***
Услышав заключения Вайсберга, Антон начал методично внимательнее просматривать собственные воспоминания, дабы понять наконец, что же с орущей благим матом интуицией не так, из-за чего пропустил добрую половину обсуждения. Что обычно он не любил? Беспорядок, хаос и прочие тому синонимы, но в доме Одинцова был полный порядок, всё убрано просто идеально, за что же зацепился зоркий глаз трасолога? Значит, что-то там нечисто в прямом и косвенном смыслах. А может и нет, кто там знает. Спицын заново разложил фотографии дома на столе перед собой, уделяя большее внимание углам и стенам снизу: ни паутины, ни пятен, ничего, за что можно бы уцепиться. А вдруг тут совпадало с сараем? Там тоже нашлось что-то маленькое и странное, тоже запечатлено на фотографиях. Антон разложил снимки сарая изнутри поверх ранних и вид снаружи ещё выше и с болезненным энтузиазмом принялся сравнивать. Забавно или символично? Оба трупа повторяли позу мёртвой Мировой только с меньшим количеством крови на лице, вот прям точь в точь. А Ольга лежала так же, но зеркально всем троим. Обозначил, мол, эта жива? Ну, судя по рассказам, Малыш Игрок или тот, кто над ним, если такой есть, тот ещё позёр. А вдруг… Антон аж остановился и выпрямился на месте. А вдруг Одинцов — не Малыш Игрок? Не то, чтобы он сомневался в работе коллег, просто всё-таки, а вдруг, кто знает. Может, кто-то изначально прикрывался другим человеком, искусно того подставляя, а сейчас решил показать, кто чего стоит. Н-да, в таком случае, как тот радовался, наверное, всё же получилось. Ничего нельзя исключать, а то ещё пригодится. О, а вот и зацепка! Не раздумывая ни секунды, Антон радостно вскинулся и даже нисколько не смутился от обращённых на него мрачных взглядов, лишь взглянул на, кажется, чего-то от него ожидавшую Татьяну Андреевну и воскликнул, будто объясняя собственные следующие действия. — Я понял! Мне срочно нужно к сараю. В любом случае, растолковать он, что именно понял и как это можно связать с преступлениями, не сможет однозначно. — Я с тобой, — слишком быстро для своего обычного спокойствия произнесла Вика и, словно испугавшись возможного запрета, едва ли не в тот же момент оказалась на выходе, чуть не столкнувшись с Антоном в дверях. Только тогда он и заметил странное поведение коллеги, но не обратил должного внимания, занятый собственными мыслями. Пятна. Три пятна. Внутри, снаружи. А может, и четыре, если предположить, что четвёртое с внешней стороны дома Одинцова осталось незамеченным. Имеет ли тут место банальная случайность или всё же непонятный символизм? Спицын больше склонялся к последнему, такой аккуратист Малыш Игрок не мог не посмеяться над полицейскими и не оставить бесполезные улики. К тому же, полезных он никогда не оставлял, причём на каждом месте преступления. А вдруг всё-таки подсказка? Трасолог никогда не был оптимистом, но какая-то его часть сильно жалела Ольгу и Василия и очень хотела счастливого разрешения проблемы. Хотя если внимательно осмотреть пятна, вполне логично начинать надеяться на лучший исход. Слишком аккуратные, чересчур ровные для нелепой случайности края, невероятно чёткий будто бы оригинальный штамп. Ну точно насмешка, мол, держите подачку, глупенькие, раз сами справиться не можете, так уж и быть, подскажем. С какой-то стороны, такое отношение несколько раздражало, Антон иногда чувствовал себя непроходимым тупицей и неисправимым колышником; с другой же вполне оправдано. Наверное. Приехав на место и почти не замечая увязавшуюся за ним Люсю, Спицын быстро проследовал к задней стенке сарая, он уже знал: Вика хотела навестить Александра, возможно, расспросить о Старостине-Одинцове. Тот ей явно больше доверял, нежели Севе, это каждому понятно. Вероятно, поэтому ни Татьяна Андреевна, ни Дима её не останавливали. Пятно на месте, такое странное, загадочное, манящее тайной, так и просящее её разгадать. — Эй, Антоха, а ты чего сюда попёрся-то как с пропеллером? — тише обычного, явно пытаясь не сбить с мысли, но бойко поинтересовалась Люся, смачно откусывая большой кусок вынутого из растянутого кармана красного яблока. Просто так эта странная жидкость капнуть не могла. Кстати, трасолог собрал тогда с сарая её на анализы, те показали довольно неудобоваримый результат непонятно как скомпованных в одну крайне занимательную субстанцию. Вряд ли кто-то сдуру решил мазнуть сначала одним, потом сверху