***
Кэтсу был пунктуальным человеком. Без всяких добавлений, на подобии «крайне» или «всегда». Если человек систематически приходил в установленное время, то он был просто пунктуальным. Крайне пунктуальными людьми Кэтсу считал тех, кто с пеной у рта вопил о том, что кто-то опоздал на целых двенадцать секунд. Сам он никогда так не делал, хотя его действительно раздражало, когда кто-либо опаздывал, особенно, если речь шла об опозданиях на миссии. Например, сейчас Учиха явственно ощущал подступавшее недовольство из-за того, что капитан отряда не пришёл вовремя: было уже бяз пяти семь. По протоколу лидер группы был обязан находиться на точке сбора за полчаса до отправления, остальные члены — за двадцать минут. Это позволяло предварительно оговорить некоторые нюансы самого задания и стратегию его выполнения. Однако протокол-протоколом, а, судя по ощущениям Кэтсу, следовали ему не больше тридцати человек на всю Коноху. Вот и в этот раз живая легенда, Жёлтая Молния, находился в шаге от того, чтобы вообще проигнорировать все дозволенные сроки появления, равно как любой другой рядовой шиноби, не отличавшийся особой собранностью. Возможно, в данной ситуации Учиха больше всего выводил из себя не сам факт опоздания командира, ведь это, к сожалению, не являлось такой уж редкостью, а то, что опаздывал именно Намиказе Минато, которым так пламенно восхищался отото. — Доброе утро, — Кэтсу неосознанно дернулся в сторону звука, готовясь атаковать: его источник появился словно из ниоткуда, а рефлексы уже давно срабатывали на подобные происшествия, как на потенциальную опасность. — Здравствуйте, Минато-тайчо, — в один голос ответили семь человек, ожидавших появления Намиказе. Кэтсу вышел из боевой готовности, осознав, что врагов поблизости не было. Он почувствовал, как его недовольство, резко утроилось: мало того, что командир опоздал, так ещё и использовал технику не по назначению. Применение техник, особенно высокоранговых, вне тренировки и боя строго воспрещалось, а Намиказе появился посредством Хирайшина. Естественно, в большей степени запрет создали потому, что техники, которые по сути своей являлись оружием, попросту было опасно использовать в любых условиях, кроме боевых. Хотя и в бою они, в принципе, не обеспечивали безопасность окружающих… Конечно, Хирайшин становился опасным только в том случае, если пользователь применял его для нападения, а само перемещение никакой угрозы в себе не несло. Тем не менее у этого правила имелась и другая, более глубокая сторона, о которой Намиказе не мог не знать. Техники запрещалось применять без должного повода ещё и потому, что на это уходила чакра, запасы которой были ограничены. То есть, растратив чакру сейчас лишь для того, чтобы быстрее оказаться на точке сбора, Минато-тайчо выставил себя в очень негативном свете как капитан. В случае необходимости вступить в сражение раньше предполагаемого срока, резерв Намиказе мог оказаться неполным, что, в свою очередь, могло привести к фатальному исходу для всех членов группы. Ещё больше чувство раздражения подстегнул тот факт, что также по поводу и без Шисуи пользовался Шуншином. И сколько бы Кэтсу ни пытался вбить в его голову, казавшуюся в такие моменты бестолковой, что так делать категорически нельзя, никаких плодов это не приносило. Он лишь отмахивался, говоря, что и сам это всё прекрасно знает и потому не пользуется техникой за двенадцать часов до отправки на миссию. Кэтсу же втолковывал ему то, что при экстренной отправке такой трюк не котируется, но отото не был бы собой, если бы так легко отказался от нового способа развлечения. В свете увиденного поступка со стороны Минато Намиказе, являвшегося практически кумиром Шисуи, в голове Кэтсу мгновенно и прочно обосновалась мысль о том, что подобную беспечность отото скопировал именно у Намиказе. Здравые доводы рассудка, говорившие о том, что Шисуи ни разу не встречался с этим человеком, пока уступали под напором неумолимо росшего раздражения. — Прошу прощение за опоздание, — Минато внимательно смотрел на единственного члена группы, отреагировавшего на внезапное появление нового источника чакры так, как полагалось шиноби. Кэтсу также внимательно смотрел в ответ. — Выяснились новые детали нашей миссии. Сегодня ночью прибыла разведгруппа, которая как раз последние два месяца была на границе с