***
Фугаку вот уже пятнадцать минут пытался отчитаться по прошедшей миссии. Его попытки были безуспешны, потому что непредвиденно возникла проблемка — маленькая, златовласая, голубоглазая и гиперактивная проблемка. Однако она без видимых усилий стопорила процесс сдачи отчёта до такой степени, что он практически не сдвигался с мёртвой точки. Очевидно, в любой другой ситуации Наруто бы даже близко с приёмной во время отчёта не оказалось. В любой другой, но не в этой. Почему? Трудно было ответить на этот вопрос. По крайней мере, Фугаку безуспешно искал на него ответ вот уже… кто бы мог подумать — пятнадцать минут. Если же говорить серьёзно, то глава клана Учиха отлично понимал, почему руководство деревни чуть ли не в ультимативной форме потребовало присутствия Итачи и Наруто при отчёте. Правда, в чём именно заключалась суть ультиматума, ему было не совсем ясно. Тем не менее что-то очень навязчиво подсказывало ему не пытаться разузнать об этом подробнее. К слову, Итачи вёл себя настолько смирно и тихо, в противовес Наруто, что Фугаку уже успел позабыть о его присутствии. И всё же, вполне закономерный ввиду этого обстоятельства вывод о том, что Учиха банально был крайне невнимателен к собственному ребёнку, оказался бы ошибочным. Причина крылась в ином. Просто сегодня Фугаку осознал: Минато и Кушина — герои, ведь «суметь уследить за Намиказе-младшей» и «завтрашнее пришествие Рикудо» стояло вровень по вероятности осуществления. Говоря проще, это относилось не просто к области фантастики, а к фантастическому бреду. Тот факт, что родительство четы Намиказе-Узумаки по сей день оставалось секретом для общественности, то есть для большей её части, ничем, кроме чуда, назвать было нельзя. Вся сложность заключалась в том, что никто не успевал заметить тот момент, когда Наруто покидала выделенное ей место, которое, между прочим, находилось фактически в центре комнаты, и оказывалась совершенно в другом месте. Как она это проворачивала, никто так и не понял. Первые две минуты ничего не предвещало беды. А потом Наруто стало откровенно скучно. Тут-то и началось испытание на прочность для руководства Конохи, главы Военной Полиции и трёх Анбу, которым не посчастливилось дежурить сегодня в кабинете лидера деревни. За следующие тринадцать минут девочка побила исторический рекорд, если таковой существовал, по количеству выполненных дел за подобный промежуток времени. Сперва она залезла на подоконник для того, чтобы полюбоваться деревней. Намиказе громко восхищалась панорамой, сбивчиво рассуждая о том, что никогда ещё не видела родную деревню такой красивой. Она довольно-таки быстро отыскала госпиталь и, что самое главное, «Ичираку-рамен», о чём с радостью поделилась со всеми присутствующими. Изучение видов прекратилось, когда Наруто чуть не навернулась с того самого подоконника на асфальт под зданием. Падать там было примерно метров двадцать. Саму Наруто, в отличие от прочих присутствующих, это не испугало. Нисколько. Даже малейшего страха не возникло. Из-за чего, собственно, было пугаться? Она днём ранее с тридцати метров прыгала, и ничего — жива, почти здорова. Коленка не сегодня-завтра должна была зажить, и никто бы ничего не заподозрил. Однако Намиказе откровенно расстроилась, когда её в срочном порядке поставили подальше от окна, а само окно закрыли. Трижды Наруто опрокинула многострадальный фикус, который по неясным для всех, кроме Данзо, причинам пришёлся ей не по душе. Шимура старался скрежетать зубами как можно тише для того, чтобы Сарутоби не уловил прямой взаимосвязи между самим Шимурой и несчастным, по сути ни в чём неповинным растением. Сенсорные способности Намиказе-младшей действительно оказались на редкость хороши. Счастье Данзо, что на данный момент она пусть и была способна интуитивно выявить вмешательство в структуру чакры, но не осознавала это в полной мере и, тем более, не могла опознать пользователя техники по остаточному следу его чакры. Шимура впервые за долгое время испытывал столь противоречивые чувства. Было удовлетворение от того, что дочь Намиказе с лихвой оправдывала все возлагавшиеся на неё ожидания. И в то же время медленно, но верно росло раздражение на себя за то, что в торопях по молодости он выбрал самое очевидное и нелепое место для установки прослушивающей печати — на цветочном горшке, а после умудрился о ней забыть. Правда, с момента её установки прошло уже три или даже четыре фикуса. И, конечно, Шимура соврал бы, если бы сказал, что не нервничал: слишком много внимания Намиказе-младшей сконцентрировалось на любимом растении Хокаге. Однако позже неувязки с беднягой-фикусом Хирузен позабыл из-за куда больших проблем и потрясений, навалившихся на него в тот день, а вот Данзо сумел-таки избавиться от печати, эксплуатационный срок которой истёк давным-давно. То, что никто, кроме любопытной вездесущей Намиказе, на столь халтурную подлянку в кабинете высшего руководства за столько лет так и не обратил внимание, являлось не иначе как чудом. Ну, или доказательством того, что в подчинении у этого руководства находилось