другим и так слоями, потому как зачем? Хотя что это он в Малыше Игроке так сомневался? Тот мог. Наверное. — Да так, — немного заторможенно отозвался тот, собирая данные на анализы, одновременно пытаясь понять, что могло оставить такое пятно. Вдруг это что-то редкое и поможет отыскать покупателя этого чего-то. — проверяю догадки. Трое суток! Трое суток Антон уже изучал разные составы разных субстанций за авторством известного психа и с каждым разом всё больше поражался его гениальности. Ему хотелось, ему правда очень хотелось хоть один единственный разочек поработать с Одинцовым; ну почему тот брякнулся в криминальное болото, почему не стал учёным? Спицын удручённо покачал головой, наука многое потеряла. Трасологу сильнее захотелось разобраться в истории Савелия; почему тот… Хотя чего это он спрашивал? Виноват злобный учитель детского дома, его руководство довело мальчика до крайности, будь они неладны эти бездушные к сиротам люди! И нет, никто не жалел нынешнего Одинцова, Антон жалел того несчастного мальчишку много лет назад и, естественно, краем сознания науку, потерявшую, без преукрас, гения мирового уровня. Эх, его бы на сторону — как бы это пафосно и по-дурацки не звучало — света и добра. Пришёл бы какой дедушка не-Мороз, наставил на путь истинный и отправил биться не на жизнь, а на смерть со врагом-супостатом окаянным, по совместительству, зла бесчестного всея мира! И стал бы героем, если б не подох в самый неподходящий момент. Спицын аж развеселился от столь неуместных в данный драматический момент мыслей и еле удержал на лице серьёзную мину, в красках представив яркое и эмоциональное недоумение Люси, и от этой картины едва не расхохотался вновь. Н-да, что-то нервы уже не выдерживали, сказывались длительное напряжение и полубессонные ночи. — Это ты что, из-за пятна так всполошился? — в полусуеверных полуужасе, полуусмешке вопросила Люся, едва не уронив почти доеденное яблоко. — Ну ты даёшь! — в каком-то ненормальном полувосторге протянула она последнее слово. — Аномального пятна, прошу заметить, — поправил Спицын, собирая все инструменты в специальный чемоданчик. Овчаренко бы ему ответила в своей обычной грубоватой саркастической манере, если бы не раздавшийся в тот же миг крик Вики. Вика и кричала? Антон на мгновение в ужасе застыл на месте, смотря в так же выражавшие испуг напополам с безбашенной решимостью глаза Люси, и бросился в сарай, ни на секунду не выпуская чемоданчик из рук, попутно инстинктивно пытаясь унять сумасшедшее сердце, решившее посоревноваться в скорости с хозяином. Воображение самозабвенно выписывало картины вероятного одна другой страшнее, заставляя леденеть и стынуть в жилах кровь, а волосы вставать дыбом, словно бы пытаясь довести уже немолодого Спицына до инфаркта; организм будто сговорился против. Однако трасологу не до него, скорее домчаться, помочь, спасти. Как — уже другой вопрос. Впрочем, они оба: и Антон, и Люся застали уже только развязку, да нет, скорее даже закулисье; прижавшуюся к стене Вику и грозно возвышавшуюся над лежавшими на полу Одинцовыми Карину. Краем сознания Спицын поразился, мысленно сравнивая пока незнакомую женщину с фотографиями. Какая же Майорова мелкая. Если это она обоих раскидала, он кланяется перед ней и в восхищении воздаёт хвалу! И только после трасолог заметил синяки, ссадины и царапины, уже не способный ужасаться дальше. — Вы в порядке? Обе кивнули, подходя ближе и отряхиваясь. — Карина! — громом прозвучал громкий голос Люси, и сама девушка бросилась обниматься, сжав Карину как в тисках, тарахтя без остановки. — Ты жива, мы так рады! Представляешь, они сначала говорили будто ты умерла, я знала, что это неправда, мы так переживали!.. Обуреваемый несовместимыми, почти тотально полярными эмоциями, на физическом уровне почувствовавший облегчение, Антон на минуту отвлёкся, дрожавшими пальцами вызывая спецнаряд и, всё же полностью, к счастью, контролируя голос, отчитываясь о произошедшем Оленёвой. — Люся, задавишь, — слабо прокряхтела Карина, хмурясь, но тут же оттаяла и приобняла в ответ, устало прикрывая глаза. — Ну-ну-ну, всё хорошо. — Люся, аккуратнее, синяки, — тихо не договорила Вика, легонько отталкивая ту от судмедэксперта. — Ой, прости, прости, пожалуйста, Карина, я так рада тебя видеть! — зачастила Люся, отстраняясь, заметно еле сдерживаясь от бурных и физических проявлений эмоций. Антон счастливо кивнул на внимательный, полунедоверчивый и изучающий взгляд Карины, скоро приедут спецназовцы и всё будет хорошо. На этот раз точно.***
