***
— Ты не посмеешь судить Гилберта. Император прикрыл глаза, размышляя о чем-то отстраненном и принципиально не смотря в сторону родного брата. Ханс был допущен к нему впервые за очень долгое время, и Фридрих позволил этому случиться лишь из-за предстоящего суда над сыном. Он был раздражен, пусть и не показывал этого ни единым жестом. — Делегация из Фаландрии уже отчалила? В тронном зале, помимо стражи, были Ханс, Рохан в сопровождении сэра Доминика, Родерих, Роланд и прибывший утром принц Людвиг. Младший сын-альфа императора выглядел сконфуженным. Он знал о происходящем со слов Родериха, но все никак не мог поверить в то, что это правда. Гилберт всегда был в его понимании неприкосновенной фигурой, казалось, что бы он ни сотворил — все сойдет с рук. — Да, Ваше Величество. Их корабль покинул гавань. На вопрос ответил Родерих, которому поручили пронаблюдать за всеми формальностями. Сын князя Нордена уже засватан за короля Фаландрии. Один из представителей этого государства должен будет лично сопровождать Ланселя сперва в Кальт, где юный омега сможет попрощаться с родителем и родственниками, а потом оттуда в Фаландрию через море. Император еще не решил, кого отправит в Рисиор — столицу новоявленного союзника, — чтобы быть свидетелями на церемонии бракосочетания. Это должно было подождать до конца суда, равно как и вопросы с предстоящей поездкой в Скандрию. Фридрих понимал, что усидеть на двух стульях разом все равно не выйдет. Действия юного короля Скандрии сделали невозможным крепкий союз с этой страной и Фаландрией одновременно. Так что приходилось выбирать. И с точки зрения чистой выгоды для Сватогора предпочтительнее была именно Фаландрия. Так что выдать замуж Ланселя было важнее, нежели женить на принце Скандрии кого-то из собственных сыновей. — Прекрасно. — Хватит уже меня игнорировать. Ханс всегда был несдержанным в проявлении эмоций. Помнится, августейший родитель-омега из всех своих детей больше всех любил именно его. Фридрих как альфа быстро отдалился, Отто был слишком своенравен и прямолинеен, а вот Ханс полностью соответствовал всем принятым в роду Байльшмидт идеалам. За каждую его слезинку прошлый император был готов убивать, а слезы Ханс пускал в ход часто. — Мне понятны твои переживания, брат, но мне нечего тебе сказать в ответ. Что проку повторяться? Ханс сглотнул и перевел взгляд на Рохана. — С тех пор, как он здесь, ты просто делаешь вид, будто меня нет и никогда не было. А теперь ты решил судить нашего сына, несмотря на то, что он — кронпринц! Видно змея долго копила яд в своих зубах. Фридрих ощутил, как вздрогнул Рохан. Стоявший ближе всех к императорскому трону, он отступил назад, едва не столкнувшись с замеревшим за его спиной Хедервари. Родерих был хмур, а Роланд, кажется, был готов броситься защищать родителя. — Следи за языком, брат. Я повторяться не буду: еще хоть одно слово — и окажешься в темнице. Ханс собирался что-то сказать, уже и рот раскрыл, но так и замер. Должно быть, хотел заявить, что император не посмеет так поступить, но быстро понял, что уже не верит в это. — И кого еще ты отправишь в темницу? Всю свою семью, кроме Рохана и его отпрысков? Фридрих сжал пальцы в кулаки. — Если придется — отправлю, — твердым тоном сказал он. — Если посчитаю нужным — казню. Или ты полагаешь, что мне опять помешает наш папа? Он однажды испортил мне жизнь, будучи на смертном одре, но уже мертвым, поверь, брат, он ничего не сделает. Так что если будет доказана вина Гилберта — он будет казнен. А если ты еще раз позволишь себе оскорбления в адрес моего супруга или сыновей, то и тебя может ожидать незавидная участь. Император вдруг испытал небывалое удовлетворение, произнеся эти слова. Ему так осточертели мысли о долге перед семьей, о необходимости хранить ту самую, редкую породу Байшмидтов, и вот, потеряв горячо любимого Гюнтера, Фридрих осознал, как же