Пишите письма

            Холоден чертог, холоден север и ничуть не теплее тот приём, что оказали лорды. Впрочем, Джон примерно того и ждал — слишком многое изменилось за то время, что он отсутствовал. И слишком многое обещало измениться этим же утром, притом далеко не к лучшему.       — Тебе уже рассказали, да? — Рыжие волосы сестры, неистовый, треплет ветер. Здесь, на обзорной площадке одной из башен, он не знает покоя и сострадания. Не знает его и Джон.       — Ты могла бы его казнить. Но, знаешь, я рад, что не…. Не женское это. Отец не одобрил бы.       — Дело не в отце. И не в том, что я… Джон, Мизинец вывез меня из Гавани, он спас нас в битве за Винтерфелл и…       — И совершил ряд преступлений, за которые я обязан его казнить. Это мой долг.       — Каждый человек на счету сейчас, каждый воин. — С той же силой, с какой хваталась за край собственного плаща, Санса уцепилась за эти слова, и что-то полубезумное — то ли гнев, то ли страх — промелькнуло в её глазах.       — Мизинец не воин, — отрезал Джон. — Санса, он продал тебя Болтонам.       — И я готова его простить. Я готова, готова… Джон… есть ведь законы. И… поручительство. Я бы могла…       — Поручиться может лишь мужчина и воин, Санса. — Ветер и вовсе сошёл с ума, сплетая рыжий с чёрным доселе невиданной паутиной. — Ты — не мужчина и ты — не воин. И… посмотри на меня, посмотри и скажи: что заставило тебя изменить своё к нему отношение? Что он обещал тебе?       Санса молчала долго. Так долго, что ветер успел замести снегом её перчатку, рука в которой едва заметно подрагивала на обледенелом камне.       — Я не знаю, — произнесла наконец так тихо, что Джон скорее слова не услышал, а по губам прочёл. — Он гадкий человек, да, но он… он любит меня и вправду. А я, а я…       И вдруг разрыдалась. Так несвойственно, так неправильно, метнувшись, спрятавшись в сильных объятьях брата. Мех щекотал ей нос, большая рука снова и снова проводила по волосам, но слёзы не утихали. А Джон, прижимая сестру к себе, чувствовал что-то незнакомое и неправильное, что-то, чего с ней никак не могло случиться.

