Я буду держать твою руку

Позади кладбищенского домика Гробовщик выплетал из лозы очередной короб, который послужит гробом. Дерева не было, оно безумно дорого, бедняков часто стали хоронить, просто завернув в саван. Однако все люди ждут достойного погребения. Грелль нашёл его здесь и тут же обвил руками, встречая желанные губы. — Тебя хочет видеть настоятель. — Какая честь! Чем же я так провинился? — Гробовщик, усадив послушника себе на колени, покрывал ему лицо поцелуями. — Или он желает, чтобы я тоже поступил в монастырь? — Вот ещё! — прыснул смехом Грелль. — Там женщина… — Оу, женщина в мужском монастыре, — снова поймал его губы, выпустил нехотя, задержав нижнюю. — Признайся, он просто не может найти для неё повитуху? — Нет же! Совсем другое, — Грелль пересел к нему лицом и уже тёрся у него на коленях вперёд-назад, удерживаясь за шею, запрокидывая голову. Припухлый зацелованный рот соблазнительно приоткрылся в улыбке. — И следует поторопиться, — томно добавил. — Но я буду долго запрягать своего мерина, — Гробовщик, прикрыв глаза, чуть прикусил ему мочку уха. — Что ты вытворяешь, душа моя… — шепнул. — А по-моему, твой мерин слишком быстро скачет, — у Грелля лукавый взгляд из-под приопущенных ресниц, его шаловливая рука легла на распалявшийся орган в паху любовника. Гробовщик припал к его губам долгим поцелуем, так и внёс Грелля в дом, подхватив под бёдра. Возвратившийся Отелло только сунулся в дверь и тут же закрыл её. Ибо в глаза бросилась нагота согнутой стройной ноги. Вконец извратились. Распластал его на столе, хоть бы в постель уложил, — лениво подумалось. Кидаются друг на друга, каждый раз как в последний. А если заметят люди, это же вне закона. Вздохнув, Отелло уселся на крыльце перебирать собранные образцы флоры и минералов, с теплотой вспоминая тонкие руки, что держал в ладонях. Любовь — это когда робко, нежно, чуть касаясь дрожащими пальцами, тронуть солнечные струны… На крыльцо неслышно вышел Грелль. — Привет, Отелло. Долго здесь сидишь? — улыбнулся. — Нет, я совсем недавно пришёл, — Отелло сгрёб обратно в суму свои сокровища, оставив склянку с ягодами. — Надеюсь, у тебя нет предубеждений насчёт кладбищенской земляники. Угощайся, — он с удовольствием наблюдал, как Грелль принялся за ягоды. — Как поживаешь? — спросил. — Будто во сне, — Грелль мечтательно глянул вдаль и опустил ресницы. — Мне одной его улыбки бы хватало… Только скоро всё это растает снегом. — Отчего же? — Отелло тоже положил в рот пару ягод. — Меня душит этот чехол, в нём всё теснее. Он стягивается, как шагреневая кожа, а мне его не разорвать, — Грелль ответил спокойно и ровно, с лёгкой улыбкой, как давно свыкшись с такими мыслями. — Ты так думаешь? — в жёлто-зелёных глазах Отелло прыгали золотые искорки. — Даже после самоубийства, не факт, что я вернусь жнецом. — Ты уже пытался покончить с собой? — Отелло устремил на него острый взгляд, качнул головой. — Надо уметь ждать. — Ему об этом не рассказывай, — попросил Грелль. — Я не знал, придёт ли он. — Никто не отпустит тебя в небытие, милый Грелль, — Отелло сказал буднично, как само собой разумелось. Гробовщик вывел из-за дома запряжённого мерина с телегой. — Отелло, ты с нами? И не удержался, приобняв Грелля, опять поймал его лакомые губы, теперь перепачканные соком земляники. Грелль был совсем непротив, на кончике языка передал ягодку ему в рот: «Мм, так вкусно…». Стараясь не заглядываться на них, Отелло с опаской обошёл мерина, чтобы забраться на телегу. — Хорошая