***
Джеймс и Мэттью прибыли ранним утром, спустя некоторое время ко дворцу явился Оливер в компании Хорхе и Мануэля, ближе к полудню прибыла делегация герцога де Варда. Помимо нынешнего главы рода, в ней присутствовали его супруг, принц Лоренс, их сын и наследник Криспин, младший брат герцога, Йессе де Вард, его супруг, принц Джонс, еще один принц, Грейхейм, и его благородный супруг Майкл Грей. Гостей принимал Амар. Король должен был выйти ко всем лишь после того, как в небо выпустят традиционные фонарики. — Какая суета, — заметил Джеймс, обращаясь к брату-близнецу. — У нас всегда было так много родни? Тот лишь улыбнулся. — Забавно, что ты спрашиваешь об этом. Но да, братьев у нас всегда было много. Они как раз поздоровались с другими близнецами, Лоренсом и Джоном. Братья-омеги отличались лишь прическами и расположением родимых пятен на лицах. У Лоренса были длинные вьющиеся волосы с рыжеватым отливом, у Джона они едва достигали плеч, аккуратно закрывая уши и лоб. Лоренс держал за руку своего сына, которому едва исполнилось три года. Он был крайне похож на своего отца — такие же светлые непослушные волосы, синеватые глаза и немного вытянутое лицо. Еще один брат-омега, Грейхейм, был на сносях. Его огромный живот заставлял окружающих расступаться перед ним, но держаться рядом, на всякий случай. В таком положении омеге бы стоило сидеть в своих покоях в окружении лекарей, а не совершать долгие путешествия, но Грейхейм настойчиво требовал вести его в столицу. Скандрийцы верили в то, что у едва родивших и кормящих грудью омег есть особенная духовная сила. Так что благословение такого омеги сулит счастьем. Как знать, возможно и Грейхейм, боявшийся первых родов, хотел получить благословение от королевича. — Идем скорее в покои. Я устал с дороги. — Да, конечно. У них было время до полудня. Примерно тогда их позовут в зал на торжественный пир, а едва начнет темнеть — запустят фонарики. И уже тогда надо будет идти на поклон королю, королевичу и новорожденному наследнику. Джеймс уловил взгляд, который бросил Мэттью на Грейхейма. — Все в порядке? Тот обернулся к нему. — Да, в полном. С чего такой вопрос? В ответ на это Джеймс нахмурился. Он обернулся и пошел в сторону коридора, а Мэттью тут же помчался за ним. — Подожди, Джеймс! Младший из близнецов в последнее время раздражался невпопад и сам же с этого злился. Он начал замечать кое-какие изменения в Мэттью, но наотрез отказывался об этом говорить. Наверное, стоило ожидать, что что-то подобное однажды произойдет. — Да что с тобой? Догнав его, Мэттью схватил брата за локоть, а тот мотнул головой. — Ничего. Идем в покои. Говорить о чем-то личном в коридоре дворца, да еще и в то время, когда его наводнили гости, принц точно не собирался. Поняв это, Мэттью кивнул: — Ладно. Но ты должен объяснить, что с тобой происходит. Наконец, они добрались до нужной комнаты. В помещении хлопотали омега и бета, должно быть, они как раз заканчивали все приготовления. Джеймс и Мэттью всегда занимали именно эти покои, так что просторную комнату держали для них. — Прочь. Их быстро оставили наедине. Джеймс закрыл дверь на засов и выдохнул. Если подумать объективно, Мэттью никогда не давал ему повода для недовольства или ревности, не говорил ничего, что могло бы заставить его чувствовать себя некомфортно. Но Джеймс не был слепым или глупым, он и сам видел, что в отличие от него самого, Мэттью имел определенного толка потребность. То, что Джеймс не смог бы ему дать. — Что с тобой? Ты с самого утра просто сам не свой. Они всегда были вместе, что бы ни происходило в их жизни. Джеймс так привык к мысли о том, что Мэттью — только его и ничей больше. Сыновья-альфы от первого брака короля не могли позволить себе такой роскоши, но близнецы позволяли. И были довольны