скопище ещё бо́льших халтурщиков… В конечном итоге Наруто забросила свои попытки по изобличению самого подозрительного, по её мнению, растения на свете перед недоверчивыми слепыми старикашками, когда нашла другой способ удовлетворить свою неусидчивость. А именно малышка узнала краткую биографию двух предыдущих Хокаге, чьи фотографии нашла под потолком кабинета. К слову, то, каким образом фотографии в итоге оказались в загорелых детских ручках, для всех осталось тайной, покрытой мраком. Ещё стоило отметить, что так просто рассказывать о Хашираме и Тобираме Сенджу, которые занимали посты Шодай и Нидайме, никто не захотел. И потому маленькой исследовательнице пришлось использовать ультимативную форму общения. Причём в этом случае ультиматум прочитывался без особого труда: «Вы мне говорите то, что я хочу услышать. А я вам за это, так уж и быть, не стану портить жизнь». Все вздрогнули, прониклись и выложили сводку требуемой информации. Дальше — больше. Когда Сарутоби осознал, что не ощущал присутствие трубки во рту уже минимум минуту, то сильно удивился. И это было мягко сказано. Однако когда он увидел атрибут, неотделимый от своего образа, во всё тех же загорелых детских ручонках Наруто, стоявшей подле Фугаку, то по-настоящему выпал в осадок, при этом до неприличия сильно выпучив глаза. Вся дилемма заключалась в том, что все присутствующие могли бы жизнью поклясться, что Намиказе-младшая последние пару минут смирно стояла на отведённом ей месте. Сама же малышка тем временем закончила изучать наружность трубки, а потому перешла ко внутренностям. Она сделала затяжку. Зря. Очень зря. Помимо вполне предугадывавшегося кашля, кабинет заполнили частые чихи. Весь пепел из объекта исследования разлетелся по кабинету, а Наруто вся вымазалась в черно-серой гари. По мнению большинства, это очень шло к её лицу, потому что у чертей лица черные. После малышка с самым задумчивым видом вернула вещь в руки хозяину, сказав при этом, что курить никогда не будет, потому что у неё, судя по всему, аллергия на табак. Не успели все оправиться от этой выходки, как услышали подозрительный звук с той стороны, где стояло стихийное бедствие в миниатюре. Маленький пальчик постукивал по красивой фарфоровой маске, изображавшей песца. Маска, разумеется, принадлежала одному из тех Анбу, которые сегодня отбывали наказание за все грехи человечества, по ошибке названное дежурством. Наруто кивнула собственным мыслям и в очередной раз сделала то, чего от неё никто не ждал. А именно — со всего размаху зарядила частью обязательного обмундирования спецслужбы об пол. Маска же на подобный способ пользования рассчитана не была и потому весьма феерично разлетелась на несколько осколков. Затем все выслушали краткую лекцию о том, что глупо использовать столь непрактичные материалы и что даже бумага оказалась бы более оправданной, чем эти красивые стекляшки. А вишенкой на торте стало то, что в завершение своей возмущенной отповеди она посетовала на несознательность взрослых, которые ради эффектности пренебрегали эффективностью. Апогеем стал момент, наступивший спустя три минуты подозрительной тишины. К сожалению, все осознали эту подозрительность слишком поздно. А если быть точнее, то лишь тогда, когда по кабинету изящно полетела пара бумажных самолётиков, сооружённых из… абсолютно верно, из документов со стола Хокаге. Казалось бы, в сравнении с тем же прецедентом с трубкой, самолётики выглядели очень и очень невинно. Однако весь ужас данной выходки заключался не столько в самом её содержании, сколько в методе её претворения в жизнь. Теперь Наруто действовала не одна: она смогла привлечь Итачи. Именно участие младшего Учихи в этом безобразии окончательно выбило всех из колеи. Само собой, когда Наруто только предложила поучаствовать в очередной задумке, Итачи отказался. Тем не менее она не пожелала так просто сдаваться и в лучших традициях своих родителей воспользовалась даром дипломатии. Ключик к сердцу, непокорного на первый взгляд, Учихи найти оказалось весьма просто. Заветные слова — «тренировка», «чакра» и «точность». Всё. Больше Итачи не волновали ни приличие, ни мнение отца, ни присутствие посторонних, потому что он был уверен: Наруто собиралась ему показать нечто такое, чего точно не показали бы ни родители, ни будущие учителя. И он не прогадал. Этому трюку Наруто научил, как бы то ни было удивительно, Какаши. Видимо, в академии он страдал приступами воистину катастрофической скуки, если от ничегонеделания дошёл до такого рода открытий. Суть упражнения была до неприличия простой. Как и всё гениальное, впрочем. Требовалось всего лишь напитать правильно сложенную бумагу чакрой и отправить её в полёт. И всё же имелся один подвох. Маленький, но ощутимо всё портивший. Дозировку чакры необходимо было рассчитывать с идеальной точностью. В противном случае бумага летела либо крайне вяло, отчего весь эффект терялся, либо летела так мощно, что при лучшем раскладе пробивала стену напротив, а при худшем — несчастного, оказавшегося не в то время не в том месте, что тоже было не