сильно он ошибался. Ханс стал бледнее обычного. — Ты не можешь его казнить! Он — твой сын и наследник, кронпринц! Это император и сам повторял себе каждый день. Мужчина твердил собственному отражению в зеркале, что Гилберт, как и Гюнтер — благословение Праотца, сокровище династии Байльшмидт. Что нет и не будет у него детей важнее и ценнее, чем эти двое. И если любовь к сыну-омеге покрылась горечью потери и скорби, но все равно сохранилась, то отношение к Гилберту изменилось кардинально. «Он потерял Гюнтера. Я доверил ему свое самое драгоценное дитя, а он сперва продал сокровище, словно в шутку, просто проиграв в карты, а потом позволил забрать его жизнь. Это он виноват в смерти Гюнтера, моего несчастного сына, самого чистого и светлого представителя династии» — вот что говорил себе Фридрих сейчас. И уже было не важно, что убит Гюнтер был рыцарем из Нордена. Неважным стало даже то, что князь Хенрик, возможно, имел к этому какое-то отношение. Все изначально случилось из-за Гилберта. Это он проиграл собственного брата в азартной игре, он допустил побег близнеца, хотя император строго ему велел беречь Гюнтера, как зеницу ока. — У меня, как видишь, есть еще сыновья, — практически спокойно сказал Фридрих. — Более того, скоро мой дорогой супруг вновь сделает меня отцом. Если вина Гилберта будет доказана — титул перейдет к другому принцу, а нынешний кронпринц просто лишится головы. Император выдохнул. Он не хотел убивать собственного сына, но все равно был убежден в том, что тот обязан отвечать за свои поступки. — Как ты вообще можешь такое говорить? — Ханс был потрясен, шок умерил его пыл. — Сейчас, когда мы совсем недавно потеряли Гюнтера, ты так спокойно готовишься убить еще и Гилберта? Лишить единственного оставшегося ребенка еще и меня? — Как правитель этой империи, следуя ее законам — да, я готов это сделать, — ответил Фридрих. — А тебе стоило бы подумать о несчастной судьбе Гюнтера, о котором ты и слезинки не проронил. Одно император понимал совершенно ясно: Ханс всегда имел на него сильное влияние, он был отличным манипулятором. Дав слабину, Фридрих снова окажется в семейных оковах, а подобного он уже не мог себе позволить. Уж точно не тогда, когда горячо любимый и желанный Рохан рядом, так еще и беременный. — Ваше Величество? Услышав голос супруга, Фридрих едва не встрепенулся, словно мальчишка. — Что такое? Рохан держался достойно. Его изящный стан был окутан в прекрасные золотые одежды — Роланд лично подбирал ткани, ухаживая за родителем и делая все для того, чтобы он выглядел отлично. Что ни говори, а этот омега оправдывал свое звание прекраснейшего даже в таком возрасте, хотя главная его красота была отнюдь не внешняя. — Если позволите, я бы хотел поговорить с Вами. Он сцепил вместе свои ладони, давая понять, что волнуется. Фридрих обратил внимание на то, что супруг был обеспокоен предстоящим судом, хоть и не понимал точно, какой именно аспект предстоящего события его так пугает. — Сейчас? Мимоходом император уловил полный ненависти взгляд Ханса, но не стал обращать на него никакого внимания. — Прошу, это очень важно. Рохан отвел взгляд. Кажется, один только сэр Доминик смог сохранить выражение полной незаинтересованности на своем лице. — Оставьте нас. Император махнул рукой, так что стражники тут же открыли высокие двери. Спорить с приказом никто не осмелился. Роланд что-то шепнул брату, Ханс нашел взглядом Людвига, а собиравшегося уйти Хедервари Рохан прихватил за рукав кафтана, одним жестом дав понять, что ему следует остаться. Фридрих лишь кивнул. Когда остальные члены семьи покинули зал, император поднялся с трона и подошел к Рохану. Омега опустил голову, его длинные переливающиеся на свету волосы красивой гривой заструились по плечам. — О чем ты хотел поговорить? Император невольно вспомнил прежнее время, когда Рохан ходил беременный первым ребенком. В ту пору