***
Лев Романович долго стоял перед дверью прежде, чем его впустили. На улице уже светило яркое солнце, весело играя лучами на переливающейся всеми оттенками синего и зелёного воде, словно бы ничего и не знало о произошедшем горе. Хотя что с него взять? Хорошо, что в морге этого отдела есть ещё один вход, через который и ввозили трупы. Конечно, Вайсберг вполне мог заявить, что пришёл навестить давнего друга, а не просить посмотреть тело умершей коллеги, что было бы не совсем ложью. Николая Лев Романович не видел уже года три, ноги как-то не доходили. Вот, дошли. Судмедэксперт поморщился. В таком случае, уж лучше б и не доходили, чем из-за смерти Кариночки. Подумать только, Ольга зарезала Кариночку в приступе ярости — ну явная ложь. Он не был так хорошо знаком с экстрасенсом — она почти совсем не появлялась у него в морге — как со своей коллегой по цеху и по совместительству приятной, много знающей собеседницей, но уверенно мог сказать: Метелица не могла убить Карину. Не те характер и выдержка, во-первых; да и не так уж они и не ладили, во-вторых. Скорее это была здравая конкуренция за место первой язвы, которое раз за разом занимала именно Майорова. — О, какие люди! Лёва, ты? В дверном проёме появился среднего роста старичок, дружелюбно улыбаясь и протягивая руку для пожатия. — Я, я, — улыбнулся в ответ Вайсберг, пожимая руку. — Впустишь? — А как же? — Николай усмехнулся, отходя назад, пропуская давнего одногруппника внутрь. — ты по делу или так, просто? — По делу, — не стал юлить Вайсберг. — Понимаешь?.. — Читал я дело по девушкам из твоего отдела. Н-да, вот бывает же такое. Они и правда ссорились так много? — В том-то и дело, что нет. Здоровая конкуренция без обид, — Лев Романович задумчиво потёр нос указательным пальцем. — Что можешь сказать? Ничего странного? — Понимаю, что не хочется верить в смерть этой Карины или в причастность к ней вашего экстрасенса, — веселее усмехнулся Николай. — нашли, кого в оперативники брать, — почти неслышно пробурчал он и продолжил уже громче. — но всё так, как и описано. Удар по правому виску кочергой, три ножевых с некоторой задержкой в грудь. Думаю, после второго она уже была мертва, большая кровопотеря. Подмена исключена, везде именно её кровь. Как будто всё на одной крови завязано. Вайсберг столько трупов повидал за всю свою долгую практику, столько невероятных историй услыхал, что глазам собственным точно не поверил бы, умри хоть один из его родственников, друзей. Полная экспертиза и никак иначе. Вот только, кто одобрит, кто разрешит? Столько возни же, всем некогда, всем лень, будь они неладны. — Ясно, — прикрыв глаза, вздохнул Вайсберг. — но я всё равно хотел бы осмотреть её сам. Раз уж полную экспертизу нельзя, то хоть увидеть, осмотреть. А вдруг всё-таки?.. — Его. — Что? — не понял тот. — Тело, его, — терпеливо, словно маленькому ребёнку, пояснил Николай, с жалостью смотря на друга. — Чем быстрее примешь это, легче будет дальше жить. — Его, её… Какая разница? — горько отмахнулся Лев Романович. — Всё равно Карина. — Не скажи, — хмыкнув, покачал головой Власов. — Чаю? — отрицательный качок. — Лёва, она мертва. Совсем и окончательно. Ей ничем не помочь. Трупные пятна, окоченение, всё в наличии, — Николай в знак поддержки положил бывшему одногруппнику руку на плечо, ободряюще его сжимая. — Я не могу дать тебе его осмотреть, даже если бы мне не запретили, не пустил бы. Нет хуже родственника, чем медик и педик (педагог), ты же знаешь. Вайсберг горько поглядел на друга поверх ладоней и чуть скривился. Не дал бы. Ещё чего выдумал. А если обманом проникнуть? Он имеет право знать, в конце-то концов. — А я пустил бы. — Что? — задумчиво оглядывавший его Николай не сразу уловил суть ответа. — Как на опознание. Кстати, кто её опознавал? — Насколько я знаю, приходила её подруга, Марина. В обморок грохнулась едва ли не сразу, чувствительные пошли девицы. Кто ни придёт, сразу в обморок, — шутливо жалуясь, усмехнулся Власов. — опознала. Дети верят в чудеса, ждут их с нетерпением; взрослые эту веру теряют, сначала она тихо тлеет, когда не исполняется одно желание, потом второе, третье, пятое, затем больно сгорает, оседая мрачным пеплом на останках детской наивности. Однако ничто не исчезает бесследно. Останки на то и останки, что остаются, и взрослые всё же надеются на чудеса, глубоко-глубоко в душе, но ждут. Вайсберг ждал. Даже лучше сказать, верил и ничуть этого не стыдился. Когда ничего не остаётся, что