Свет и тьма: книга яркого света

      Голова раскалывалась на части. Мысли беспорядочно роились, как пчёлы в потревоженном улье. Тело не ощущалось вовсе. Стало страшно, потому что вокруг была немая темнота.       Вдруг в черепную коробку ворвался дикий рёв, от которого дезориентация лишь усилилась, а инстинктивное вздрагивание отдалось резкой болью во всём теле. Наруто, как ни силилась, не могла понять, где она, как сюда попала и что вообще тут происходило.       Память потихоньку стала услужливо подкидывать ответы на все интересовавшие её вопросы. Рёв уже не казался таким громким. Возможно, это из-за головной боли он был таким невыносимым, а, возможно, и правда стал тише — это было уже неважно. Контроль над телом вернулся неожиданно, но именно это и было сейчас нужно. Совершив огромное усилие над собой, она разлепила веки, но тут же закрыла их обратно. Глаза словно пламенем лизнуло.       — Здесь так жарко?.. — одеревеневшим языком пролепетала Наруто. — И правда…       Новая попытка открыть глаза увенчалась успехом. Она с трудом села и огляделась. То, что она увидела, повергло её в шок. Огромный Лис бился, точно в агонии. Он был грубо распят на гигантском шаре, парившем невысоко над землёй. Каждая его конечность, каждый из девяти гигантских хвостов были жестоко пробиты широкими металлическими штырями. Цепочки странных иероглифов, напоминавших раскалённые лески, тянулись по его мощному телу.       Этот Лис внушал ужас: когти на лапах были больше Наруто в несколько раз… они были больше её дома. Он зашёлся новым приступом жуткого крика, открыв ей на обозрение такие же неимоверно большие острые зубы. Они белоснежным частоколом испещряли его пасть. Жёсткая, густая, даже острая на вид шерсть опасно топорщилась. Каждая такая шерстинка была толще пальца Наруто и снова больше её в длину. От Лиса разило уже знакомой сбивавшей с ног ненавистью.       Раскатистый рык вновь заставил Наруто вздрогнуть и замереть от непреодолимого страха. По её полосатым загорелым щекам полились слёзы. Не получалось ни вздохнуть, ни выдохнуть — она впала в полное оцепенение, задыхаясь от ужаса. А потом его крик на какое-то время затих. Но она так и не сдвинулась с места, оказавшись не в состоянии обуздать чувство страха. Сколько она так просидела? Наруто не знала, но ей показалось, что очень долго. Когда всё-таки удалось вздохнуть, она судорожно принялась отползать в нелепой попытке отгородиться от источника ужаса и опасности. Агрессивная Ки яростно била по телу и, казалось, пробивала его насквозь, причинная физическую боль.       А Лис болезненно зажмурился и тихо заскулил. Это жуткое существо вмиг стало выглядеть измождённым. Лис снова закричал, и его крик гулким эхом раздался в душе Наруто. «Ему больно», — с шоком осознала она. Ей всё ещё было страшно, но разве могла она так уйти? Она нервно облизала пересохшие потрескавшиеся губы, пытаясь унять учащенное, поверхностное дыхание, и собрать мысли в кучу. Но в итоге её снова захлестнула паника:       — Что делать, ‘ттебайо?! — выкрикнула она на грани истерики.       Наруто было чертовски страшно. Но не могла же она всё так оставить. Должна была попытаться помочь, сделать хоть что-то…       — Сними печать, — хриплый рокочущий голос снова заставил её вздрогнуть, но в этот раз — от неожиданности больше, нежели от страха.       «Позорище! И это я-то ещё мечтаю стать мастером фуиндзюцу?!» — она хлопнула себя по щекам. Паника отсупила с приходом понимания, куда бежать и что делать. Наруто вдруг почувствовала в себе силы и решимость действовать. Вероятно, произошёл наконец столь необходимый выброс адреналина. Она подскочила на неожиданно твёрдые ноги и кинулась в сторону Лиса. Страх отступил тоже: испугаться можно было и потом — сейчас надо было действовать.       Наруто злилась на себя за то, что сама не поняла, что проблема заключалась в печати. Эти накалённые вязи выглядели чужеродными даже в такой извращённой обстановке. Они вились от центрального штыря, который уродливо торчал из чудовищно широкой груди. Именно от этих вязей исходил невыносимый жар.       — Сейчас! Потерпи ещё немного! Я что-нибудь придумаю! Обязательно придумаю! — в огромных звериных глазах даже сквозь пелену боли и злости просочилась глубокая эмоция, незнакомая и совершенно не понятная Наруто.       