лошадка, хорошая, — при этом приговаривал он себе под нос. — Наверное, однажды он тебя задел копытом, — хихикнул Грелль. — Этого не хватало! Просто послушен он только ему, — оправдался Отелло, кивнув на Гробовщика. — Кого же ему слушаться, — отозвался тот. — Мы с ним вместе чуть меньше, чем с моей Косой. Грелль вынул из поясного кошеля небольшое душистое яблочко и скормил коню, прижимая ладонь с лакомством к его сухим губам. В отличие от Отелло, он совершенно не боялся, погладил его по сивой морде. — Боевого коня замаскировал под какого-то мерина, фи! — ещё поддел друга. — Ты его обидел! — Разве? Мортус, ты обиделся? — удивлённо спросил Гробовщик у коня, почёсывая его за ухом. Между тем, мерин меланхолично сжевал лакомство и потянулся к руке, что его угостила, она ведь пахла яблоком и земляникой. — О, ты ему понравился. Приноси ещё, — посмеивался Гробовщик. — Мой дорогой, обычному гробовщику не к лицу племенной жеребец. И не годится пугать людей его подлинным видом. — Гора костей с сухожилиями и клочьями кожи. Он кого угодно напугает, — проворчал Отелло. Устроившись на телеге, он уже не опасался норова жеребца. — Кто как видит! Интересно, сколько в состоянии потянуть этот могучий красавец? — Считается, четыре таких коня могут сдвинуть Землю, — пояснил Отелло. — Но мы не проверяли, — Гробовщик оглянулся на своих седоков и прицокнул языком, велев мерину трогаться. У первых жилых домов им навстречу вылетела одинокая псина. И внезапно захлебнулась визгливым лаем, поджала хвост, вздыбив загривок, попятилась, жалобно скуля и подвывая. Послушный сивый меринок фыркнул, поводя головой, и потянул телегу дальше. Отелло и Грелль, накинув капюшоны от всепроникающей сырости, шествовали унылой процессией рядом с повозкой. В народе верили, что прокатившись на ней, вскоре умрёшь, потому лучше не вызывать кривотолков. Им уступали дорогу, кто-то кланялся, шепча молитвы, прижимаясь к выщербленным стенам, поросшим мохом и плесенью у подножия. Никто не решился перейти им путь, случайно выбежавшего ребёнка ухватил зашиворот и удержал какой-то прохожий. Наверное, люди знали, куда и зачем они направлялись. Серые тучи стыли над городом, утопив в дымке тёмные островерхие крыши, трубы и флюгеры, и сыпали еле заметной моросью, что зависла в тяжёлом воздухе до самой мостовой. Дожидаться напарника Отелло собрался в уже знакомой таверне: «Хоть поужинаю нормально», — бросил на прощанье своим спутникам. Они вошли в кованые ворота монастыря. В приёмной было чересчур жарко от огромного пылающего камина, в котором вполне можно зажарить кабана. И глухие шторы наполовину прикрыли витражные окна, чадящие свечи плохо рассеивали полумрак. Восседавший на возвышенном кресле, схожем со старинным готическим троном, настоятель отнюдь не напоминал всегда мёрзнущего немощного старца. Он явно моложе градоначальника, сухощавый и плотный. Скульптурное, точно вырубленное, лицо из тех, что нравятся женщинам, но одна сторона его была сожжена, и кожа стянута росписью корявых рубцов. Скорее, рыцарь-монах из легенд, чем блаженный святой. Ещё бы, у него в подчинении целое воинство в столь трудные времена и власть над умами всего города. — Ваше преподобие, — сдержанно поклонившись, Грелль встал около, спрятав ладони в рукавах. Окружавшие настоятеля монахи расступились, и он поднял тяжёлые веки на спокойно замершего перед ним Гробовщика. — Вам давно следовало посетить нас, — произнёс, роняя слова густым, поставленным голосом. — Впрочем, к делу. Назавтра нам нужен особенный