Источниками[3]. Я получал эту информацию в генштабе. В свете новых сведений ход выполнения миссии был значительно переигран. Нам нужно ударными темпами добраться до опорного пункта на северо-западном хребте, — взгляд Намиказе потяжелел. Судя по всему, информация, которую ему передали в генштабе, имела не самое позитивное содержание. — Ударными темпами? Это за сколько? — спросил Инузука. Кэтсу не мог вспомнить его имя: скорее всего, их даже не представляли друг другу. — Десять часов, — он сказал это тоном, не терпящим возражений. Десять часов — срок настолько нереальный, что Кэтсу начал жалеть о том, что подписался на участие в этой миссии. В среднем этот путь занимал около суток. Следовательно, они должны были преодолевать всё расстояние на пределе, что было очень малопривлекательной перспективой. — Дальнейшие указания на месте остановки. Движемся клиновидным построением, вариация «C». Чёткие краткие инструкции были выполнены менее, чем за минуту. В семь часов утра, как и предполагалось, группа покинула пределы деревни.***
Выносливость всегда была слабой стороной Кэтсу, хотя, говоря честно, выносливости у него вообще практически не было. Раньше плохое состояние здоровья чинило ему проблемы с кардионагрузками, которые и вырабатывали эту пресловутую выносливость. В принципе, проблемы возникали с любыми нагрузками, но с кардио — в особенности. Теперь же, когда от плохого здоровья остались лишь неприятные воспоминания, Учиха усиленно избавлялся от столь серьёзного недостатка своей физической подготовки. Тем не менее это был один из тех недостатков, которые легко и быстро не устранялись, сколько усилий не прилагай. Сейчас он чувствовал свою недостаточную подготовленность в сравнении с джонинами, которыми являлись все члены группы, кроме него. Они находились в движении приблизительно девять часов по расчётам, или девять дней — по ощущениям. Предыдущие три часа Учиха передвигался на голом энтузиазме, потому что физических ресурсов ему уже откровенно не хватало, а моральных — изначально оказалось не в пример меньше обычного. Понимание того, что остался лишь один час, открыло второе дыхание, которое впору было звать тридцать вторым, и подстегнуло раскрытие внутренних силовых резервов, о существовании которых Кэтсу даже не подозревал. Всю дорогу он перекручивал и обдумывал утренние события. В данный момент он отлично понимал то, что и опоздание, и использование техники не по регламенту со стороны Намиказе являлись вынужденными. И всё же, первое неприязненное впечатление оставило настолько яркий след в сознании Учихи, что оно никуда не делось даже при понимании вынужденности капитана действовать так. Это являлось как минимум странным, ведь Кэтсу никогда не был склонен к необъективным суждениям. Человек опаздывал — это плохо, но если он опаздывал по уважительной причине, то это было допустимо. Он использовал технику, чтобы упростить себе жизнь, — это нарушение, но если он использовал её, чтобы справиться с особыми условиями выполнения миссии, то это было нормально. Так почему Учиха всё ещё ощущал неприязнь к человеку, который в действительности заслуживал уважения? Может, проблема заключалась в банальном чувстве ревности? Шисуи ведь в последние месяцы слишком много и слишком часто говорил о непобедимой и великой Жёлтой Молнии. Эта мысль вызывала у Кэтсу усмешку: чувство ревности было, и спорить с этим стало бы глупостью, но оно не достигало таких размеров, которые бы могли повлиять на объективность его отношения к Минато-тайчо. А, может, сказывалось недавнее знакомство Учихи с Наруто? Детей нередко звали «цветами жизни», и Кэтсу в какой-то степени был согласен с этим утверждением, ведь оно ассоциировалось у него с «что ты посеешь — то и пожнёшь», с чем он был согласен целиком и полностью. Ребёнок, особенно четырёхлетний, всецело являлся совокупностью качеств, вложенных в него его родителями. Качества, которые Учиха успел разглядеть в Наруто за время их недолгой беседы, его очень насторожили. А какие качества родитель мог воспитывать в своём ребёнке? Верно, лишь те, которыми он обладал сам. Кэтсу чувствовал, что от этих размышлений у него начиналась головная боль. Иногда поиск предельного смысла, которым он так часто занимался, оказывался лишь пустой тратой времени. Смысл мог спрятаться за бетонной стенкой, а человек, находившийся