Генералы Олларианских кварталов

В трех кварталах он перевел дух и задумался. Бежать… Откуда – из дома. Куда – непонятно. На улице далеко не лето, а даже если бы лето – в Олларии оно прохладное, в парке особо не переночуешь. С темного неба снова повалил снег. Дик дрожал в своей старой куртке.       Он был совсем один. Друзей в школе не было – молчаливый и не слишком популярный в классе мальчик не вызывал желания общаться с ним. И к кому идти – непонятно. Не к Ларакам же! Те отправят домой, в «материнские» объятия Мирабеллы. «Что с мамой? До смерти отца она не позволяла себе такого, - думал мальчик, - да, ругала, могла и ремнем шлепнуть, могла и накричать. Но - бить до кровавых полос не стала бы». Места ударов горели, явственно знобило. Дик прошел еще пару домов и повернул в какой-то незнакомый темный двор. Там стоял дом, подготовленный к капремонту. Жильцы давно были выселены, черные окна смотрели провалами вместо стекол. Но, по-видимому, свет коммунальщики еще не отключили. Внизу, прямо на уровне ног светилось одно единственное окошко, за ним виднелись силуэты людей. Слышался чей-то смех, громкие голоса и звон гитарных струн. Дик постоял, прислушался к чужому веселью, и еще более горько стало на душе от собственного одиночества. Чей-то мальчишеский голос пел: Подворотни растили их, Чердаки заменили им дом. Каждый из них ненавидел крыс, Каждый из них был котом. В новых районах большого города Война – это закон, Каждый из них знал свое место, Когда вставал район на район… Дик послушал еще и, поняв, что деваться некуда, вошел в подъезд. Судя по всему, надо было спуститься на десяток ступенек вниз. Под потолком горела лампочка – такая же тусклая, как дома. Вокруг импровизированного стола сидело с десяток подростков. Кое- кто совсем еще дети, но четверо явно ровесники Дика. - Фью – присвистнул рыжий паренек, - это что еще за хмырь? - Эй, ты, хрен с бугра, чего надо? – неласково встретил его светловолосый, с недавним шрамом на лбу. Десяток пар глаз – карих, серых, зеленых, глядели на Дика. Он поморгал, слегка щурясь. Снег на щеках растаял, и казалось, это слезинки. - Мне некуда идти, - просто и открыто сказал он, не отводя взгляда, - из дома сбежал. - А кто тебе сказал, что тут тебе рады? – раздался голос. С дивана поднялся высокий темноволосый парень, отставил гитару. Он явно был тут главным. Джинсы, куртка – все почти новое и, судя по виду, не из дешевого магазина. Ботинки «Гриндерсы» - Дик сам бы не отказался от таких же. Видел как-то в магазине, но цена ужаснула. На эту сумму можно впятером жить месяц. Он откинул с головы капюшон и пристально взглянул на Дика. - Ну, хорошо, - и протянул руку. Дик с готовностью ее пожал и тут же пожалел об этом. Казалось, ладонь попала в тиски. Парень сжимал ее все сильнее. У Дика теперь на глазах выступили слезы от боли и обиды. Не выдержав, он попытался высвободиться – куда там. Темноволосый смотрел с издевкой. - Ну, здравствуй, незваный-непрошенный, - слегка растягивая слова, сказал он, - значит, сбежал из дома? Что же ты так, а? Родителей надо слушать, кашу кушать. Все угодливо засмеялись. Он отпустил руку, и Дик схватился за запястье, проверяя, действует ли кисть. Впрочем, пальцы шевелились, и боль скоро прошла. - Слушать? Кушать? – переспросил он, и в голосе зазвенела ярость. - А вот это за то, что не хотел? Он рывком задрал рукав свитера, показывая алые полосы. Кто-то из младших ахнул. Но на главного это не произвело особого впечатления. - Ага. А тебя будут искать, и найдут у нас. Ты думаешь, нам в детприемник охота? - Некому искать, - устало ответил он, - отец умер два года назад, а мать… Не хотелось жаловаться, но он сказал помимо воли: - Она и устроила вот это. - И за что? – поинтересовался рыжий. - Деньги за садик потерял. - Меня б убили сразу, - меланхолично отозвался прыщавый парень с сигаретой. - Меня б тоже убила… Сбежал. Главный постоял, покачиваясь с пятки на носок. В подвале, где только что звучали смех и говор, все стихло. - Ладно, пока будешь тут, - нехотя сказал он. И добавил: - В качестве раба. - О, рабовладельческий строй, - вскинулся один из тех, что помладше, - мы в школе проходили. - Во, школьные знания в жизни как пригодились, - ответил тот, что со шрамом. - Так что будешь моим личным рабом. Тем временем темноволосый опять вернулся на свой диван. - Ну да, а то Маршал и без слуги – как-то неправильно, - сказал он. - В-общем, оставайся. Ты будешь Раб, ну а меня зови Маршал. - А других? - Их необязательно. Когда надо, тебя позовут. Дик понимал, что обижаться – значит, остаться на улице. Да, и по сути, ребята не сделали ничего плохого. Ну, насмешки, ну глупое прозвище «Раб». Уж лучше, чем бесконечные молитвы, да крики и побои. Маршал отставил гитару. - Так, концерт по заявкам окончен. Устраивайтесь спать. Мальчишки потянули матрацы, кто-то взобрался на старую кровать. В подвале был склад мебели, брошенной прежними жильцами, но места хватало. - А ты ляжешь у меня в ногах, – обратился он к новичку. - Как угодно Маршалу, - устало ответил Дик. Он только сейчас понял, насколько же вымотался за последние дни. И вообще, за всю жизнь. Казалось, сил не осталось ни на что. Никто и не подумал раздеваться, наоборот – все поглубже закутались, кто в куртку, кто в одеяло или покрывало. Дик положил куртку под голову. Кто-то сунул ему в руки рваный плед. - Спасибо. Дик долго не мог уснуть – места было мало. И он ворочался, пока не получил удар ногой в ухо. - Сейчас пойдешь спать на пол, - пообещал Маршал. Но прозвучало это не грозно. «Интересно, - думал Дик, - почему матушки я боялся куда больше, чем незнакомых ребят?» Да так и заснул.