С большим трудом вышло запрыгнуть на шар, уцепившись за шерсть Лиса. Наруто забиралась всё выше, к своей конечной цели, непрерывно унимая дрожь и бившийся в истерике инстинкт самосохранения.       Наруто облегчённо выдохнула, когда добралась до пункта назначения. Судя по ощущениям, прошла уже самая настоящая вечность. Руки и ноги тупо ныли из-за усталости от карабканий, а всё ещё было только впереди. Мысли всё-таки вышло собрать в кучу и без толики сожаления разом выкинуть их из головы. Сейчас были важны ясность и трезвость ума. В фуиндзюцу важна точность. Ошибки здесь недопустимы, иначе все пойдет наперекосяк… в лучшем случае.       «Жаль, что мамуля не может помочь. Она бы мигом разобралась, что к чему», — мелькнуло в её сознании.       — Нет, так не пойдет. Я сама справлюсь. Должна справиться. Смогу справиться, ‘ттебайо! — она дала себе мысленную оплеуху и поймала рабочий настрой.       Наруто действительно находилась неимоверно далеко от звания мастера фуиндзюцу и до сих пор не создавала собственных печатей. Но две вещи ей всегда удавались на славу: взламывать и взрывать, и именно это от неё в данный момент требовалось. Она сосредоточенно свела белёсые бровки и принялась подкатывать длинные рукава оранжевой кофты.       Наруто внимательно вглядывалась в печать, пытаясь понять, что же это было такое. Она досадливо зажевала губу: учить классификацию было неимоверно скучно, и потому она избегала этого занятия всеми правдами и неправдами. Теперь получилось на практике убедиться в том, что эти знания не просто полезны, а жизненно необходимы, только вот бежать и восполнять пробелы прямо сейчас возможности не имелось. Где-то из самых недр сознания с трудом пробилось воспоминание, что именно так выглядели печати-паразиты: они «въедаются» в материнскую печать и начинают кроить её структуру под себя.       Определив точку отсчёта, то, с чего можно было начинать работу, Наруто довольно расправила плечи. Следующий этап — понять, чего ради эту печать вообще применили. Очевидно, вскрыть материнскую печать никто не планировал: действие паразита было слишком грубым и неточным. Наверное, ставку делали на то, что Кьюби взбесится и сам разломает печать изнутри. Но Наруто видела, что печать мамы была слишком крепкой. Неужели этого не учли? Или просто не знали? Она неприязненно поморщилась: родители так усердно вбивали в неё понимание важности деталей и мелочей в фуиндзюцу, что странно было видеть, как кто-то этого не понимал. Хотя Наруто же было лучше: кто знал, чем бы всё обернулось, если бы печать врагов оказалась достаточно мощной для того, чтобы разломать мамину.       Из закромов памяти силком вытягивалось всё, что касалось паразитов. Как их можно было устранить? Уничтожение материнской печати точно не подходило. Наруто с раздражением подумала, что она бы в любом случае не справилась. Подходило обезвреживание собственной печатью. Только вот это было Наруто не по силам. Она ещё сильнее стиснула зубы, что отзывалось болью в закушенной губе. Что она ещё могла сделать? Ей перехватило дыхание от радости, когда она поняла: достаточно просто разорвать вязь, то есть взломать. А взлом — её специальность.       А как взламывать? Для того, чтобы это понять, нужно определить ранг печати. Наруто приняла сконфуженный вид: именно с определения ранга и требовалось начинать. Осмотр дал понять, что это была печать класса «B». Наруто азартно улыбнулась: взломать эту печать было проще, чем рамен съесть. Ладно, ничуть не проще…       Она ещё разок провела по рукам, будто закатывая уже и так закатанные рукава. Требовалось собраться. И снова она вернулась к вопросу о том, как действовать. На её лице вновь отразился напряженный мыслительный процесс, а истерзанная губа уже потихоньку начинала кровить. Как тяжело было вспомнить! Почему она так наплевательски относилась к теории? Почему?! Наруто глубоко выдохнула, чтобы успокоиться. В конце концов, от неё не требовалось подбирать сложный многокомпонентный ключ. Она ведь сама определила, что хватит и старого доброго взлома. Разрушить основание, там, где начиналось плетение, работая с ключевой строчкой — такой родной, отточенный до автоматизма алгоритм.       Наруто ухмыльнулась, довольная проделанной работой. Тут было главным понять, что именно требовалось сделать. Остальное — уже дело техники, которая, слава Ками, имелась на приемлемом для данного случая уровне. Она выудила из сандалия кисточку для создания печатей, которая всегда была с собой, и принялась за работу.