гроб. Приговорённая ведьма была супругой городского судьи, и он пожелал, чтобы после казни останки похоронили в гробу. Хотя, она и на казнь отправится в нём. Дабы удержать любимицу дьявола и не позволить ей вырваться, вам придётся сделать на дне небольшие шипы, достаточно крепкие… Но вы молчите? — Я слушаю вас, — наконец разомкнул уста Гробовщик. — Вас не смущает таковое условие? — Это ваш заказ, — Гробовщик хранил полное безразличие. — И он будет достойно вознаграждён, — по знаку настоятеля один из монахов поднёс Гробовщику кошелёк. — Примите задаток. Дерево получите во дворе. Вам надо снять мерки, не так ли? Габриэл, сын мой, проводи. Грелль молча провёл его под давящими сводами катакомб в одну из закрытых камер подземного каземата. Там их встретили двое инквизиторов. Охрана не нужна, узникам не выбраться. Как и этой несчастной, привязанной на станке за руки и за ноги. Ей уже было всё равно, голая она или одетая в окружении мужчин. Измождённая женщина с седыми нитями в тёмных волосах забилась в ужасе, едва заметив нового пришельца. — Это он, он!.. Он — смерть! — Совершенно верно, дорогая, — тихо произнёс Гробовщик. Чуть склонился над ней, заглянув в лицо, и она вдруг затихла, покорно и обессилено. — Но не я приду за душой, — он коснулся её лба. Грелль до сих пор стоял, потупившись, сверкнул мгновенным взглядом. Он уже видел еле проступившие трупные пятна на месте его прикосновения — пальцы смерти, как называли люди. Знак для жнеца, что заберёт её душу: он сделает это быстро и безболезненно. Гробовщик провёл ладонью вдоль края стола, где она лежала. Этого ему вполне хватало для измерений, да и без них мог обойтись. Ожидая его в таверне, Отелло напился до безобразия. Теперь мир расплывался перед глазами забавными радужными пятнами. И полногрудая сестра трактирщика казалась очаровательной, а безликая тёмная толпа монастырских служек, забредших сюда на огонёк, — лишь досадным недоразумением, пустым призраком. По счастью, это ненадолго, и хмель выветрится из его безрассудной головы прежде, чем… — Добрый вечер, господин гробовщик! — приветствовала весёлая хозяйка. Она уже привыкла к ним, как и завсегдатаи заведения, и успела заметить, что он весьма неплох собой и вполне доступен. — Вы завтра, конечно, будете в городе… — Конечно, с самого утра, — ответил ей Гробовщик, присаживаясь к ошалевшему напарнику. — А вы решили устроить себе отдых и тоже потолкаться на площади? — Ну что вы, — хихикнула девица. — Завтра придёт много гостей. Придержать вам столик? — Почему бы нет, милая красавица, — улыбнулся ей Гробовщик. На них не обращали внимания, обывателей занимала только предстоящая казнь, судачили, словно о развлекательном зрелище, и нагоняли друг на друга страху россказнями о проделках разного рода нечисти. Впрочем, ничего нового, те же страшилки люди обсуждали и тысячу лет назад. — Послушай! Я понял… — возбуждённо начал Отелло, но оборвал сам себя. — Нет, погоди. Что там в монастыре? — теперь он запивал сытную закуску холодным морсом, и два Гробовщика постепенно сливались в одного. Гробовщик рассказал о заказе. — Старая знакомая «Железная дама». Всё по новому кругу, им никакие уроки не впрок, — высказался Отелло. — И ты не отказался? — Откажусь я, возьмутся другие. Палачи всегда находятся быстро. Я не палач. — Усовершенствуешь конструкцию, чтобы шипы убирались? — Гораздо проще. Пропитаем нужным снадобьем, она их не почувствует, и уснёт раньше, чем её коснётся огонь. Сможешь приготовить состав? — Легко! — согласился