в его поиске, в итоге безнадёжно бился лбом об эту стенку, получая единственным результатом своих поисков головную боль. Хотя эти же усиленные размышления немного отвлекали его от адски сложного пути. Другое дело — то, что он, скорее всего, продолжил бы размышлять над этой темой и по окончании пути, и тогда в этом уже никаких плюсов найти не вышло бы. Кэтсу бросил тоскливый взгляд на Инузуку, находившегося во главе построения и преодолевавшего весь путь на нинкене. Наверное, никогда до этого Учиха не испытывал настолько сильной зависти. Минато-тайчо, находившийся в другой ветви построения, нежели Кэтсу, но бежавший вровень с ним, обратил внимание на его тоскливый взгляд и подбадривающее подмигнул, весело улыбнувшись. У Учихи возникло ощущение, что Намиказе этот марафон ничуть не утомил. Вообще изначально миссии был присвоен A-ранг, и, следовательно, выполнять её могли только джонины. Однако кандидатуру Кэтсу серьёзно рассматривали на повышение, и потому зачислили в состав задания, не соответствовавшего его званию. Сейчас, ощущая свинцовую тяжесть в ногах и резь на пересохшей слизистой горла, Учиха пришёл к выводу о том, что это повышение было ему не так уж нужно. Особенно — если, получив его, он будет вынужден выполнять подобные миссии систематически. Правда, уже было поздно давать обратный ход. Скорее всего, именно невозможность отказа позволяла ему так легко рассуждать о том, что, будь у него эта возможность, он бы обязательно отказался. Подобные мысли были совсем не в его характере, но отчаянная усталость была способна спровоцировать и не такие умозаключения. Остался ещё час. Один единственный, но невыносимо долгий час. А ведь это было только начало задания… Кэтсу вымученно прикрыл глаза, подавив обречённый стон, едва не сорвавшийся с пересохших, потрескавшихся губ. «Остался всего лишь час».***
Кэтсу впервые находился в таком лагере, и потому был сильно поражён его устройством. «Южный пик» основали не в военный период: он являлся постоянной приграничной базой Конохи на этой территории. Чуунины, отслужившие в данном звании менее трёх лет, и генины на подобные объекты не допускались. Кэтсу удостоился чести стать исключением, поскольку был частью группы джонинов. Однако для справедливости следовало отметить, что чуунинов с подобными группами на миссии тоже отправляли только в исключительных случаях. Кэтсу слышал о подобных местах. Они были рассредоточены по всей территории страны, хотя, конечно, основная масса располагалась вдоль границ. Их точные количество и месторасположение были известны лишь единицам, и, скорее всего, даже даймё в их число не входил. А вот Минато-тайчо вполне мог не только знать обо всех этих объектах, но и, возможно, успел побывать на каждом из них. Хотя это уже были лишь догадки Учихи, подкреплённые по большей части его логическими выводами, а не достоверными фактами. База находилась в системе пещер, внутри хребта на северо-западе Огня. Кэтсу был уверен в том, что не заметил бы вход сюда, даже если бы ему вручили карту с меткой, обозначавшей вход, и предварительно подробнейшим образом описали, где он находился. И, судя по всему, в подобном положении находились все члены группы, кроме капитана, который точно знал, куда идти и как туда попасть. Регулярные секретные лагеря в большинстве своём находились именно в таких неприметных местах, как правило, созданных самой природой, хотя некоторые отстраивались с нуля вручную. Кэтсу за время своего шестимесячного путешествия до Конохи научился вычленять из слухов информацию, стоившую внимания, и слушать те разговоры, в которых этой информации содержалось действительно много. Поэтому он знал о том, что у Конохи имелась ещё одна база в горном хребте, но на юго-востоке, было две в гротах на западном побережье, одна — за водопадом на границе с Водопадом, какая-то искусственно созданная со входом в огромном дереве — неподалёку от Травы, и ещё одна под озером — где-то внутри страны. Тем не менее, даже зная всё это, Учиха никогда бы не нашёл их точно так же, как и не смог бы отыскать «Южный пик». Обилие ответвлений, неприметных ходов и смен уровней произвело на Кэтсу впечатление того, что он попал в сложно спроектированный лабиринт. Успокаивал его тот факт, что шаринган даже в деактивированном состоянии давал такое преимущество, как фотографическая