A to the Z

      Сан не думает, он делает.       Его всегда забавляла фраза: «Прежде чем что-то сделать — подумай!» Но Сан никогда не думает. А зачем? Если слишком много думать — голова заболит. Если постоянно думать о последствиях, то и результата никакого не будет. Сан очень целеустремленный: что бы он не захотел, что бы ему не приспичило — добьется этого всеми силами, будь то обычная покупка велосипеда, то изучение иностранного языка с нуля, а то глядишь и в кругосветное путешествие отправится, если сильно приспичит. Все сделает, лишь бы удовлетворить свои, иногда внезапные, желания.       И вот приспичило же ему однажды поцеловать своего одноклассника. Ну просто захотелось. А думать Сан не любит, поэтому ему было неважно, как на них посмотрят другие школьники, учителя; как отреагирует Уён — тот, на кого упала тяжелая участь быть поцелованным при всем классе — все это было совершенно неважно. Его просто привлекли губы собеседника, просто захотелось узнать, какие они на вкус. Уён постоянно пользуется банановым бальзамом для губ, поэтому было ожидаемо почувствовать именно этот приторный вкус на своих губах после поцелуя. Но Сан все равно был доволен. Даже когда увидел в глазах Уёна неописуемую ярость, когда заметил сжимающиеся кулаки и когда за долю секунды успел увернуться от летящего в него учебника. Сан лишь усмехнулся и быстренько вышел из класса, чтобы бушующий одноклассник не кинул в него что-нибудь потяжелее — парту, к примеру.       К слову, это был первый поцелуй Сана. До этого желания целоваться у него не возникало. От девочек его воротило — слишком уж они расфуфыренные, поддельные и пахнет от них всегда дешевым сладким дезодорантом. А мальчики. Мальчики настоящие, искренние, даже в меру эгоистичные, что нисколько не отталкивает. Может, ему просто повезло с мужским окружением, кто знает.       Сану нравятся мальчики. Наверное, даже так — мальчик.       Уён пришел в его класс два года назад. Сан не сразу заметил его: обычный, ничем непримечательный мальчик. Разве что лицо у него какое-то странное — доброе, улыбчивое, не как у всех. Через некоторое время они познакомились и даже сильно сблизились. У Сана друзей не много, можно пересчитать по указательным пальцам обеих рук. Терпеть постоянные выходки Сана, это нужно иметь огромное терпение и запасной набор нервных клеток. И кажется, у Уёна все это имеется, иначе сложно объяснить, почему он еще не сбежал на другой конец планеты. Уён и сам не прочь подурачиться, поострить, но быть настолько непредсказуемым и безбашенным, как Сан, у него не получается. Он словно вулкан. Только вот извержение вулкана хоть как-то можно предугадать, а поведение Сана — невозможно.       После того поцелуя они не общались пять дней: Уён до сих пор был в шоке и немного обижен, хотя сам не понимал на что; Сан просто витал где-то в своих мыслях, не замечая младшего. Удивительно, но он думал. В те дни он очень много думал — о случившемся, о будущем, о кустарнике, растущем около школьных ворот, который всем мешается, о противных девчонках, которые очень громко смеются, и, наконец, об Уёне. О последнем он думал больше всего. И всякий раз, когда его мысли посещал образ одноклассника, его губы начинали гореть. Иногда и уши.       А Уён просто бесился. Первые дни он даже проклинал друга, которым уже его и не считал. Но, успокоившись, он выдохнул весь скрежетащий воздух из легких и забил. Да, просто забил. Пофиг. Будто он Сана не знает. Почти два года дружбы не убьет какой-то жалкий поцелуй. Да, Уён? — Нет. — Ну чего ты так, Уён? Пошли с нами, покатаемся на великах, — донимал друг. — Я же сказал — нет.       Уён устало закатил глаза, медленно пережевывая свой бутерброд. На обеденной перемене к нему в столовке подсел друг из параллельного класса, практически умоляющий пойти вечером гулять. Но у Уёна куча домашки, неприбранная комната и вообще, вдруг кошка родит. Он придумает любую отговорку лишь бы не идти гулять, потому что Сан хочет выпить колы вместе с ним сегодня вечером. А если Сан хочет — нет смысла сопротивляться. Он своего добьется.       Правда, колу Уён не любит, поэтому купил себе яблочный сок и после направился к месту, где его уже ждал Сан. Это был небольшой заброшенный дом, то ли сгоревший в пожаре, то ли разрушенный от времени. Они любят сидеть здесь: люди в этот район заглядывают редко, а вид просто прекрасный. За этим домом находится поле, усыпанное мелкими голубыми цветками, а во время заката эти цветы как будто светятся. Много вечеров они здесь убили, сидя до самой ночи. — Как думаешь, это васильки? — спрашивает Сан, допивая банку с любимым напитком. — Не знаю, я не разбираюсь.       Уёну, в общем-то, все равно — васильки, одуванчики, колокольчики, да хоть папоротник. Только вот сердце у него почему-то непривычно сильно бьется, как будто пробежал несколько километров. Сок что ли забродивший. — Мне вот кажется, что васильки, — не унимался Сан. — Полевые. — Это так важно? — спросил Уён. — В любом случае, они очень красивые и, если ты точно узнаешь, что это полевые васильки, красивее они не станут. — Но когда я узнал тебя получше, ты стал еще красивее.       Уён поперхнулся воздухом, отчего Сан радостно заулыбался. Смущать людей — еще одно его хобби. Он дружески похлопал друга по спине, даже больше не для того, чтобы помочь остановить кашель, а как бы говоря: «Что ж, привыкай.»       На мгновение в голове Уёна пронеслась картина их недавнего поцелуя, из-за чего взгляд невольно остановился на губах Сана, но он тут же отвернул голову, да так резко, что в шее что-то хрустнуло. Уён схватился за шею, открыв рот в беззвучном крике. Сан засмеялся, откидываясь назад на каменную стену. Уён хотел было начать возмущаться, что ему больно, что друг мог бы и посочувствовать, но снова эта сановская непредсказуемость не дала ему и слова вставить. Он почувствовал легкое касание теплых губ на своей щеке, а затем вновь раздался задорный смех. Как солнышко поцеловало, ей богу. Также обжигающе приятно.