он казался немыслимо хрупким, словно чистый горный хрусталь, и в ту пору Фридрих был по-настоящему счастлив. Он постоянно носил супругу эдельвейсы, гладил его волосы и вдыхал тонкий аромат — самый приятный аромат в мире, так пах только его омега. Спустя двадцать лет все эти воспоминания были живыми, словно не минули долгие годы в разлуке. И Рохан снова беременный. Все, что было с родными братьями, император теперь воспринимал как нечто мерзкое. А ведь Отто был влюблен, хотел быть со своим альфой. А что в итоге? Оставалось лишь радоваться тому, что это осознание настигло хотя бы спустя столько лет. А еще Фридрих осознал, что ему стоит посетить могилу покойного брата и поговорить с рожденными Отто сыновьями. Карлоса и Густава он не видел уже давно. Рохан посмотрел на него. В фиалковых глазах ясно читалась нерешительность. — Ты в самом деле готов казнить Гилберта? Фридрих нахмурился. — Измена и попытка переворота — серьезное преступление. Так еще и князь Нордена предоставил множество доказательств его вины. Я обязан среагировать должным образом, а Гилберту пора отвечать за свои действия. Ты ведь это понимаешь? Рохан кивнул. — Так же я понимаю, что князь повинен в произошедшем едва ли не сильнее, чем Гилберт. С этим император не мог поспорить. — Уверен, так оно и есть. Однако мои люди не смогли найти доказательств. Нельзя предъявлять таких обвинений, не имея на руках неопровержимые доказательства. Хенрик — хитрый и скользкий человек, но он — князь, я должен относиться к нему, как к члену семьи. — А Гилберт — твой родной сын. Император выдохнул. Рохан даже не видел Гилберта ни разу, однако несмотря на это он, как истинный омега, переживал за жизнь ребенка. Но это было неуместно в такой ситуации. — Он уже давно не ребенок. И он стал причиной гибели Гюнтера, которого должен был защищать. — Князь Хенрик использовал его в своих целях. Полагаю, использует до сих пор. Прошу тебя, Фридрих, не губи сына, хотя бы поговори с ним сам, прежде чем судить прилюдно. Пожалуйста. Император прикрыл глаза. Кто бы мог подумать, что Рохан будет просить о чем-то подобном. — Ты его даже не знаешь. Но Рохан решительно поднял голову. — Я знаю, что он — твое дитя. Для меня это важнее всего прочего. Просто выслушай его. — Как будто он скажет мне что-то, чего я не ожидаю. Наверняка ведь будет обвинять всех кругом, кроме себя, постарается сделать виноватыми других, будь то Хенрик или сэр Доминик. Я не научил Гилберта отвечать за свои поступки и воспитал его во вседозволенности. Омега кивнул. — Ты прав. Совершенно прав. Ты воспитал его, он — твоя кровь. Быть может, поговорив, ты найдешь другое решение этой ситуации. Императору на ум пришел Ханс. Он, в точности как и Гилберт, никогда не верил в то, что может быть перед кем-то виноват. Но оба они были горазды обвинять других. Так легко было представить принца за дверями тронного зала, высказывающего племянникам о том, как он несчастен и как огромна вина в этом Рохана. — Почему ты просишь об этом? — прямо спросил Фридрих. — Гилберт ненавидит Родериха и Роланда, ненавидит тебя. Вернувшись к прежней жизни во дворце, он житья тебе не даст. Рохан отвел взгляд. — Гилберт имеет право на шанс. Он всего лишь ребенок, не важно, сколько ему лет. А ты и так потерял Гюнтера. Император потрясенно мотнул головой. — Откуда в тебе столько милосердия? До чего же Рохан отличался от Ханса. Да, Фридрих знал об этом и раньше, но, как видно, в полной мере никогда не осознавал. — Я просто не хочу, чтобы ты пролил кровь родного человека. Ради меня, пожалуйста, просто поговори с ним. Император понял, что он просто не имеет права отказывать супругу в такой просьбе. — Ладно, — альфа кивнул и бросил взгляд на Хедервари. — Сэр Доминик, приведите кронпринца в тронный зал, но распорядитесь никого более не пускать пока. Перед судом я поговорю с ним. Рыцарь тут же отвесил поклон. — Будет исполнено, Ваше Величество. — И еще, — Фридрих покосился в сторону дверей. — Проследи за тем, чтобы кронпринц не столкнулся с князем Нордена. Фридрих не сомневался в том, что Хедервари сделает все в лучшем виде. А он сам выполнит просьбу супруга, раз для него это так важно.***
