Господаревы отроки

      После очередного ловкого выпада рыцаря кронпринц вынужденно отступил на шаг назад, но удержать меч в руках не получилось. Едва из его рук выбили оружие, рыцарь, нисколько не церемонясь, замахнулся, но на сей раз ногой. Последовал удар в живот, после которого кронпринц просто отлетел к стене, не сдержав болезненного стона.       У рыцаря всегда был хорошо поставленный тяжелый удар, несмотря на то, что он даже альфой не был. Еще ни разу у кронпринца не вышло его одолеть. Напротив, рыцарь снова и снова унижал его, заставляя падать на пол к его ногам.       — Чтоб тебя…       Схватившись за место удара, кронпринц первым же делом подумал о том, что на животе теперь точно останется огромный синяк. Забавно, а ведь он практически всегда побеждал едва ли не всех рыцарей, что выходили с ним биться, более того, он оставался цел и невредим в весьма серьезных военных столкновениях с настоящими врагами, но все равно оставался один-единственный соперник, который заставлял его чувствовать себя жалким. И самым обидным было то, что этот рыцарь — безродный омега. Да, единственный омега-рыцарь, уникальный, первый омега, получивший такое признание. Но все равно омега.       — Вы все так же медлительны, Ваше Высочество. А еще вечно забываете о том, что вас атакуют правой рукой, а не левой. Это ведь вы левша, а левшей мире подавляющее меньшинство.       — Заткнись, — огрызнулся кронпринц.       Он порадовался тому, что в тренировочном зале они были одни и никто не видел его позора. В случае чего, он всегда мог солгать, что одержал победу в спарринге, рыцарь ведь не посмел бы обвинить его во лжи. А кронпринц своей репутацией все же дорожил — он хотел быть лучшим во всем, даже если порой для этого приходилось идти на обман.       — А еще радуетесь раньше времени. Я ведь говорил, что надо сперва дождаться полной победы, а уже потом ее праздновать.       — Да закрой ты уже свой рот!       Кронпринц Гилберт поднялся на ноги и невольно согнулся, все еще морщась от боли. Рыцарь знал, куда и как надо бить, определенно. Гилберт, будучи наследником трона и самым главным среди принцев, однажды был сильно оскорблен тем, что в спарринге его без проблем одолел омега. Настолько оскорблен, что был намерен его казнить за дерзость, но тогда вмешался император, наблюдавший за поединком. Именно он и решил, что его наследнику будет чему поучиться у столь талантливого на военном поприще омеги, а потому и сделал его оруженосцем кронпринца. С тех пор, так уж сложилось, Гилберт большую часть времени проводил именно с этим человеком, который спустя пять лет после их знакомства стал первым омегой в Сватогоре, возведенным в рыцари. Они со временем научились не начинать драку после очередной перепалки, не ненавидеть друг друга и не пытаться как-то взаимно насолить. По сути, они стали едва ли не друзьями, которые, однако, время от времени до сих пор ругались и грызлись — это стало нормой в их отношениях.       Впрочем, порой те или иные драки перетекали в неудержимую страсть, и все заканчивалось сексом. Их обоих это вполне устраивало.       — Я-то свой рот закрою, а вот враги Вас жалеть не станут. А если они увидят Вас настолько жалким, то и вовсе захотят Вас оприходовать. Уверен, Вам бы этого не хотелось.       Кронпринц рыкнул.       — Я тебя сейчас сам оприходую, чертов омега.       Но рыцарь лишь криво усмехнулся. Гилберт, в общем-то, прекрасно понимал, что если этот омега не захочет сам отдаться кому-то, то его никто не сможет заполучить, ни лестью, ни даже силой. Не зря же он был сильнейшим рыцарем на службе в Имперском городе.       — Можете рискнуть, если хотите снова ковриком полежать у моих ног, Ваше Высочество.       — Хедервари!       Горделиво задрав голову, дабы не позволять и дальше себя унижать, кронпринц отвернулся. Он поспешил сам себя уверить в том, что все нормально. В конце концов, этот омега — его друг, болтать о всяком за его спиной он не будет.       