Своя кровь

      Дмитрий старался отнестись ко всему философски, всё бывает, всё происходит и этого не изменить. Карину он отпустил легко, без слёз и депрессии, — время на это тратить сейчас нельзя — больше переживая за эмоциональное состояние Тани и Васи, на первой лица не было, второй неизвестно где бегал, причём скорее всего именно в отделе, профессионально прячась. А возможно, в чём-то сговорился с Севой и Гришей, неисправимыми авантюристами.       И если этих двоих — Таню и Васю — успокоить не получалось, то остальные волновали руководителя отдела по другой части. За сутки почти никто из них не сомкнул глаз, постоянно бегая по разным адресам и нервничая, запивая стресс литрами кто кофе, кто чая. В конце концов, и Родимин, и Оленёва не выдержали и погнали сопротивлявшихся подчинённых спать, угрожая уменьшением зарплаты. Оставалась одна не сразу сдавшаяся проблема — уложить на боковую и саму Татьяну Андреевну, благо не сразу, но удалось.       Результаты исследований хлороформа Антоном и экспертизы волос с места убийства и тела принесли одновременно, причём толпа народу: Вайсберг, Женя, Антон и — так и знал, что он здесь — Вася, так и застывшие на пороге, неуверенно бросавшие нетерпеливые взгляды на уснувшую в кресле куратора. Дима тихо выгнал всех, выходя сам.        — Ну что там у вас? Вас только, — взглянул на часы. — четыре с половиной часа назад спать отправляли, куда так рано вскочили? Косицкий с Берсеевой тоже бдят?        — Дмитрий Владимирович, это важно, — нервно поправляя галстук, начал Антон. Не выпуская раскрытый компьютер из рук согласно покивала головой растрёпанная Женя, вот, сразу видно, кто совсем не спал.        — Дима, волосы с места убийства и с тела не совпадают, убили не Карину. Вот, посмотри, здесь и здесь, — Вайсберг передал ошарашенному руководителю бумаги, указывая на отдельные строчки.        — А кого же тогда?        — Оля чувствует, что Карина жива, — вставил сильно приободрившийся Василий.        — А убили пропавшую пять лет назад Мирову Софию Николаевну, ровестницу Карины, вот, — штатная хакерша что-то нажала и развернула компьютер экраном к начальнику.       Не выпуская из рук бумаги, Дима взял комп, рассматривая фото светловолосой, жутко похожей на Карину девушки. Надо же, как бывает.        — А вот это, — Женя перелистнула страницу, показывая ещё двоих: запирсингованного парня и маленького мальчика лет девяти. — как раз её единоутробные сестра и брат. Та, что сгорела, Наталья, и ребёнок в заложниках, Николай.       Родимин слышал их историю, но вот фотографии ещё не видел. Старшая, София, очень похожа на мать, разве что ростом не вышла, но почему-то именно в ней явно выступали черты Карины. А вот в Марии нет, странно.        — Софии недавно сделали профессиональную пластическую операцию по увеличению глаз и утягиванию кожи на скулах, поэтому мы все не сразу поняли, что тело не Майоровой. Шрамы почти неразличимы.        — То есть наши мстители тщательно подготовились, — сделал очевидный вывод Дима, отдавая компьютер его владелице, а бумаги Вайсбергу. — Так, срочно будите Берсееву с Косицким и к лучшим пластическим хирургам города. Давайте, работаем, ребята.        — Дмитрий Владимирович, — не успели все разбежаться кто куда, как женский голос позади заставил криминалистов врасплох. Вот, выглядит теперь немного, но отдохнувшей.        — Та… Татьяна Андреевна, — тут же исправился тот, вспоминая о присутствии подчинённых, хотя они и так уже всё отлично знали. — А у нас прекрасные новости.        — Я слышала, — перевела строгий, но, слава Богу, повеселевший взгляд на сотрудников. — Берсееву с Косицким отправьте на допросы; Жень, карты пациенток за последние, — вопросительно посмотрела на судмедэксперта.        — Два-три месяца, — с готовностью отозвался тот.        — За последние два-три месяца на тебе, Василий, Вы отправляетесь домой, как я уже говорила раньше, обвинение в убийстве с Метелицы ещё не снимали; я возьму у генерала разрешение на прослушку Мировой Марии; Антон, пойдёмте, расскажите, что не так с хлороформом; остальные свободны. Спасибо, — быстро, чётко и предельно ясно раздала указания куратор от Следственного Комитета, строго следя, чтобы все разошлись куда сказано. Ото всюду раздалось покорное:        — Да, Татьяна Андреевна, конечно.       Заметив нахмурившегося Василия, Дима еле заметно кивнул головой в сторону зала, шепча:        — Не сейчас.       Тот коротко кивнул и размеренным шагом направился к выходу. Скорее всего сейчас к допрашивающим присоединится или подобьёт кого-нибудь по всем заброшенным домам прошвырнуться. А что, идея-то неплохая, надо Тане сказать. Родимин поспешил за ней в кабинет; Антон уже рассказывал свои соображения, а куратор набирала номер генерала.        — На первый взгляд на плёнке действительно оставались следы именно хлороформа с какими-то примесями. Сначала я подумал, что примеси с двери, но решил проверить и выяснил, что наш мститель на самом деле гениальный химик выработал, вероятно, какую-то улучшенную формулу. У меня пока не получилось её понять.        — Хорошо, можешь идти, — задумчиво кивнула Татьяна, прикладывая трубку к уху, прижимая её плечом и руками перекладывая документы. — Алло, товарищ генерал? Мы выяснили, что Карина жива и похищена, а найденное тело принадлежит пропавшей пять лет назад Мировой Софии Николаевне. Мы уверены. Да, есть одна просьба. Да, именно об этом, спасибо.       Куратор положила трубку, оставила документы в покое, сложив руки на столе, и пристально посмотрела на руководителя отдела.        — Ну что, Дима, прослушаем Мирову?        — С удовольствием.

***

      Спать у Вики не получилось, она уже успела неплохо подремать в машине Антона, поэтому тихо пролистывала завязавшуюся переписку по делу с Александром Сомовым.       Оттого и не сразу заметила его новое сообщение.        «Я показал фотографию Петру, он признал русую и мелкую. Тебе интересно?»       Берсеева чуть не выронила телефон, выходя из зала, где бы Сева её не услышал и не проснулся. Ну все дороги вели в эту деревеньку, к этим жителям; нет ответа на что-то, обращайся к ним. Надо было сразу всё дело им показать да рассказать, авось и раскрыли б в тот же день.        «Может, он её видел?»       На всякий случай психолог отправила фотографию Карины, нет, было бы, конечно, жутко удивительно, если б уже год как парализованный Савлов видел именно её, но кто знает? Эти деревенские вообще насквозь таинственные с туманным прошлым, она вон только Александра рассекретила и то, случайно.        «Нет, хотя они и похожи почти как близнецы. Это та убитая?»       В который раз увидев и услышав данное высказывание Берсеева начала сомневаться в правильности заключения судмедэксперта. Что, если покушение на Карину и подстава Оли планировалась ещё пять лет назад? Да ну, больно долго. И где, как мстители могли успешно скрывать Софию всё это время? Одни вопросы.        «Сколько лет назад он её видел?»       Нет, о деле она рассказывать посторонним не станет, однако выяснит всё возможное и невозможное, не может не узнать.        «Приезжай, расскажем. Пётр хочет тебя увидеть.»        «Скоро буду.»       Захватив сумку и пальто в зале, Вика выбежала обратно. Так, кому бы сообщить о своём местоположении, чтобы за ней не увязалась целая свита? Ни Александр, ни Пётр Алексеевич говорить ничего не станут при посторонних; Берсеева вообще удивлялась, как умудрилась расположить двух уголовников к себе и завоевать их доверие.       На посту маялся скукой их охранник Гриша, одной рукой подпирая голову, второй катая что-то маленькое по столу. О, есть идея!        — Гриша, — тихо окликнула его, тот всё равно вздрогнул, подскакивая на месте. — Тише, тише, не пугайся так.        — Вам Татьяна Андреевна спать сказала, не могу выпустить, Виктория Михайловна, — чётко отрапортовал Гриша.        — Мне срочно нужно, это касается убийства Карины, у меня появилась возможность помочь Оле. Неужели ты после этого меня не пустишь? — парень засомневался, неуверенно мял кепку, но не сдавался. Дожать, надо дожать. — Гриш, я тебе ответственное дело доверить хочу, — ага, заинтересовался; Вика достала диск с записями из камер наблюдения и напустила таинственности в голос. — Сможешь последить за этим диском, он очень важен.        — Конечно, смогу, — и не давая тому продолжить, психолог быстро проговорила, выскакивая в коридор:        — И если кто спросит, я в той деревне у сарая, ладно? Ну всё, пока, Гриш. Спасибо!       Ответные оклики Берсеева даже не слышала, выбегая навстречу тёплому полуденному ветру. Свет сильно и больно бил в глаза, заставляя щуриться и снять очки, женщина почувствовала себя нарушившим давний запрет вампиром, медленно сгорающим в ярком душном пожаре огненных лучей. Да, наружу выходить стоило почаще да не сбивать с таким трудом возвращающиеся в норму внутренние часы.       Вика ощутила небольшое облегчение, выходя на дорогу поглощённой тенями раскидистых и густых деревьев деревни. Даже ветер здесь не обжигал, вея прохладой.        — Ну привет, красавица, — уже привычно с усмешкой поздоровался Александр, даже и не думая подать руку, как это делал Сева. Хотя о чём это она, перед ней сейчас далеко не, как говорят, старый-добрый Косицкий.        — Здравствуйте, Александр. Меня невообразимо радует, что на этот раз наш разговор начался как у цивилизованных людей, — не смогла удержаться от подколки Вика, держась от простого на первый взгляд деревенского жителя на расстоянии. Она до сих пор не знала его настоящих имени и фамилии и не имела возможности проверить, правду ли он говорил. Психологи тоже могли ошибаться, женщина это знала по себе.        — А ты у нас сегодня не как мент.       Тот загадочно ухмыльнулся, жестом приглашая собеседницу шагать с ним вровень. Заинтригованной Вике оставалось только подчиниться, ни на миг не отпуская его из виду, до предательской дрожи в коленях боясь повторения проверки на живучесть ментов.        — Да? А как кто же?       Стрелки под стеклом на циферблате размеренно тикали конец первого часа дня, на улице стояла удивительная тишина, птицы не пели. Даже шаловливый, всё пытавшийся растрепать и без того не самую уложенную причёску Вики, ветер утих, заставляя листья и траву молчать и застыть на месте, склоняясь лишь под тяжёлым весом двух шагавших с краю дороги людей.        — Узнаешь.       Горячие лучи солнца упорно пытались пробиться сквозь отсвечивавшую ярким зелёным листву, изредка успевая быстро скользнуть по оголённой коже.        — А если бы как мент, нападение повторилось бы?       Не сумела сдержать любопытный вопрос Берсеева, поправляя всё же вылезший из пучка белокурый локон.       Где-то недалеко, видимо, не так давно косили траву, её приятный, кружащий голову запах носился по деревне, невольно заставляя людей с удовольствием дышать полной грудью. Многие ведь любили этот аромат.       Александр, насмешливо щуря яркие на солнце голубые глаза, совсем как безоблачное небо в просветах крон деревьев сегодня, взглянул на неё и покачал головой.        — Вполне возможно, Виктория, кто знает? — старая деревянная ступенька скрипнула под ногами, вероятно, сообщая присутствовавшим в доме о приходе гостей, ведь за дверью, что толкнул Сомов, послышались торопливые шаги. — Пришли. Или, может, ты хочешь через чёрный ход, как в прошлый раз? — и снова насмешка. Господи, этот человек может днём быть серьёзным?        — Да нет уж, обойдусь и этим.        — Как хочешь, — не сговариваясь, пожали плечами Нестеренко и Александр, однако отчего-то не спуская с неё заинтересованных взглядов. Что не так? Психолог незаметно поёжилась.       Пётр Алексеевич всё так же лежал в постели с шахматами на кроватном столике, он с ними вообще не расставался никогда? Вика кожей чувствовала его изучающий взгляд с толикой тоски и грусти, такой, что непроизвольно накатывала, когда находишь пожелтевший от времени и сырости фотоальбом, когда аккуратно сдуваешь пыль и с трепетом перелистываешь хрупкие страницы, когда с горькой тоской легко касаешься кончиками пальцев старых фотографий и не замечаешь дрожащих прозрачных слезинок на щеке. Когда воспоминания —давние светлые — захватывают дух, вызывая невыносимое желание вернуться в прошлое и прожить то счастливое мгновение заново и заново, снова и снова.       Вика сама не знала, почему ощущала сладкую тоску, что-то не давало покоя с самого первого знакомства с Савловым. Почему не покидало чувство чего-то светлого и давно забытого, почему так ныло сердце? Что память запрятала в сокровенный сундучок в попытках сохранить на подольше?        — Вы сказали, что видели Мирову Софию, — слегка подрагивающими руками Берсеева выудила из сумки распечатанную фотографию вышеупомянутой и встала так, чтобы прекрасно обозревать лицо Петра Алексеевича. — Вот, её.        — Да, я видел её примерно пять лет назад, вот, с Настасьей, — женщина подтверждающе кивнула. — Она вышла из леса со стороны дороги, потрёпанная, вся в крови и шваркнулась в обморок. По бессвязному бормотанию мы так и не поняли, что с ней случилось, вызвали скорую. А что, — Савлов нежно улыбнулся собеседнице, в глазах заиграли знакомые смешинки. Внезапная догадка пронзила мысли Вики, заставив споткнуться на простых словах. Не может быть. — Маленькая леди?        — О-она пропала пять лет назад, — ноги подкосились, Берсеева поспешно села на предоставленный ей ранее табурет, стараясь не упасть и во все глаза смотря на Петра… нет, не на Петра… усилием воли заставив себя закончить. — её единоутробные сестра и брат как раз покупали у вас Вашу машину три дня назад, — на бóльшие объяснения её не хватило и вместе с окончательным выдохом вырвалось слабое: — Федя… Федя Голубко?        — А ты вымахала, Кудряшка, Леди, маленькой теперь не назовёшь, — сияя ярче солнца, протянул тот.       Вика не могла пошевелиться, не веря собственным глазам, — этого не могло быть, этого быть не могло, но это есть! — не растает ли сейчас мираж, не развеется ли сладким сном, не рассыпется ли о жестокую реальность?       Давным-давно маленькая, слишком маленькая для своего возраста девочка потерялась на огромном базаре в незнакомом городе с трудным названием, безвозвратно терявшемся в бездонном колодце памяти. Её отчаянные попытки дозваться родителей тонули в непрекращавшемся гомоне бесконечной, рябившей в глазах, пронизанной закатным солнцем толпы; мысли вязли в омуте безысходности, лениво дёргаясь от невыносимой духоты жарких июльских будней, но маленькая Вика всё равно сразу разобрала грубые, больно взрывавшиеся в разморенном сознании крики «Голубко, а ну стоять! Стоять, кому говорят!» и разглядела парня с невероятно длинными ногами, благодаря которым тот, казалось, мог допрыгнуть даже до палящего солнца на оранжевом небе.       Во время очередного высокого прыжка его медовые в золотистых лучах, горящие беспокойством глаза остановились на ней, в них лукаво играли смешинки.        — Привет, что такая красавица делает здесь одна? — тягучий бархатный голос успокаивал, убаюкивал.        — Здравствуйте, — тихо проговорила девочка, с удивлением рассматривая раскрасившуюся в разные цвета на свету серебристую прядь. Мама говорила, такие бывают только у старых людей, но дяденька таким не был!        — Ты потерялась, что ли? — та кивнула, с интересом наблюдая, как во взгляде парня появлялось удивление, а на губах расцветала широкая улыбка. — И что, даже не заплакала? Нет? Да ты истинная маленькая леди! Пойдём искать маму и папу?       Ладонь, появившаяся перед девочкой, не была мягкой, как у папы, наоборот, грубой, с многочисленными мозолями и не до конца зажившими царапинами, но не отталкивающей. Вика робко дотронулась до неё и доверчиво сжала в своей маленькой нежной ладошке. Медовый человек не похож на злого дяденьку и не был приторно сладким, от его слов не сводило зубы, как иногда бывало от некоторых маминых подруг с их постоянным желанием подёргать за щёки. Он как гречичный мёд, тягучий, вкусный и с горчинкой — а маленькая Вика любила мёд.        — А тебя как звать, Маленькая леди?        — Вика.        — Прекрасное имя для леди.        — Как Вас зовут? — забавно хмуря тонкие брови, спросила она.       Ведь невежливо называть кого-то Медовым человеком, ей, например, очень не нравилось, когда тётя Лена называла её Сахарным Леденцом, а дядя Володя — Пушистиком. Вика не любила леденцы и не была пушистой, но тётя Лена и дядя Володя никак не могли это запомнить. Иногда девочке казалось, что они и её имени не помнили.        — А у меня самое обычное имя: Федя, — с той самой горчинкой улыбнулся тот.        — Дядя Федя? — переспросила она, ведь все взрослые никогда не говорили имён без «дядя» и «тётя». Громкий смех Медового человека тоже оказался тягучим и немножко глухим, не как звенели колокольчики или капала из крана вода, нет, такой смех девочка слышала впервые.        — Нет, просто Федя.       Медленно уходящее на запад солнце раскрашивало землю и всё вокруг в оранжевые цвета, разноцветные и шумные люди не расходились, только новый знакомый как-то сумел сделать гомон потише, маленькая Вика внимательно наблюдала за его действиями и, в конце концов, решила, что это из-за со звоном падающих в жестяные банки плохо одетых дяденек и тётенек монет становилось спокойнее. Ведь не могли же все замолкать только потому что видели Медового человека с самым простым именем Федя? За ним неслись счастливые, сладкие с горчинкой, тягучие как смола «спасибо».        — А почему Вы им даёте монетки? Они же приводят в дом беду.       Мама с папой часто ругались из-за денег, кричали друг на друга, думая, что маленькая Вика спит и ничего-ничего не слышит. Вика бы хотела спать, только мама с папой, чем дольше ругались, тем громче, и даже в домике — под одеялом — нельзя было спрятаться и забыть об обидных словах, как злая кошка лапой царапавших душу девочки. А ещё именно из-за денег папа с мамой не могли подарить дочке братика — а ведь она уже большая и могла ухаживать за ним сама. Может, если вот так, как Федя, дать им монетки, они не будут больше ссориться и станут счастливыми? И их постоянно жалующиеся друзья тоже?       Федя долго смотрел на неё темнеющими от отсутствия света до гречичного мёда глазами и серьёзно сказал:        — Это волшебные монетки, кто их умеет использовать, тот станет счастливым.       Маленькая Вика недоверчиво взглянула на золотистую как солнце монетку и на всякий случай кивнула. Медовый человек не станет врать просто так.       Федя ещё раз посмотрел на девочку и протянул ей самую блестящую, в которой даже отражались закатное небо и разноцветные палатки по бокам. Вика нахмурилась и покачала головой.        — Я счастливый человек, — кивнула в сторону плохо одетых. — Им нужнее.       Медовый человек вдруг радостно искренне и широко улыбнулся, что у глаз как у солнца собралось много-много лучиков, и тихо, почти не слышно рассмеялся.        — Какая добрая Маленькая леди. Держи, — осторожно вложил ту самую монетку в маленькую ладошку и мягко сжал детские пальчики. — Будет тебя от горя охранять, чтоб ничего ужасного не случилось.       