своей жизнью. Но всему рано или поздно приходит конец, как видно. Сперва они узнали о беременности королевича, потом — о рождении наследника. Так еще и Грейхейм на сносях. И как бы отчаянно Мэттью не делал вид, что все хорошо, Джеймс все видел и понимал. — Слишком много неприятных дум на уме. Когда Мэттью оказался перед ним, Джеймс склонил голову. Он чувствовал себя мерзко из-за собственных чувств. — О чем эти думы? Расскажи мне. Ладонь старшего близнеца прошлась по его волосам. Джеймс поджал губы, выбирая правильные слова. — А о чем были твои думы, когда ты узнал о рождении наследника Его Величества? Мэттью замер. Должно быть, он начал понимать, что к чему. — Я был искренне рад за нашего короля, разумеется. Могло ли быть иначе вообще? Джеймс кивнул. — А давеча ты был рад за Грейхейма, верно? — Он заслужил счастье, — Мэттью напрягся. — Разве нет, Джеймс? Или же ты не рад за них? — Ты огорчен, — отстранившись от брата, Джеймс зашагал в сторону окна и развел в стороны плотные тяжелые шторы. — Как бы сильно ты ни радовался за братьев, я ощущаю твою горечь. И не смей лгать, что это не так. Я чувствую тебя как самого себя, я всегда безошибочно определяю твои эмоции. Это была правда. Мэттью выдохнул. Вышло как-то совсем уже обреченно, что совсем не в его духе. — Опять ты об этом… Джеймс, ты же знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете. — Знаю, — кивнул тот. — А еще знаю, что ты хочешь стать отцом. И не важно, как рьяно ты убеждаешь себя в обратном. Как часто они оба думали о том, что при иных обстоятельствах у кого-то из них могли бы быть дети. Джеймс, впрочем, никогда не грезил подобным. Он любил Мэттью и просто хотел всегда быть с ним, делить с ним все на двоих и быть счастливым. Просто этот человек рядом — и все. А вот Мэттью любил детей, в отличие от своего близнеца. — Почему ты опять об этом заговорил? Джеймс уставился в окно, совершенно не видя перед собой живописный сад под ним. — Потому, что ты опять об этом думаешь. Ты ведь ощутил укол зависти, когда я сообщил тебе о рождении наследника. Ты тоже хотел бы сына, я это знаю. И это именно то, что я никогда не смогу тебе дать. — И не надо, — Мэттью снова приблизился к брату и, схватив его за плечо, повернул к себе лицом. — Не надо, Джеймс! Мне нужен только ты. И тебя я не променяю ни на что в этом мире. Когда брат его обнял, Джеймс выдохнул. Родные теплые объятия всегда сильно на него влияли. — Если хочешь, — шепнул он, — можешь жениться. Я не против фиктивного брака, если это даст тебе желаемое. — Заткнись, — Мэттью упрямо замотал головой, прижав его к себе сильнее. — Ни слова больше. И Джеймс в самом деле ничего более говорить не стал. Не важно, что ему твердил брат, правда все равно оставалась правдой. И это было единственным, что омрачало их жизнь, но Джеймс не мог не думать о том, что с годами все станет только хуже. Однажды Мэттью вполне мог его возненавидеть за то, что именно из-за него однажды отказал себе в простых радостях. Они оба никогда не станут отцами, не оставят после себя потомства, не увидят внуков. Джеймс с этим легко смирился, но Мэттью — другое дело. Так что же ему, всякий раз смотреть с завистью, когда у его братьев будут появляться все новые и новые сыновья? И ведь на подобное не так-то просто закрыть глаза. Королевич явно родит еще не одного ребенка, и на рождение каждого из них принцы будут обязаны приезжать. И наблюдать, как эти дети растут. И думать о том, что у них самих такого никогда не будет. Джеймс прикусил губу. Придется самому найти супруга для Мэттью, чтобы заключить фиктивный брак. Найти благородного омегу совсем не сложно. Сложно сделать так, чтобы он принял правила вступления в брак и понимал свое грядущее положение в нем. Чтобы он довольствовался просто хорошим отношением