Нет, додушить лже-Одинцова до потери сознания она не успела, тот вдруг закатил глаза и повалился на бок, любезно открывая вид на залитую светом в лучах солнца высокую фигуру женщины. Судя по блондинистому бардаку на её голове, Карина честь имела познакомиться с психологом и, по совместительству, руководительницей первого отдела, майором Берсеевой, только у неё имелись такие буйные кудри. — Карина, потерпите, пожалуйста, сейчас всё закончится, — приятным голосом попросила Виктория, принимаясь за верёвку. Майорова хотела ответить, мол, уже закончилось, но зашлась в спасительном кашле, дождавшись наконец просто воздуха. Голова кружилась, а перед глазами плыло, но она не могла позволить себе позорно отключиться, ни в коем случае. Как же рада свободе! Судмедэксперт с удовольствием разминала онемевшие руки и, вдыхая полной грудью, мельком взглянув на Викторию, не смогла удержаться от мрачной полушутки. — Ну хоть не Кариночка, — специально понизила голос. — Спасибо. А может, нет, даже скорее всего шуткой то не являлось. Карина действительно могла разозлиться от уменьшительно-ласкательного суффикса к собственному имени, впрочем, та понимала, что бесилась так из-за наркоты и усталости, и недовольно поджала губы. Не дело, срываться на ни в чём не повинных людях. Виктория странно на неё посмотрела, но ничего не сказала; искала следы психологических отклонений? Не найдёт. Карина вдруг неожиданно даже для самой себя решила: в больницу она не поедет, наркоты ей в личном деле только не хватало. В отделе есть прекрасный судмедэксперт, вот к нему подойдёт, но не в больницу, ни за что, проблем с начальством не хотелось. В глазах резко потемнело и, еле удерживаясь на плаву, до крови закусывая губу, судмедэксперт с трудом процедила, перекрывая звон: — Их двое. Теней внезапно стало заметно больше, Майорова подняла взгляд, упорно борясь с понемногу уменьшающимся головокружением и уже до края надоевшей тошнотой. Так и есть, второй недо-Одинцов пришёл, вот его как раз здесь не хватало, ждали с нетерпением. Не успела вовремя предупредить. Да, неужели Виктория приехала на место преступления одна? Конечно, само убийство уже произошло, но психолог не могла не помнить, что убийцы любят возвращаться и любоваться собственными, так сказать, творениями. Хотя вполне возможно, от соратников она отошла далеко, потому и не звала. Если так, плохо, очень плохо. Виктория начала медленно отходить в сторону, не сводя пристального и упрямого взгляда с не-Одинцова второго, перекидывая всё внимание маньяка на неё. Прекрасно, Карина не станет сидеть без дела и ждать, когда же всё закончится само. Ей всего тридцать семь, она ещё не назвала имя настоящего психа и не спасла от него коллег, какой там подыхать? Кстати, и платочек с наркотой пригодится. Карина глубоко вдохнула и взяла себя в руки, заталкивая плохое самочувствие в самые закоулки души, сейчас не время разнеживаться, единственный шанс спастись — вырубить этого недо-Одинцова, и Майорова его не упустит ни за что. Упрямство и любовь к свободе взяли верх, судмедэксперт медленно поднялась и, едва заслышав зов Виктории, успев даже краем сознания порадоваться, что не одни, запрыгнула на психа, закрывая приток воздуха и валя на землю, там вырубить становилось легче. Одна болевая точка — тот на полу в отключке, и как раз в дверях сарая появился высокий мужчина костюме — трасолог Спицын Антон, который окинул их обеих чуть рассеянным, но внимательным взглядом, явно не зная, кому первому помогать. — Вы в порядке? Карина кивнула, чуть отряхиваясь и отдавая тряпку Антону для вещдоков, как в проёме показалась и громогласная Люся, сгребая её (Карину) в охапку и тарахтя без умолку. — Карина! Ты жива, мы так рады! Представляешь, они сначала говорили будто ты умерла, я знала, что это неправда, мы так переживали!.. Дыхание схватило, — уж чересчур крепкие объятия у неё, — заставляя мир снова потемнеть и покачнуться. — Люся, задавишь, — Карина не решилась отстраниться, ещё не совсем уверенная, что устоит сама. — Ну-ну-ну, всё хорошо. — Люся, аккуратнее, синяки, — тихо появилась рядом Виктория, и Карина убедилась, что тело у неё сильнее сознания. Устояла. — Ой, прости, прости, пожалуйста, Карина, я так рада тебя видеть! — зачастила