память. Значит, выбраться отсюда в случае чего он смог бы… наверное. Они приблизительно пятнадцать минут ходили по однообразным каменным коридорам, которые кое-где были заметно расширены искусственным путём, но даже так в основном передвигаться приходилось, согнувшись в три погибели. Намиказе шёл первым, Кэтсу — вторым. Новичка специально поставили в начале, чтобы не потерялся. У Минато-тайчо не имелось ни плана, ни какого-либо другого вещественного средства ориентирования в этом месте. Это было очень логично: если бы его схватили, то не нашли бы при нём ничего, что помогло бы обнаружить базы Конохи и проникнуть в них незаметно. Кэтсу подумал о том, что тайчо — действительно гений, потому что запомнить все эти переходы без помощи техник — что-то из области фантастики. А ведь он и в других лагерях работал, и что-то подсказывало Кэтсу, что переходы там были ничуть не проще. Когда они подошли к глухому тупику, который даже близко не напоминал проход, Минато-тайчо довольно улыбнулся. Если бы Учиха не увидел эту улыбку, то подумал бы, что их группа окончательно заблудилась. Капитан просто стоял напротив ничем не приметной стены и чего-то ждал. Стена подёрнулась рябью и стала медленно деформироваться. Через пару минут отряд смог лицезреть простую деревянную, внешне даже хлипкую, дверь. Однако ненадёжный вид преграды не смог обмануть Кэтсу: он понимал то, что она могла выдержать не одно прямое попадание высокорангового дзюцу и остаться без единой царапинки. Узкое окошко в верхней части двери открылось; пара бледно-лиловых глаз без зрачка окинула цепким взглядом всех членов команды и остановилась на Минато-тайчо. Учиха предположил, что Хьюга, стоявший по ту сторону двери, ожидал, когда Намиказе назовёт пароль. Он был близок к правде, но и тут всё оказалось куда сложнее обычного. Командир подошёл вплотную к двери и показал пароль на языке жестов. Впрочем, это тоже являлось очень оправданным решением, ведь без предварительной активации спецтехник перехватить такой пароль не представлялось невозможным. Дверь отворилась, и все один за другим вошли в загадочное помещение. Кэтсу понимал, что это было какое-то особое место — некий секрет внутри секрета. Он начал подозревать, что их группа направлялась не в основную часть базы, а куда-то вглубь, спустя полторы-две минуты передвижения по коридорам. Как раз в начальный отрезок пути не приходилось особо петлять, а ещё слышался гомон в отдалении. Однако они уходили всё дальше и дальше, вокруг становилось всё тише и тише, а дорога становилась всё запутаннее и запутаннее. После длительного нахождения в затемнённых коридорах сетчатку обожгло ярким равномерным светом, разлитым по секретной комнате. Проморгавшись, Учиха с интересом огляделся. Они оказались в узком, но очень длинном помещении, в котором находилось порядка десяти человек, не считая членов отряда Минато-тайчо. Все стены были заставлены стеллажами, уходившими под самый свод гладкого покатого потолка и грузно возвышавшимися над всеми присутствующими. На полках этих стеллажей систематизировано лежали свитки, папки, книги, карты и ещё много всего, сильно заинтересовавшего Кэтсу. В глаза бросался массивный длинный стол, занимавший большую часть пространства. Он был условно разделён на пять секций: по краям — выполнявшие функцию обычного письменного стола, обильно заваленные разнообразными бумагами; в середине — крупномасштабная карта мира, испещрённая множеством передвижных меток; по бокам от карты — пустые участки со стоявшими рядом стульями. Учиха задумался о том, как такие габаритные предметы мебели протащили по узким витиеватым коридорам базы. Единственный более-менее логичный вывод — их принесли сюда в запечатывающих свитках. Вообще, на этой базе находилось такое количество разнообразных печатей, что даже посредственные сенсорные навыки Кэтсу так и вопили: «Дёрнешься не в ту сторону — все, кому положено, узнают, где лежит твой труп». Самое интересное было то, что этот лагерь являлся относительно новым, построенным после падения Узушио. Получалось, что все здешние печати устанавливала Узумаки Кушина, являвшаяся главным и, условно, единственным мастером фуиндзюцу Конохи последние десять лет. Шесть человек из уже находившихся здесь десяти, видимо, являлись работниками базы, в их числе был контроллер — Хьюга. Другие четверо сидели у правого