к себе, родил хотя бы одного ребенка, не ждал по отношению к себе вожделенной любви и не пытался лезть в отношения Мэттью и Джеймса. Мэттью сам на это никогда не пойдет, но Джеймс мог его заставить. Нужно лишь найти подходящего омегу. Наверняка найдется кто-то незаинтересованный во внимании альфы, готовый к фиктивному браку. Мало ли в мире омег, которым более по душе беты или другие омеги. Кто-то да найдется. И пусть он имеет при себе любовника, пусть даже не одного. И все стороны будут довольны. — Прости. Джеймс уткнулся в плечо брату. Он любил его, на самом деле очень сильно любил и боялся того, что мог однажды потерять его любовь. Это было бы хуже самой мучительной смерти. — Все хорошо, — сказал ему Мэттью. — Не думай о плохом. Принц кивнул. Не думать он все равно не сможет. Пока еще не совсем поздно, стоит подыскать подходящего омегу. Забрать его на Северный рубеж, и пусть живет в их дворце, выполняя предписанные условия. У Мэттью обязательно будет сын, рожденный в законном браке. Его наследник. Джеймс не имел никакого права лишать подобного самого дорогого для него человека.***
Принц Родерих добрался до тронного зала еще до того, как подоспел вернувшийся кронпринц. Судя по всему, все было плохо. Подробностей Родерих еще не знал. Двери перед ним открыли сразу же, не сообщив о его приходе, а значит, император его уже ждал. Оказавшись перед троном, принц почтительно поклонился, мимоходом отметив, что император выглядит неважно. — Ваше Величество, Вы желали меня видеть? — Родерих… — Фридрих кивнул. — Подойти ближе, сын. У меня к тебе серьезный разговор. Его голос показался принцу переполненным тоской и даже скорбью. Это было странно. Родерих подошел ближе и позволил себе посмотреть на отца. Тот сидел на троне — массивном старинном изваянии, которому насчитывалось уже несколько столетий. Когда-то его сделали из горной стали специально для самого первого правителя Сватогора, первого известного Байльшмидта с белоснежными волосами и красными глазами. Родерих слышал много легенд о своих предках, но никогда не соотносил себя с ними. Он не был Байльшмидтом, не только из-за цвета волос. — Что-то дурное случилось? Император кивнул. — Да, случилось. Вести до меня дошли быстрее, чем мой благородный ублюдок добрался до большого материка, но я все не хотел в это верить. Не хотел и думать о том, что Гилберт мог меня так подвести. Родерих смог сохранить непоколебимое спокойствие благодаря годам, посвященным оттачиванию этики. Однако ему стало откровенно не по себе. Он осознавал, что его положение весьма шаткое, не смотря на то, что он все еще первенец императора, старший принц, да и к тому же законнорожденный. Возвращение Гилберта вполне могло просто вернуть его либо в Остен, либо обратно в Заречье. Осознавал, но не боялся. Принц привык быть в стороне и от отца, и от трона, и вообще от столицы империи, и он никогда не видел в том великой проблемы для себя. — А что за вести? Фридрих сам собирался с ним поделиться, так что принц позволил себе это спросить. Император посмотрел на него, позволив уловить искреннюю боль в красноватых глазах. — Он не вернет Гюнтера домой. Он потерял его навсегда. Родерих нахмурился. — Навсегда? Гюнтера принц помнил плохо, они видели слишком редко, и то еще в детстве. Но этот омега был хорошим, Родерих мог судить об этом со слов Роланда, видевшего их единственного брата-омегу чаще него. Гюнтер был похож на Гилберта внешне, но совершенно отличался от него характером и отношением к другим людям. Император сына-омегу определенно любил сильнее прочих. Родерих порой думал, что было бы, родись у Фридриха омега от Рохана. Любил бы он его так же сильно, как Гюнтера. — Навсегда, — кивнул мужчина. — Гюнтер мертв. Принц потрясенно распахнул глаза. Он совершенно не