Генералы Олларианских кварталов

- Ах ты, паразит! Ты хоть понимаешь, что не расплатишься за машину? Ну, отвечай, кто с тобой был? А? Дик съежился на стуле. Этот невысокий человек в форме орал так, что уши закладывало. - Тебя в колонию на три года – и это еще по минимуму! А уж родители штраф заплатят, и не поморщатся! Дик тоже не морщился. Он уже выбрал тактику поведения – молчать. Так поступал и дома, когда Мирабелла начинала орать, обвиняя сына во всех смертных грехах. Просто молчать. Сделать тот коп вряд ли что-то сможет. Ну, пару раз подзатыльника даст – так что привыкать, что ли? А если заговорить – может случайно выдаст тех ребят. - Молчишь, значит? Ну-ну молчи! Сейчас в камеру к взрослым брошу и запру на трое суток. «Пугаешь? Пугай», - дума Дик, исподлобья глядя на коротышку. - Господин Карваль, вас вызывают, - заглянул в дверь человек с усталым лицом и добрыми глазами. Карваль сказал: «Иду», сплюнул и вышел, напоследок злобно глянув на Дика. Вошедший глянул Карвалю вслед и присел на неудобный стул. - Здравствуй, - негромко сказал он, обращаясь к подростку, - я – Робер Эпинэ. А как тебя зовут? Дик молчал. - Не помнишь свое имя? Или не хочешь говорить? Тишина. - Хорошо, не будем об этом. Я раньше тебя у нас не видел. Ты в первый раз попался? Раньше у нас не бывал? Дик попался впервые, но тактику решил не менять и молчал. Ему одинаков не нравился и злобный кортышка Карваль и добрый полицейский Робер Эпинэ.       А еще – интуиция подсказывала, что все слишком наигранно. Будто спектакли, что бывали в школе. Все говорят слова, показывают эмоции – потому что так требуется по роли. Если б Дик пробыл с беспризорниками подольше, то узнал бы про «злого» и « доброго» полицейских. И сколько пацанов попались на удочку доброго. Он не знал – но доверял интуиции. - Пойми, мы все равно узнаем и имя, и фамилию. Но на это уйдет много времени. И боюсь, тебе придется остаться тут на ночь, а контингент бывает разный. И бомжей, и наркоманов привозят. И вшивые бывают среди них, и больные туберкулезом. Уж лучше тебе ехать домой. Дик молча покачал головой. «Контингента» он не боялся, неведомых болезней – тем более. - Послушай, лично мне ты не сделал ничего плохого. Мало того, я вижу, что ты не из вокзальных личностей, которых, поверь, я видел немало. Ты обычный мальчишка, может слегка оступившийся… Да с кем не бывает. А с родителями ты сумеешь найти общий язык. Пойми, мама за тебя волнуется. «Волнуется?! Да меня уже три дня дома нет, а она не почешется!» - хотел выкрикнуть Дик, но не стал. Через некоторое время вошел снова Карваль, еще более злой, чем раньше. Робер пожал плечами, попрощался и вышел. - Ну, надумал? Или в камеру тебя запереть, ублюдок маленький? Смотри, отправлю тебя к тем, кто любит таких вот… чистеньких. Дик едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Это он-то – чистый? Четыре дня в одном и том же. Мирабелла строго следила, чтобы дети вовремя принимали душ и меняли белье. Хотя и стирать все приходилось вручную. Потом понял, что «чистенький» имелось в виду в другом смысле. Вот тут захотелось вскочить и врезать от души коротышке по зубам. В первый раз в жизни Дик так разозлился. Когда орала и лупила мать, это было обидно, но как-то привычно. Когда Маршал заставил мыть блевотину после мальчишки, это было противно, но как-то почти не обидно. Дик понимал, что его «проверяют на вшивость». Если этот и вправду исполнит угрозу… «Нет, пугает, - старался успокоить себя Дик, - люди, они хуже собак, чувствуют страх… И тогда кусают наверняка». Карваль еще поорал немного. Дик начал уже ждать появления Робера, но того не было.       