пустого участка стола. Насколько Кэтсу смог понять эти две пустые области выступали в качестве места переговоров или чего-то подобного. — О, Минато-сан, — Нара, сотрудник этого лагеря, сказал это настолько сонным безразличным ко всему голосом, что не было ясно, какая эмоция стояла за этим возгласом. — Кажется, я победил, — он окинул слегка самодовольным взглядом своих коллег. — Ками-сама, как меня угораздило поспорить с Нарой? — тихо запричитал Яманака. Минато-тайчо кинул выразительный вопросительный взгляд на Нару, но ответил ему Хьюга, который так же, как и Яманака, и трое других его коллег, начал копаться в своём подсумке: — Мы поспорили с этим чёртовым гением, что всегда безукоризненный Намиказе Минато в этот раз не уложится в установленное время. Кто же, кроме Нары, мог знать, что ваша исполнительность превращает людей в роботов? — со всех сторон послышались сдавленные смешки. — К тому же… — бодро начал Яманака, но осёкся, став отсчитывать проигранную, поразительно крупную сумму, — нам сообщили, что в команде будет чуунин, — все члены группы обернулись на Кэтсу, выдав личность того самого чуунина. — Мы не думали, что парнишка выдержит такой переход. Посмотрите, Минато-сан, как вы ребят своих загнали: Кио килограмм десять потерял, — произошёл взрыв смеха. Не рассмеялись только двое: Минато, который лишь улыбнулся на эту реплику, и Кэтсу, который задумчиво смотрел на Акимичи Кио, действительно заметно потерявшего в весе со времени отправки. Пока работники базы расставались с баснословными суммами из-за глупого спора, Учиха пытался понять, по каким путям осуществлялась настолько быстрая передача информации. То, что Кэтсу всё-таки войдёт в состав группы, окончательно установили прошлым вечером, а до этого его имени в приказе не было. А о смехотворных сроках на преодоление пути стало известно и вовсе только этим утром. Немного поразмыслив, Учиха пришёл к выводу о том, что для передачи сообщений использовались ментальные техники Яманака. Подтверждением этой теории выступали представители клана мозголомов, присутствовавшие среди регулярного состава служащих этого секретного помещения. На подобных объектах был вахтовый метод службы, и Учиха мог смело утверждать, что на пересменку приходили люди с аналогичными навыками и способностями, следовательно, они являлись представителями тех же кланов. То есть среди сотрудников всегда имелось двое Яманака, как это было в тот момент. — Кэтсу-кун, — на его плечо мягко, чтобы не спровоцировать защитную реакцию, легла чья-то рука, выводя из раздумий, — ты очень громко и чересчур много думаешь, — Минато-тайчо порицательно покачал головой. — Расслабься, пожалуйста, пока есть возможность, — он подтолкнул подчинённого в сторону свободного стула. Остальные члены группы уже сидели на простеньких предметах мебели, не отличавшихся всякими изысками, так, словно это были королевские троны. А сопровождалось всё это блаженными вздохами и похрустыванием суставов, забитых за время пути. Кэтсу с не меньшим блаженством, чем его сокомандники, плюхнулся на жёсткую деревянную поверхность с ощущением, словно это было мягчайшее из кресел. Вся неимоверная усталость, накопившаяся в тяжёлой дороге, разом навалилась на него, отдавшись мелкой дрожью в ногах и болезненной пульсацией в большинстве известных ему мышц и парочке неизвестных. Сам же Намиказе выглядел отвратительно бодро, словно и не бежал с ними десять часов, соревнуясь в скорости со штормовым ветром. Он пошёл к дальнему левому концу стола вместе с Нарой и ещё двумя сотрудниками базы, клановую принадлежность которых по их внешности Кэтсу определить не смог. Примерно час они тихо что-то обсуждали, делая пометки в многочисленных то ли картах, то ли чертежах, то ли планах… Учиха не мог рассмотреть, на чём именно они писали. Ещё не прошедшая усталость отошла на второй план: отдохнуть можно было и после возвращения в Коноху, а вот побывать в подобном месте могло больше и не довестись. Учиха с жадностью рассматривал монотонный интерьер помещения, непрерывно подмечая в нём что-то необычное и занимательное. Насколько Кэтсу смог понять это место являлось одним из отделений генштаба, обрабатывавшим разведданные и оперировавшим информацией наравне с главным корпусом — резиденцией Хокаге. Другой отряд, находившийся здесь на момент прибытия их команды, полностью