***
— Какая вкуснотища, ‘ттебайо! — Не то слово, ‘ттебане! Это божественно! Приблизительно такие возгласы оглашали лучшую раменную Конохи вот уже полчаса. Владелец раменной, Теучи, счастливо улыбался, заливаясь краской. Эти двое были постоянными клиентами «Ичираку», хоть и не самыми частыми. Искренний восторг любителей его готовки всегда приводил Теучи в состояние настоящего блаженства, а потому шумная парочка зачастую получала немаленькие скидки. — Добрый день, — у входа словно из ниоткуда появился человек в редкой особенной униформе: Наруто такую видела впервые. Самым примечательным было наличие маски, которая скрывала лицо, судя по всему, парня. Наруто с интересом отметила то, что он очень хорошо скрывал чакру и она была какой-то кипящей. Она взяла на заметку спросить у мамы, что это значило: раньше ей с таким сталкиваться не приходилось. Параллельно она отметила, что мама насторожилась, хотя виду не подала. — Добрый день. Могу я вам чем-нибудь помочь, Анбу-сан? — Теучи старательно натирал полотенцем уже совершенно сухую миску, пытаясь скрыть напряжение. — Добрый. Здесь не появлялась Узумаки Кушина? — его голос звучал отстранённо и потому безлико. Наруто незаметно бросила удивлённый взгляд на маму. Зачем этому Анбу-сану понадобилось её искать? — Нет, я не видел её уже несколько дней. Теучи давно догадался, что женщина, приходившая к нему время от времени со своим сынишкой, — Кушина. Как однажды сказала Микото, не узнать её фирменное «даттебане» — что-то из области фантастики. Тем не менее он прекрасно понимал, что эта конспирация устраивалась не просто так, и подставлять любимого клиента не собирался. — Ясно. Спасибо. — Подождите, пожалуйста, — Кушина дружелюбно окликнула собравшегося удалиться парня, но затем неприязненно сморщилась. — Вы же про Демона? Наруто на эту реплику подавилась лапшой от удивления. Однако это нисколько не смутило Анбу: родители крайне редко просвещали своих детей о том, кто такие джинчуурики, и многом другом, с этим связанным. Знал бы он, как сильно ошибся о причинах резкой реакции ребёнка на слова мамы. А, тем временем, Наруто вспомнился разговор почти годичной давности… — Папуль, — робко начала Наруто. — А я тут хотела спросить… — Что-то случилось? — Минато заволновался: робость была совершенно ей не свойственна. Он оторвался от отчёта и развернулся к ней лицом. Наруто любила сидеть рядом с родителями, когда они заполняли бумаги после миссий. Иногда, если у миссий был гриф «секретно», её тактично выпроваживали из кабинета, на что она наигранно дулась. Хотя и Минато, и Кушина очень любили, когда дочка тихо сидела рядом, наблюдая за их работой: это умиротворяло и дарило невероятное ощущение уюта. С тех пор, как у Наруто появилась эта привычка, заполнение отчётов, которое заслуженно считалось самой опасной частью работы шиноби, ведь был слишком велик риск погибнуть в неравной борьбе со скукой, стало приятным времяпрепровождением. — Не, не совсем, — она выглядела неуверенно, словно сомневалась, стоило ли вообще заводить этот разговор. — «Не совсем»? — он старался не показывать своей настороженности её непривычным поведением. — А у мамули ведь две чакры, да? Наруто наконец решилась задать именно тот вопрос, который её интересовал. Это немного успокоило Минато. — Да, ты права. С одной стороны, удивляло, что Наруто уже могла чувствовать подобные нюансы: ей же было всего два с половиной года. А с другой — это было вполне закономерно, ведь Узумаки поголовно являлись мощными сенсорами, а ещё их геном имел примечательную способность передавать ребёнку усиленные способности второго родителя. Пусть Минато и был бесклановым, но он имел очень незаурядные способности ко многим аспектам искусства шиноби. И сенсорика входила в их число. Им следовало ожидать от Наруто чего-то подобного. И всё равно для Минато привыкнуть к таким выпадам дочки оказалось так сложно, будто он сам в свои три года не предупреждал воспитательниц в детдоме о том, что к ним шёл кто-то посторонний. — Ты же уже спрашивала маму об этом, разве нет? — он слегка прищурился, изображая подозрительность. — Ага. А ещё я спросила почему. А она сказала, что расскажет, когда вырасту, — Наруто обиженно насупилась. — Если мама так сказала, значит, так будет правильно, солнышко, — Минато ласково потрепал её по волосам. — Я знаю, — она коротко кивнула. — И о чём ты хотела спросить? — он протянул руки, призывая дочку забраться к нему на колени. Дважды Наруто о таком просить не приходилось. Она всегда была жадной до прикосновений: часто притрагивалась к собеседникам во время разговора, обожала обниматься, ей нравилось копаться в чужих волосах, расчёсывать их и заплетать. Хотя сама заплетаться она не любила, потому что её терпение лимитировалось двумя минутами без движения: дальнейшее бездействие становилось её персональной