Сэр Доминик Хедервари, омега родом из княжества Гросен, был весьма своеобразным юношей. Гилберту он был ровесником, младше всего на пару месяцев, но куда сильнее и выносливее. Даже крепким телосложением и развитой мускулатурой он не сильно походил на омегу, но пряный цветочный аромат, весьма настойчивый и ярко выраженный, всегда выдавал его пол. И именно это часто вводило противников в ступор. И Хедервари этим активно пользовался. У него было умение, присущее скорее альфам, — управление силой своего феромона. Он мог сам контролировать собственный запах — приглушать его или делать сильнее, сбивая с толку альф. И все-таки зная о таком его умении, альфы все равно попадались в настолько очевидную ловушку, да и сам Гилберт не раз оказывался жертвой такого трюка.       Возможно, именно эта интересная способность и позволила Хедервари стать рыцарем. Император его ценил; об этом говорило хотя бы то, что правитель в свое время изменил текущий закон воинской чести именно ради того, чтобы сделать омегу рыцарем. Сэр Доминик вполне заслуженно получил все свои привилегии и делал все для того, чтобы не потерять добытое честным трудом положение подле кронпринца. Опять же, они с Гилбертом друг друга особо не любили с самого начала по слишком многим причинам, но им в итоге обоим было выгодно держаться вместе.       Сэр Доминик был в числе тех, кого в княжестве Гросен называли свободными омегами. Целая каста омег, появившаяся после войны Сваторога со Скандрией. По тем временам военные действия протекали именно в Гросене, особенно, в портовых городах и в пригороде столицы, города Сильбер. Молва гласила, что в ходе двух военных лет Гросен обеднел на непорочных омег, и виной тому были не только скандрийские солдаты, но и сам император, допустивший подобное, а потом приноровившийся использовать подданных-омег как шпионов. Омеги в итоге гордо объявили о том, что они отныне свободны от оков, навязанных им традиционным укладом. Они более не искали брака, а жили для себя: спали с кем хотели, проводили течки с кем желали, и также могли выходить замуж за кого хотят, при том не один раз.       Неслыханная дерзость, иначе и не скажешь, ведь во всем мире опороченный омега приравнивался к шлюхе, с которой можно было делать все, что угодно. Но император был должен собственным подданным, а потом он лично признал право омег называться свободными. Так что в итоге эта дерзость стала нормой для Гросена. Не только пострадавшие в войне омеги теперь могли называть себя свободными от традиционных укладов, но и любые, решившие для себя, что свобода им важнее крепкого брака.       Именно поэтому сэр Доминик привык не отказывать себе в своих желаниях. Он был рожден вне брака и не знал, кем был его отец, мог лишь подозревать, что какой-то купец из Имперского города, с папой отношения были довольно сложными, потому как для него он был нежеланным ребенком, а когда тот нашел альфу, готового на нем жениться, сэр Доминик в возрасте восьми лет просто сбежал из дома. Через два года его, голодающего бродяжку, нашли омеги из борделя, которые по доброте душевной решили позаботиться о мальчике. Именно благодаря этим людям Хедервари в дальнейшем попал в касту свободных омег.       Однажды он в одиночку защитил знакомого омегу от нескольких пьяных альф, решивших повеселиться. Тогда все закончилось тем, что тринадцатилетний Хедервари сперва избил их, а потом отрезал каждому ножом гениталии. Когда об этом узнал местный генерал-губернатор, он изрядно удивился и отменил смертную казнь, грозившую столь непокорному мальчишке, а после, поняв, насколько тот силен и ловок физически, взял его себе в ученики, чтобы сделать его гвардейцем.       Омеги в армии до сих пор были диковинкой, но сэр Доминик был исключением из любого правила. Его боялись и уважали, умные и вовсе обходили стороной, прекрасно зная о том, что он безумно опасен в своей непредсказуемости. Он мог поранить любого, кто ему нахамит, порой мог и вовсе глотку вскрыть, если сильно разозлить, и при этом мог переспать с любым альфой, которого бы захотел. Без привязанности, без любви, просто ради удовлетворения потребностей. И никто не смел его ни в чем упрекать, потому как он успел доказать, что он лучший из воинов императорской гвардии.       — Вы не собраны. Неужели Вы перестали верить в свои силы и раскисли? Вот уж не ожидал.       Кронпринц рыкнул.       — Вовсе нет! Я просто устал. Отец велел не пускать меня в Имперский город, теперь весь Сватогор об этом судачит. Проклятые сплетники, только и могут, что говорить за спиной.       Потерев место, в которое пришелся удар, Гилберт выгнулся, а после зашагал в сторону длинной деревянной скамьи. Это означало, что спарринг точно подошел к концу, так что сэр Доминик кивнул собственным мыслям и убрал меч в ножны, а уже потом решил подобрать с пола оружие кронпринца. Меч наследного принца, как и меч рыцаря, именной, он был его частью, нельзя нечто подобное оставлять лежать на земле.       — Сплетники были и будут всегда, всем языки не подрежешь. Пора бы уже привыкнуть.       Гилберт мотнул головой, стоя спиной к рыцарю.       — Это все отец, он дозволяет судачить. Хочет, чтобы я нервничал, чтобы я поверил в то, что он и правда может лишить меня титула и сослать в чертов Суден.       Сэр Доминик положил меч на скамью, теперь смотря на кронпринца чуть сбоку. По его мнению, Гилберт был некрасив настолько, насколько это только возможно. У него были белоснежные волосы, немыслимо светлая, едва ли не белая кожа, сквозь которую просвечивали венки, красноватые глаза и несколько резкие черты лица. Вся его внешность говорила о том, что его рождение было неправильным, что он — сын двух родных братьев.       Об этом знали все в Сватогоре. Императорская семья была странноватой, но жители Гросена и Судена не привыкли осуждать инцест, в отличие от жителей Нордена и Остена, которые и по сей день во всех бедах империи винили именно акты кровосмешения правящей династии. Гилберт не был первенцем императора, но был старшим сыном-альфой из числа тех, что от него родил его родной брат-омега. История была странная. Император женился в возрасте двадцати трех лет на совершенно прелестном омеге из Остена, сыне князя, о красоте которого пели песни и слагали легенды. Множество принцев боролись за его внимание, но в итоге коронованный как император Фридрих, использовав свое право сюзерена перед князем-вассалом, решил, что настолько прекрасный бриллиант должен достаться именно ему. Спустя год после свадьбы этот омега родил супругу первенца, принца Родериха, альфу, о котором еще в день рождения сказали, что ему никогда не быть императором.       Когда же на свет появился второй сын, бета, получивший имя Роланд, император перестал посещать своего супруга, точно решив, что его миссия выполнена. Супруга императора отправили в удельный замок где-то на отшибе Имперского города, а сам Фридрих спутался с родными братьями-омегами, чтобы, как и утверждали многие, настрогать с ними истинных наследников.       Многие шептались о том, что император ненавидел своих законнорожденных сыновей только потому, что те не родились омегами и их нельзя было использовать для династических браков с другими правящими династиями. Ведь именно это и было главной целью брака. Родись Родерих и Роланд омегами, они бы пригодились для того, чтобы породниться со Скандрией и Фаландрией, ведь сыновей не от родных братьев было бы совсем не жалко отдать. Но в итоге планы оказались подпорчены.       Старший брат-омега породил от Фридриха близнецов, альфу и омегу, которых назвали Гилберт и Гюнтер. Они пошли внешностью в своих отцов, заимев те же белоснежные волосы, неестественно бледную кожу и красные глаза. Совсем не странно, что именно Гилберт и был объявлен наследником трона. Император планировал, что его внук, рожденный от связи близнецов, и станет продолжателем их рода.       Младший же брат-омега разродился от родного брата тремя детьми — бетами Карлосом и Густавом и альфой Людвигом. Рождение третьего сына омегу в итоге убило, но, как считал император, оно того безусловно стоило, потому как Людвиг уродился невероятно крепким и сильным альфой, обладающим выдающимися талантами.       