Люся, хватая ту за локоть и помогая идти к машине, чему судмедэксперт была жутко рада, ноги подкашивались, отчаянно хотелось зареветь. Майорова удивлённо прислушалась к эмоциям и поняла, это от радости, но даже в машине не позволила себе расслабиться, рано пока. — Виктория, — тихо позвала она, когда та приблизилась. — Да? Может, в больницу прямо сейчас? Карина нахмурилась и покачала головой. — Нет, я знаю, кто руководил всем этим цирком. Гришанкин Илья Сергеевич, наш работник, он же Кукольник, он же наставник Одинцова. — Где он? — не стала тратить время на удивления и переспросы та, резко посерьезнев. — Должен быть в больнице, — пауза. — я ему рёбра сломала несколько часов назад. Виктория с большим вопросом посмотрела на неё и достала телефон, набирая, очевидно, Женю и ставя на громкую связь. — Вика? — Да, Жень, привет, несколько часов назад в одну из больниц поступил Гришанкин Илья Сергеевич с переломом рёбер, сможешь пробить? — не отрывая пристального и обеспокоенного взгляда от Карины спросила Виктория. Возможно, не испытывала б такую слабость, Майорова и съязвила бы что-нибудь по поводу такого внимания к собственной скромной персоне, но сейчас ей было больше всё равно. Теперь главной целью становилось — добраться до дома и поспать. Не менее суток. Берсеевой и Спицыну бы это тоже не помешало, судя по тёмным кругам под глазами. Когда Майорова пристальнее рассматривала коллег, снова хотелось пореветь и пожалеть их, извинившись за доставленные беспокойства раз двести, если не больше, но она одним усилием воли сдержала странный порыв. Не сейчас, не расклеиваться, держаться и только держаться. — Гришанкин? — удивилась Женя. — Так это же… — Да, он. Так, стоп, если псевдо-Одинцовы не знали его настоящее имя, может, и в больнице — или где там? — оформляли под другим? — Его могли записать под именем Никита, его так лже-Одинцовы называли, — задумчиво произнесла Карина, ближе наклоняясь к телефону. Повышать голос банально не было сил. Лисина молчала необыкновенно долго, из динамика не доносилось ни звука, ни даже клацанья клавиатуры. Кажется, для неё освобождение Майоровой — пока сюрприз. Ну, теперь уже сюрприз. — Постой, — недоумение пополам с возрастающим восторгом. — Карина, ты? Живая?! Судмедэксперт подозревала, шутки про «уже похоронила» в данный момент будут слегка неуместны, а потому просто отозвалась согласием, краем глаза замечая улыбку пристально наблюдавшей за ней Виктории. — Я. — Карина! — судя по всему, кто-то там чем-то поперхнулся. — Приедешь, заобнимаю, — вдруг авторитетно и серьёзно заявила Женя и уже спокойнее продолжила. — есть Никита и недалеко от вас. Это Кукольник? Быстро догадалась. — Да. — Нарою чего-нибудь побольше, чтоб на подольше его, — тише пробурчала она и веселее попрощалась. — С нетерпением ждём вас в отделе! Виктория еле заметно покачала головой, наверное, недовольная, что Карина не хотела в больницу. Но нет, нет и нет, никаких светлых стен и капельниц она в ближайшее время не потерпит. Дом, дом и только дом, там и стены лечат. В отделе действительно ждали, вот только обнимать не стали. На всякий случай. — Побоялись сломать, — как потом выразился Всеволод, внимательно её разглядев и присвистнув от избытка чувств. — Или уколоться, — тихо подтвердил Гриша за его спиной, не рассчитывая, что его вообще услышат, однако на слух Карина никогда ещё не жаловалась. Да и не успели бы просто; Вайсберг, едва завидев её, сразу и громко запретил к ней лезть, аккуратно утаскивая к себе в морг. — Решили в гроб уложить, чтоб покраше стала? — не удержалась Карина, с усталым вздохом садясь на предложенный стул, испытывая больше апатию, чем какие-то другие эмоции. Тот остановился, и волнение на его лице наконец хоть немного потеснила радость. Она не хотела доставлять столько переживаний, да и вообще, выбиваться на место жертвы, обычно это Олина прерогатива, ей же, в основном, на месте не сиделось и коллег — куда ушла — не предупреждалось. — Типун Вам на язык, Кариночка, — и продолжил путь, захватив по дороге спирт и вату. — Но я рад, что Вас там не сломали. Ох, а она скучала. Трое суток, а уже безумно соскучилась; только отдохнуть бы и можно заново на работу. — Не дождутся, — с еле заметной улыбкой отрезала та. — Вам бы поспать. — Посплю. И она спала. Дома и сутки минимум, чувствуя себя самой счастливой женщиной на свете. Всё уже хорошо. Наконец-то.