Отелло, однако заметил: — Ты хотел ещё о чём-то сказать? — Кое-что мне там очень не понравилось. Грелля надо вытаскивать оттуда как можно быстрее, — скупо добавил Гробовщик. Поправив очки, Отелло подвинулся к нему, доверительно придержав его руку. — А теперь послушай. Я понял, в чём смысл той розовой рубашки, помнишь? Как я в ней застрял, так и Грелль в своём коконе. При любой его попытке освободиться он погибнет, если не помочь. Ты мне помог своими ножницами… — Там было за что ухватиться, чтобы тебя не порезать вместе с рубашкой, — возразил Гробовщик. — А здесь за что цепляться? Чужой защитный покров облепил его плотно, будто плёнка. Вскрыть бы её, как плодный пузырь. Чем, как?.. Косой смерти можно только извлечь душу с воспоминаниями. — Огонь. Жар, — внезапно проронил Отелло, его глаза сияли зеленью слишком ярко, точно снизошло озарение. — Ты знаешь, как очищают от патины ваши Косы? — Мне доводилось самому это делать. Сухой обжиг, а после… — Гробовщик замолчал, словно коня осадили на скаку. — Налёт сползает кусками рвущейся плёнки. Тогда они снова блестят и становятся лёгкими, — Отелло договорил за него. — Бригитта может укрепить защитный слой, но снять с него кокон ей не по силам, — он в задумчивости провёл рукой по своим растрёпанным вихрам. — Пожалуй, завтра я тоже пойду поглядеть, как сжигают ведьму. Примолкнув, оба смотрели на высоко взявшийся огонь в большом камине. ***** В гнетущей тишине Грелль опустил скрипку и вскинул голову, сквозь ресницы наблюдая за присутствующими. Еле заметная улыбка ещё таяла на тонких губах. Сам понимал, что сорвался. Ведя первую партию, он не то что нарушил благостные созвучия. Вплетаясь в их стройный порядок, его скрипка тревожно взрезала плавный темп, как мягкие ткани плоти, она била остро и коротко рвущим крещендо, пронзая слух, вывернув гармонию наизнанку, разорвала блаженный покой. Если это было настолько недопустимо, отчего же никто не прервал. Он видел окаменевшие, потрясённые в изумлении лица гостей, расслышал смятенный и вмиг затихший шёпоток монахов за спиной. Настоятель впился в него взором, стискивая подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев. И молчал, ибо сегодня здесь присутствовал сам епископ. Строгий, бесстрастный, безучастный на вид, господин епископ никогда не выпускал из рук посоха и не поднимал глаз в вечной молитве, как предполагали, и теперь остался верен себе. Напряжённое молчание слишком затянулось. — Ваше преосвященство? — проронил настоятель. — Благолепная музыка должна внушать умиротворение, а не вносить сумятицу в неокрепшие сердца и слабые души, — наконец заговорил епископ и встал. — К моему сожалению, Габриэл, вы дерзко преступили эту границу. Вам надлежит провести ночь в размышлениях и слёзных молитвах, чтение книги Экклезиаста вернёт вас в скорбную юдоль, которой мы все обречены. Преподобный отец настоятель, замкните его одного в нижнем храме, сейчас же, — обратился к нему преосвященный. — И позаботьтесь, чтобы к нему никто не мог пройти. Следуя за монахом, Грелль оглянулся на епископа, будто хотел что-то сказать, высокий иерарх лишь сильнее сжал посох. За глухими воротами, за рядами непробиваемых стен, за собором на площади догорал костёр. Кто-то невидимый ворошил угасающие угли, оставив в остывшем пепле следы от пальцев, как от птичьих лап. "Что было, то и будет. Что делалось, то и делается под солнцем... Всё вышло из праха, и всё возвратится в прах...". От негромкого и монотонного чтения, что отдавалось