изощренной пыткой. И даже Минато не представлял, сколько на этот счёт сокрушалась Кушина, потому что большинство страданий по этому поводу выслушивала Микото. Наруто умостилась у него на руках, но главный вопрос задавать почему-то не торопилась. — Мамуля — джин-чуу-ри-ки? — она заговорила неожиданно. Минато сглотнул: Наруто именно заговорила, а не спросила. По её интонации было слышно, что она уверена в своих словах — это был риторический вопрос. Вопрос «как?» набатом раздавался в его голове. Зная повадки дочки, он практически не надеялся получить от неё объяснение. Но вдруг?.. — Откуда ты узнала о «джинчуурики»? — он совсем не давил, придерживался позиции: захочет — расскажет, не захочет — ничего не поделаешь. В любом случае, ей бы пришлось знакомиться с понятием «джинчуурики» рано или поздно. Жаль, что это случилось рано, но Наруто многое делала и узнавала до поры. Это можно было даже назвать её хобби — выудить информацию, которая надёжно спрятана. Чем сложнее было достать, тем больше становилось её стремление сделать это. — Это «да»? — она не собиралась отклоняться от темы, что вызвало тяжёлый вздох со стороны её папы. — Да, солнышко, — он ответил честно: врать всё равно смысла не было. — А, тогда понятно… — И что же тебе понятно? — Минато мягко улыбнулся, начав перебирать её жёлто-золотистые волосы. Он этого не видел, но был уверен, что она задумчиво зажевала губу. — Почему вы не рассказывали. В книжке написано: «Личность джин-чуу-ри-ки, как правило, держится в тайне». — Расскажешь, где взяла эту книжку? — он заинтересованно вскинул брови. — Дома, — Наруто вывернулась так, чтобы можно было подёргать папу за волосы. Она предприняла неумелую попытку щекотки, за что в отместку получила уже полноценную щекотку. Они, весело смеясь, стали кататься по полу в игривой борьбе. — А что… за книжка? — Минато тяжело дышал, лежа на полу, в центре комнаты, а Наруто горделиво на нём восседала, смакуя победу. Активная возня с нею выматывала его ровно так же, как хорошая тренировка. Но при этом такая вымотанность не была неприятной — ему нравилось. О наличии в доме произведений с содержанием, касающимся джинчуурики и их природы, он даже не догадывался, поэтому получить ответ ему хотелось, мягко говоря, сильно. — Рядом с мастерской маминой — дверь. А за ней — много книг. А там — эта книга. Минато незаметно приложился затылком об пол. Как же он мог не взять в расчёт личную библиотеку запретных техник и прочей сопутствующей литературы? То, что Наруто не должна была обнаружить даже дверь, которая туда вела, следовало изначально опустить как малозначительный факт. — Дашь почитать? — пора было освежить память, а то он уже и забыть успел о том, что дома нечто подобное водилось. — А я её уже убрала, — Наруто не сдавалась в своих попытках защекотать папу, а он не особо-то сильно сопротивлялся. — «Фуиндзюцу: запечатывающие техники узкого профиля», — на вопрос о том, как подобное чтиво могло заинтересовать ребёнка двух с половиной лет, Минато даже не стал пытаться искать ответ. — Точно… помню что-то такое, — он пошёл на новый раунд сопротивления. — Там интересно… — сквозь смех поделилась она, — наверное. — Наверное? — Там так сложно… очень. Я почти ничего не поняла. Но, что поняла, было интересно! Повторное сражение опять закончилось победой Наруто. Естественно, Минато ей поддавался, но видеть радость в её ярко-голубых глазах после таких игр всегда было неимоверно приятно. Он обожал такое выражение глаз дочки. — А… я ещё спросить хотела… В этот самый момент домой вернулась Кушина. Она хотела тихонько подойти к любимым и предварительно надёжно скрыла чакру, чтобы получился сюрприз. Всё же её опять не было дома целую неделю. Однако ей стало очень любопытно, о чём хотела спросить Наруто. По какой-то причине интуиция сказала притаиться и ждать того, что будет дальше. — Да? — Минато сел, снова утянув дочку к себе на колени. — Какой биджуу в мамуле? — она вывернулась так, чтобы смотреть на папу. Он резко выдохнул, потому что ранее позволил себе поддаться наивной надежде на то, что обойдётся без этого вопроса. А Кушина с трудом сдержалась от удивлённого возгласа. Она злобно, с долей иронии стала строить предположения о том, чем думал Минато, когда рассказывал их Наруто о биджуу. В скором времени его однозначно ожидала близкая встреча с любимой сковородкой Кушины. Но это можно было отложить на потом. — Девятихвостый Лис Несчастья, солнышко. — А почему «Несчастья»? «Биджуу — сгустки чакры, обладающие ин-тел-лек-том», да, ‘ттебайо? — с удивлением уточнила Наруто. Её родителей впечатлил этот вопрос. Кто бы мог подумать, что маленький ребёнок будет размышлять над тем, что взрослые люди принимали как должное. А сам объект обсуждения заинтересовался разговором. «Интересную ты мелочь вырастила, Кушина», — подумал Кьюби, лениво взметнув