очень-то желательно. А Итачи всё-таки оказался самым настоящим гением. Иначе как было объяснить то, что он с первого раза сделал всё так, как Наруто делала сейчас, спустя полгода тренировок? Об этом факте она не преминула очень восторженно рассказать самому Итачи, активно при этом жестикулируя и ярко фонтанируя эмоциями. Получилось немного громко, поэтому хвалебную речь пришлось слушать всем. Параллельно взрослые поражались тому, насколько непосредственна и искренна была Намиказе в своих словах. Разве не являлось странным то, что она радостно принялась хвалить друга вместо того, чтобы почувствовать укол зависти? Сам же Итачи молча с осуждением косился на подругу, изо всех сил посылая ей невербальные просьбы остановиться. Просьбы его оказались настолько же безуспешными, насколько были попытки его отца сдать отчёт. Увы, все невербальные посылы младшего Учихи оказались за гранью восприятия Намиказе. А Итачи тем временем принялся мять край собственной футболки, в не самой удачной попытке успокоиться. Ему стало жарко — повысился пульс. Учиха потупился от стыда: он позволил неловкости и смущению отразиться на своём физическом состоянии. Это было недопустимо. На самом деле Итачи не стоило так строго себя осуждать, ведь его реакция являлась вполне закономерной. Подобную открытую и насыщенную похвалу он получал впервые. Мама если и говорила слова поощрения, то кратко, пусть и ласково. Отец вовсе был скуп на такого рода проявления родительской любви. Зато его похвала, куцая и сухая, всегда вызывала у Итачи феерическое удовольствие, ведь если отец отмечал его достижение, значит, оно действительно являлось стоящим. Наруто же не скромничала, выбирая выражения. Она отдавала предпочтение самым объёмным и ярким. Её слова звучали так, словно он без каких-либо усилий по меньшей мере, технику ранга «S» освоил, а не бумажный самолётик удачно запустил. Ещё больший стыд Итачи испытывал за осознание того, что ему это нравилось. Было действительно невероятно приятно. Однако само собой пришло понимание одной крайне важной вещи: ему нравилось не то, что его так искренне хвалили, а то, что делала это именно Намиказе Наруто. Вдруг Итачи ощутил абсолютную уверенность в том, что эти же слова из уст любого другого человека ни за что не вызвали бы у него подобную бурю чувств. Как-то совсем не вовремя вспомнились вчерашние объятия с подругой, её горячее дыхание на щеке… Итачи залился краской. Стало настолько жарко, что ему мерещилось, будто он излучал этот жар, нагревая воздух. Он опустил голову, немного втянув её в плечи, в попытке хоть как-то спасти свои честь и гордость. Это вызвало беззлобный смех Наруто. А Итачи, услышав этот смех, почувствовал абсолютно неуместную обиду. Умом он понимал, что веселье подруги не несло в себе никакого оскорбительного подтекста, но ничего не мог с собой поделать. Просто было обидно. Чувство стыда накрыло новой волной: он совершенно перестал контролировать собственные эмоции. Пора было взять себя в руки. Его плечи напряглись и расправились; вернулась выправка, не свойственная четырёхлетним детям, но свойственная Итачи; краска постепенно стала спадать. Однако он не поднимал взгляд, понимая, что даже вернув себе внешнее спокойствие, внутренний тайфун укротить не сумел. Напротив, он ещё сильнее склонил голову, из-за чего чёлка целиком скрыла его глаза, в которых всё ещё можно было обнаружить нелепое чувство обиды. Наруто виновато замолчала, но Итачи не посмотрел на неё и тогда. В довесок ко всему прочему теперь ему стало стыдно ещё и за своё глупое поведение. Для того, чтобы восстановить внутреннее спокойствие, ушло порядка десяти секунд. Долго. Слишком долго. Итачи поднял уверенный невозмутимый взгляд на подругу, не зная, что должен был делать дальше. От этой дилеммы его избавила сама же Наруто, в очередной раз за эти два дня придвинувшаяся к нему непозволительно близко. Она пытливо на него таращилась несколько мгновений, а потом вынесла вердикт: — Ты милый. Он молчал, в упор глядя на неё, не выдавая какой бы то ни было реакции. Она тоже молчала, продолжая буквально щупать его пронзительным взглядом. Итачи испытывал острую озадаченность. Что он должен был почувствовать? Очередную порцию смущения? Новую нелепую обиду? Он потерялся в противоречивых ощущениях. Его мечтой было становление сильнейшим в мире шиноби, которое позволило бы положить конец войнам. А ведь словосочетание «сильнейший в мире шиноби» явно не навевало мысли о чём-либо милом. Определённо, даже близко в выстраивавшемся ассоциативном ряду слово «милый» не присутствовало. — Нет, — ровно ответил Итачи. — Милый, ‘ттебайо, — в тон ему повторила Наруто. — Нет, — он сохранял спокойствие. — Да. Особенно, когда дуешься, — её глаза хитро заблестели. — Вот прям как сейчас. — Я не дуюсь, — всё также ровно парировал Учиха. — А я о чём. Ты сейчас даже не дуешься, а всё равно выглядишь ми-ло, — черти в лазурных глазах отплясывали давно отработанный до идеала степ. Итачи по-взрослому приподнял угольную бровь, безмолвно выражая свой скептичный настрой в отношении утверждения