Зато дверь распахнулась с ноги. - Что тут происходит? – задал вошедший вопрос таким голосом, что коротышка заткнулся и выбежал… да-да, выбежал из кабинета. Даже оправдываться не стал. Дик поднял взгляд на того, чье появление напугало Карваля. И первое, что он запомнил – необычные синие глаза. Таких Дик не видел ни разу в жизни. Синие-синие, как небо в летнюю пору. Или – как море. Но Дик ни разу не видел море разве что на глянцевых фотографиях. - Ну, здравствуй. Вошедший присел рядом. Он не заглядывал в глаза, как Робер. Хотя выглядел таким же усталым. - Тут они совсем потеряли… покой, - усмехнулся тот, - забыли, что человека, которому не исполнилось восемнадцать лет, можно допрашивать лишь в присутствии родителей или инспектора по делам несовершеннолетних. То есть – меня забыли предупредить. Дик выдохнул. Похоже, глупая мистерия «про хорошего и плохого полицейского» закончилось. А интуиция подсказывала «Этот человек – твое спасение». - Тебя как зовут-то? - Дик. - А полностью? - Ричард Окделл. - Сын Эгмонта Окделла? Или просто однофамилец? Дик беспомощно приоткрыл рот. - А вы… знали моего отца? - Газеты местные почитываю на досуге. И о взрыве на заводе наслышан, мои коллеги там работали после трагедии. - Да, уже два года прошло. Губы Дика дрогнули. «А ну, соберись, тряпка, - мысленно приказал он себе, - ты, плакса, баба, мямля». Но этот внутренний гневный монолог не помог. Дик шмыгнул носом, и слезы покатились по щекам градом. Оставалось лишь закрыть лицо руками. Инспектор не говорил ни слова, не утешал, давая возможность выплакаться. И лишь когда поток их иссяк, и Дик немного успокоился, протянул ему пачку салфеток и стакан воды. - Сп-пасибо. - Не за что. Ну, а я Рокэ Алва. Работаю инспектором по делам несовершеннолетних, представляю их интересы. И стараюсь помочь… хотя чаще получается наоборот. Дик собрался возразить что не «наоборот». - Ты от матери сбежал, что ли? - Ага. Дик снова шмыгнул носом. - Ладно, поедем. По дороге расскажешь мне, если захочешь. - О чём? - Да о чем сочтешь нужным. Можно – о том, что ты помнишь об отце. Это было, по меньшей мере, странно. - Про машину и твоих приятелей мне не особо интересно. Думаю, этих молодчиков я знаю. Как-никак, не первый год тут работаю. Это радовало – не надо было рассказывать про подвал и его обитателей. В машине Дик стал рассказывать о семье. О том, как мать заставляла молиться, о том, что у девочек нет нормальных книжек и игрушек, а Айрис запрещают выходить из дома, кроме как в школу и в магазин. Рокэ слушал, глядя на дорогу. Они остановились у какого-то дома. - Идем, хоть поешь, - сказал Рокэ, - наверняка, дома нет сытного обеда. А я… хоть сам поем. А то опять ужин заменю пустым чаем. Дик понял, как же он проголодался и устал за этот день. - Давайте, - согласился он. Жилье Рокэ Алвы было обычная стандартная двушка. - Если что, запомни мой адрес. Улица Мимоз, дом сорок пять, квартира пятьдесят четыре. Просто – четыре-пять. Пять-четыре. - Хорошо. Я запомню.       В зале его внимание привлекла большая фотография. Улыбчивая женщина и трое ребятишек. Все – мальчики. Старшему около восьми лет, среднему – на вид лет пять и малыш-двухлетка на руках у мамы. Все трое были похожи на Рокэ Алву. Будто маленькие копии. И все трое – такие же синеглазые. Компания улыбалась с глянцевой фотографии. - Это… ваша семья? – спросил Дик, оглядываясь по сторонам. Похоже, в квартире они были одни. И вокруг не было ни единой вещи, выдававшей наличие детей или женщины. Ни одной игрушки, ни женской и детской верхней одежды на вешалке, ни обуви или еще каких-то предметов. Рокэ забрал у него фотографию: - Да, семья… Была. Дик побоялся расспрашивать. Но, видимо, инспектору самому необходимо было рассказать хоть кому-то. - Ехали в такси, я не мог встретить. И лесовоз на встречку. Дорога была скользкая… Дик робко взял Рокэ за руку, заглянул в глаза, полные боли. - Мне очень жаль. Тот кивнул головой, будто погрузившись в невеселые мысли. Потом встряхнулся. - Так, а вода закипела, наверное. Ты пельмени будешь? - Я все буду, - сказал Дик. Но когда ужин был готов, чай заварен, и Рокэ вернулся в комнату, то увидел, что Дик спит на диване. Попытки разбудить ни к чему не привели. - Эх, - вздохнул Алва, - видимо, придется нарушить очередную должностную инструкцию. И укрыл Дика одеялом.