***

      Дверь бы вполне могла разлететься в щепки, не будь она приоткрыта до того, как Джон ворвался в неё, ведомый яростной неприязнью.       — Я ждал вас. И вы даже не можете представить себе, насколько. — Мизинец не соизволил подняться из кресла, в котором сидел, предаваясь чтению. — Помнится, в последнюю нашу встречу вы пытались меня задушить. Что же, теперь у вас есть возможность завершить начатое — петлёй, мечом. Проходите, ваше величество. Впрочем, вы ведь сложили корону севера. Как обращаться теперь? Милорд?       — Я не король и не лорд, Мизинец, — отрезал Джон, но всё же занял второе кресло и заговорил, лишь глубоко вдохнув: — ваших грехов, лорд Бейлиш, хватит на множество казней.       — Можете не перечислять. Я знаю их все — и грехи, и казни. Но, если бы вы просто хотели меня казнить, не приходили бы. Такого рода вопросы отчего-то не принято обсуждать с приговорёнными. Но вот я, а вот вы. Наедине, здесь. Так с чем и зачем вы пришли, Джон Сноу?       — Мне нужен совет. — Камин почти прогорел — и робкое пламя едва дышало, но света и без того хватало, чтобы всматриваться в немолодое, заросшее короткой бородкой лицо Мизинца.       — За советами не врываются, как на битву. За ними приходят тихо.       — Мне войти и зайти опять?       — Думаю: не стоит. Ваши люди не оценят таких манёвров. А что до меня… мне безразлично и вовсе. Сидите, Джон. — И коротким жестом указал туда, где на небольшом подносе всё ещё виднелись остатки его обеда. — Можете разделить со мной оленину.       — Я пришёл сюда не трапезничать. — отмахнулся Джон. — Я вижу: что-то изменилось в моей сестре. Она на себя не похожа.       Лорд усмехнулся.       — Женщины… Они имеют такое свойство — меняться. Иногда. В самых особых случаях. На относительно короткое время.       — Что вы хотите сказать?       — Сами спросите её. Или мейстера, если угодно. — Бейлиш улыбался лишь уголками губ, но, видя замешательство в глазах собеседника, пояснил: — ваша сестра ждёт ребёнка, Джон.       Тяжёлое кресло и Сноу полетели в противоположные стороны:       — Я убью вас, Бейлиш!       — Вам предстоит и так, — прозвучало бесстрастное. — Но, если вы не дурак, поймёте: это ребёнок Болтонов. Но я многое бы отдал, чтобы вы оказались правы.       — Уж не знаю, что хуже — вы или Болтон в её постели. — Спокойствие Джон собирал по капле, опускался на место слишком медленно, против воли.       — Надвигается ночь и холод, Джон, — тихо заговорил Мизинец, сам на себя не похожий — не то отчаянный, не то глубоко опечаленный чем-то, в чём Сноу быть не мог до конца уверен. — Я вас прошу: увезите её отсюда.       — Из Винтерфелла?       — Из Вестероса. За море. Туда, куда не достанет тот ужас, что вскоре начнётся здесь. Девочка достаточно настрадалась.       В свете догорающего камина и жидкой серости по-зимнему мрачного дня Джон вдруг ощутил тупую, ноющую боль где-то в своём полумёртвом сердце. Боль та исходила от человека напротив — и бастард не знал, как её назвать.       — Достаточно. Но здесь единственный дом Сансы. Куда я могу отослать её? С кем? Одну?       Бейлиш вдруг ударил ладонями по коленям, поднялся:       — Не важно, с кем! Отошли её, Бастард! Мы все здесь, в оплоте севера, передохнем — ты знаешь сам. Если можешь спасти хоть кого-то, прошу, спаси. Я… У меня есть друзья и дом. В Волантисе.       — Вы готовили конуру для бегства?       Бейлиш усмехнулся:       — Каждый, кто играет в престолы, её готовит. А я крайне предусмотрителен, Джон Сноу. Моих сбережений Сансе хватит на много лет. Чтобы жить… хорошо ли, плохо ли — не важно. Главное — жить. Я могу написать письма. Мне на это нужна лишь ночь. За Сансой придёт корабль…       — И с кем она отправится?       — Я бы поплыл вместе с ней, кабы не близость плахи.       — Вы заботитесь только о своей шкуре. — Отрезал Джон.       — Что ж, — развёл руками Мизинец, — я убеждать не стану. Позвольте отправить письма. Чтобы… Чтобы ей помогли… с ребёнком. Боюсь, будет очень сложно. Она не сможет его принять, но…       — Хорошо. — Рука Джона Сноу покоилась на эфесе — и это не укрылось от взгляда Бейлиша. — Предположим, что пред ликами старых и новых богов и перед всеми лордами я поручу свою жизнь за вашу. Вам будут возвращены земли, титулы и права, вы будете вольны уехать или остаться здесь, продолжать ваши игры, править Долиной… выбор огромен. И что вы теперь мне скажете?       Холод просочился сквозь древние стены, очаг догорел, а пламя свечи трепетало, то исчезая, то появляясь вновь. Мизинец медленно мерил шагами комнату — влево четыре, вправо и влево вновь, глаз не спуская с Джона.       — Вы отошлёте её? — застыл наконец напротив окна, руки сложил привычно.       — Отошлю. Обещаю.       — Значит, я поплыву с ней вместе. — Молча пройдя к дверям, Джон Сноу обернулся. Лорд Бейлиш стоял всё так же, руки сложив, на него не глядя. — Так чего мне ждать? — произнёс, — милости или плахи?       — Я не знаю, лорд Бейлиш. Пишите письма. Если вам вправду хватит на это ночи.