Гюнтер был единственным омегой нового поколения принцев, а потому император спешил с тем, чтобы реализовать свои планы. Он рассчитывал на множество внуков с белыми волосами и алыми глазами, и как-то даже не подумал о том, что сам Гюнтер окажется не в восторге от такой затеи. Более того, кронпринц Гилберт сильно сглупил, убежденный в том, что его близнец никогда и никуда от него не денется.       В итоге Гюнтер сбежал, уже, возможно, будучи в положении, а Гилберт оказался в опале из-за его бегства. Впрочем, ярость императора можно было понять. Внешние признаки их рода были слабыми, пропадающими на фоне чужих генов, так что любой рожденный от Гилберта ребенок не его братом не унаследовал бы этих особенностей, за которые императорская династия так цеплялась. Остававшийся помимо Гюнтера омега их рода, старший брат императора, уже потерял фертильность, так что принц был немыслимо важен.       На фоне же этой ситуации вассалы злорадствовали, поговаривая о том, что уж теперь-то странная кровосмесительная традиция уйдет в забытье и императоры перестанут выглядеть не как все. Возможно, найди кто из них Гюнтера, они либо убили бы омегу, либо спрятали его подальше от императора.       Конечно, всегда был вариант с тем, чтобы найти максимально похожего на них внешне омегу; в той же Элирии, например, такие водились, но принципы все равно были важнее, особенно принцип чистоты крови династии.       Обо всех этих тонкостях сэр Доминик узнал непосредственно от кронпринца. Он хорошо помнил тот день, когда Гилберт, будучи пьяным, проиграл девственность своего близнеца в карты. Тогда Хедервари мог его остановить, но не стал этого делать, решив просто посмотреть, во что это в итоге выльется. Он не испытывал жалости к Гюнтеру, искренне считая, что тот сам виноват в своей слабости. Так уж сложилось, что сэр Доминик ненавидел слабых людей всю свою жизнь, и был убежден в том, что при желании любой был способен за себя постоять. Принц Гюнтер вызывал в нем лишь одно желание — отвесить хорошего подзатыльника и сказать взять уже себя в руки.       Когда Гилберт позволил своему давнему другу первым совокупиться с Гюнтером, Хедервари находился в той же комнате и все видел. Он сжимал зубы и попивал вино, слушая, как принц плакал и умолял оставить его. Не позволив постороннему альфе кончить в тело брата, Гилберт оттолкнул его и тотчас сам овладел Гюнтером, да так, что узел набух. При учете того, что для Гюнтера все было в первый раз, сложно вообразить, насколько ему в тот миг было больно, как физически, так и душевно.       Должно быть, именно тогда в черствой душе сэра Доминика что-то надломилось. Спустя пару недель он решился поговорить с принцем и понял, что Гюнтер мечтал сбежать прочь из Сватогора, подальше от своей родни, начать жизнь сначала и стать свободным. В итоге именно сэр Доминик и помог принцу совершить бегство. Об этом не знал никто, кроме работника порта, беты, которого Хедервари позже убил, на всякий случай, а то мало ли, вдруг у него язык оказался бы слишком длинным.       Узнай император или кронпринц о его участии в бегстве Гюнтера, точно бы убили. Впрочем, рыцарь и сам в полной мере не понимал, зачем он вообще помог принцу, рискуя абсолютно всем. Возможно, то была солидарность омеги, а возможно, простая ревность, ведь где-то в глубине души Хедервари все равно лелеял весьма безнадежную мысль о том, что кронпринц мог бы обратить на него внимание не как на соратника, друга или просто того, с кем можно время от времени без обязательств заниматься сексом. Нет, он не был влюблен в кронпринца, но все же хотел более крепкого и надежного положения для себя, желательно без лишних рисков, а для этого нужно было использовать расположение тех, кто либо правил страной, либо будет править в будущем.       