ожидал, что дело могло обстоять настолько плохо. — Но… как же так? — Всему виной Гилберт. Впрочем, я виноват еще сильнее, нежели он. Я пошел на поводу у родителей, братьев и чертовых традиций. Это именно с моей легкой руки была загублена жизнь Гюнтера. Родерих опустил взгляд, стараясь как можно быстрее осознать, что да как. Гилберт не просто не смог вернуть своего брата к отцу, он не уберег его жизнь. Даже если он трижды кронпринц, подобное ему с рук точно не сойдет. — Мои искренние соболезнования, Ваше Величество. Это большая утрата для всех нас. Неужели Его Высочество не смог… Император мотнул головой. — Он изначально был ни на что не годен. Мне стоило признать это еще много лет назад. И вот к чему все в итоге привело. Принц вновь поднял взгляд. — Как Вы узнали об этом еще до прибытия Его Высочества? — Мне сообщил сэр Доминик. Этот благословенный рыцарь в который раз доказал, что служба мне важнее для него, нежели служба такому никчемному человеку, как кронпринц. Он поведал мне о том, что наперсник Гилберта из Нордена лично убил Гюнтера и еще нескольких скандрийцев. Я же в свою очередь велел взять кронпринца под стражу в тот самый миг, когда его нога ступит на землю большого материка. Есть подозрения о том, что он замыслил измену, — император посмотрел на сына. — Это пока все, что тебе следует знать. Изменник получит по заслугам. Сэру Доминику я пожалую генеральский чин. Родерих кивнул. — Что требуется от меня? Он прекрасно понимал, что Фридрих не стал бы рассказывать ему все это без особой необходимости. — Обеспечь защитой Рохана. До тех пор, пока я не решу дальнейшую судьбу своего брата, он может быть в опасности. Буквально только что я узнал нечто, что притупило мою боль от потери Гюнтера, — их взгляды вновь встретились. — Минувшая течка принесла свои плоды. У Рохана приплод, что довольно опасно в его возрасте, так что все время беременности он должен быть под присмотром. Родерих сглотнул. Одна новость за другой — стоит ли вообще поздравлять императора с подобным, учитывая, что минутой ранее он выражал соболезнования? Принц решил, что это было бы не тактично. — Я Вас понял, — кивнул он. — Клянусь оберегать папу как зеницу ока. Быть может, у него родится омега, и это подарит Вам утешение. Император кивнул. — Будем на это рассчитывать. Разумеется, принц прекрасно понимал, что Рохан с огромной вероятностью мог забеременеть. Он примчался к Фридриху в самый пик течки и провел в его постели несколько дней. Да и император это понимал. Рохан все так же находился в его покоях. Ни Ханс, ни кто-либо еще туда не допускались, Фридрих явно опасался того, что его законному супругу кто-то мог навредить, а потому просто спрятал его в самом надежном месте. Никто в здравом уме не посмеет вредить тому, кто находится в императорских покоях. — Его Высочество прибудет в сопровождении стражи? — Да, — император покосился в сторону. — В скором времени я ожидаю приезда князя Нордена и его сына-омеги, которого вынужден буду предложить в супруги королю Фаландрии. Но первым делом князь будет свидетельствовать против Гилберта. Родерих в самом деле был поражен услышанным. — Все настолько серьезно? — Это еще предстоит выяснить. Однако до того момента, пока князь не окажется в этом зале, Гилберт должен подождать в тюремных казематах. Отдельно от остальных узников, разумеется. Я не желаю его видеть и слышать до тех пор, и тебе запрещаю с ним говорить. Пусть посидит в одиночестве. — Даже несмотря на то, что он — кронпринц? Родерих искренне полагал, что Гилберт неприкосновенен даже для самого императора. Он ведь всегда казался баловнем судьбы, перед котором весь мир будет стоять на коленях. Но Фридрих вдруг решил посадить его в темницу. — Да. Обвинение в измене — это серьезно. Более того, Гилберт повинен