состоял из служащих Анбу. И, скорее всего, эту комнату, как правило, посещали именно сотрудники спецслужбы, а не рядовые джонины. Конечно, Минато-тайчо в эту категорию Учиху не относил, ведь тот уже пять лет занимал пост капитана джонинов деревни. Намиказе был назначен на эту должность в девятнадцать — беспрецедентный случай в истории скрытых селений. Тем не менее что-то подсказывало Кэтсу, что обычно в эту святая святых Минато-тайчо направлялся один — без довеска в виде непосвящённых подчинённых. С той стороны, где находился командир отряда, наступила тишина. Намиказе с Нарой направился к своим подчинённым. Все приняли собранный вид и прекратили разговоры, готовые выслушать коррективы, внесённые в ход выполнения задания. Минато-тайчо махнул рукой, обозначая просьбу последовать за ним к карте. Кэтсу в очередной раз поразился выдержке и выносливости этого человека: он провёл на ногах всё то время, которое группа отдыхала, и тем не менее ничем не выдавал свою усталость. Может, действительно не устал? Звучало, как бред, но чисто визуально этот бред являлся правдой. — Все здесь? — Намиказе окинул взглядом свой отряд. — Отлично, — он кивнул, убедившись в том, что все были в сборе и все его слушали. — Как вы, наверное, уже поняли, ситуация у нас немного нестандартная, — тут послышался многозначительный хмык со стороны Нары, — ну, или не немного. В общем, можете забыть всё то, что написано в документах, которые вам выдали при оформлении миссии: это не имеет никакого отношения к тому, что мы будем делать. По крайней мере, пока мы не выполним более приоритетное здание, — неестественно яркие голубые глаза внимательно прошлись по каждому из членов отряда, заметно дольше задержавшись на Учихе, словно Намиказе решал что-то относительно него прямо здесь и сейчас. — Значит так… — он навалился обеими руками на стол и стал рассматривать карту. — Во-первых, мы разделимся на две группы: пять на три… — Всё-таки решил парнишку с собой взять? — судя по интонации, Нара не был удивлён. Это был чисто риторический вопрос с заранее известным ему ответом. Удивительно, что он не поленился его озвучить. — Да, — кивнул Намиказе, не отрываясь от карты. Все члены группы кинули беглый взгляд на Кэтсу, так как ни у кого не возникло сомнений, что он и был тем самым «парнишкой». — Поступила достоверная информация, что Кумо[4] направило к нам диверсионную группу. Сами понимаете, никому не выгодно, чтобы Коноха прекращала воевать, вот и делают всё возможное для искусственного оживления уже явно затухающих боевых действий. А Кумо, которое после Первой Мировой[5], стоит особняком и наблюдает за тем, как мы все упорно за что-то воюем, — послышались шепотки, потому что никто не мог не прокомментировать колкую, но верную фразу командира, — судя по всему, больше всех не хочет, чтобы это всё прекращалось. Их всего трое, но… один из них точно Эй-младший. И это, как вы понимаете, не есть хорошо. Противник уровня Каге осложняет нам и без того сложную ситуацию. И вот мы добрались до «во-вторых», — он вяло улыбнулся, как бы заранее предупреждая о том, что новость будет не из приятных. — Мы должны к рассвету передать разведданные. Всё бы ничего, если бы передачу не нужно было провести в буферной зоне между Огнём и Источниками. Кумо негласно закрепило за собой эти территории, и всё там кишмя кишит их шиноби, — Минато-тайчо ненадолго замолчал, разглядывая оговоренные территории на карте. Всё это время он плотно сжимал губы, очевидно, от недовольства. — Наше появление там однозначно спровоцирует конфликт, пусть и адекватных причин для него нет. Сейчас у Конохи нет ресурсов разбираться с необоснованными собственническими замашками Кумо. Отсюда вытекает «в-третьих»… — повисла напряжённая пауза. — Одна группа передаёт информацию, а другая — создаёт шумиху на наших территориях столкновением с диверсантами, оттягивая всё внимание на себя, — Кэтсу озвучил то, что недоговорил капитан. — Получается, осложнения пошли нам на пользу… Есть способ отвести внимание от основной операции, и возникает ситуация обоснованного конфликта, выгодного Конохе, — заключил Учиха. Он внимательно изучал на карте многочисленные метки, отображавшие не только военное положение Конохи, но и всю политическую ситуацию по всему миру в целом. Был даже отмечен кризис заморской Страны Демонов[6], связанный