Теперь же у Гилберта были серьезные проблемы. Насколько долго он искал своего брата, настолько сэр Доминик аккуратно сбивал его со следа, но на сей раз поиски дали результат. Гюнтер состоял в браке с бетой, и будь это кто-то незначительный, кронпринц уже давно бы убил его и сжег его дом, дабы выкрасть брата и вернуть в Имперский город, но новоявленным супругом оказался единокровный брат короля Скандрии. Убийство или даже покушение на представителей королевской династии точно приведет к еще одной войне, которая Сватогору точно не была нужна. Это было чревато дипломатическим скандалом, разрывом торговых отношений и возможным эмбарго, тем более, что воевать со Скандрией всегда было в принципе тяжело, а ведь на сей раз на стороне этого государства точно выступит Элирия, господарь которой находится под протекторатом скандрийского правителя. А элирийцы тоже были отменными воинами.       Так что действовать нужно было иначе. Увы, но в этом вопросе правым будет именно скандрийский принц. Знал он о происхождении своего супруга или нет, но он состоял с ним в законном браке, и теперь Гюнтер — его омега по всем возможным законам. И забирать его Гилберт не имел права. Оставалось только пойти на похищение.       Именно это похищение и планировал кронпринц. Сэр Доминик, разумеется, был в курсе всех его планов, но предупредить как-то Гюнтера он не смог бы, даже если очень захотел.       — А Вы считаете, что Ваш отец никогда не променяет Вас на Его Высочество Людвига?       Опасно было спрашивать об этом у кронпринца. Своего младшего брата он любил, но считал, что никто и никогда не сможет быть лучше, чем он сам, и не стоило ставить под сомнение эту уверенность.       — Я в этом уверен. Я старше, и титул кронпринца ношу именно я, — отозвался Гилберт. — И именно я будущий император. А Гюнтер просто внес временный разлад своим паршивым поведением. Вот верну его, и все будет как раньше. Только и останется, что проучить братца хорошенько. Объясню ему, что нет его желаний — есть лишь обязанности передо мной и всей династией.       Сэр Доминик криво усмехнулся.       — Но ведь Вы не старший сын короля.       Подумать только, а ведь и Гилберт, и Людвиг — оба бастарды по сути, плоды кровосмешения, и именно поэтому у них больше прав, чем у законнорожденных детей. Воистину, каких только странных традиций не бывает в мире.       — Хедервари, лучше заткнись сейчас. Упомянешь в моем присутствии этого придурка — и я тебя просто уничтожу.       Омега усмехнулся.       — Какая пылкая братская любовь. А впрочем, мне ли об этом рассуждать. Не хотите ли отдохнуть и отвлечься, Ваше Высочество? Быть может, выпустить пар?       Гилберт замотал головой.       — Я смогу отдохнуть только тогда, когда верну проклятого Гюнтера в Имперский город. А для этого мне нужны люди из Хафена, лучшие в своем роде моряки Заречья. Завтра буду говорить об этом с Людвигом. Дожили, должен просить людей у младшего брата. Когда стану императором, придется всем припомнить за дни моего позора.       Сэр Доминик выдохнул и опустил взгляд.       — Уверен, Ваш брат тотчас поспешит помочь.       — Еще бы.       Рыцарь увидел краем глаза одного из гвардейцев, застывшего за колонной в стороне. Стало быть, решил пошпионить. Хедервари не знал его по имени, но помнил визуально. Это был один из тех альф, что постоянно пользовался своим положением ради того, чтобы трахать омег.       — Стало быть, аудиенция у принца Людвига завтра?       Кронпринц кивнул. Он так и не заметил подглядывающего за ними гвардейца.       — Да. Будь готов, со мной пойдешь. Чертов неудачник, по воле судьбы являющийся сыном моего отца, тоже будет там. Понятия не имею, что он вообще забыл в Заречье и зачем высунулся из Остена, но знаю точно, что не хочу с ним пересекаться.       Сэр Доминик кивнул.       — Разумеется.       Подхватив свой меч, кронпринц покинул тренировочный зал, а Хедервари остался стоять на месте. Он был откровенно разочарован, но решил не показывать этого, благо Гилберт был не из тех, кто вообще умел наблюдать за чужими эмоциями. Шаги кронпринца стихли, и только после этого гвардеец вышел из своего укрытия. Альфа понял, что омега его уже заметил. Он как-то слишком уж довольно усмехнулся, а сэр Доминик сделал глубокий вдох, выхватывая все еще витающий запах Гилберта, уже слабый, но вполне ощутимый. Этот запах Хедервари нравился куда сильнее, чем внешность кронпринца, почти так же сильно, как его тело. И заниматься с ним сексом (особенно когда у кронпринца случался гон) также было всегда приятно.       