хвостами. — Знаешь, говорят, что он очень жесток. Своим появлением он несёт людям горе и страдание. Думаю, поэтому. Кушина почувствовала, как печать на животе зажгло. Видимо, Кьюби было не по душе (если она, конечно, она у него имелась) то, что сказал Минато. — Воу! — Наруто явно над чем-то крепко задумалась. — А что, если он не жестокий? А что, если он просто людей не любит? — Наруто продолжила, когда никто уже и не ждал того, что она что-либо скажет. Минато нахмурился в непонимании. Мысль дочки для него осталась неясна. — Я хочу сказать… — она взяла паузу и задумчиво зажевала губу, подбирая верные слова. — А может, если люди будут не трогать его, то он не будет трогать людей? — Разве люди его «трогают»? — Ну-у, да-а. Он же как-то оказался в мамуле. Просто я подумала… Он же большой. Очень большой… как гора Хокаге, да? — Может, и больше, солнышко. Он же сильнейший из биджуу, — Минато снова взлохматил ей волосы. Кьюби, внимательно слушавший разговор, в шутку про себя отметил, что Намиказе немного реабилитировался и смерть ему можно устроить не самую мучительную. А вот Наруто произвела на него впечатление, причём, что удивительно, положительное. — Ого! — Наруто явно восхитилась. Хотя это было довольно странно, ведь она только что узнала о том, что самое опасное на свете существо было приблизительно триста метров в высоту. — Но мамуля у нас ма-а-аленькая, — она почти свела ладошки вместе. — Даже меньше тебя, папуль. А он во-о-он какой большо-о-ой, — а теперь она развела ручки в стороны. — Скорее всего, печать как-то решает эту проблему, — смущённо улыбнулся Минато. — Всё равно! Ему в ней очень-очень-очень тесно! Я бы тоже всех от себя отпугивала, если меня так запереть хотели, — она скуксилась, представив, что её засунули в спичечный коробок. Минато и Кушина просто не знали, что на это сказать. Действительно, разве Кьюби кто-либо спросил, чего тот хотел, прежде чем запечатать? Вряд ли. А сам Кьюби подумал о том, что эта Наруто — первый после Хагоромо человек на его памяти, думавший о биджуу не как о демонах. Но Хагоромо был их родителем — он по определению не мог думать иначе. А вот Наруто вполне могла. Но не стала. Наверное, дело было в малом возрасте и непредвзятости. Примечательно, что на следующий день на голове Жёлтой Молнии Конохи красовалась необъятных размеров шишка. Но никто так и не решился спросить, откуда взялось это великолепие, зная характер Кровавой Хабанеро. — …уто, — Наруто совершенно неожиданно вылетела из размышлений, потому что её потрясли за плечо, отчаявшись дозваться. — А? — она, с трудом сфокусировавшись на окружающей обстановке, наткнулась на недовольный взгляд мамы и буквально затылком почувствовала изучающий взгляд от кого-то, кто стоял за её спиной. Должно быть, это был тот Анбу. — Наруто, мне нужно пройти с Анбу-саном. Ты сможешь добраться до дома самостоятельно? Кушина знала, что дочка сможет, но было необходимо минимизировать число вопросов с её стороны. — Ага, — Наруто понятливо кивнула. — Вот и хорошо. Только иди сразу домой. Напрямую. — Ага, хорошо. Несмотря на свойственную ей непоседливость, Наруто всегда очень тонко чувствовала ситуацию. Вот и сейчас что-то ей подсказывало, что нужно делать так, как говорила мама.***
Хирузен смотрел на деревню, нетерпеливо выпуская розоватые клубы горького дыма из трубки. Утром пришло сообщение о том, что Ива подготовила в Конохе диверсию. Активные действия должны были начаться со дня на день. Пробраться сквозь защиту деревни для постороннего — архисложная задача. Для этого было нужно либо быть искуснейшим мастером фуиндзюцу, либо иметь особые техники проникновения, о которых ещё никто никогда не слышал, либо иметь в деревне «своего» человека. Последнее было самым вероятным. Теперь, когда имелась достоверная информация о присутствии лазутчиков, осталось дело за малым — перехватить их и обнаружить крысу или сразу нескольких. По доставленным сведениям план врага был завязан на взаимодействии с джинчуурики. Однако из этого вытекала новая проблема. Уже час все свободные Анбу находились в поисках Узумаки Кушины, но никто так и не смог её найти. Терпение Хирузена было на исходе. Она однозначно сейчас находилась в Конохе. А это, в свою очередь, значило, что лучшие из лучших бойцов оказались не в состоянии найти конкретного, знакомого им человека на ограниченной территории. Ещё сильнее усугублял положение тот факт, что советник, Шимура Данзо, усиленно вот уже пятьдесят минут проедал Хирузену плешь по этому поводу. Анбу, которым сегодня не посчастливилось дежурить в приёмной Хокаге, тихонько готовились к скорой смерти, видя состояние руководителя. Минимум месяц мучительных тренировок им был уже гарантирован. — Знаешь, Хирузен, с такими способностями к сокрытию Узумаки вполне можно принимать в Анбу. — И правда, — он задумчиво пыхнул