Своя кровь

      Не бывает в жизни сказок со счастливым концом. Бывают лишь неожиданные повороты благодаря особой психологии, размышлениям причин-следствий, определённых выводов по жизненному опыту и, естественно, непредсказуемой логике каждого существовавшего на земле человека. Разве можно, находясь под капельницей в полубеспомощном состоянии в плену двух маньяков, надеяться на счастливый конец для собственной сказки?       Рая здесь, на земле, не будет.       Неисправимым оптимистом Карина никогда не являлась, зато прекрасно умела анализировать детали и бороться, не переставая до последнего.       Поведение Савелия вызывало логичные опасения по поводу психического здоровья, не свихнулся ли он в тюрьме окончательно? Или, в принципе, больше прежнего, потому как и до заключения особо вменяемым не выглядел, а тут прям аж осознанное раскаяние вкупе с желанием вернуть Майорову на место после такого признания «чтоб больно было и мучительно, убью-ка я того мальчишку». Что-то не так, но что?       Карина аккуратно вынула иглу капельницы из вены и медленно села, давая внезапно возникшим мушкам перед глазами улечься, а громкому, противно проникающему в мозг звону в чугунной голове утихнуть. Когда стало понятно, что усидеть на месте женщина может, та, держась за край кровати, встала, вновь переживая приступ слабости. Устоять, любой ценой устоять.       Ноги слушались пока плохо, голова чуточку кружилась, так что Карина на мгновение дотронулась тёплым лбом холодной стены. Так, судя по всему, сейчас либо ранее, либо уже не совсем раннее утро.       Медленный путь до двери занял почти что две минуты, судмедэксперт недовольно поморщилась, уж это противное ощущение беспомощности и огромной ограниченности собственного тела. Как же бесило, неимоверно просто.       Дверь была совсем обычная, закрытая на самый обыкновенный замок, данное обстоятельство невыносимо радовало, теперь можно незаметно взломать замок. Как раз на груди булавка сводила два больно открытых края рубашки не по размеру, женщина ядовито хмыкнула, уж придётся немного забыть о слабости, привычках и побегать с так называемым декольте.       Карина тихо прислонилась головой к стене, отстёгивая булавку, как снаружи раздались приближавшиеся голоса, один из которых явно радражён и казался смутно знакомым. Где она могла его слышать, на допросах? Причём недавно.        — Ты всерьёз собираешься вернуть её им? — бушевал недовольный точно физически зрелый мужчина.        — Да, — твёрдо, тихо и спокойно ответил Савелий.       Н-да, таким вменяемым Карина Одинцова до тюрьмы не видела, тогда она даже удивилась немного, как его не упекли в психушку, уж очень он натурально… притворялся? Или он под гипнозом? А может, это совсем не он?       Неплохое умение подмечать еле заметные детали Майоровой с этим человеком почти или полностью бессильно, это раздражало. Интересно, а эта психолог, Берсеева, смогла бы разгадать его загадку? Скорее всего разгадала бы, у неё глаза не зашорены прошлыми с ним встречами.        — Ты сбрендил, они тебя посадят на несколько пожизненных, — нисколько не повышая голоса, злее прежнего утвердил знакомый незнакомец. Кто же он, где же Майорова его слышала? Ответ крутился на языке, но в мысль не оформлялся, ошеломляющая догадка упрямо ускользала из пальцев в последний момент, оставляя ни с чем.        — Я не собирался уходить.       Карина чуть не осела по стенке вниз, нет, Савелий точно с ума сошёл. К такому, вообще ко всему произошедшему за последние вроде трое суток, жизнь её не готовила; скептицизм расстался с хозяйкой ещё вчера, так что удивить женщину было достаточно легко. Хотя кто б не удивился услышав такое от заядлого маньяка без царя в голове? А ведь Майорова ни разу не услышала от него его коронную песенку. В душу закрались первые серьёзные сомнения.        — Что? — собеседник Савелия явно потерял дар речи от шока.       Шаги остановились неподалёку.        — Я собирался позвонить Литвинову и подождать его.       Карина чуть не поперхнулась воздухом, поражённо распахивая глаза, это самая дурацкая идея из всех последних пришедших в голову Савелия и самая на него не похожая. Он маньяк, а не дурак. Будь Майорова сторонним наблюдателем, она бы очень удивилась, как такого идиота не смогла поймать полиция в течении нескольких месяцев.       