Darker than black

Когда твоя девушка говорит, что сегодня, кажется, впервые, за всё ваше время в отношениях, заявляет, что сделает ужин, то ожидать можно чего угодно. Токоями, если честно, еще с момента, когда сообщение пришло от его "атомной блондинки", ожидал, что уже с порога его встретит запах чего-нибудь сгоревшего, ну или как минимум взорванного – казалось бы, понятия разные, но запахи очень даже похожие, особенно когда тебе не один десяток раз пришлось подобное ощутить и пронести, в буквальном смысле, на себе. И нет, Тсукуёми не жалуется, скорее про себя отмечает все детали и причуды, и характера Кацуки. А еще он кажется никогда не видел её такой воодушевлённой. Наверное, именно поэтому него внутри всё-таки было желание предвкушать. В конце концов, ну как не предвкушать что-либо, когда по приходу домой, твоя обычно громкая и вообще бойкая девушка берёт на себя роль домохозяйки, и теперь её вообще не узнаешь, по кухне носится уверенно так, либо у матери своей подсмотрела, либо все те разы, когда готовил Токоями, исправно так записывала, чтобы потом потренироваться и повторить. Тем не менее, Фумикаге действительно был впечатлён. Особенно когда еще предоставленная тарелка с едой представляла из себя лапшу с неплохим на вид мясом, и даже пахло очень даже приятно. И Токоями уже готов был сказать то же самое и про вкус, если бы в язык очень так внезапно не кольнула одна единственная мелочь – от такого количества соли можно и умереть, наверное, что и сбило даже лицо с мрачной мины Фумикаге, и поэтому это и было замечено первым его девушкой. — Что не так? – спрашивает она, и это был именно тот первый раз в жизни, когда выбирать слова стоит очень и очень аккуратно, потому что Кацуки, какой бы доброй или весёлой иногда ни была, критику если и принимала, то с очень большими возражениями и вообще с угрозами. Вот и пожалуйста, Токоями напрягается, не думает даже о том, что ему надо подраться, но пытается выдавить из себя улыбку, а затем еще и вспоминает, что он _не_ улыбается, то как-то сразу осознаёт глупость всей ситуации. И Бакуго всё еще видит его насквозь. — Птичка, или ты говоришь, или… — и в своей угрозе блондинка ненароком так заехала пальцами по верху поданной курицы, только чтобы понять, что на кончиках её ноготков сверкала… Соль? — Вот же блять. Осознание для Граунд Зеро приходит, разумеется быстро, и уже через минуту она чуть ли не насильно вливает в Токоями уже третий стакан воды, иначе он превратится в труп не только мрачный, но и обезвоженный, а затем уже как-то так недовольно вздыхает, пыхтит что-то себе под нос и руки под грудью складывает, что совсем на его Бакуго похоже не было. Вдох. Выдох. И Токоями всё-таки поднимается, чтобы заключить девушку в подобие объятий, мелко погладить по спине и услышать её недовольства, как и крики о том, что он вообще не заслужил на объятья за то, что сразу не сказал, как она хренову курицу пересолила. А ему как-то плевать, он всё еще обнимает, ведёт тонкими пальцами по её напряженным и малость подрагивающим плечам, и всё-таки тихо так выдыхает ей на самое ухо: — Я буду предвкушать твой следующий раз, когда ты решишь что-то приготовить, хорошо? И ему даже согласия слышать не нужно, чужие руки уже обхватывают плечи, а на щеке у мрачного героя остаётся ласковый поцелуй. — Подлиза, — хмыкает Бакуго, но на губах у нее теперь вместо недовольства – ласковая и приятная улыбка. Ну и что, что подлиза. Зато честный.