трубкой. — Она могла бы стать отличным шпионом. Почему мы раньше не обратили на это внимание? Естественно, Хирузен отлично знал, почему кандидатура Узумаки Кушины никогда не рассматривалась на подобную должность. Также он знал, что Данзо был осведомлён в этом вопросе не меньше, если не больше. Из этого следовало то, что он что-то задумал. Оставалось лишь понять, что именно. — Она джинчуурики. Этим всё сказано. Её нельзя выпускать на длительные сроки за пределы деревни. К тому же характер её совершенно не соответствует, — единственный видимый глаз Данзо сверкнул с каким-то неясным предвкушением. — И зачем ты, в таком случае, завёл этот разговор? — он чувствовал — что-то назревало. — У неё и Намиказе несколько лет назад родился ребёнок, верно? Уголок губ Хирузена чуть дернулся вверх: ему следовало самому догадаться о первопричине этого диалога. Данзо всегда с особым трепетом отбирал служащих в своё личное подразделение — Корень Анбу. Он выбирал исключительно перспективных и многообещающих. Всегда — детей. А потом самостоятельно занимался их воспитанием, создавая из них идеальных бойцов. Чаще всего это были сироты, для которых впоследствии служба в Корне становилась всем, и их смысл жизни сводился к защите Конохи. Казалось, Данзо проверял на пригодность для службы в своём формировании каждого рождённого в Конохе. Возможно, это было действительно так. Так что ничего удивительного в том, что он заинтересовался Узумаки-младшей, не было. Несмотря на то, что чета Намиказе-Узумаки умело конспирировала любую информацию об их дочери, было очевидно, что девочка талантлива. С такими родителями просто не могло быть иначе. Кроме того, Хирузену удалось выяснить некоторые подробности нашумевшего происшествия со скалой Хокаге. Видимо, Данзо также смог добыть кое-какую информацию о знаменательном событии, после чего всерьёз заинтересовался девочкой. — Верно. Ей четвёртый год, — суть разговора была прозрачной для обеих сторон, но привычка говорить обтекаемо и двусмысленно за годы, проведённые на высокой политической должности, въелась в Хирузена, не хуже табачного дыма в легкие за годы курения. Он пронзительно посмотрел на Данзо, пытаясь понять, чем тот руководствовался. Наруто Узумаки не подходила под типаж детей, которых тот обычно прибирал к рукам. — Самый подходящий возраст для принятия на воспитание в Корень, — а вот Данзо был, как всегда, по-военному прямолинеен. — Сомневаюсь, что Минато и Кушина согласятся на это предложение, — Хирузен перевёл взгляд на кружево дыма, повисшее в воздухе. — Я и сам это прекрасно понимаю, — даже сквозь почти закрытое веко можно было увидеть решимость в его взгляде. Он отметил для себя Узумаки Наруто — остальное стало делом времени. Её случай был одним из немногих, когда стоило приложить усилия, а не молча отступить, поняв, что дело проигрышное. Он был готов ждать столько, сколько потребуется. Хирузен всегда стоял с Данзо по одну сторону баррикад, но были ситуации, когда он чувствовал несогласие. Например, идея создания условий для перехода ребёнка в Корень ему совсем не нравилась. Однако что-либо предпринимать было рано. Сперва стоило предупредить пару о том, что на их дочь уже положили глаз спецподразделения деревни и недалёк был тот день, когда начнётся борьба за столь ценный кадр. Хирузен не мог отрицать то, что сам не отказался бы видеть в будущем Узумаки-младшую в личном составе Анбу Хокаге. К тому же такой вариант был более компромиссным: ребёнка не требовалось забирать из семьи на воспитание — лишь дождаться, пока она повзрослеет и принять на службу. Всё-таки Данзо курировал всю структуру Анбу, а не только Корень. — Думаю, им стоит знать, что их ребёнок уже отмечен руководством. — Согласен, — Данзо бросил это безразлично, расфокусировано глядя за окно. Он готовился к сложной длительной партии. Данзо не был политиком, но он отлично разбирался в разработке тактик и стратегий. В конце концов, Хирузен проигрывал ему в шоги гораздо чаще, чем в половине случаев. — Но если никто из родителей так и не появится в этом кабинете, то вряд ли мы сможем им сообщить столь радостную новость, — ехидно подметил он некоторое время спустя. На это у Хирузена раздражённо дёрнулась щека, а недовольный взгляд скользнул по потолку, где притаились Анбу, которые молились богам о лёгкой смерти и скором обнаружении Узумаки Кушины.***