***

      — Вуаля! — Наруто грациозно отпрыгнула и разорвала дистанцию, чтобы полюбоваться результатами.       Долгая кропотливая работа увенчалась тем, что самая широкая из цепочек начала осыпаться пылью. Это было действительно красиво. Иероглифы золотисто-красными искрами разлетались по воздуху. Вместе с ними растворялась гнетущая атмосфера, которая к концу работы перестала ощущаться.       Приспосабливаться к окружающей обстановке — базовое умение шиноби. Но, когда лёгкие стали полностью заполняться живительным кислородом, а с головы будто слетел железный обруч, Наруто быстро осознала всю дискомфортность предыдущего состояния. С окончанием светового представления в… помещении? Стало даже как-то прохладно.       Она огляделась, пытаясь понять, где находится. Раньше ей было как-то не до этого. Место оказалось очень похожим на огромный мрачный зал с множеством выходов. Она робко приблизилась к одному из них и её сбило резко хлынувшим оттуда потоком голубой воды. Её несколько раз перевернуло в волне, пока не вынесло в центр зала. Наруто стала судорожно отплёвываться, остервенело вытирая лицо. Стоило ей немного прийти в себя, как её снова охватил страх: она не умела плавать, а вода стремительно пребывала.       Наруто вертела головой в панике, пока не сфокусировала взгляд на Лисе. Она тут же рванулась к нему: забравшись на него, можно было спастись. Ей приходилось с трудом прорываться сквозь очень плотную жидкость. Эта голубая субстанция слегка фосфоресцировала и с водой, как теперь стало ясно, общего имела мало.       Преодолев от силы пятую часть расстояния, резко ставшего почти бесконечным, Наруто замерла. Уже больше минуты жидкость оставалась на уровне её груди — опасность миновала. Она снова стала рассеянно осматриваться и увидела что-то тёмно-красное у того входа, от которого её отбросило волной.       Наруто начала медленно двигаться в ту сторону, осваиваясь в странной среде. Попробовала оттолкнуться ногами и сделать загребающее движение руками — получилось. Она нервно кусала губы, но всё равно продолжала неумело и неловко плыть, потому что так оказалось намного быстрее, пусть и дискомфортно с непривычки. Но ей уже не было страшно: за этот день она, наверное, просто устала бояться.       Во всяком случае, ей так казалось ровно до тех пор, пока в чём-то тёмно-красном со светлыми пятнами она не узнала собственную маму. Тогда у Наруто в очередной раз за день перехватило дыхание от страха. Кушина выглядела безжизненно, покачиваясь на поверхности голубоватой субстанции. Её длинные волосы намокли, одна часть из них спуталась и плотно облепила её, другая — словно кровь струилась по жидкости, закручиваясь в жуткое, будто посмертное, кружево. Со многих участков обожжённой кожи сочилась уже настоящая кровь.       — Мамуль! — с налётом истерики закричала Наруто и глупо рванулась вперёд, от чего ушла под «воду» и едва не захлебнулась.       — В порядке с ней всё, — от стен отразился властный голос с явным призвуком раздражённого рычания.       Наруто опять едва не утонула, от неожиданности поскользнувшись. Всплыв, она снова принялась отфыркиваться, как маленький лисёнок, и оттирать жёгшую жидкость с глаз. Она рассеяно глянула на Лиса. Несмотря на то, что бедственность его положения внешне уменьшилась незначительно, он кардинально преобразился. Всё ещё пугавший до болезненных спазмов в животе, теперь он выглядел не только жутко, но и величественно. Кроваво-алые пронзительные глаза буквально впились в Наруто. В них вновь читалось то самое неведомое ей выражение. Его нельзя было описать простыми категориями «хорошо-плохо», потому что оно являлось чересчур сложным и многогранным. Хотя она видела подозрительность… и… любопытство?.. Там было намешано слишком многое. Она путалась. Не могла разобрать даже малую часть.       