подруги. Он едва заметно сжал губы, потому что происходящее начинало его злить. Теперь он более чем хорошо понимал, что ему претило, когда его считали милым. И почему-то особенно это задевало, если это делала всё та же Намиказе Наруто. — Вот пойдешь в академию, тогда и посмотрим. По-любому там всё девчонки по тебе с ума сходить будут! Итачи не удосужился ответить вслух. Зато он выразил своё мнение по этому поводу, очень выразительно вздёрнув теперь уже обе брови. Учиха отлично осознавал, что спорить с подругой было бы бесполезно. Кроме того, он в целом не видел смысла спорить об этом. И всё же несогласие яростно копошилось в его груди: это чувство, упорно подавляемое разумом, не позволяло списать себя со счетов. — А спорим?! — она с вызовом покачнулась вперёд, едва не уткнувшись носом в него. Её бестактность успела пробудить в Итачи перманентное раздражение. — Если выиграю я, то ты мне должен рамен. А если — ты, то… — она задумалась, на пару секунд скосив глаза вверх, — сам решай, чего хочешь. Итачи сглотнул. Наруто смотрела на него с опасным, нездоровым огнём во взгляде. Когда-нибудь в будущем он бы безошибочно опознал азарт в этом одурманенном блеске глаз. А сейчас он мог лишь опасливо отметить то, что с подругой происходило что-то не очень хорошее. Выбора «спорить или нет?» как такого у него не имелось: тот факт, что он участвовал в споре, уже был предрешён. Итачи со всё тем же незыблемым спокойствием пожал подруге руку. — Ха! Джи-джи, разбей! — естественно, она попросила помощи у Хокаге. Обращение «старик» все пропустили мимо ушей. Этот кошмар в миниатюре вполне мог что пострашнее придумать — считай, ещё и повезло. Сарутоби решил не испытывать судьбу и покорно выполнил просьбу Намиказе. Тем более просьба являлась вполне невинной. — Кхм, — терпение Данзо было давным давно исчерпано, теперь же закончились запасы его снисходительности. — Это всё, конечно, очень интересно. Но мы до сих пор ни на йоту не приблизились к пониманию того, что конкретно произошло, — Наруто удивлённо на него уставилась. — А-а-а… Чего вы сразу-то не сказали, что хотите узнать? Казалось, она собиралась улечься на полу в виде вопросительного знака, чтобы как можно ярче выразить своё недоумение. Когда её привели в приёмную, никто и словом не обмолвился о том, что хотел получить от неё отчёт по ситуации. Правда, непосредственно от неё никто ничего и не ждал. Все планировали выслушать Фугаку. Только вот Наруто в известность никто не поставил, о чём все теперь горько жалели. Она могла бы, конечно, попытаться вслушаться в то, что говорил Учиха-старший и таким образом понять, чего же от них хотели. Но зачем? В новом для себя месте она нашла столько интересного и неизведанного, что тратить время на выслушивание нудных разговоров взрослых попросту не хотелось. — Наруто-чан, — сквозь зубы процедил Шимура. — Для чего ещё, по твоему мнению, нам здесь собираться? Он осознавал, что вопрос являлся глупым хотя бы потому, что был задан трехлетней девочке. Что вообще можно было с неё спрашивать? И всё же, младшая Намиказе оказалась не просто многообещающим ребёнком, а настоящим гением. Сегодня Шимура понял это окончательно и бесповоротно. Её способность выводить людей из себя назвать чем-либо, кроме гениальности, попросту язык не поворачивался. Мелькнула мысль о том, что её хоть сейчас можно было забросить в стан врага, и полноценная диверсия была бы обеспечена. — Так я, это… — она принялась перекатываться с пяточек на носочки и обратно, из-за чего отвлеклась. — Что «это»? — замогильным голосом уточнил Шимура. Удивительно, но прониклись все, кроме детей. Итачи ушёл в глубины самокопательных шахт и потому был индифферентен к происходящему. А Наруто… она просто была Наруто, и этого оказалось более чем достаточно. — Ась? А-а-а… А, — многозначительно выдала малышка, на что Шимура хрустнул запястьем. — Я, это, сегодня узнала мно-о-ого нового. Например, про Шодая и Нидайме. А ещё я раньше не знала, что у меня есть аллергия… У Данзо дернулась щека. Он едва подавил желание зааплодировать, причём стоя: до такой состояния его не доводили уже несколько лет. Поразительно, как она ещё деревню не разнесла с такой активностью. Теперь ему стало полностью ясно, почему Минато и Кушина решили столь рано начать тренировки дочери. Если бы они вздумали ждать, то вся эта неуёмная энергия пошла бы в куда менее мирное русло. — Мы хотели узнать, что именно произошло во «Втором» лагере, Наруто-чан, — Хирузен взял инициативу в свои руки, пока его кабинет не стал местом детоубийства. — Хорошо… — Намиказе пожала плечиками и дала краткую, но ёмкую выкладку. Она была более выверенной по сравнению с той, которую Наруто дала вчера Фугаку на поле боя. Плюс, в этот раз она добавила пару предложений о преследовании и его устранении. Никто из взрослых, кроме Фугаку, подобного не ожидал. Слишком уж резко она переключилась с непоседливого настроения на серьёзное и формальное. — Дети убивали? — без лишних церемоний Данзо спросил то единственное, что действительно его интересовало. Наруто не указала в