Наруто медленно плелась в глубокой задумчивости. Сложившаяся ситуация ей не совсем нравилась. Ответ, лежавший на самой поверхности, неумолимо ускользал. Анализ общей картины не давал желаемых результатов. А интуиция вопила о том, что Наруто не видела биджуу на фоне трёх кунаев. — Что мы имеем, — пробубнила она вслух, словно это должно было помочь быстрее найти ответ. Но дальше она продолжила мысленно. Стала раскладывать произошедшее по полочкам. Первое, что её цепляло, мама и Теучи-сан очень напряглись при появлении того Анбу. Само слово «Анбу» тоже казалось ей подозрительным: вряд ли что-либо хорошее будут называть «Тёмной стороной». Наруто перебирала варианты того, что это вообще могло значить. Что это было? Должность? Или звание? Как джоунин? В любом случае, с ним явно было что-то не так. Далее, его чакра будто кипела, и это не давало Наруто покоя. Однако мама всё равно с ним ушла. Могло ли быть такое, что она не заметила этой странности чужой чакры? Наруто точно знала, что мама не могла не почувствовать это. Получается, волноваться не стоило? Судя по всему, этот Анбу был служащим какого-то спецотряда. Причём секретного. Хотя все о нём знали. Это тоже выглядело очень подозрительно. Но она не могла сбрасывать со счетов тот факт, что, возможно, у всех Анбу чакра «кипела». По крайней мере, это бы объяснило, почему мама никак не показала, что что-то было не так. Ещё Наруто почему-то уцепилась за слово «Демон». Маму так называли гражданские. Насколько могла понять Наруто, это было из-за Кьюби. То есть, пусть мама и пошла с Анбу, выдавать ему себя она не хотела. Тут Наруто заходила в тупик. С одной стороны, если мама ушла сама, то всё складывалось, как надо. С другой — она не доверяла спецслужащему, раз не раскрылась перед ним, следовательно, что-то всё-таки складывалось неправильно. Наруто закусила губу от досады, подумав, что отвлекаться нельзя было ни в коем случае. Если бы она всё не прослушала, то сейчас ей было бы легче. И снова она вернулась к мысли о том, что же такое «Анбу». Что могли назвать «Тёмной стороной»? Что такое тьма? Что подразумевалось под этим понятием? Может быть, Анбу специализировались на убийствах? Эта идея показалась Наруто очень правдоподобной. Но из неё вытекал очередной вопрос: зачем службе, которая специализируется на убийствах, понадобилась её мама? — Думай, думай, думай!.. — О чём думай? — голос Какаши раздался у самого её уха — она вздрогнула. Наруто так погрузилась в размышления, что совершенно не заметила того, как приблизилась к собственному дому. «Я совсем потеряла контроль над местностью», — с недовольством отметила она, с ещё большим недовольством глядя на напугавшего её Какаши. — Привет, болван, — она нахмурилась и перевела взгляд на землю. — Что-то случилось? — в его голос едва заметно просочилось волнение. Он отчётливо видел то, что Наруто переживала. И выглядело это более чем серьёзно. У неё была удивительно развита интуиция. Возможно, это прилагалось к сенсорным способностям, кто знал? Но факт оставался фактом, если Наруто предчувствовала беду, то она почти наверняка случалась. А тут явно что-то нехорошее творилось. Власти проводили незаметную для гражданских мобилизацию, словно готовились к нападению. К тому же Наруто шла домой одна. Пусть она и была под Хенге, родители ни за что не отпустили бы её одну. Значит, что случилось что-то из ряда вон. — Какаши, а кто такие Анбу? Он нахмурился: она редко называла его просто по имени, к тому же её тон был непривычно серьёзен. — М-ма… — он забросил голову вверх, а руки засунул в карманы. — Это расшифровывается как Специальное Подразделение Тактики и Убийств, — и перевёл взгляд на Наруто. — Ха, «…тактики и убийств», — с мрачной удовлетворённостью повторила Наруто. — Так я и думала, ‘ттебайо. — Зачем тогда спрашивала? Какаши совсем не нравилось то, что происходило. Хотя если бы кто-нибудь его спросил «что происходит?», то он бы не смог дать конкретный ответ. Просто не нравилось — и всё. — А кому они подчиняются? — она сосредоточенно смотрела перед собой и мучила несчастную губу. — Это тайные агенты под личным руководством Каге. Они есть не только в нашей деревне, — Какаши нахмурился, потому что начал переживать всерьёз, хотя явных причин для этого всё ещё не было. — Ага, тайные. Но все о них знают, да? — Вроде того, — он тяжело вздохнул и пнул крупный, лежавший посреди дороги камень. — Никто не знает их личностей. Это держится в строжайшем секрете. На службе они носят маски… Как правило, даже друзья и близкие их считают просто джоунинами. — Вот как… — Наруто затормозила, настороженно глядя на свой дом. Какаши мгновенно понял, в чём дело. Может, он и не являлся сенсором, но ясно чувствовал чужое присутствие. Здание было окружено. Они продолжили движение, стараясь скрыть заминку. Тем не менее, оба взглядами дали друг другу понять, что в дом идти было опасно. — Что это значит? — вид Какаши ничуть не изменился, хотя внутри его сковало сильнейшее напряжение. — Пока не знаю, ‘ттебайо… — Не нравится мне всё это. — Ага, мне — тоже, — она повела плечами. Наруто вновь вернулась к размышлениям. Люди, которые окружили её дом, тоже, что ли, были Анбу? Техника сокрытия чакры у них была такой же. Но сама чакра… Она оказалась другой — обычной. Получается, тот самый Анбу, который увёл