Умница Чарли Келли

Чарли забегает в бар и стремительно спускается в подвал, минуя друзей, на секунду остановивших свои крики и споры. Он садится на пол к стене, обхватывает голову руками и зажмуривается, пытаясь выудить из памяти еще что-то, кроме флибустьеров, но крючки, закинутые от одного этого слова, не ловят ровным счетом ничего. Келли решает прибегнуть снова к помощи новообретенного сомнительного вещества, чтобы окунуться в то, что он катастрофически не помнил, но что дарило ему невообразимые новые ощущения, куда хотелось окунуться снова. Он вспоминает, что маленький тюбик дома практически закончился и решает предпринять попытку поиска того же клея в подвале. Перерыв почти все полки и ящики, Чарли в отчаянии валится на холодный пол своего подземелья. Его взгляд гуляет по потолку, тусклой лампе, верхним полкам, на одной из которых он и останавливает свое внимание. На потрепанной коробке угадываются знакомые, но непонятные символы. Чарли вскакивает, не веря, что это все-таки то, что он ищет, тянет руки, но не достает, даже в прыжке. С помощью стремянки ему это удается и вот, коробка уже на полу и содержимое не может не радовать: около пятнадцати тюбиков, аккуратно уложенных, предстают взору Чарли. На боку коробки небольшая дыра, сделанная, по всей видимости, мышами, что и стало причиной потери из упаковки прошлого тюбика. Чарли прижимает коробку к себе и облегченно вздыхает. С долей страха и огромным любопытством, он вытаскивает один тюбик и отставляет остальные в сторону, поудобней усаживается на старые подушки у полок и проводит свой обряд погружения в другой мир. * * * Чарли снова видит свои руки в татуировках. Стол. Тарелка. Столовая? Голос в голове шепчет – «Запоминай, запоминай», – он оглядывается вокруг. Видит перед собой взволнованного, нахмурившегося человека, примерно его возраста. «Волосы зачесаны назад. Почти как любит Мак. Бакенбарды. Мне бы такие. Голубая рубашка. Подтяжки. Подтяжки? Ха!» – Ньют, ты в порядке? – человек медленно откладывает вилку. – Ньют? – сосредоточенно смотрит Чарли на незнакомца и тут же закашливается, пытается схватить стакан воды, но проливает ее на стол. Незнакомец подскакивает и принимается бить по спине друга. Перестав давиться, отпив воды из стакана Тендо, Ньютон испуганно смотрит на того, тревожно ощущая, что не помнит последние пару минут, будто провалился в яму глубоких размышлений. Он хочет спросить, не говорил ли чего странного, но отбрасывает эту мысль, пытаясь изобразить из себя саму нормальность. – Ты как? – присаживаясь обратно на свое место, спрашивает Тендо. – Да нормально, просто что-то задумался. Ньютон мгновенно списывает произошедшее на последствия усталости. Хотя работы сейчас не то чтобы очень много, но ночами ему не спится, и уже немало времени, вследствие чего даже суперэнергичный человек может вымотаться. – Слушай, а где Германн? – успокоившись, говорит Тендо. – Сидит сегодня весь день в лаборатории. Мы вроде разобрались с делами, и он хотел пойти в столовую, не знаю чего не пошел. * * * Германн чувствует себя неуютно, не останавливаясь проклиная себя, что вздумал надеть сегодня что-то совершенно новое и непривычное, по его меркам. Это всего лишь футболка в бело-синюю поперечную полоску, надетая под свободный, но вполне хорошо сидящий по фигуре серый пиджак, черные, довольно узкие джинсы и белые кроссовки. Все это было куплено давно в неожиданном порыве, и ждало выхода в свет, максимум, по-отдельности, но сегодня Германн решил надеть все разом и отвязаться уже от мысли, что эти вещи неразумно лежат без дела. * * * Окончив прием пищи, доктор Гайзлер отправляется обратно в лабораторию, но сперва решает заскочить в уборную, где встречает Германна, с особой тщательностью моющего руки. – О, ты здесь, – выпаливает Гайзлер, проходя быстрым шагом мимо него. – Да, Ньютон, я иногда сюда захожу, как и все люди, – цедит слова Германн. – Кстати, Гермс, что с твоей одеждой?? – резко остановившись и развернувшись, серьезно проговаривает Ньютон, оценивающе глядя на Готтлиба снизу вверх и обратно. – Что? Что с моей одеждой? – нервно бормочет тот, уже высушив руки, одергивая пиджак в смущении, и тянется к зеркалу. – Она... – приглушает голос Ньют, в то время, как Германн нервно сглатывая, кажется, даже уже начинает краснеть. – Она классная! Германн замирает, покраснев еще больше. – Ньютон. – выдавливает он из себя, нахмурившись и отворачиваясь за тростью. – Нет, правда! – светясь и