Своя кровь

      Первыми вернулись осязание и возможность слышать, кирпичный столб прекрасно ощущался почти вывихнутыми затёкшими руками, так их перетянули сзади в попытках завязать. Зато слух немного барахлил, базарной толпы громко галдящего народа тут точно не наблюдалось, скорее всего стояла относительная тишина, оставалось только убедить в этом собственные уши.       Перед глазами расплывались однотонные бетонные стены, умеренно кружился не менее серый и безобразный низкий потолок с висевшей на одном только проводке лампочкой. Впрочем, пыльный грязный пол от всего остального ничуть не отставал, вполне соответствовал изумительному антуражу, навевая подходящую помещению атмосферу заброшенности.       Карина зажмурилась, пытась прогнать уже надоевшее до тошноты головокружение, и села ровнее, вытягивая спину. Руки всё ещё не чувствовались и слушались просто ужасно. Бесит!       Так же раздражала полная невозможность узнать, что с Олей. Где она, как она, удалось ли ей спастись и если да, нашёл ли её Вася. Да и вообще, какой сегодня день — тоже не мешало бы понять. Однако всё по порядку.       Во-первых, размять затёкшие руки и выяснить, насколько прочна верёвка на запястьях и как хорошо завязана. До прихода похитителей не ясно, сколько оставалось времени, стоило поторопиться. А «во-вторых» появится уже после пристального осмотра предположительно подвала. Вдруг Оля тоже тут.       Неплохо было бы узнать о мотивах похищения. Почему Оля и она, Карина, и почему именно так? Нет, если брать во внимание только группу Литвинова, — в том, что неизвестному нужны были работники второй группы, сомневаться не приходилось. В телефоне Метелицы записана куча номеров, однако ж выбрали её — то конечно, похитить мелкого судмедэксперта куда проще, чем огромного и тяжёлого капитана ФСБ. Вопрос: зачем им заморочки вроде вытягивания её из дома в сарай? У них же была Оля.       О том, как Метелица — экстрасенс! — попалась, Карина себя даже и не спрашивала, это уже далеко не первый раз и, видимо, не последний. Может, похитителям не понравилась такая лёгкость прошедшей операции? Хотя нет, ко второй они тоже явно подготовились.       Так, верёвка толстая — замечательно! — Майорова в который раз порадовалась маленьким ладоням и узким пальцам, легче будет выбираться. Да и давно начавший крошиться кирпичный угол обещал помочь в этом спасительном деле.       Карина аккуратно через левое плечо посмотрела назад и в ужасе застыла, чувствуя как сердце испуганно ухнуло вниз, пропустив удар и забившись сильнее. Господи, у них в заложниках ребёнок. На холодном неровном полу на спине лежал худой для своего возраста мальчик, видимо, не доедал с рождения, с не самым физически развитым телом и очень бледной кожей, сквозь которую просвечивала тонкая паутина синих вен. Из локтевого сгиба шла трубочка вверх по вешалке — очевидно, самодельная капельница. Что они ему вливали? Срочно нужно выбираться и спасать несчастного ребёнка. И Олю, если она здесь.       Перед глазами с огромной скоростью проматывались новостные сводки за последнюю неделю, никаких похищений. Да и раньше тоже ничего. Детдомовский? Не убили же похитители всю его родню.       Может, Оле угрожали, мол, убьют мальчика, если она не пойдёт с ними, не позвонит Карине, не ударит её кочергой и так далее? Тогда ясностей немного больше. Эх, как бы подать Васе — или скорее первой группе — знак в случае чего? Майорова не знала, насколько внимательными были подчинённые Виктории Берсеевой, — Литвинова вряд ли пустили расследовать дело, недостаток работников — но понадеялась на благоразумность Оленёвой, вряд ли она бы набрала в отдел слепых бездарей, и резко саданула внутренней стороной запястья по колонне, как раз, чтобы достаточно заметно оставалась кровь. Кожу неприятно защипало.       Не обращать внимания и выпутываться. Судмедэксперт поудобнее ухватилась за верёвку и с силой дёрнула вниз, одно кольцо спало, великолепно; Карина ещё раз ощупала оковы и закатила глаза. Господи, они что каждый круг узлом заканчивали? Ну что за дилетантское нагромождение, даже тот помешанный на замужних изменницах маньяк и то лучше завязывал. Удобнее.        — Ну что, очнулась? — громкий мультяшный голос с предположительно лестницы чуть не застал Майорову врасплох, но та не расслаблялась, следя одновеменно за спокойным, размеренным дыханием мальчика и прислушиваясь к посторонним шагам, благо вернувшийся в норму слух позволял.       Появившаяся из-за поворота прямая фигура в чёрном балахоне без каких-либо отличительных знаков чинно плыла по подвалу, скрестив руки в огромных, свисающих рукавах. Карину пробивало на смех, нашли, где рисоваться, ну актёр. Какие уголовники театральный закончить не успели или любили пафосничать и шоу? Ну-ка, вспоминай.        — Вы меня убьёте, — даже не спрашивая, уточнила судмедэксперт, не переставая аккуратно выпутывать запястья.        — Как всегда догадливая. Хочешь узнать, какой сегодня день, или когда будут судить Ольгу за твою смерть, или как беспомощен межведомственный отдел?       Карина была готова к обмену колкостей по поводу интеллекта, но чтоб так сразу. Задел. Судить Олю? За что? Они что, инсценировали убийство и подставили её?       Перед глазами появилась бледная, осунувшаяся, заплаканная Метелица за решёткой. Сволочи! У неё же дар от любого давления и стресса отключался всегда, так. Не время злиться, ум нужно сохранить холодным, Берсеевская группа — Васю точно отстранили — справится с освобождением экстрасенса, остальное не так важно. Вася, лишь бы он в ярости ничего не учудил. В приступе Литвинов действительно страшен, вспомнить хотя бы, как чуть Родимина не задушил, когда Лесе грозила опасность.        — Вижу, уже всё поняла.       Как он все фразы предугадывал? Систематизировал в каком-нибудь плеере, например, числами или это она такая предсказуемая? Интересно.        — Расскажи, до чего ещё додумалась. К примеру, когда мы убъём тебя?       Да и так ясно, когда все полностью смирятся с её смертью, примут, они просто-напросто подкинут новое тело, скорее всего, в тот же сарай, мол, смотрите, невнимательные. Поиграть над чувствами так. Кто же, кто же из ранних арестованных любил это делать? Да чтоб Карина всё помнила.        — Даже не сомневаюсь, что догадалась, Кариночка, — в голосе прозвучала усмешка. — твои тебе не помогут, — так странно слушать неподвижную статую, хоть бы одна помеха в воспроизведении звука появилась, атмосфернее было б. Стоп, Майорову осенило, помеха! — они верят в твою смерть, им вообще это дело не доверяют, ты обречена так же, как и ваша ненаглядная экстрасенс.        — Кому из нас вы мстите? — оставалось выяснить болевую точку и понять, кто насолил главному похитителю больше, круг подозреваемых сразу сузится. Например, экстрасенс Сергей или нервный, свихнувшийся на дочери папаня точно отпадали.        — Вам всем троим.       Ладно, можно зайти с другой стороны.        — Что для вас хуже: смерть или тюрьма?        — Боль, много боли, физической, чтоб тело крючило.       А вот и ответ. Кому уготованы судьба мучиться физически и предсмертная агония? Ну, по крайней мере, все мистические расследования можно сразу отметать. Кстати, если подумать, неплохая месть получается: одной смерть, второй тюрьма и третьему вечные муки от вины. Главное, и сработали чисто, судя по всему. Скорее всего, ради покрасоваться эти похитители ещё и бесполезные улики оставили.       Интересно, данный балахонщик действительно думал, будто Карина поверит, что «боль дабы тело крючило» взяли из мультика? Это ж из какого, хотелось бы знать? Обычно сценаристы старались беречь детскую психику, а не травмировать, тем более, в Короле льве. Майорова не раз смотрела его и готова была на миллионы евро спорить, не говорили там такого, глупый прокол, но с кем, однако, не случается?        — Чем вы накачали мальчика? Кто он?        — А, увидела всё-таки, — фигура приблизилась. — хлороформ.        — Чушь, вы ещё скажите, что и меня хлороформом обрызгали, — провокация, провокация, лишь бы узнать побольше. Карина не могла на вскидку вспомнить препараты, что вызывали б такие боль и жжение в груди, ран-то ножевых, как думалось сначала, не находилось.        — Именно, что хлороформом, — тот явно доволен. Интересно.        — Гениальным учёным ещё себя назовите.        — А и назову, Кариночка.       Так, круг подозреваемых сузился, увлечённых химией группа Литвинова задерживала немного; оставалось сравнить стиль работы. Прекрасно.       Верёвки практически распутаны, Карина передвинулась немного влево, не теряя балахонщика из виду и чуть закрывая ему обзор на руки.        — Зачем вам его держать здесь?        — А ты права, дорогая, зачем?       Сердце забилось быстрее, предчувствуя что-то нехорошее; Карина раздражённо прикусила губу, скрывая еле заметное волнение. Нет, нет, нет, пусть мальчика не трогают, ему ещё жить и жить; она не простит себе его смерть, ни за что.        — Убью его и дело с концом.       В обтянутой чёрной коже перчатки холодно блеснула сталь. Нож. Убийца не профессиональный, врял ли убивал, а если и убил, то не собственными руками, скорее всего, сидел в тюрьме на пожизненном. Сбежал или сыграл?        — Так люблю играть с жизнями. Я повелеваю вашими жизнями, я ваш повелитель. Это так весело! — по подвалу быстро пронёсся и затих леденящий душу, каркающий смех, его мультяшность ничуть не сбавляла ужаса, наоборот, заставляла кровь стыть в жилах и до онемения холодеть пальцы.       Самовлюблён? Больше всего желающий что-то всем доказать, стопроцентный свихнувшийся на играх маньяк, уверенный в своей безнаказанности? Слабое место найдено, предварительный диагноз есть, можно и попробовать.       Все эти мысли со скоростью пули мелькали в голове изо всех сил старавшейся не паниковать Карины. Стереть кожу на ладонях в кровь, но выбраться из ловушки и спасти ребёнка, давить на больное место, играть на чувствах, эмоциях маньяка, но оставить мальчика в живых. Не дать шизофренику даже шанса, как тогда, у свихнувшегося на замужних изменницах. Майорова чуть не опоздала, Оля могла умереть, ох, если бы она поторопилась с провокацией, до того, как тот надел кольца жертв на шею Метелице, ей бы ничего не было, осталась бы невредима. Сейчас нельзя допустить повтора.        — А я могу повелевать твоей жизнью, — Карина нервно расхохоталась, безуспешно пытаясь выдернуть руку из крепкого захвата жёсткой верёвки, резко давя отчаяние на корню. Нет, не сейчас, не время. — Даже так могу повелевать.       Игрок-похититель внезапно обернулся, чёрные полы взметнулись, обнажая тёмные резиновые сапоги в бахилах, — перестраховщик, неуверенный в себе параноик — поднимая невесомые серые, жгущие лёгкие облака пыли. На лице наверняка мелькнула хищная улыбка, а может, показалось.        — Ты думал, победил? Доказал всем, какой всесильный, непредсказуемый? Думал, навёл на всех страху, да? — презрительно чеканила слова Карина, с неприкрываемым вызовом смотря на трясущуюся от гнева фигуру впереди. Узел, Господи, ещё один узел, да когда ж они закончатся?! — Хочешь меня убить? Давай, что же ты, трус, действуй! Только ты не знаешь, что произошло с тем, кто последний раз занёс надо мною нож, возомнив себя богом, вершителм судеб. Он считал, что имеет право решать и судить, помнишь маньяка, что жестоко убивал замужних? Не помнишь? А я расскажу: он сам себя зарезал, на собственный нож напоролся, — судмедэксперт злорадно расхохоталась. — а пытался убить меня. Меня! Забавно, да? Что же ты не смеёшься?       Фигура снова стояла неподвижно, не обращая никакого внимания на мальчика позади, сжимая нож. Нет, нет, отвлечь ещё, отвлекать. Что было в его биографии, детство, что произошло с ним в детстве, что смотивировало убивать?       В голове крутилась только дурацкая песенка: «полуправда, полуложь, игрушку ты мою не трожь». Где она её слышала?        — Думаешь, ты умнее его? Хочешь доказать, что ты сильнее? Кому? Детдомовскому учителю? Давно убитому тобой детдомовскому учителю, — каждое слово сочилось ядом, неприкрытый ничем сарказм сквозил из каждой словно с презрением выплюнутой буквы. — Он считал тебя слабаком, издевался, потому что ты к десяти годам всё ещё не мог научиться считать, читать и писать? Считаешь, он не прав? Да ты и есть слабак, до сих пор! Читаешь по слогам, пишешь хуже курицы, считаешь по пальцам, слабак, — жаль, сейчас её не спасёт бронежилет. Жаль, больше она не увидит этот свет. Карина мысленно прощалась со всеми, прося прощения, у кого не успела, царапая ладони ещё сильнее, с трудом собственной кровью выписывая буквы самого известного погоняла похитителя. — даже возразить не можешь, — но Майорова не уйдёт одна, заберёт маньяка с собой, чего бы ей это не стоило.       Забавно, да? Гениальный необразованный химик.       Полуправда, полуложь, игрушку ты мою не трожь; полуправда, полуложь, игрушку ты мою не трожь; полуправда, полуложь, игрушку ты мою не трожь...       Именно эту песенку напевал этот псих на допросах, в суде, везде! Именно эти слова эксперты находили на телах.       Полуправда, полуложь, игрушку ты мою не трожь.       Повисшая тишина набатом отбивала последние секунды жизни, а может, это пытавшееся вырваться из груди сердце стучало так громко, заглушая остальные звуки. Почему он молчит, чего ждёт? Неужели не получилось? Господи, ну почему эти верёвки не поддаются?!        — Дура.       Полуправда, полуложь...       Не стоило рассказывать ему о неудавшемся убийстве, он испугался, струсил.        ...игрушку ты мою не трожь.       Не успел затонуть в мёртвой тишине злобный рык похитителя, как тот резко бросился назад, занося нож над ребёнком. Холодно сверкнуло быстро опускающееся остриё, с ужасающей лёгкостью рассекая молочным киселём странно загустевший воздух, в глазах потемнело. Только зловещий, мерзко хихикающий голос то пискляво, то грубо напевал:       Полуправда, полуложь, игрушку ты мою не трожь.