в смерти Гюнтера, и этого я ему прощать не собираюсь. Принц лишь кивнул. — Как прикажете, Ваше Величество. На сей раз у Гилберта большие проблемы. Впрочем, как знать, император мог говорить сгоряча, а потом в самом деле даровать свое прощение. Ведь он уже потерял одного любимого сына, вряд ли бы хотел терять еще одного. Тогда из рожденных от связей кровосмешения сыновей-альф останется только Людвиг. Неужели именно он в итоге и унаследует трон? Это было бы лучшим решением. Родерих хорошо знал Людвига, а потому понимал, насколько тот не похож на кронпринца, насколько лучшим правителем он бы мог стать. — И еще кое-что, — Фридрих все так же смотрел на сына. — Я хочу, чтобы отныне сэр Доминик находился во дворце. Такой человек должен охранять покой императора и его семьи, так что пусть всегда будет рядом с Роханом и службу несет в столице. Родерих тут же вспомнил этого рыцаря. Ему стало не по себе, едва он вспомнил их минувшую встречу. Было ужасно стыдно вспоминать подобное. Проклятый нордиец, которого в тот день точно подослал Гилберт, просто зажал принца в углу. Родерих не мог с ним тягаться. Его владение оружием было неважным, да и физически он всегда был слабее других альф своего возраста. Так что все могло закончиться весьма плачевно, не подоспей в последний момент сэр Доминик. Этот омега был удивительным. Фридрих не зря его так ценил. Мало того, что Хедервари выслужился, будучи омегой, так он еще и вышел из самых низов, из пекла Гроссена, в котором обычно не доживают до зрелости. Став свободным и независимым ни от кого омегой, он вполне мог обречь себя на смерть от рук чрезмерно помешанных на традициях альф, но в итоге умирали лишь враги сэра Доминика. Он спас Родериха от великого позора. Случись тогда то, что собирался сделать нордиец, и принцу бы не удалось смыть с себя позор, а это страшнее смерти. И ведь он так и не поблагодарил рыцаря за свое спасение. Изначально ему было стыдно от осознания того, что его, альфу, спас от насилия омега. Впрочем, это постепенно перестало его так волновать. Хедервари был сильнее едва ли не всех других рыцарей, он заслуживал искреннего восхищения и великих почестей. — Позвольте заметить, что это весьма здравое решение, Ваше Величество, — принц вновь склонил голову. — Я помогу ему устроиться во дворце и сделаю все для того, чтобы он смог без проблем приступить к службе. С тех пор, как император приблизил к себе старшего сына, Родерих обрел власть, о которой прежде не смел и думать. Наверняка временно — говорил он сам себе, хотя Роланд наседал на него всеми возможными способами, твердя, что это его шанс занять выгодные позиции. Ведь они, дети Остена, как их всегда называли при дворе, наконец-то получили шанс получить то, что причитается сыновьям императора. — Хорошо. Ты можешь идти. Родерих отступил на три шага, как то и полагается, а потом обернулся. У него теперь было много важных дел, и чем быстрее он за них возьмется, тем лучше. Однако едва принц добрался до дверей, Фридрих его окликнул. — Сын. Родерих невольно встрепенулся от неожиданности, но тут же обернулся. — Ваше Величество? Теперь у императора было нечитаемое выражение лица. — Ты не думал о том, чтобы жениться? Такого вопроса принц точно не ожидал. — Нет. Я занимался науками, а потом обучал им Его Высочество Людвига, так что и мыслей подобных не было. Фридрих кивнул. — Я хочу, чтобы ты женился. Давно пора. Как только выберешь подходящего омегу, сообщи мне об этом. До чего же это было не похоже на императора. Впрочем, думать о том, что с ним вообще происходит сейчас, принц не мог. Он почтительно поклонился отцу. — Разумеется, Ваше Величество. Лишь покинув тронный зал, принц смог выдохнуть спокойно. В самом деле, у него было много важных дел, которые надо было срочно разрешить.