Вика серьёзно посмотрела в глаза Феди, словно ища прежние лукавые смешинки и не находя.        — Спасибо.       Равномерный гомон толпы резко разорвал уже знакомый грубый голос, призывающий Голубко не прятаться.        — Почему они Вас ловят?       В потемневшем взгляде Феди появилось много горчинок, даже лицо посерело так, что девочка испугалась и сильнее сжала ладонь парня. Тот присел перед ней на колени, взял за обе руки и грустно улыбнулся.        — Иногда бывает, что одни люди делают плохое другим и запутывают полицейских.        — Они плохие, — нахмурилась Вика. — так нельзя делать, нельзя подставлять!        — Они не плохие, они запутавшиеся. Если им помочь, направить на правильный путь, они станут лучше.       Девочка не могла согласиться. Когда папа кричал на маму, он — плохой. Когда дядя Володя пил много водки, а потом всем мешал спать, потому что не мог успокоиться — он плохой. Когда тётя Маша обзывала мужа и грозилась его прибить — она плохая.        — Голубко! — резко врезался в уши грубый визг.        — Они просто запутались, им нужен кто-то, кто им поможет, — Федя оглянулся на приближавшиеся голоса. — Моя Маленькая леди, я был очень рад с Вами познакомиться и прошу прощения, что не смог найти Ваших родителей.        — Отпусти ребёнка, Голубко!        — Федя! — отчаянный крик Вики, когда один из гонявшихся за Медовым человеком ударил его, не услышал никто. — Не бейте его, не бейте!       Вика впервые жалела о том, что маленькая и девочка. Чьи-то огромные руки не давали ей подбежать к Феде и попытаться хоть как-то помочь ему. Федя не виноват, Федя хороший! Не мог плохой человек быть медовым или раздавать счастливые монетки другим, не мог! Но кто же слушал капризного ребёнка?       Давным-давно маленькая, слишком маленькая для своего возраста глупенькая девочка потерялась на огромном базаре в незнакомом городе с трудным названием, безвозвратно терявшемся в бездонном колодце памяти. Её отчаянные попытки дозваться до умов умных взрослых тонули в непрекращавшемся гомоне бесконечной, рябившей в глазах, пронизанной закатным солнцем толпы; мысли вязли в омуте безысходности, лениво дёргаясь от невыносимой духоты жарких июльских будней, но маленькая Вика всё равно сразу разобрала еле слышный шёпот Медового человека с простым именем — Федя.        — Они не плохие, просто запутались, им нужен кто-то кто им поможет. Будь счастлива, Маленькая леди.       Уже будучи взрослой Вика упорно искала хотя бы упоминания о Фёдоре Голубко после тюрьмы, разобрала его дело, выяснила правду, — подставили — ничего не находила. Разве что короткую заметку «пропал без вести», как в воду канул, говорили знающие люди и, в конце концов, она сдалась, окончательно поверив в его смерть, но он здесь, сейчас и он жив!        — Почему Вы остались со мной, когда могли сбежать?       Этот вопрос уже несколько лет мучил её, часто не давая спать спокойно. Зачем он остановился тогда, была же возможность скрыться, не сидеть за не сделанное преступление, не сломаться. Господи, как же его потрепала жизнь, сердце невыносимо болело за кем-то сломанного Медового человека.       Федя улыбнулся и просто ответил:        — Я не мог оставить прелестную Маленькую леди в беде, — знакомые смешинки вовсю плясали в медовых с горчинкой глазах, Вика снова почувствовала себя маленькой восторженной девочкой на пороге сказки с выстраданным, но счастливым концом. — Твоя жизнь, надеюсь, она была счастливой.       Не произнося ни слова, изо всех сил безуспешно пытаясь сдерживать катившиеся по щекам слёзы, Берсеева вынула из потайного кармана пиджака у сердца всё ещё яркую, отражавшую потолок монетку и кивнула, грустно улыбаясь.       Медовый человек с самым простым именем — Федя — из гречично-медовой сказки счастливо улыбнулся и закрыл глаза.       Навсегда.