отчёте, кто устранял врагов. Учиха-старший заметно напрягся от этого «дети». Судя по всему, сами дети тоже испытывали чувства крайне далёкие от восторга. Шимура им обоим совершенно не понравился. Но если Итачи сторонился Данзо на чисто интуитивном уровне, то Наруто по чакре советника чувствовала то, что ничего хорошего от него ждать не стоило. Прежде настолько противно ей становилось только от трупов, объятых энергетикой смерти. Чакра Шимуры отдавала гнильём: будто затхлое густое болото медленно булькало, время от времени взрываясь столпами огня, в то время как горячий крепкий ветер кусал кожу, гоняя этот отвратительный запах. У малышки возникла практически бессмысленная, но очень устойчивая ассоциация. Теперь в её мыслях Данзо был сальной, вёрткой, агрессивной крысой, от которой несло обжигавшим лёгкие запахом гнилого болота. — Детям убивать не пришлось, — Фугаку соврал, не моргнув и глазом. Наруто и Итачи отреагировали именно так, как он предполагал: они ничем не выдали, что сказанное — ложь. Уверенность Учихи-старшего в том, что он правильно поступил, обойдя данные моменты в документах, которые сейчас должен был сдать начальству, заметно окрепла. Эти старики и без того слюной захлёбывались при упоминании младших Учихи и Намиказе. А Фугаку никоим образом не был заинтересован в том, чтобы давать дополнительные поводы для усиления концентрации такого рода внимания в адрес детей. По крайней мере — в адрес собственного сына. — Думаю, что мы узнали достаточно, — весомо кивнул Сарутоби. — В письменном отчёте всё описано более подробно? — Да. — Тогда сдайте его и можете быть свободны. — Есть, Хокаге-сама, — Наруто и Итачи ответили вместе с Фугаку, а затем, не задерживаясь дольше необходимого, покинули кабинет. — Что думаешь? — Хирузен пристально посмотрел на Данзо. Хотел ли он до сих пор заполучить девочку в ряды Корня? То, что она была одарённой, являлось очевидным и неоспоримым. Однако она могла учинить столько проблем, сколько не смог бы ни один вражеский шпион даже при большом на то желании. — Это будет значительно сложнее, чем я думал, — Данзо утомлённо прикрыл глаза. Хотя его слова куда больше походили на сухую констатацию факта, чем на выражение недовольства. Он понимал, что при всех сложностях и рисках, в итоге эта партия не могла себя не оправдать. Чего только стоили претензии девчонки к фикусу… — Может, ей лучше просто быть джоунином? Не думаю, что она сможет подстроиться под жесткие рамки поведения Анбу. Деревня ничего не потеряет, если девочка будет служить так же, как, например, Минато. Он за эту войну очень отличился, знаешь ли. Сарутоби откровенно не понимал, почему идея Шимуры о вербовании Намиказе-младшей носила несколько маниакальный характер. У него были лишь догадки, но не понимание. И в эти догадки совсем не хотелось верить. Хирузен, несмотря ни на что, считал Данзо своим другом. Должно быть, поэтому предположения, которые вертелись у него в голове, он старался не принимать за правду. Имел ввиду — несомненно, но считать истиной не торопился. — Ты не понимаешь. За этими детьми — будущее. — Дети… — со вкусом протянул Сарутоби. — Дети действительно являются тем, ради чего мы продолжаем бороться. Они — Король, которого мы должны защищать. Он отлично понимал, что значение, которое Шимура вложил в свою фразу, было кардинально иным, нежели то, которое вложил сейчас он сам. Тем не менее он не хотел показывать это открыто, ведь это могло спровоцировать конфликт. Конфликты мировоззрений, а это был бы именно один из них, крайне редко заканчивались примирением. Хирузен и Данзо не имели право на личные прения, потому что Коноха, огромный механизм с невероятно сложным устройством, работала именно под их совместным руководством. Они не могли позволить личным противоречиям сломать столь мощную на вид, но хрупкую по своей сути систему. — Я говорил про конкретных детей, Хирузен. И их имена — Итачи Учиха и Намиказе Наруто. Обеспечим их безоговорочную преданность деревне уже сейчас — в будущем получим беспрецедентно сильных бойцов. — Я уверен, что их семьи воспитывают в них эту верность. К сожалению, чем чаще поднималась данная тема, тем больше Сандайме убеждался в правильности своих догадок о мотивах друга. — Я, пожалуй, пойду, — Данзо тоже не желал конфликтовать, а неизбежность столкновения при продолжении диалога была очевидна. — Не смею тебя задерживать, — Сарутоби пыхнул трубкой, как бы ставя точку в разговоре. К слову, в течение следующего месяца весь боевой состав Анбу изнывал от чудовищных тренировок, так как трио, дежурившее тогда в кабинете, так и не смогло внятно ответить, как Намиказе стащила у одного из них маску. К их огромной радости, ответы на все остальные вопросы у них имелись, иначе месяцем совершенствования навыков, которое подозрительно сильно походило на практики пыточного отдела, руководство бы точно не ограничилось. Тогда же имя Намиказе Наруто было внесено на лидирующую строчку топа «любимчиков» служащих спецподразделения. На самом деле этот топ состоял всего из двух имён. Вторым было «Узумаки Кушина». Однако мама, определённо, уступила право первенства дочке. Больше всего издевательств пришлось на долю Медведя, Тапира и Песца. Последнему было особенно тяжко. За эти тридцать дней, длившихся бесконечно, на слово «песец» у него выработался рвотный рефлекс. В итоге он сменил позывной и стал Боровом.***