Порой, сэр Доминик понимал, что начинал противоречить сам себе. Ведь именно ему было важно, чтобы никакие его связи не приводили к привязанности, чтобы никакая ночь страсти не выливалась в желание стать ближе с кем-то духовно. Подобные мысли в отношении кронпринца и вовсе были безнадежны, потому как он никогда бы не посмотрел на него как на омегу, с которым бы хотел связать свою жизнь. Исключительно рыцарь, который получал за его защиту хорошее жалование, вот и все. Так что в который раз омега напомнил себе золотое правило своей жизни — никогда не влюбляться. Так как это было первым шагом на пути к полному краху.       — Что, не вышло покувыркаться с кронпринцем? — усмехнулся гвардеец. — Может, раз такое дело, я смогу помочь?       Хедервари не изменился в лице. Наверное, не было в императорской гвардии альфы, который бы не хотел с ним переспать. По крайней мере, омеге еще не приходилось встречать такого.       — В самом деле? Ты можешь мне помочь?       Сэр Доминик шагнул в сторону альфы. Он улыбнулся, не обнаружив на его расстегнутом мундире ленты. А это значило, перед ним был не рыцарь, а простой офицер.       — Да, конечно.       Гвардеец аж весь зарумянился, явно уже предвкушая, что омега ему даст. Конечно, ведь кто или что мешало свободному омеге делать то, что он хотел? То-то же, что никто.       — Как это мило, — елейным тоном проговорил Хедервари. Мгновение, и он резко вцепился ладонью в пах альфы, схватив сквозь ткань брюк член по самое основание сжав так, что гвардеец закричал от боли. Он тут же схватил омегу за руку, пытаясь отстраниться, но тот сжал еще сильнее, так что альфа вновь не смог сдержать болезненный скулеж. — А кто тебе сказал, что мне нужна твоя помощь, падаль?       — Отпусти!       Судя по лицу альфы, это было весьма и весьма больно. Но сэр Доминик не спешил отпускать, он еще не донес до этого человека основную мысль. Приблизившись вплотную, рыцарь сказал:       — Если я захочу твой член в себе, я просто уложу тебя на лопатки и трахну им сам себя, без лишних телодвижений с твоей со стороны. Так что не смей и близко ко мне подходить, если я этого не хочу. А особенно, если я полон желания вырвать кому-то член с яйцами. Ты меня понял?       Альфа вновь заскулил и активно закивал.       — Я понял! Понял!       — Вот и молодец.       Отпустив мужчину, Хедервари похлопал его, согнувшегося от боли, по плечу, и просто прошел мимо. Он все еще был расстроен, хотя скулеж альфы, пусть и совсем немного, но поднял ему настроение.

***

      Альфред стоял у стены, устремив бездумный взгляд в сторону окна. Он не мог хотя бы притвориться, что спокоен и собран, не мог побороть волнение, сковавшее все тело. Сэр Стивен и принц Амар, единственные люди, которым король дозволил быть подле него в этот день, стояли чуть в стороне, не тревожа, прекрасно понимая, что правителя пока не стоит трогать. Они оба примчались еще в полдень, едва гонец им сообщил о том, что король требовал видеть их во дворце. Оливеру, который присматривал за Восточным каньоном с тех пор, как Радж был казнен, и Кайлу, находившемуся в Речном осколе, еще ничего не сообщилось. Даже в Латрон не отправляли гонца, хотя в Элирии находился Адерин. Омега занимался воспитанием маленького господаря, а его брат, Алистор, занимался государственными делами. В Элирии в принципе все было спокойно и тихо.       — Уже полночь… — тихим тоном заметил Амар.       А еще полнолуние. Это считалось добрым знаком, хотя Альфред не был суеверным и в приметы старался не верить. Крики за дверью стихли. Король встрепенулся и едва не сорвался с места, но все же не сделал и шагу. Амар тут же обернулся к брату.       — Ваше Величество?       Но тот решительно мотнул головой.       — Я держу себя в руках.       