расплываясь в улыбке восклицает Ньютон, отворачиваясь от коллеги. Германн еще раз смотрит на себя в зеркало, выдыхает, почувствовав некое облегчение, улыбается и направляется к выходу. Дверь за ним захлопывается, а Ньютон уже идет по направлению к раковине. Улыбка с его физиономии так и не думает сходить. Он подходит к зеркалу, спешно моя руки, и вдруг меняется в лице. Ему так явно привиделась другая личность, вместо его собственной. Тот же самый человек, но в то же время совершенно иной. Тело пробирает дрожь, Ньютон упирается взглядом в отражение, но больше ничего аномального не дожидается. Умыв лицо, Гайзлер с растерянным видом плетется работать. Зайдя в лабораторию, он бросает взгляд на Германна, который оборачивается, боковым зрением увидев коллегу. Пытаясь не показывать взволнованность своим состоянием, Ньютон улыбается и шагает к своему столу. – Ты хоть обедал сегодня, Гер... Тут Ньютон пошатывается и хватается за лоб – в глазах плывет, становится трудно дышать. Германн вскакивает со своего места настолько быстро, насколько возможно это сделать с больной ногой, о которой, впрочем, Готтлиб сейчас будто забывает. Он подскакивает к Ньютону, когда тот уже пытается расстегнуть верхние пуговицы рубашки срывающимися пальцами. Ноги Ньютона мгновенно подкашиваются, как только он чувствует руки Готтлиба, подхватывающие его. Германн очень быстро, но бережно укладывает Ньютона на пол, оттягивает галстук и расстегивает три пуговицы его рубашки, что так и не удалось сделать тому. Германн приближается к Ньюту, часто дыша, обхватывает ладонями его лицо, и аккуратно, будто и не пытаясь привести в сознание, а боясь разбудить, хлопает одной рукой по щеке. – Ньютон, – шепчет он, с такой растерянностью и испугом, которых не ожидал от себя. Доктор Гайзлер не отзывается секунд пять. Эти мгновения кажутся Германну мучительными двадцатью минутами, что бывало проводить в очереди куда-либо, сидя без всякого занятия. Хотя с момента, как Ньютон вошел в лабораторию и до сего прошло не более тридцати секунд. – Германн, – Ньютон медленно тянется рукой к своей голове, в которой стремительно нарастает боль, пульсируя в висках, – кажется, мне нужна помощь, – он пытается улыбнуться, но получается только скривить лицо, замирая и закрывая глаза. В следующий раз, открыв глаза, Ньютон видит уже стены медблока и Германна, задремавшего сидя на стуле поодаль от кушетки. Боль поутихла и Ньютон чувствует, что вполне в состоянии встать. Он спускает ноги на пол, откладывает плед, которым так заботливо был накрыт – выглядящий больше домашним, чем больничным – и тянется к стакану с водой, создавая столько звуков и шорохов, которым неоткуда взяться из таких скромных манипуляций. Германн поднимает голову, прищуривается и глубоко вздыхает. Напротив сидит Ньютон с улыбкой благодарности, готовый уже встать и бежать делать любые дела. – Не вставай, – серьезно проговаривает Германн. – Тебе рекомендовали покой. И уж точно не нужно никуда бежать. – Будто прочитав мысли Гайзлера, заканчивает Готтлиб. – Ну мааам, – протягивает Ньют и с обиженной физиономией, на грани с улыбкой, внимательно наблюдает за Германном. Тот сжимает губы и, прикрыв глаза, качает головой. – Пожалуйста, зайди сюда завтра еще раз, Ньютон, тебя будут ждать. Гайзлер отвечает кивком, к которому очень бы подошло «есть, сэр!». – А сейчас уже поздно, я схожу, попрошу машину, чтобы тебя отправили домой, – не обращая внимания на кривляние собеседника проговаривает Германн. Готтлиб зевает и отправляется к двери. – Германн, – окликает его Ньют. Тот устало поворачивается. – Спасибо, – глаза Ньютона выражают столько благодарности, нежности и теплоты, что даже у сонного Германна пробуждают мягкую улыбку на лице. – Слушай, Герм, – Ньютон подскакивает на кровати. – А как я тебя тогда назвал, когда ты меня чуть не прибил? – Я не стану это повторять, – Германн почти разворачивается к выходу. – Да ладно тебе, я же правда не помню. И я бы тебя никогда не обозвал нарочно. – Знаю. – Ну как? – умоляюще смотрит Ньютон. – Научная, – медлит Германн. – Сучара, – заканчивает он, опуская глаза. Лицо Ньюта расплывается в улыбке; секунду сдерживаясь, он начинает смеяться в голос. Германн следует за ним, трясясь от смеха. – Теперь я понимаю, почему ты меня чуть не затыкал тростью, – сквозь хохот пытается говорить Ньютон. Немного успокоившись, он смотрит на Германна, такого уютного, сонного и улыбающегося, – А ты все-таки обедал сегодня? – Да. – Хорошо.