Перед выходом из резиденции Наруто сложила уже привычные печати и преобразилась в уже знакомого для Итачи мальчика. — Большое спасибо за помощь и до свидания, — она солнечно улыбнулась и собралась стартовать в направлении дома. — Наруто-чан, — Фугаку не был согласен с планами малышки. — Ась? — У тебя дома сейчас никого нет? — она задумчиво подняла глаза и привычно растрепала волосы на затылке. — Нет. Мама только к концу следующей недели возвращается, а папа… А-а-а, не знаю когда. Как думаете, ему сообщат, что со мной всё в порядке? — Ястреб с посланием был отправлен. Но это не значит, что твой отец увидит это сообщение. — Плохо, ‘ттебайо, — она нахмурилась и принялась закусила губу. — И аники, наверняка, истерить начнёт. Наруто ни капли не хотелось, чтобы родные зря волновались из-за неё. Даже дышать становилось как-то тяжелее от мысли о том, как мог отреагировать папа на новость о её якобы смерти. — Аники? — переспросил Итачи: опять она его упомянула. — Обито нии-чан. Тоже — Учиха. Только улыбаться умеет, — она съязвила, сама того не заметив. Фугаку сразу же вспомнил подарочек мальчику на день рождения. Почему он сам об этом не подумал? — Так я пойду? — ярко-голубые глаза пытливо уставились на Фугаку. — Думаешь, сможешь остаться дома одна? — А то, ‘ттебайо! Тем более я уже два дня каллиграфией не занималась, — размышлять о сомнительности её увлечений Фугаку не стал. — Сама? — ещё раз подчеркнул он. — Ага, я же всю деревню из окна видела, — она махнула на застеклённый проём. — Дорогу знаю. Он одобрительно хмыкнул. Сам даже не предполагал, что помимо восторгов видами Наруто успела проанализировать местность. Похвально. — До свидания, Фугаку-сан, — она сделала полупоклон. — Пока, Итачи! — и обворожительно улыбнулась. Она жизнерадостно ускакала куда-то вглубь толпы ещё до того, как отец и сын успели ей что-либо ответить. Фугаку молча двинулся домой, и, казалось, даже не заметил того, что сын ещё около минуты стоял у выхода из резиденции и за ним не следовал. Итачи смотрел в сторону, в которой скрылась подруга. Всего один день с ней перевернул с ног на голову всю его жизнь.***
Наруто лежала на своей кровати, застеленной ярко-оранжевым бельем с рисунком из пучеглазых зелёных лягушек, и немигая смотрела в потолок. Ещё никогда она не скучала по маме и папе настолько сильно. Потребность в родительской ласке была почти физической. Хотелось успокоения, поддержки… Она плакала весь прошлый вечер и минувшую ночь. Оказалось, что присутствие Учих рядом не давало ей расклеиться. Они словно помогали ей справляться с кошмаром трёх прошедших дней, забирали весь их негатив. А как только малышка осталась одна, осознание всего произошедшего накрыло её тяжёлой бетонной плитой. Спать сейчас хотелось до невозможного сильно, но уснуть не получалось. Стоило прикрыть глаза, и перед ними всплывали пугавшие до тошноты образы. Бездыханное тело Томайо… Огромная рука около её горла, грозившаяся убить… Печальное лицо Обезьяны без маски… Молния, «разрубившая» Обито… Поле, устланное трупами… Пустые глаза шиноби из Ивы, которого она убила… Только получалось развеять одно видение, как тут же возникало новое, настолько же ужасное. И зачем ей понадобилось убивать? Зачем она хотела скорее стать шиноби? Наруто теперь вообще не была уверена, хотела ли быть шиноби. Эта профессия была сопряжена со смертью, но малышка прекрасно понимала это и раньше. Вот только понимать — это одно, а увидеть и прочувствовать — совершенно другое. К тому же её не столько пугал риск для собственной жизни, сколько пугало то, что ей пришлось бы снова отнять чужую. И отнять не единожды. Делать это снова и снова… Что могло быть ужаснее? И как родители с этим справлялись? Как жили с этим? Как могли брать и засыпать, будто ничего не было? Как улыбались? Как… Как?! Наруто очень испугалась, подумав о том, что папе могли сказать, будто она умерла. Ей стало страшно от мысли о его реакции на это. А ведь она уже кого-то убила. И не было надежды на ошибку. Эта новость уже являлась правдой. Наруто убила одного, а уничтожила… А скольких она уничтожила? Его маму? Папу? А если у него были братья? Сёстры? Друзья? Скольким она причинила боль, отняв его жизнь? Или он сам уже потерял всех близких? Могло быть такое, что это он месяцами оплакивал родных, а теперь никто, кроме Наруто, думая о нём, не проронил бы искренних слёз? Она точно причинила своим поступком боль как минимум одному человеку — себе. Можно ли было назвать это эгоизмом? Кто знал… От этих размышлений живот в очередной раз скрутило болезненным спазмом. Её бы сейчас вырвало, но было нечем. За прошедшую истерику её желудок опустошился до девственно чистого состояния. Тем не менее есть совсем не хотелось. Не хотелось вообще ничего. Разве что хотелось