Наруто тряхнула головой, разрывая зрительный контакт, и снова дёрнулась в сторону, где всё ещё безвольно покачивалась мама. Из ярко-голубых глаз снова полились слёзы. Она опустила голову, давя рыдания. Чувство, разлившееся по телу, было знакомым. Отчаяние от боли потери вырывалось наружу со скулящими всхлипами.       — М-мамуль… — Наруто жалобно взглянула на неё, веря в то, что она откликнется, шевельнётся, покажет, что жива.       Но Кушина осталась такой же безжизненной. А Наруто вот-вот должна была преодолеть грань между обычным плачем и рыданиями.       — Мелочь, — и вновь в чувства её привёл голос Лиса. — Она жива. Прекращай реветь, — Наруто обернулась и с неприкрытой отчаянной надеждой посмотрела на него. — Она без сознания, но я её лечу, — он говорил медленно монотонно, его глубокий бархатный голос, будто и не сорванный в рычащем крике, мягкими волнами охватил её сознание. Ей стало неуютно от своей незначительности на его фоне. — Предлагаю выпнуть её отсюда, чтобы ни тебя, ни меня не нервировала, — он прищурился, будто ожидая реакции Наруто на свои слова, но она просто продолжала на него смотреть с надеждой и непониманием.       Лис направил Ки, от которой пошла огромная волна, окрашенная в алый. Наруто в очередной раз едва не утонула. Отплевавшись, она тут же посмотрела в ту сторону, где совсем недавно находилась её мама. Сейчас там никого не было.       — Мамуль?! — Наруто стала беспокойно осматриваться, волчком крутясь на месте. — Мамуль! Мамуля, ты где?! Ма!..       — Нет её здесь! — рявкнул Лис.       — Как нет? — не успевшая начаться истерика прекратилась, но Наруто тяжело и часто дышала: могла в любой момент вернуться к слезам и панике.       — Я вытолкнул её отсюда, — он сощурился, и было в его взгляде нечто презрительное. — Чтобы не мешалась.       — А-а-а, — с пониманием протянула Наруто, опустошённо глядя перед собой, и закашлялась. — А с ней всё будет хорошо? — она с волнением уставилась на Лиса.       — Да, — он сказал это совершенно безразлично.       Она в задумчивости закусила губу, медленно приходя в себя. И что теперь? Она помогла маме, ведь так? Ей больше ничего не угрожало? Лис сказал, что всё будет хорошо, а у Наруто не было причин не верить ему. Уйти искать маму? А куда идти? Лис же вытолкнул её отсюда. Но «отсюда» это откуда? И вытолкнул куда? И как Наруто туда попасть? И можно ли ей туда вообще? И спросить не у кого…       Она вскинулась и внимательно стала смотреть на биджуу. Теперь ей было ясно, почему люди испокон веков боялись этих существ. Лис её по-прежнему пугал. Наруто не теряла настороженности: от него по-прежнему веяло тяжёлой опасностью, хотя он наверняка не прилагал к этому каких-либо усилий.       Она тихонечко сглотнула, решив действовать, и выдавила из себя улыбку. Наверное, вышло жалко, но она искренне старалась.       — Привет! Я Намиказе Наруто, даттебайо! А тебя как зовут? — ей приходилось прилагать над собой усилия ради того, чтобы улыбка не сползла с губ, потому что крайнее внутренне напряжение мешало сохранять беспечный вид.       — Кьюби но Йоко, — с пренебрежительным снисхождением ответил Лис.       — Воу… — Наруто так озадачилась, что даже утратила контроль над мимикой и нахмурилась. — Так у тебя, это, нет имени, что ли? — в выражении её лица читалось искреннее непонимание.       — Мелочь, ты чем, вообще, слушаешь? — он неприязненно оскалился. — Я его только что назвал.       Наруто вздрогнула от злобы в его голосе. Хотелось бросить эти опасные нелепые попытки разговора и найти отсюда выход. Но её слишком поглотил вопрос несправедливости того, что у Лиса не было имени.       — А разве это имя, ‘ттебайо? Мамулю Демоном называют, но имя-то у неё — Кушина Узумаки! Кьюби но Йоко! — она возмущённо фыркнула. — Это ж всё равно, если меня звали Двухвостая Крикливая Девочка, — Наруто тряхнула намокшим золотым богатством, собранным в два высоких, растрепавшихся хвоста.       Кьюби засмеялся. Его громкий смех прошёлся в пространстве раскатами грома, которые эхом отражались от стен и возвращались вновь и вновь, заставляя её вздрагивать.       — Ну ты даёшь, мелочь. Слышала бы тебя Ниби — от тебя бы и мокрого места не осталось.       