эхом в сумрачном зале, закладывало уши. Грелль перевернул страницу. Непозволительно прямо он держал спину, тонкий, стройный, как натянутая струна. За напускным смирением таилась слишком мятежная душа, настоятель это чувствовал. Возбуждающе холодные искры током пробегали по жилам в его близком присутствии. Он чист и порочен, как только что выпущенная горячая кровь. Хотелось запустить в него руки, точно он не из плоти, смять, немыслимо изогнуть, упираясь коленом. Настоятель отогнал грешные мысли. Дивной красоты женщины были бы у его ног, как в молодости, но не удовлетворение похоти его влекло, это пустое. Он искал чего-то более острого, будоражащего. Возможно, как этот юноша, что на днях окажется в его полной власти. Настоятель приблизился к нему. Не удержался, тронул его длинные, собранные в хвост, волосы, провёл ладонью по ним вниз. — Не прикасайтесь ко мне, — холодно и твёрдо произнёс послушник, не шевельнувшись, словно продолжал читать. Какой чувствительный недотрога. Наверняка уловил вожделение в невесомом касании. На губах настоятеля мелькнуло подобие улыбки. Он приклонился совсем близко, почти вплотную. — А что ты можешь сделать? Только пожаловаться. Кто ж тебе поверит. — Могу и по морде, — кажется, в прежнем голосе дерзкого послушника прозвучал вызов. Соизволил наконец слегка повернуть голову. — А если пожалуюсь я? — вкрадчиво продолжал настоятель. — День пострига уже назначен. И для тебя готова особая келья, внизу, в катакомбах. Ты либо безумен, либо… — Никто не даст вырваться вашему демону наружу. Настоятель стиснул его волосы, вдруг намотав их на руку и оттянув назад, чтобы видеть запрокинутое лицо. — Ты одержим. Кому ты предал душу? — он повысил голос: — Отвечай! Внезапно холодные костяные пальцы сдавили ему горло. Этого настоятель совсем не ожидал, он задыхался, предательски выступили слёзы. Его рука разжалась, выпуская мягкий шёлк медных прядей. — Не спешите в объятия смерти, преподобный отец. Вам они покажутся слишком жёсткими, — на точёном лице не отразилось эмоций, Грелль даже бровью не повёл. Он чуть ослабил хватку. Показалось, стены вдруг дрогнули и сдвинулись, заслоняя свет. Настоятель выпучил глаза, но смотрел он не на Грелля. Нет, он ничего не видел. Но ощущал всем своим существом. По центральному проходу между рядами скамеек волна бури, разъярённая и невидимая, накатывала неотвратимо, как смерть. И неслась прямо на него, беспощадно и неумолимо. Впечатление стремительно приближающейся смерти не обманывало. Грелль слышал поступь, и на сей раз не обычную, мягко скользящую, походку. Легендарный Жнец быстро шёл по прямой, чеканя шаг, на ходу перехватив Косу, как топор, наготове к удару. Послушник со странной улыбкой отпустил настоятеля. Смерть остановилась рядом, не как наткнувшись на препятствие, а точно в раздумье, готовая обрушиться нависшей льдиной, держащейся на одном волоске. Настоятель отступил. — Продолжай читать, сын мой, — потирая горло, хрипло произнёс он. Отшатнувшись, он заставил себя держаться прямо и вышел деревянными шагами, прихрамывая почти незаметно. За ним дважды щёлкнул ключ в замке и лязгнул засов. — Часто он тебя домогается? — спросил Гробовщик, притушив взгляд. Грелль мотнул головой. — Мы почти никогда не остаёмся наедине, — и он снова встал над книгой. — За мной могут наблюдать. — Что произошло, Грелль? Из-за наложенной епитимьи Грелль не смог его предупредить, и дома не был. — Здесь следы демона, — сказал Гробовщик. Грелль потёрся щекой о его призрачную ладонь.