попасть в тёплые нежные объятия мамы и почувствовать, как папа любяще растрёпывает волосы на голове. Она вновь вернулась мыслями к своей мечте. Она ведь желала стать сильнейшим в мире шиноби не беспричинно. Она стремилась к тому, чтобы иметь силу достаточную для прекращения войн, для создания мира. То, что это сделать это было гораздо сложнее чем просто трудно, Наруто понимала с самого начала. Но только сейчас она осознала весь масштаб проблемы. Это являлось практически невозможным. Кроме того, теперь у неё не осталось совершенно никакого желания становиться шиноби. По крайней мере, она не хотела становиться шиноби, в общепринятом значении этого слова. Если шиноби — это профессиональный убийца, то Наруто им становиться не собиралась. — Я не буду убийцей, — она села, зажмурилась и вдохнула поглубже. — Я не буду убийцей! — малышка вцепилась в футболку в районе груди, потому что дышать было тяжело. — Я не буду убийцей, ‘ттебайо! — на глаза вновь навернулись слёзы, но на душе стало легче. — Я не буду убийцей, даттебайо! — её голос сорвался от всхлипа. Мир, в котором жили они сейчас, был абсолютно неправильным. «Так быть не должно». Последние несколько часов эта мысль посещала Наруто настолько часто, что едва ли получилось бы сосчитать точное количество раз. — Я не буду убивать. Я буду защищать, — она судорожно вздохнула и рухнула обратно на подушку, теперь ей хотелось смеяться от облегчения. — И я буду шиноби, даттебайо.***
В кабинет вошёл капитан отряда, отправленного во «Второй», чему Хирузен особо не удивился. В конце концов, они вернулись именно тогда, когда и предполагалось. Зато когда вслед за ним вошёл Намиказе Минато с глубокими тенями под мутными глазами, Хирузен несдержанно резко выдохнул табачный дым. Из-за всей сумятицы, образовавшейся вокруг облавы на «Второй», он как-то позабыл удостовериться в том, чтобы информацию о Намиказе-младшей наверняка доставили Намиказе-старшему. Удивительно, что при его трепетном отношении к дочке и полном отсутствии уверенности в её сохранности на данный момент, он держался настолько уверенно. — Она уже дома. Жива и здорова, — Намиказе неверяще уставился на Хокаге. — Думаю, что содранная коленка — не самое страшное, что могло с ней произойти в свете недавних событий. Первой мыслью Минато было Хирайшином отправиться домой и удостовериться в правдивости слов Хокаге. Хирайшин! Минато смачно хлопнул себя по лбу, горестно вздохнув, чем вызвал недоумение окружающих. Сам он готов был пойти ещё дальше и начать биться головой о стенку. Почему он сразу же не додумался попробовать переместиться по метке дочки?! Это мигом устранило бы все вопросы: получилось — тут всё ясно; не получилось — значит, погибла. А он уже почти сутки изводил себя мыслью о том, что по собственной вине потерял самое важное, что было в его жизни. Горе — страшная штука. Оно настолько сильно затмевало сознание, что конструктивное мышление просто беспомощно капитулировало и поднимало белый флаг. Минато успокоил дыхание, участившееся от накрывшей его радости. — Спасибо, — он с невообразимой благодарностью посмотрел на Сандайме. — Ну, что ты. Тебе вовсе не меня благодарить нужно, — Хирузен снисходительно кивнул, чувствуя укол стыда за столь шаткое состояние одного из наиболее ценных подчинённых. К тому же Минато сам по себе вызывал у него личностную симпатию. Нехорошо это всё получилось, однако. — Отчёт по миссии я могу просто прочитать, но сдай его до начала первой завтрашней смены. Расскажи вкратце, как всё прошло, и на сейчас будешь свободен. Хирузен понимал, что все желания Минато сейчас ограничивались встречей с дочкой… и, возможно, походом в душ, потому что вид у него был откровенно жуткий. Хирузен подумал, что стоит дать Минато недельку отпуска, несмотря на горячее время. За эту неделю, если уж говорить честно, Минато отработал на целый месяц вперёд, но военное время сжимало сроки, особенно когда речь шла об отдыхе. — На полях Ми… — Мне переслали этот отчёт, Минато-кун. И про развед отряд тоже. Отчитайся только по мосту Каннаби. — Миссия успешна. Мост Каннаби разрушен. Но… — он прикрыл глаза и беззвучно вздохнул. — Обито Учиха погиб от вражеской техники. Забрать тело Учихи с вражеской территории оказалось невозможным. Какаши Хатаке потерял левый глаз. Перед смертью Учиха завещал пересадить Хатаке свой шаринган. Операцию провела Нохара Рин. Успешность операции под вопросом. Хатаке испытывает боли, сейчас он в госпитале для выяснения нюансов. Возможно, это затянется. Хирузен с сожалением посмотрел на Минато. А тайчо отряда зачистки, о котором все позабыли, уставился в неприкрытом удивлении. Он узнал имя мальчика. Нашумевшая несколько месяцев назад проделка со скалой Хокаге мгновенно всплыла в памяти при упоминании имени «Учиха Обито». — Можешь идти, — Хирузен не видел смысла продолжать выяснять подробности, потому что уже завтра он должен был получить на руки подробный отчёт. — Есть, Хокаге-сама, — Минато растворился в лёгкой вспышке Хирайшина.***