Вот уж к чему Одинцов никогда не стремился, так это к самоубийству, он всегда делал всё с гарантированной безопасностью для себя, для своей жизни уж точно. Как-то раз Савелий похитил жертву в огромном торговом супермаркете, но тела подкладывал подальше, очевидно, не рискуя, что в дальнейшем и стало отправной точкой в успешном расследовании, хотя до этого тот проделывал подобные трюки в метро в час пик.       Уж кем, кем, а дураком Савелий не был и должен понимать, что Литвинов его убьёт и спишет это потом на сопротивление при задержании, уж в ярости тот мог, Карина и Оля не один раз останавливали коллегу. Одинцов не развит физически, всегда брал умом, что же сейчас он мог предоставить Васе?        — Ты с ума сошёл, — уже спокойно произнёс незнакомый. — ты же как-то его обманешь и…        — Нет, позвоню и дождусь.       По голосу слышно, Савелий не врал. Нет, ну если он хотел закончить жизнь самоубийством, есть же более гуманные и безболезненные методы; самоубийцы как раз, в основном, ищут менее мучительные способы и как-то… Ну не так это происходит, совсем не так!        — Ты не посмеешь, — угрожающе повысил голос этот незнакомый Никита, как назвал его Савелий. А может и не Савелий, Карина уже давно сомневалась в этом. — Нет, ты не посмеешь нас сдать.        — Они всё равно не поверят в твою виновность, так что какая разница?       Почему это они не поверят? Никита — явно не чей-то родственник, но вероятно общий знакомый; кто, зачем?       Карина начала методично перебирать в голове всевозможных, знакомых с сотрудниками отдела мужчин в возрасте лет от тридцати до сорока. Ну, достаточно. Тогда пойдём отбором подходящих кандидатов от самых недавних.        — Да ну, сейчас, когда они так перенервничали из-за двух своих сотрудниц и с таким трудом добившиеся права расследовать, они поверят во что угодно. Ещё и экстрасенсиха их, — настроение голоса переменилось, сделавшись вдруг до мерзкого уверенным. — А знаешь что, я тебе не позволю.       Ну вряд ли кто-то так сильно распространялся о с трудом полученном деле, неужели это кто-то из сотрудников? Так круг сужался, кто из них чаще всего находился рядом именно с ними, с двумя определёнными межведомственными группами? Неутешительный список.        — Убьёшь? — в голосе Савелия появилась усмешка.       И то точно не был Гриша, это была бы жуть.        — Лучше, — Никита отошёл, в то время как Одинцов, наоборот, приблизился к двери, за которой стояла Карина.       Женщина отошла так, чтобы входящему её видно не было, собирая силы на марш бросок, усиленно рассчитывая пути отступления. Зачем она пыталась сбежать сейчас, когда оба в коридоре? Чувствовала, её хватит ударить обоих, главное ровно распределить всё имеющееся.       Дверь распахнулась и, только Майорова хотела отправить Савелия в бессознательное состояние, как он выгнулся с широко распахнутыми глазами и открытым ртом; она уловила характерный звук впивавшегося лезвия в плоть и всё поняла. Этот Никита только облегчил ей работу, обездвижить одного куда легче двоих.       Глубокий вдох. Ну, с Богом.        — Никому ты ничего не растреплешь, сволочь.       Ориентируясь на злобный голос, Карина вылетела из-за двери и с половиной сил саданула его по голове так, что тот, не удержавшись, сильно отшатнулся к стене, для максимальной уверенности надавила на определённую точку, дабы он не очухивался подольше и спрятала небольшой, только что вырванный клочок волос Никиты в рубашку убитого. Теперь бежать, бежать, только бежать, не останавливаясь.       Голова кружилась сильнее, конечности ныли от напряжения, женщину вело в сторону, но она неслась к выходу, перед глазами то и дело появлялись заострившиеся смертью черты лица Одинцова и навсегда застывший, проникающий в душу спокойный взгляд. Слишком спокойный для знакомого ей маньяка, что-то с ним определённо не так.       Она потом подумает об этом.       За углом впереди послышался знакомо-незнакомый смех, сбивая с толку. Когда успел? Он не должен был очнуться ближайшие несколько часов, этого бы сполна хватило Карине добежать до какого-нибудь телефона и вызвать своих.       Восемь, плюс семь, два или не два. Цифры путались, коварно разбегаясь по углам сознания и хитро хихикая, не догнать.       Майорова горько усмехнулась, с головой совсем ку-ку, раз цифры хихикать начали. Собраться, силы не бесконечны, только собраться и не сдаваться, пожалуйста.       