ещё можно делать? Он будет верить, пока сам лично не убедится, что это не бьющееся, сдавшееся под обстоятельствами сердце — её, что именно в её без сомнений умной и светлой голове не осталось ни одной мысли, что это по её лёгким больше никогда не пройдёт спасительный воздух и что это её небесного цвета глаза больше никогда не увидят свет. И пусть все знают: Вайсберг Лев Романович не будет Вайсбергом Львом Романовичем, если не дойдёт до конца. — Хочешь совет? Спасай живую, пока ещё можно. Да как же он не может понять, сейчас многое зависит именно от обследования Карины. Николай ошибался насчёт тела, никогда не следует забывать, что мёртвые, данная мёртвая тоже недавно жила, смеялась над его шутками, пила чай, язвила, о чём-то мечтала и совсем не собиралась умирать. Что строила столько планов на жизнь, и всё впустую. Что мёртвые о преступлениях порой рассказывают лучше живых. В конце концов, Карина при жизни была очень умной и сообразительной, однозначно, сможет сообщить что-то полезное и при смерти. Это же старая добрая Кариночка. — Спасать нужно всех, — резко заметил Вайсберг. — Но не мёртвых, — спокойно возразил Николай, отставляя полупустую чашку чая. — Это неблагодарное, бесполезное занятие; им уже всё равно, а ты только нервы потратишь впустую. Неправда. Вайсберг покачал головой. Карине точно не было бы всё равно на арест невиновной Ольги. Судмедэксперт уверен, она хотела бы, чтобы Метелицу вытащили и спасли от тюрьмы, а для этого нужно её тело. — Обследовать - как раз первый этап к спасению живых. — Вижу, всё равно не хочешь верить, — горько усмехнулся Николай. — Упрямый, как всегда, — удручённо покачал седой головой. Ему было больно за давнего друга, столько ожиданий, надежд и веры, всё это рассыпется в прах, острой стеклянной крошкой осядет в душе, причиняя немалую боль. Ну вот зачем ему всё это надо? — Что ж, твоё дело. Я не имею права показывать тебе тело и вполне могу вызвать охрану, если будешь упираться. — Я сам могу выйти, — довольно резко отрезал Лев Романович. — До свидания, Николай. — Боюсь, что свидания-то как раз и не будет, — Власов грустно наблюдал за быстро удаляющейся спиной друга. — Мне жаль, мне очень жаль, Лёва. Ничем не могу тебе помочь. Небо было столь же голубым, как и полчаса назад, а вот настроение хуже некуда. Отчего-то болело и виновато сжималось сердце, хотелось сказать только одно: — Простите меня, Кариночка, простите, если сможете.***
— Старичуль, этот бред, что они несут - правда? — Люся стояла у машины, настроженно наблюдая за ним. — Скажи им, чтоб они не шутили так, не смешно же. Кто в такое может поверить? — искренне возмущалась их водитель. — Люсь, это правда, — готовая разразиться гневной разоблачительной тирадой в сторону Берсеевой и Спицына Овчаренко внезапно подавилась словами. — Поехали уже, как раз там мы и сможем найти ответы на все вопросы. — Но вы же не верите в это, не верите же? — Люся всё же села в машину, не переставая взволнованно уточнять. — В это может поверить только полный псих. — Не верим, Люся, поехали быстрее, — чуть повысив голос, попросила Берсеева. Дорога прошла тихо, Овчаренко не смогла сразу осмыслить новости, поэтому всё время молчала. Расстроенные всем произошедшим Виктория и Антон, впрочем, тоже, из-за чего картина лежащей на спине окровавленной Майоровой не выходила из головы Литвинова, сменяясь только Метелицей с алыми по локти руками. Какая была бы ирония, если б это оказалось правдой: и в прямом, и в переносном смысле. До сарая пришлось идти пешком около километра по узенькой тропинке. Возможно, вчерашним вечером именно этим путём шла ничего не подозревающая Карина, которой смерть за её спиной отсчитывала последние минуты. О чём она думала в тот момент? Подозревала ли что-то? Как Оля вообще сумела её выкурить в такую глушь ночью? Как она сама тут оказалась? Столько предположений, вопросов и ни одного ответа. Вася мотнул головой, отгоняя болезненные мысли. Впереди отвоёвывание права осмотреть сарай. Почему сначала сарай? Это место преступления, чтоб так подставить двоих оперов, нужно заранее рассчитать безукоризненный план, значит, настоящие убийцы там были и не раз. Хоть что-то хоть где-то обязано найтись. К тому же, на фото не видно вездесущего рюкзака Карины, скорее всего он здесь. Его содержимое могло бы пролить свет на причину прибывания сюда его хозяйки. На входе их встретили суровые представители власти. — Кто такие? Нечего тут делать. — Здравствуйте, майор