Их дом стоял фактически в глуши, на западной окраине деревни, в лесу, около стены. Это, конечно, находилось далеко от центра деревни и тем более от резиденции Хокаге, но до главных ворот было рукой подать, а вокруг располагались полигоны всех видов и назначений. Стоило признать, место в виду того, что Коноха — военное поселение с повышенным риском осады и нападения, было худшим из всех возможных. Зато земля здесь стоила дёшево, но продавалась только шиноби, которые не особо стремились селиться в таком опасном месте. К тому же тем, кто принадлежал к кланам, жилищный вопрос проблем не доставлял. А вот только-только обручившиеся Намиказе-Узумаки решили рискнуть, потому что оба успели увериться в том, что не существовало места хуже общежития, засёленного «от» и «до» профессиональными наёмниками. За боевые заслуги участок им отдали не голым, а с тем, что Кушина в шутку звала зачатком дома. В действительности же готовая бетонная коробка — фундамент, стены и потолок — и водопровод с электричеством, подведённые за счёт благодарного государства, многократно облегчили молодожёнам жизнь. Впрочем, всё остальное до единого гвоздика они как покупали сами на честно накопленные сбережения, так и устанавливали сами в честно выкроенное время. Переехали в своё новое пристанище они буквально за месяц до того, как выяснилось, что Кушина забеременела. О своём выборе жалеть им ещё не приходилось. Напротив, с тех пор как на свет появилась Наруто, о существовании которой распространяться было крайне нежелательно, свой дом они полюбили ещё больше. Более того, сама малышка разделяла любовь родителей к их месту жительства. Близость главных ворот всегда позволяла ей заранее обнаружить приближение мамы и команды «Семь», когда они возвращались с миссий. Вот и сейчас Наруто почувствовала. Только привычной радости это не вызвало. Она ощущала чакру папы, болвана-Какаши, Рин не-чан и ещё восьми человек, среди которых точно не было чакры аники. Его чакру она совсем не чувствовала. Даже отголосков не ощущала. А это значило… значило, что он… Она всхлипнула. Потом ещё раз. А затем ещё. Слёзы полились градом. Её всю начало трясти. Это была самая настоящая истерика. Верить в такую простую, но нелицеприятную догадку не хотелось. Но и не верить почему-то не получалось. Наруто плакала, не прекращая мучительно безуспешных попыток отыскать знакомую, фактически родную чакру. И оттого больнее оказывалось находить лишь едва ощутимые следы. Слабые отголоски присутствовали около его дома и ещё нескольких мест, где он бывал особенно часто. И больше ничего. В комнате появился Минато. Чувства безграничного счастья от того, что с его солнышком всё в порядке, словно и не бывало. Намиказе ещё никогда не слышал, чтобы она плакала так горько. Наруто вообще плакала очень редко, и потому оказалось гораздо тяжелее видеть её полные боли слёзы сейчас. Минато судорожно стянул, изляпанные грязью и кровью жилет и свитер, присел на кровать и притянул дочку к себе в попытке успокоить. Наруто с неприкрытым отчаянием прижалась к нему, и, кажется, ей было совершенно плевать, что он не привёл себя в порядок после миссии. Ком, который вот уже второй день стоял у Минато в горле, ушёл вместе с болезненным и немного истеричным выдохом. Ему и самому сейчас не помешало бы поплакать. «Всё поняла. Сама». — Ан-ники… он… он ж-жив? Заставить себя сказать «нет», глядя в её полные надежды, заплаканные глаза, оказалось выше его сил. Он прижал её к себе ещё ближе, вплёл онемевшие пальцы в золотистые прядки и стал осторожно гладить. Ответ был ясен, пусть и не озвучен. Тем не менее больше она не рыдала. Только роняла тихие слёзы в объятиях близкого человека. Примерно через час она, наконец, уснула. Минато не стал думать о том, что их ожидало завтра. Ему и «сегодня» за глаза хватило. Хотелось просто отключиться, и даже душ он бы предпочёл проигнорировать. Он осторожно переложил Наруто, укрыл её одеялом и уже собирался уйти, когда маленькая ручка цепко ухватилась за рукав его униформы. Малышка смотрела на него чуть сонно, но в её взгляде всё равно читалась просьба. — Папуль… Не уходи, — её губы задрожали. — Мне страшно. Его самостоятельная и независимая Наруто, которая вечно кидалась в самую гущу событий, сейчас выглядела до боли маленькой и беспомощной. Возможно, все обычные дети её возраста выглядели именно так. Но Наруто являлась далеко не обычной… Что-то защемило в его груди, словно сердце сжалось. — Не уйду, солнышко, — он присел обратно на кровать и снова принялся ласково перебирать яркие прядки её волос. — Я… спасибо, — ярко-голубые глаза прикрылись опухшими раскрасневшимися веками, а маленький носик мило дернулся. — И… я люблю тебя. Её лицо стало таким умиротворённым, что Минато не смог сдержать вздох облегчения. Теперь он понимал, что не всё было так плохо, как ему казалось. Вдруг завтрашний день и вправду должен был принести с собой что-то хорошее? Он вновь посмотрел на своё маленькое счастье. Все тревоги медленно, но верно отступили. Наруто действительно являлась солнышком его жизни. И главным в сегодняшнем дне было то, что она всё ещё продолжала излучать свой тёплый свет.