Ему было искренне весело. В этом смехе не слышалось злобы или безумия — только настоящая радость, пусть и едкая, как кислота.       — А она твоя сестра? — такой Лис пугал Наруто меньше, но забыться из-за неотпускающего чувства опасности.       Лис прекратил смеяться и снова посмотрел на Наруто тем странным взглядом. Её поведение в корне отличалось от поведения всех людей, с которыми он прежде имел неудовольствие общаться. Наверное, дело было в возрасте. Она была ещё слишком мала для того, чтобы так остро реагировать на смертельную опасность, как взрослые шиноби с уймой боёв за плечами. Слишком наивна, потому что ещё не получала кунай в спину, ещё не выработала привычку не доверять никому и ничему, кроме собственного чутья. Она оставалась чистым листом, на котором не успели вывести чужой рукой «биджуу — зло».       — Да, сестра, — он внимательно смотрел на Наруто.       — А у неё тоже нет имени? — она приподняла бровки.       — У всех нас есть имена, — Лис снова стал выглядеть снисходительно.       — А какое у тебя?       Курама подумал, какое же бестолковое перед ним оказалось создание. Очевидно, мелочь боялась, но, ведомая любопытством, она игнорировала инстинкты. В мире шиноби такие жили недолго. С одной стороны, хотелось рявкнуть на неё хорошенько и прибить к полу яростной Ки. Но, с другой стороны, она была всего лишь невинным ребёнком, и она умудрилась ему помочь.       — Курама, — бархатное эхо отразилось от каменных стен, пробирая звучанием Наруто до мурашек.       В голосе Лиса слышалось недовольство, но не к самой Наруто. Наруто не вызывала у него того отвращения, которое он привык испытывать к людям. Она вызывала жалость и то странное чувство, свойственное всем живым существам, которое не даёт убивать детёнышей, заставляет брать над ними шефство. Лису было противно от того, что он оказался подвержен обычным инстинктам.       — Ку-ра-ма, — она задумчиво повторила, словно пробуя имя на вкус. — Красивое! — она вновь широко улыбнулась, но на этот раз без видимой натянутости. — Приятно познакомиться, Курама!       Он лишь изобразил некое подобие благосклонной улыбки. Непосредственность Наруто убивала. Глупый маленький детёныш, которого он мог легко, без усилий раздавить кончиком когтя, искренне радовался знанию его имени. Шиноби тоже были подвержены обычным инстинктам, поэтому дети даже в этом прогнившем мире оставались неприкосновенными. Но Курама повидал за свою жизнь слишком много отморозков для того, чтобы обманываться: люди нередко шли против своей природы и каких бы то ни было норм ради достижения целей. Именно поэтому такие, как Наруто, и не протягивали долго.       — А Ниби? А какая она? А она Лиса? Она такая же? — она, потеряв всякое стеснение, мощным напором обрушила на него поток вопросов.       Внутри Курамы заклокотала превратная помесь отвращения и никуда не девшейся жалости. Глупость всегда вызывала в нём отвращение. Он видел, что с возрастом из этой мелочи выветрится её непростительная наивность. Наверное, если бы подобные Наруто протягивали дольше, мир не был бы так отвратителен. Прискорбно, что люди этого не видели и продолжали уничтожать своими же руками то, что от природы являлось добрым и светлым, то, что на общем фоне выделялось своей слабостью, потому что было обделено жестокостью.       — Она неко, — Курама решил не вдаваться в подробности.       — Воу! Каждый биджуу — разное существо, да?! — на её лице показался неподдельный восторг. — А как её зовут?       — Этого я тебе не скажу, — Курама слегка прищурился.       — Почему?! — и возмутилась она тоже неподдельно.       Лис издал относительно тихий бархатистый смешок. Впервые разговор с человеком не пробуждал в нём ненависть ни к собеседнику, ни к собственному существованию. Приятный опыт, интересный.       — Мы никогда никому не говорим свои имена, мелочь, — он весело оскалился, ощутив давно забытый задор.       — Ты же мне своё сказал, — она непонятливо хлопнула ресницами. — А-а-а! Ты чего это?!.. Обманул меня, что ли?! — её вид стал выражать крайнюю степень негодования.       Лис опять разразился настоящим смехом. А Наруто казалось, что мир сотрясался от этого хохота. Она нервно сглотнула, ожидая, когда пройдёт его приступ веселья, потому что разделить его с ним не могла.       — Правду я тебе сказал. Правду, — выражение его глаз наполнилось каким-то другим снисхождением — не высокомерным, а скорее покровительственным.       — Ого! А почему тогда мне сказал? — она пытливо на него смотрела, с нетерпением ожидая ответа.       — Не понимаешь? — его морда выглядела так, словно он вздёрнул бровь.       — А-а-а… — она нахмурилась, слегка приоткрыв рот, — не понимаю, ‘ттебайо, — пробормотала и виновато улыбнулась, а маленькая ручка в привычном жесте отправилась лохматить золотистые пряди.       — Ты помогла мне, мелочь, — наставительно ответил Лис.       Действительно ли причина крылась в этом? Если говорить на чистоту, то за прошедшие девять веков имя Курамы никого просто не интересовало, как и имя Ниби. Но за столь долгое время это знание стало чем-то сокровенным. Сам факт того, что никто из ныне живущих, кроме самих биджуу, их имён не знал, делал это знание их некой общей тайной. Курама не увидел причин скрывать своё имя от наивной добродушной мелочи. Обычное слово, пусть никому неизвестное, — не то, что стоило жалеть. Возможно, он относился к этому излишне легко. Но совершенно другим делом оказалось назвать чужое имя. Это уже являлось не его тайной, значит, и раскрывать её он права не имел.       — Ты это… про печать, что ли? — она явно удивилась.       — Считай, что так.       Наруто заговорила через томительную минуту молчания:       — А что мне ещё оставалось? — она жалобно изломила бровки. — Тебе ведь было больно.       Курама пару секунд пытался понять, о чём вообще шла речь. Мелочь продолжила тему, которая, как он думал, была уже исчерпана. И когда он это осознал, раздражённо рыкнул и клацнул зубами. Ему было омерзительно ощущать, что его жалеют.       — Хочешь сказать, так бы поступил любой на твоём месте?       Вопрос ввёл Наруто в ступор. Видимо, для неё помочь другому, будь это биджуу или человек, являлось чем-то настолько же естественным, как дыхание или восход и закат Солнца. Она не чувствовала себя героем или мессией. Сделала то, что до́лжно, и могла жить дальше, даже не вспоминая об этом.       — Ну-у, да, ‘ттебайо, — она неуверенно кивнула.       Курама почувствовал, как внутри противно заворочалось что-то напрочь забытое, похороненное давно и глубоко под беспросветной ненавистью. А в его взгляде в очередной раз появилось выражение, которое Наруто очень хотела понять.       «Загнётся малолеткой», — с неожиданной для себя досадой убедился Курама.       Она абсолютно верила в то, что выход у неё имелся лишь один — помочь. Это являлось беспрекословной истиной маленького мира под именем «Намиказе Наруто». И Курама подумал, что общество из таких людей не разбило бы на корню его веру в человеческую искренность. Все они гнались за выгодой и не гнушались действительно мерзких методов. Так биджуу стали чёртовым подобием ручных питомцев для шиноби. А Наруто — просто детёныш, который пока не успел усвоить правила игры. И если не усвоит, помрёт. Кураме не доводилось прежде говорить с ребёнком: возможно, все дети были такими. От этой мысли стало лишь гаже: если люди от природы являлись столь безобидными существами, то как же они докатились до того, за чем Курама наблюдал веками?       — Может, ты уже забыла, как вас закидывали камнями? Или пропустила мимо ушей и гадкие вопли? — в его громкий сильный голос ядом просочилась злость.       Мерзкое чувство жалости к мелочи, которую за добросердечность приговорила сама жизнь, лишь крепло. Наруто раздражала его чувством бессилия, которое вызывала самим фактом своего существования. Что было противнее? То, что каждый человек появлялся на свет таким невинным и чистым и лишь со временем становился одной из тех ненавидимых Курамой тварей? Или то, что перед ним стояло исключение, которое за чистоту и невинность устоявшаяся система сожрёт и не поперхнётся? Наруто ждала либо ранняя смерть, либо участь очередной наёмной убийцы, как те, за которыми он наблюдал веками, разочаровываясь в людях. И он искренне не понимал, какой из исходов вызывал в нём большее отторжение.       — Заметила, — она опустила голову и отвела взгляд.       — И ты действительно думаешь, что хоть один из них помог бы мне? — насмешливо-едко спросил Курама.       — Нет. Они же в печатях не разбираются, ‘ттебайо, — Наруто фыркнула и закатила глаза.       — Серьёзно? — злобная насмешка в его голосе стала ещё более концентрированной. — Это, по-твоему, единственная причина?       Она вновь опустила голову и длительное время молчала. А потом, глубоко вздохнув, подняла на него уверенный взгляд.       — Ненависть — это страшно. Мне никогда не было так плохо, как сегодня… Даже тогда в госпитале… Они не могут ненавидеть просто так. Они… они просто боялись. Это всё — из-за страха. Я вот тоже боялась. Ты даже не представляешь, как…       — Но ты не ненавидела, — весомо ответил он.       Курама уже сам не знал, зачем вёл этот диалог. Будто доказать мелочи, что она живёт в грязном поганом мире, где нет места доброте и состраданию, стало делом принципа.       — А как я могла? — она чуть рассеяно улыбнулась. — Это же мамуля. Вдруг если я её не знала, тоже от страха стала ненавидеть? Я же не знаю, — она пожала плечиками, а в её взгляд просочилась грусть.       — Не думаю, — Лис усмехнулся.       Чем-то она казалась похожей на Шодая. Тот тоже был непрошибаемым оптимистом. Но между ними имелась принципиальная разница: Шодай был реалистом и такой же сволочью, как и все шиноби, а Наруто — идеалистка до мозга костей. Хаширама Сенджу, Шодай Хокаге, — один из тех, кто верил во что-то лучшее и стремился к этому. Долгое время стремился. Но однажды и его мир шиноби затянул в свои рамки. Хотя, может, и он в детстве был таким, как Наруто?..       — Страшно или нет, но вас там не растерзали только чудом. Какой бы ни была причина ненавидеть, ненависть делает человека животным, — Курама словно пробивал её взглядом: было в этом какое-то садомазохистское удовольствие — продавливать волю мелочи, навязывать ей свою мрачную позицию и видеть, как колеблется её идеалистическая уверенность.       Разочарование — одно из самых корёжащих личность чувств. Курама устал принимать что-либо на веру, разочаровываться, снова верить и снова разочаровываться. Однажды стало проще отрицать и ненавидеть, и пока он видел лишь подтверждения того, что такая позиция правильная. Наруто не могла доказать ему обратное. Всего лишь очередная скоротечная человеческая жизнь, о которой он через пару сотен лет даже не вспомнит, не могла изменить того, что складывалось веками и ими же закреплялось.       — Да, — она заговорила очень тихо, но его чуткий слух отлично улавливал её речь. — Ненависть, она… — Наруто зажмурилась. — Она… это страшно. Но… — она вскинулась и набрала воздух лёгкие: собиралась закричать, — я стану сильнейшим в мире шиноби и избавлю мир от войн и ненависти, даттебайо! — ярко-голубые глаза горели упрямой решимостью смертника.       «Не убедил», — подумал Курама с уже знакомой досадой. Маленькое бестолковое создание явно не намеревалось покидать мир своих наивных грёз.       — Я бы посмотрел на это, — Курама смягчился: понял, что бесполезно, уверился, что помрёт она рано, и даже ощутил нечто печальное по этому поводу.       Может, это было и хорошо, что в мире водились такие юродивые. Может, существование таких, как Наруто, давало понять, что для этого мира ещё не всё потеряно.       — А ещё… — она нервно облизала губы и сделала глубокий вздох. — Я обещаю тебе, Курама… я освобожу всех биджуу, — Наруто смотрела на него взглядом, полным слепой героической решимости.       Он не знал, как на это реагировать. Было омерзительно слышать от такой соплячки обещание о помощи, видеть в её глазах сочувствие. Наруто унижала его уже тем, что понимала бедственность его положения. Он — сильнейшее существо в мире, и потому ему стало противно от самого факта, что кто-то мог найти причины его жалеть. И всё же, внутри повторно что-то всколыхнулось… Что-то, чему Курама не давал выхода очень и очень давно.       — Не много ли на себя берёшь? — он жутко оскалился, отчего Наруто испуганно дёрнулась. — За свои слова нужно отвечать, мелочь, — он не скрывал злобу, вызванную её обещанием.       — Если извлечь биджуу из джинчуурики, то джинчуурики умрёт, — она говорила размеренно и чётко, наивно пытаясь скрыть за этим страх. Но Курама жил слишком долго для того, чтобы её страх не был для него очевиден, будто выставлен на ладони. — Когда я стану настоящим мастером фуиндзюцу, смогу придумать, как сломать печать и сохранить жизнь носителю. Тогда мы освободим тебя из мамули, — она на пару секунд замолчала, не решаясь продолжить. — А потом других биджуу из других людей.       Курама наградил её полным уничижения взглядом, но Наруто достойно его выдержала. Сейчас голубоватая жидкость сыграла ей на руку: когда ноги ослабли и колени подогнулись, она не упала лишь благодаря повышенной плотности среды.       — Не всё в жизни получается так, как того хочется. Тебе придётся это понять, — скучающе проговорил Курама. Он окончательно потерял интерес к этому бесцельному разговору. — И для тебя же будет лучше, если это случится раньше. До «позже» можешь и не дожить.       — А я не говорю, что мне хочется, — она нахмурилась, упрямо поджав губы. — Я говорю, что я сделаю.       Это был даже не конфликт интересов. Это был конфликт видений мира, если это вообще можно было счесть конфликтом. Курама знал, что всё это — детская глупость, помноженная на запредельную наивность Наруто. Кто ж позволит биджуу спокойно жить на этой земле?       И снова накатило желание прикончить её быстро и безболезненно. Люди называли такое убийством из жалости. Жалость к Наруто внутри Курамы превысила все допустимые пределы. Убить её сейчас, чтобы её, такую добрую и искреннюю, не ломало и не корёжило мучительно и долго жизнью среди шиноби — не было ли это милосердием? Или так Курама просто хотел избавиться от того, что его раздражало, от того, что не укладывалось в привычную для него картину? Или пусть живёт, сколько отмерено? Разве это было его делом? В конце концов, Курама видел, как вера помогала делать людям невозможное. Редко. Раз в несколько веков. Но ведь Шодай, которого Наруто так сильно ему напомнила, на голой вере основал Коноху и исхитрился сделать мир лучше. Правда, его же стараниями Курама болтался на треклятом шаре вот уже почти полвека…       К чёрту, иногда просто хочется верить в чудеса.       — Попробуй, — сказал он тихо и прищурился. — Я буду наблюдать.       Наруто шокировано распахнула глаза, но через мгновение улыбнулась. Эта улыбка была обезоруживающей и идеально подходила глупцам, верящим в идеалы.       — Вера — это главное. Так мамуля говорит, ‘ттебайо, — она задорно рассмеялась, от чего взгляд Курамы смягчился. — А, это… — она запустила ручку в мокрые волосы и рассеяно на него посмотрела. — А почему ты мне имя своё сказал?       Курама усмехнулся, хотя внешне это больше напоминало дикий оскал. Он уже и думать забыл, с чего начался разговор.       — Понравилась ты мне, мелочь. Просто понравилась.       Он не стал переубеждать Наруто и объяснять ей то, что её безграничная доброта — нонсенс: всё равно не поймёт.       — А ты мне тоже понравился! — она озорно улыбнулась.       Курама тихо фыркнул, закатив глаза.       — Тебе уже пора на выход.       — Это почему? — Наруто обиженно засопела.       — Мне нужна тишина и спокойствие, чтобы вылечить твою мать, — выражение её лица сменилось на удивленное. — А с тобой ни одного, ни другого не оберёшься, — он немного насмешливо смотрел на то, как надуваются полосатые щёки.       — Бука ты! Вот уйду и больше не вернусь, — если бы она могла, то обязательно бы притопнула ногой, но пришлось ограничиться показыванием языка.       Курама криво усмехнулся. Если кто прознает про этот диалог, то точно не вернётся — прикончат. Надо будет что-то с этим сделать. Пусть он и предрёк ей раннюю и, скорее всего, глупую смерть, но будет досадно, если она случится так скоро.       — Пошевеливайся.       Наруто развернулась, гордо задрав носик, но тут же остановилась и рассеянно зачесала щёку.       — А-а-а… — она обернулась, неловко улыбаясь. — Курама?..       — Чего тебе? — он откровенно гаркнул: желание церемониться с мелочью исчерпалось окончательно — она раздражала всё больше.       Она перепуганно нервно хихикнула.       — А-а где тут выход?        — Рикудо… — он вздохнул сквозь сжатые зубы, снова размышляя о том, стоило ли её убить сейчас, чтобы потом не мучалась.       Решил, что не стоило.