маму, всё-таки был каким-то необычным. Почему чакра могла «закипеть»? Наруто принялась восстанавливать детально, что конкретно было не так с тем Анбу. У него будто по всей системе циркуляции чакры бродили готовые лопнуть от перегрева пузырьки. От этого чувства Наруто мутило. И думать становилось сложнее, словно… словно кто-то хотел, чтобы он думала не так… словно… — Гендзюцу, ‘ттебайо! — неожиданно воскликнула она, ударяя кулачком по ладони. — Ты это о чём? — Какаши понял, что Наруто докопалась до чего-то важного. — Мамулю забрал какой-то Анбу, и на нём — гендзюцу, — она напряжённо посмотрела на Какаши, ожидая его реакции. — Ты уверена? — если это было правдой, то они оказались глубоко-глубоко в том месте, которое в приличном обществе вслух не называлось. — Чтобы иллюзия сработала на Анбу, она должна быть очень мощной. — А то, — Наруто выказывала своим видом мрачную, но твёрдую уверенность. — Плохо. — Ага, — она коротко кивнула и тоже пнула довольно крупный камень. — Что делать будем? — Мамулю спасать, — она тихо фыркнула. — А есть ещё предложения? — Нет. Твоё — в самый раз. Есть идеи? Он понимал, что сейчас нужно отдать бразды правления Наруто. В импровизации равных ей, несмотря на её малый возраст, Какаши не знал. — Ага, — в выражении её лица проскользнули нотки азарта. — Выкладывай. — Мудрить не будем…***
Кушина чувствовала, что происходило что-то плохое. И это что-то напрямую было связано с ней. Это, в свою очередь, могло быть связано с Кьюби. А в этом точно ничего хорошего быть не могло. Её откровенно напрягало то, что Анбу находился под действием гендзюцу. Хотя действовал он пока пусть и предельно странно, но относительно безопасно. Кушина выбрала выжидательную позицию, но уже понимала, что сделала это зря. Анбу вместо того, чтобы переместиться Шуншином в кабинет главы деревни, повёл её окольными путями, оправдывая свои действия… ничем на самом деле: на её вопросы он отвечал что-то про протокол и то, что так положено. Кушина понятия не имела, что по протоколам Анбу полагалось делать с гражданскими, но её обуревали небезосновательные сомнения. Оправдать все эти странности она могла лишь пресловутым гендзюцу. В общем, мысль сбежать и заявиться к Хокаге самостоятельно укоренялась в ней всё сильнее. Но, когда Кушина решила, что выжидания с неё хватит, она почувствовала, что её окружили. Пятнадцать человек. Много. К тому же почти у всех превалировала чакра природы земли — ивовцы. В первую очередь проскочила гневная мысль в адрес предателя. Потом эту мысль вытеснил здравый смысл, напомнивший Кушине о том, что парень находился под воздействием гендзюцу. Едва ли кто-либо заметил бы влияние техники, если бы не задался целью проверить, что творилось у парня в голове. И что-то подсказывало Узумаки, что «своих» никто на пустом месте не проверял. С одной стороны, это оказалось весьма досадным упущением, ведь именно оно позволило нынешней ситуации случиться. С другой стороны, невольное предательство Анбу под влиянием вражеской техники — явление, мягко говоря, редкое. По крайней мере, Кушина никогда не слышала о подобных прецедентах. А иначе эту иллюзию было и не распознать. Она была очень нетипичной: для «лёгкого» её выявления требовалось быть сенсором, ориентированным на восприятие информационного наполнения чакры и её качества. Насколько Кушина знала, такие сенсоры в Конохе практически не водились. Те же Яманаки, Хьюги, Инузуки и Абураме профилировались на обнаружении очагов и характере тока чакры. У этого Анбу ток банально не был нарушен, но имелись странные изменения в качестве чакры. Вероятно, выявлению бы помогло и обычное сканирующее ирьёниндзюцу. Должно же было «вскипание» чакры как-то отразиться на физическом состоянии? Кушина столкнулась с таким впервые, и это лишь преумножало подозрения. Она поняла, что если ввязываться в бой, то не здесь, иначе могли пострадать гражданские. Когда они добрались до площади, Кушина ничуть не расслабилась, даже наоборот: её внутренний голос говорил, что ситуация складывалась паршивее некуда. Анбу резко развернулся, атакуя её ребром ладони в шею — хотел вывести её из сознания. И, будь она чуть менее опытна, обязательно бы попалась. Но её тело среагировало быстрее мозга. Она уклонилась, уйдя перекатом в бок. Люди, до этого сновавшие вокруг, быстро разбежались, отступая подальше от назревавшей драки. Но бежать было некуда. Ивовцы, которые ещё несколько секунд назад вели слежку «незаметно», уже фактически оцепили улицу, перекрыв пути к отступлению. Удивительно, но среди людей не оказалось ни одного шиноби. Или так всё и задумывалось с самого начала? В любом случае, сражение решительно набирало обороты. Пока использовалось только тайдзюцу, но скорость его была феерической. Практически никто не мог разглядеть ни единого движения. Послышался лязг металла — посыпались