это? — спросил Дазай разумно и собранно. Словно бы его жизнь не рассыпа́лась на кусочки прямо сейчас, как и он сам.
— Если ты знаешь, что делать, для чего тебе моя поддержка? Что именно ты получишь? — спросил Фукудзава.
И не ошибся. Дазай вскинул голову и светло улыбнулся.
— Я не останусь королём навсегда. У вас ведь есть агентство одарённых? Организация, когда-то бывшая королевской, — чужой ответ заставил Юкичи поднять брови.
— Там сейчас всего пара человек, и один из них — не одарённый. Хоть и исключительно умён.
— Я слышал о нём. Именно он мне и нужен. Я знаю, как могу положить конец своей мерзкой жизни. Для этого нужно найти определённого человека, который убьёт меня. И когда это случится, стране понадобится новый правитель: с помощью Рампо мы найдём подходящего человека. Либо, сам Рампо и станет им.
«Тебе правда нужно это? Ты не пытался найти мир в жизни? Разве после смерти Мори ты не должен был успокоиться?..» — думал Фукудзава. Он смотрел вперёд, снова видя чужое безразличие ко всему. И лишь когда Дазай говорил о смерти, он был рад.
— Хорошо. Но я надеюсь, что в конце концов ты передумаешь, — согласился Юкичи с тяжёлым сердцем.