Высокий и крепко сложенный альфа перешагнул порог и направился в сторону рабочего стола. В его руках была вскрытая давеча депеша, которую мужчина ожидал несколько дней к ряду. — Позови ко мне Его Светлость. Слова были обращены к стражнику, однако тот и среагировать не успел, как прямо за его спиной появился Лукас. — Бервальд. Альфа обернулся. — Ваша Светлость, Вы как раз вовремя. Стражник пропустил в кабинет Лукаса и следовавшего за ним невысокого омегу. Бервальд нахмурился, всматриваясь в красивые черты лица незнакомца, а потом вернул свое внимание супругу князя. — Я получил срочную депешу. Велено готовить приданное, Ланселя засватали за короля Фаландрии. Этого, должно быть, вполне стоило ожидать. Бервальд знал о том, что у Хенрика не было четких планов касаемо судьбы сына-омеги, но было твердое намерение использовать его с выгодой для себя. Многие так и вовсе полагали, что он в итоге решит выдать Ланселя за Бервальда в награду за его верную службу. И вот планы резко поменялись, едва стало известно о том, что помолвка короля Фаландрии и господарина Элирии была разорвана. Сперва Хенрик выжидал, предполагая, что есть вероятность будущей военной кампании против Скандрии, однако король Фаландрии так ничего и не предпринял. Было ли это затишьем перед бурей? Никто не мог сказать наверняка, хотя бы потому, что Фаландрия была далеко, и связей с ней было слишком уж мало. Но общий итог ситуации был на руку Хенрику. Став зятем королю, он сможет реализовать свои амбиции. Во что это в итоге выльется, Бервальд не знал, не решался даже предполагать. — Я велю слугам готовить лучшие наряды и украшения, — кивнул Лукас. — К их прибытию все будет готово. Бервальд кивнул и вновь позволил себе посмотреть на незнакомца. — Вы пришли ко мне по делу? — Да, — Лукас указал на омегу. — Это Тино, один из моих слуг. Он очень расторопный и смышленый, поэтому я хотел, чтобы именно он отправился с Ланселем в Фаландрию как его личный слуга. Бервальд кивнул. Омеги в Нордене ничего не решали, он сам, будучи наперсником князя, располагал наибольшей властью, нежели Лукас, а потому тот должен был просить у него. — Если это самая лучшая кандидатура, то я утверждаю Ваш выбор. Надеюсь, он хорошо обучен манерам? — Разумеется. Тино, стоит признать, был крайне симпатичным омегой. Красивые большие глаза, округлые щеки, пухлые губы, кожа бледная, а рост низкий — идеал омеги, не иначе. Таким, как правило, в Нордене приходилось несладко. Высокородные альфы могли позволить себе изнасиловать любого слугу-омегу без хоть какого-то наказания, зато омег ожидало наказание в том случае, если наступит беременность от подобного происшествия. Поэтому все омеги во дворце регулярно пили Лунную кару или хотя бы держали ее при себе. Бервальд вдруг задумался: много ли альф смогли добраться до этого омеги? Быть может, на него уже падал заинтересованный взгляд князя? Судя по лицу Лукаса, для него этот слуга был кем-то особенным. — Прекрасно. Нам стоит готовиться активнее, Ваша Светлость, князь уже совсем скоро вернется, с ним будет гость из Фаландрии, велено провести пир по такому поводу. Лукас лишь кивнул в ответ. Порой Бервальд думал о том, что ему жаль этого омегу. Хенрик бывал с ним слишком жесток, порой неоправданно жесток. А еще князь никогда не любил супруга, в его думах всегда был кое-кто другой. Тот, кого когда-то прозвали прекраснейшим из омег. Прошло так много лет, но Хенрик, наплодив кучу детей и изнасиловав кучу омег, так и не смог избавиться от своего наваждения. Бервальд мотнул головой. Не стоило думать об этом, впереди слишком много важных дел.