Берсеева, — Виктория быстро показала удостоверение. — Капитан Литвинов, криминалист Антон Спицын, — по очереди на каждого. — Помню. Нам приказали вас не пускать, вы - заинтересованные лица, — охранники с умеренным интересом рассматривали пришедших. С лица Литвинова медленно сошла вся краска. Заинтересованное лицо. Ещё бы не заинтересованное, они не смеют запрещать исследовать дело по его девочкам. Они его напарницы, происшествие касается и его тоже, и это он должен, обязан в нём разобраться, а не кто-то другой. — Скажите, пожалуйста, когда вы будете наводить тут порядок? — вдруг поинтересовался Антон. — Вечером. — Пустите нас, мы только быстро осмотрим, — незаметно злобно сжимая кулаки пытался мирно достучаться до охранников Вася. Если вечером, срочно надо торопиться, они не могут упустить шанс. — Не велено. — Мы… — Послушайте, — бесцеремонно, даже не заметив, перебил Берсееву Вася. — это дело касается моих напарниц, и я как никто другой стремлюсь во всём этом разобраться. Давайте решим эту проблему вместе. — Мы можем вас задержать и отправить под стражу до окончания суда, — спокойно отказали оба. Сволочи. Терпение покинуло из последних сил сдерживавшего себя Литвинова. Это же надо так, задерживать. И почему? Просто от того, что он расследует преступление, которое вышке даже почитать внимательнее лень да некогда. Ненависть. До суда. А знают ли они, что Оля не выдержит там и недели? Невинная, наивная, уничтоженная морально и в обществе уродов. Все её мучения будут на их совести. Твари. Они с Кариной и Олей вытаскивали из передряг внучек, дочек, сыновей этих так называемых вышек, терпели их же прессинг, почему тогда ради тех, кто помог им; тех, кто жертвовал собой; тех, кто постоянно и беспрерывно поддерживает адекватную стастистику раскрываемости преступлений и не даёт полиции упасть в грязь лицом, не ударить хотя бы палец о палец?! Да кем они себя возомнили? Сейчас… — Василий, постойте! — буквально повисла у него на рукаве Берсеева. — Силой Вы ничего не решите, их больше, Вы только отношения с ними испортите. — Было б что портить, — процедил капитан ФСБ, пытаясь высвободить руку из цепких пальцев психолога. — Правда, Василий, так ты делу не поможешь, скорее наоборот, — подхватил его за вторую руку прямой как палка Антон. — Спасибо, до свидания, — нервно улыбаясь, кивнула охранникам Виктория и потянула коллег обратно. Вася резко выдохнул и вырвал руки из захвата, грубо пресекая попытки повиснуть на нём. — Не собираюсь я ни с кем цапаться. Но если на второе место нас тоже не пустят, прошу не сдерживать. Берсеева обеспокоенно окинула его взглядом, однако кивнула, Литвинов мрачно усмехнулся и первым зашагал прочь. Ничего, это ещё не конец, он осмотрит сарай любым способом. Люся заметила их издалека, тут же подбегая и взволнованно, несколько предвкушающе, оглядела всех троих. — Ну что, есть что-нибудь? — Пускать не велено, — зло ответил Литвинов. Водитель так и застыла на месте. — Как не велено? Совсем обалдели? Да я им сейчас! — и бросилась было в лес. — Люся, стой! — закричала Виктория. Всё-таки вывели из себя всегда спокойную сотрудницу. — Антон, держи её. — Люся, — грозно осадил её капитан ФСБ. — не стоит. — Но, — та возмущённо замахала руками, подходя ближе. — Не стоит, — с нажимом произнёс он. — Садись в машину, едем на второе место. Я ясно объяснил? Овчаренко оставалось только недовольно закатить глаза и подчиниться. Как бы ни хотелось, портить отношения с представителями закона и собственным начальством действительно лучше не надо. Вдруг сделают ещё хуже, хотя казалось бы, куда уж дальше. Второе место тоже оказалось для них закрыто; Литвинов не помнил, как сдержался, наверняка Берсеева со Спицыным повисли на нём как игрушки на новогодней ёлке, в два голоса взывая к разуму. Да какой тут разум, если его девочек подставили, а ему не дают им ничем помочь, наоборот, всячески мешают? Правильно, никакого. Настроение у всех было мрачным. Уже на обратной дороге к отделу Вася в бессильной злобе закрыл лицо руками, усиленно думая, как законно сможет вытащить Олю. Нормальных идей с высокими шансами на успех не находилось совсем, удручающе влияя на сознание. Нет, он обязательно вытащит Метелицу из тюрьмы, Карина тоже этого бы хотела. Ох, Карина. Вновь накатило раздражающее ощущение бессилия, — не смог, не защитил, не успел, виноват — из груди тихо против воли вырвалось жалкое: — Простите меня, девочки, простите, если сможете.