Позади тот же смех, справа, слева, впереди, ото всюду доносился это чёртов хохот гиен над трупами, он оглушал, бил по ушам, без жалости режа слух, усиливавшимся набатом стучал в голове; колени предательски подгибались, мысли намертво сцеплялись друг с другом и тонули словно в густом клее, из которого невозможно выбраться.       Жарко, невозможно жарко, душно, нечем было дышать, из груди вырывались рваные хрипы, горло ужасно жгло, короткие волосы взмокли, прилипая ко лбу, залезая в глаза, нос, рот, задерживая пленницу на короткие мгновения. Тело начинало трясти. Нельзя так доводить организм, нельзя…       Её внезапно осенило, заставив споткнуться и не вписаться в очередной поворот, влетая в стену до звёздочек перед глазами. Она под наркотиками.       Она под наркотой!       Вместо всяких лекарств в капельнице — наркота, Савелий не собирался сдаваться просто так, он хотел лишить её всего, что она любила, чем дорожила. Вася бы точно его убил на месте. С плеч вдруг, быстро крошась, рассыпаясь в песок с крейсерской скоростью, свалился огромный камень, накатило облегчение, и Карина громко расхохоталась сама: за ней никто не гнался, а Малыш Игрок всё это время оставался в своём амплуа. А что до жестов, а жесты… Бывают же на свете гениальные актёры, почему бы и Савелию таким не быть?       Отчаянно хотелось петь и прыгать, волнами накатывало необоснованное веселье, упасть и ржать до посинения, веселиться!       Её вело нещадно, мотая по сторонам, бросало то в жар, то в холод, что-то давило на грудь, не давая нормально вдохнуть, смех клокотал, вырываясь наружу страшным карканьем, море казалось по колено. Она могла все!       Расцветали на потолке разноцветные грибы: красные, синие, зелёные, расползались пятна по качавшимся в такт стенам, всё танцевало и рвалось; ноги мало подчинялись хозяйке, пускаясь в немыслимый пляс неслышимой музыки. Как же плохо и одновременно хорошо!       Краем ума Карина понимала, что всё это — наркотики, боролась сама с собой, пытаясь взять тело под контроль, собрать мысли и глаза в кучу, но расплывалась лужицей.       Кто-то резко схватил её за волосы, разворачивая к себе, толкая назад. Затылок резко пронзило болью, Карина до скрежета сжала зубы в попытках не закричать; перед глазами в полной темноте молнией сверкнуло бледное злое лицо мужчины.       Бешено стучавшее без остановки сердце упало куда-то вниз за умеренно кружившимся потолком.        — Ты никогда не увидишь свет, — злобно прошипел качавшийся и менявший пропорции тела каждые секунды две… Никита? — Думаешь, такая умная?       Последовавшую звонкую тишину резко разорвал громкий каркающий хохот. Что-то мешалось в горле, свербило, не сглатывалось. Не Никита.        — А я тебя знаю!       Весело закричала Карина, в глубине души замирая от ужаса, отчаянно боясь за коллег, они в опасности, этот человек слишком близко к ним. Она промахнулась в попытке ухватить его за грудки, слишком слабы руки.        — Это всё-таки ты, я угадала! Никакой предосторожности, а ещё работаешь в полиции, Гриш...       Её вывернуло на него, потолок резко остановился, ставя стены на место, Майорова наконец вновь слабо ощутила пол под ногами.        — Тварь.        — Сам виноват, — злорадно ухмыльнулась она, с удовольствием ударяя кулаком в челюсть. Костяшки отозвались болью, но Карина не обратила на это никакого внимания, времени отчаянно не хватало. Второй удар пришёлся точно в солнечное сплетение, пока тот не успел опомниться и сориентироваться. — Это тебе за Олю.       Он всё же извернулся и снова схватил её за волосы, яростно отбрасывая на стену, кулак прошёлся вскользь по щеке, она успела наклониться. Рот заполнился вязкой жидкостью с противным металлическим привкусом, о, давно Майорова так не дралась.        — Ты не уйдёшь, — прошипел тот, хватая её одной рукой за шею, второй затыкая чем-то нос и рот, мерзко улыбаясь. — Дыши. Больше вдыхай.       Карина злобно сверкнула глазами, задерживая дыхание, ну уж нет, наркотиков ей теперь на всю жизнь хватило, спасибо, не надо. Она собрала почти все оставшиеся силы, прекрасно понимая, что шансов выжить у неё нет, что только продлевала агонию, и сделала последний рывок, оторвавшись от земли обеими ногами зарядила в рёбра, подпрыгнув в чём-то напоминавшем сальто, ударила локтём в лицо.       Они упали вместе, она на него, глаза в глаза, теряя последнюю связь с миром. Не жильцы.       Или?       Карина не открывала глаза, уткнувшись лицом в поджатые к груди худые колени. Видела ли она выход?       Никто не ушёл.       Голова кружилась всё сильнее.