искры. Оба противника замерли, внимательно глядя друг на друга, скрестив оружие. У Анбу — танто, у Кушины — кунай. Воздух вокруг них был накалён до предела. Все свидетели сражения молчаливо приняли сторону Анбу. Он был в униформе Конохи, значит — «свой». Следовательно, его противница — враг, иначе бы на неё не напали. Но было одно исключение. Мальчик с пакетом персиков, оказавшийся в первых зрительских рядах, считал иначе. Он был ещё слишком мал для получения звания, даже для обучения в академии, но уже обладал тем, что отличало шиноби от гражданских, — особым взглядом на вещи. Он видел в сражении не шоу, а сам бой, его участников и их действия: то, что противница Анбу атаками уводила его в центр импровизированной арены, подальше от невольных зрителей, и то, что она старалась занять его руки, не позволяя сложить печати, ведь любая применённая техника зацепила бы зевак… В это же время сотрудники Военной Полиции делали всё возможное для того, чтобы снять оцепление. Но ивовцы взяли штатских в заложники. Это сильно усугубляло положение коноховцев. Жертвовать гражданскими, подзащитным слоем населения, было недопустимо. Но Учихи ведь — мастера гендзюцу, так что освобождение схваченных было лишь вопросом времени. Малого времени. Кушина попыталась резко разорвать дистанцию, чтобы пойти в новую атаку. Но Анбу выбил кунай из её рук, оставив её в проигрышном положении. Времени распечатать новый не было. Анбу вновь пошёл в наступление, но кунай, якобы вышедший из игры, полетел ему в голову. Оказалось, что метательное железо упало к ногам единственного, пусть и маленького, шиноби в толпе. Вряд ли бы кто-то понял, что кунай бросил именно он, если бы обронённые ради атаки персики не покатились по земле, привлекая к нему внимание. Итачи был совсем не уверен в том, что бросок выйдет в нужной степени точным. Он начал всерьёз работать над техникой метания всего несколько месяцев назад. При бросках оружие по-прежнему казалось неподъёмным и вёртким, а руки ватными и непослушными. Но всё упорство, которое он эти месяцы вкладывал в тренировки, окупилось сегодняшним результатом. Бросок вышел идеальным. Это ввергло в шок большую часть наблюдателей, ведь Итачи не только решил помочь «врагу», но и сделал это удивительно результативно. А Кушина позволила себе усмешку. Она подумала о том, что сын Микото — чёртов гений: провёл анализ, пришёл к правильным выводам, смог оказать значительную поддержку, и это при том, что ему ещё и четырёх не исполнилось. Достойный сын своих родителей. Анбу без труда уклонился от куная, но его атака сорвалась. Противники вновь перешли на рукопашный бой. Кушина только начала одерживать верх, как Анбу подловил момент и приложил к её животу печать. И она грубо впилась в вязь той, которая сдерживала Кьюби. Кушина мгновенно рухнула на колени и не сдержала крик боли. Её покрыла ядовитая, шипящая, алая чакра. Хенге слетело, явив коноховцам Узумаки Кушину. В это же время началась эвакуация. Все, кто удерживал пути отступления заблокированными, были обезврежены. Толпа шумным, вопящим стадом ломанулась подальше. И тут же в десяти метрах от Кушины, которая тряслась от боли появились Какаши Хатаке и мальчик лет четырёх-пяти. Параллельно с этим на площадь высыпали другие Анбу, большинство из которых стали обеспечивать оцепление, чтобы оградить гражданских от разбушевавшегося биджуу. Остальные легко схватили предателя. Слишком легко. Итачи про себя отметил предельно странным то, что Анбу-предатель даже не попытался оказать сопротивление. Заранее понимал, что шансов у него не имелось? Но он же эффективно давал отпор Кушине, которая была сильным шиноби. Может, Анбу растратил всю чакру на активацию жуткой печати, и на борьбу сил не осталось?.. Он кропотливо перебирал варианты причин странного поведения врага, будто от этого зависело нечто невероятно важное. Где-то на интуитивном уровне он чувствовал то, что это знание имело для него огромную ценность. Или дело было в том, что его слишком волновали детали его первого серьёзного боя?.. Но отец говорил ему, что шиноби должен обладать развитым чутьём и уметь полагаться на него… Все мысли Итачи оборвались из-за того, что он увидел свою мимолётную знакомую. Зачем она пришла сюда? Что могла сделать? Что бы ни было в той алой чакре — оно смертоносно. Ки, разлившаяся по площади, заставляла цепенеть от страха. А Наруто, как ни в чём не бывало, устремилась к причине всеобщего ужаса. «Глупая», — мелькнуло у Итачи в голове. Он сам себе удивился: никогда до этого не мыслил подобными категориями. Так с чего вдруг — сейчас? Наплевав на инстинкт самосохранения, который яростно твердил бежать куда подальше, Итачи бросился к Наруто. Он успел прошмыгнуть в круг замкнувшегося оцепления Анбу, отгородивший их от внешнего мира. — Мамуля! Очнись! — голос Наруто дрожал от паники, но