Бета кивнул. Да, за минувшее время король несколько изменился, должно быть, сказывалось влияние его супруга. Королевич нелегко перенес беременность: несколько раз он устроил скандал на ровном месте, походу разбив несколько ваз и чайный сервиз, но Альфред стоически все стерпел. Он ни разу не разозлился и не повысил голоса на супруга, и такое отношение короля заставляло омегу быстро успокаиваться.       Многие нашли это в некоторой степени забавным. Амар же, который часто навещал королевича и уже успел с ним сблизиться, понимал, что Иван с ума сходил от всего и сразу. В его организме бушевали гормоны, его воротило то от запахов, то от вкуса еды, с чем прежде никогда не было проблем, то просто от тяжести огромного живота. Выговариваясь принцу обо всем, что его беспокоило, королевич как-то успокаивался и даже начинал улыбаться.       Амар искренне радовался тому, что Иван нашел в себе силы открыться ему. Они и правда стали близки. В той же степени сблизились король и сэр Стивен, которые также проводили вместе много времени. Так что совсем не странно, что в такой момент Альфред позвал именно их.       Прошло чуть больше минуты, когда вновь послышались крики, но на сей раз совершенно иные. Природу их происхождения было легко определить. Амар выдохнул и широко улыбнулся, но говорить ничего не стал. А король вновь чудом сохранил самообладание. Он мог мигом ворваться в покои, но все же помнил слова лекаря, которому полностью доверял, а потому продолжал ожидать.       Прошло еще минут десять, когда двери открылись. Первым делом показался Константин, который переступил порог и тут же нашел взглядом короля.       — Ваше Величество.       На сей раз Альфред не стал медлить. Он стремительно приблизился к двери и тут же прошел внутрь. Амар посмотрел на сэра Стивена, и альфа поспешил согласно кивнуть в ответ на неозвученный вопрос:       — Идите, Ваше Высочество. Вы должны быть там.       Оказавшись в королевских покоях, Альфред первым делом отыскал взглядом супруга. Тот лежал на кровати. Вокруг королевича хлопотали лекари, и кто-то осторожно убрал окровавленные простыни. Королю тут же стало не по себе от вида крови, но от худших мыслей его отвлек плач ребенка. Иван на миг поймал его взгляд, а после посмотрел в другую сторону. Николай подошел, держа в руках сверток с младенцем. Еще несколько мгновений, и вот лекарь осторожно положил ребенка на грудь Ивану, а тот, проливая слезы, но совершенно искренне улыбаясь, коснулся дрожащей ладонью головки малыша. Поразительно, но ребенок вмиг перестал плакать.       — Мой маленький…       Королевич и правда рыдал от восторга. Он осторожно поцеловал лобик крошечного сморщенного создания, после чего Николай вновь взял ребенка.       — Мой господин, вы со всем справились. Теперь нужно отдохнуть и набраться сил.       Альфред смотрел на все это, словно зачарованный. Ребенок, рожденный его любимым супругом… Было сложно это осознать. Но вот лекарь отошел от кровати и приблизился к нему.       — Ваше Величество, — он протянул ему сверток. — Ваш сын. Альфа. Он родился на зависть крепким и здоровым.       Король растерянно уставился на сверток, а после широко улыбнулся.       — Мой сын…       Он поспешил взять малыша. При тусклом освещении свечей можно было рассмотреть глазки младенца — голубые, как у самого Альфреда, а волоски светлые, пшеничного оттенка. Король с благоговением уставился на малыша, осознав в полной мере, что это и правда его сын, что он стал отцом. Он тут же приблизил младенца к себе, чтобы поцеловать в крошечную макушку. Ребенок казался таким немыслимо хрупким, но Альфред знал, что будет защищать и оберегать его, что бы ни случилось. Его сын будет самым счастливым мальчиком в мире.       — До чего же на Вас похож, Ваше Величество, — шепнул приблизившийся Амар. — Поздравляю Вас. Как Вы его назовете?       Альфред все не мог отвести глаз от своего сына.       — Алан, — ответил он. — Это Алан, принц Скандрии и мой наследник, мой любимый сын, — он посмотрел на потрясенного таким решением Ивана. — Наш сын.       Амар не мог знать, в честь кого король назвал своего первенца, но понял, что раз имя элирийское, то это имеет отношение непосредственно к Ивану. Он лишь улыбнулся.       — Да здравствует принц Алан.