впадать в истерику она не торопилась. Старалась трезво оценить ситуацию, чтобы принять наиболее эффективное решение. И, пока идей не было, она решила попытаться воззвать к голосу разума мамы. — Сдохни! — Чудовище! — Оно нас всех убьёт! Гомон гражданских слился в озверевший гул; гадкие вопли заполнили всё окружающее пространство. К горлу Итачи, который уже стоял около напряженного Какаши, резко подступила тошнота. Казалось, с этими выкриками улицу затапливало всё новой и новой волной ненависти, и с каждым разом она становилась всё тяжелее и плотнее. Она неприятно накатывала на тело и оседала противной маслянистой плёнкой. Итачи попытался сплюнуть её жгучую горечь с языка, но не вышло. Воздух стал спёртым — практически задрожал. Дышать выходило с большим трудом. Ненависть алой чакры совершенно перестала чувствоваться на фоне того, что пропитало каждый миллиметр окружающей обстановки сейчас. Люди кричали «монстр», а сами нагоняли ужас куда больший, чем то, что поглотило Кушину. Они кричали «оно нас всех убьёт», а сами готовы были разорвать в клочья и оцепление, и всех внутри него. Порождение человеческих эмоций оказалось в разы страшнее и отвратительнее того, что создало, так называемое, чудовище. Практически сразу после начала воплей внутрь круга полетели камни и ещё какие-то крайне неприятные вещи. Какаши без раздумий кинул пару кунаев незнакомому мальчику. Сам он умел в этом возрасте обращаться с оружием. Наруто умела. Почему бы и мальчику не уметь? Какаши с удовлетворением отметил, что не ошибся. Они незамедлительно принялись отбивать шквал летевшего в них мусора. Наруто, с которой из-за влияния концентрированной Ки тоже слетело Хенге, уверенно кинулась к поглощённой ядовитой чакрой маме. Параллельно она умудрялась уклоняться от сорного града. «Глупая», — вновь подумалось Итачи. Подобная реакция на действия знакомой уже его не удивляла. Он мог поразмышлять об этом потом — сейчас требовалось как-то остановить безумную авантюристку. Итачи рванулся к Наруто, но его затормозили. С удивлением он понял, что его остановил временный напарник. — Она знает, что делает, — в голосе Какаши содержалось столько сомнения, что можно было по неосторожности им подавиться. — Хм, — в истинно учиховских традициях выдал Итачи. — Сам знаю, — буркнул Хатаке, отбив обломок шифера: и где его только взяли? Итачи кинул беглый взгляд на Какаши, запрашивая пояснения. — Если она что-то задумала, то мы её не остановим. И, скорее всего… — Какаши раздражённо скрипнул зубами, уклонившись от внушительного горшка с ещё более внушительным кактусом внутри: интересно, с чьего подоконника сняли? — И, скорее всего, её задумка сработает, — Итачи лишь кивнул и продолжил на пару с Какаши прикрывать Наруто. Хотелось бы получить помощь от Анбу, которых направили сюда именно из-за Кьюби, но те оказались несколько заняты сдерживанием осатаневших гражданских. Наруто упала на колени рядом с мамой. Подойти максимально близко оказалось невыносимо сложно. Ки, окружавшая Кушину, придавливала к земле, вынуждала внутренности скручиваться в болезненных спазмах. Но Наруто заставляла ноги двигаться с таким упорством, словно от этого зависела её жизнь. И это было почти правдой. Только жизнь — не её, а её мамы. В ярко-голубых глазах без труда читались ужас, паника и омерзение, вызванные видом и запахом обуглившейся кожи, которая пластами отслаивалась под действием алой, бурлящей чакры. — Потерпи ещё немного. Ещё совсем чуть-чуть, — сипло прошептала Наруто. Ей болезненно чётко вспомнились строчки из какого-то обобщающего свитка про ментальные техники, который не так давно читала ей мама, и из книги, в которой она обнаружила информацию о джинчуурики. «Во внутренний мир человека можно попасть, направляя сильный регулярный ток чакры в течение десяти-двадцати секунд в его голову (в мозгу находится большое скопление каналов чакры) или живот (в подреберье находится очаг системы циркуляции чакры)… Биджуу запечатываются в виде чистой чакры в системе циркуляции чакры… Материальное воплощение биджуу во внутреннем мире его джинчуурики, как правило, располагается в очаге системы циркуляции чакры». Свести концы воедино оказалось не так уж и сложно. Наруто до дрожи в коленках боялась сделать то, что задумала. Благо она сейчас сидела на земле, и чисто физически не могла упасть. Она понятия не имела, к чему должна была привести её задумка. Могло помочь — могло навредить, но она была уверена в том, что рискнуть стоило. Ей хотелось глубоко вздохнуть, чтобы набраться решимости, но грудь сдавило, словно тисками. Делать было нечего: тянуть время дальше было глупо и, наверное, опасно. Наруто направила чакру в ладонь и опустила её на исказившуюся вязь печати на животе мамы. — Даттебайо! — маленькая ладошка соприкоснулась с бурлящей жгущейся чакрой, и Наруто пронзительно закричала.