с недавним воскрешением демона — Морьё, если Кэтсу правильно помнил его имя. — Неплохо, — капитан одобрительно кивнул. — Только не упускай то, что вся эта польза омрачается возможными смертями. — Так ведь у нас в отряде Жёлтая Молния, — Учиха прямо, но с прищуром глянул на Намиказе. — Как оптимистично, — тот не удержался от ответной колкости. — Оптимизм — это пессимизм сквозь призму идеализма, Минато-тайчо. А я — реалист, — прежним ровным тоном ответил Кэтсу. — Занимательное утверждение. Особенно его первая часть, — вставил своё слово Нара. — Можем как-нибудь подискутировать на эту тему в более подходящее время. Если, конечно, у вас будет желание, — предложил чуунин, не оборачиваясь к собеседнику. Все члены группы с неприкрытым интересом смотрели на неожиданно дерзкого парня. Хранивший до этого молчание, он не производил впечатления человека, способного без стеснения говорить на равных со старшими по званию и возрасту. Действительно, внешность бывала обманчива, потому что вёл он себя как самый типичный Учиха: был до наглости самоуверенным. — Так… — Намиказе хлопнул по столу для привлечения внимания. — Сейчас действительно не самое подходящее время для дискуссий. Нам выдвигаться через семь часов, а вы, ребята, ничего до сих пор толком не знаете. Разберёмся по передвижениям, а потом можно будет поспать и поесть в основной части лагеря. Поэтому всё внимание сюда и не отвлекаемся. Быстрее начнём — быстрее закончим и подольше отдохнём, — оказалось, Минато-тайчо отлично умел мотивировать. — Итак, сейчас мы здесь…***
Главный зал базы поразил Учиху не меньше, чем всё остальное, увиденное здесь. Огромная пещера с высокими потолками под двадцать метров, состоявшая из нескольких ярусов, разделённая естественным образом на сектора, мгновенно стала ассоциироваться у Кэтсу с ульем. Поразительно, что в месте с очень ограниченным доступом было такое обилие народа. Только, увидев сновавших во всех направлениях ирьёнинов, бойцов, разведчиков и тактиков, Кэтсу осознал, насколько много в Конохе было шиноби. При виде людей в униформе, перемещавшихся по крышам в направлении резиденции, у него складывалось обманчивое впечатление того, что в деревне находилось приблизительно столько шиноби, сколько одномоментно можно было увидеть на этих крышах. Практически весь нижний ярус отводился под своего рода госпиталь. Само собой, в нём находилось намного меньше пациентов, чем в Главном Госпитале Конохи, но их, как и людей в лагере в целом, оказалось не в пример больше, чем ожидал увидеть Кэтсу. Дальняя часть первого яруса отводилась под столовую, всю мебель которой составляли пять десятиметровых столов с лавками той же длины по обеим сторонам. Повара здесь работали в три смены, обеспечивая каждые четыре часа пусть однообразную и очень далёкую от изысканной, но сытную пищу. Кэтсу про себя дал местной кормёжке определение «дёшево и сердито». Без слёз это есть было трудно, зато стоила эта консистенция копейки и, судя по всему, обладала чудодейственными живительными свойствами и калориями. Акимичи Кио, который единственный осилил больше половины порции, а если точнее — всю порцию целиком, вернулся к своим изначальным размерам. К тому же сам Кэтсу почувствовал себя намного бодрее после этой зеленовато-коричневой вязкой превратного вкуса смеси с комочками. Хотя он до последнего опасался, что остаток времени, выделенного на отдых, проведёт рядом с унитазом. Кстати, стоило узнать, где он находился… И, наверное, больше всего поразило парня то, что на том же первом уровне имелось некое подобие душа. Тут был своеобразный водопад, который рассекала естественная перегородка, решавшая проблемы пользования этим «душем» одновременно мужчин и женщин. Конечно, если подобных условий не имелось, что скорее привычная обыденность, нежели редкость, начинало работать правило «шиноби — существо без пола и возраста». Тем не менее Учиху порадовало то, что в этом лагере находилась как раз таки редкость, потому что он вошёл в тот возраст, когда очень трудно стало видеть в женщине существо бесполое. Вода в этом «душе» ожидаемо оказалась далёкой от тёплой, но это было определённо лучше, чем благоухать так, что даже мух бы сносило волной «аромата». Второй и третий уровни, заметно уступавшие по площади первому, использовались непосредственно для отдыха. И хотя здесь также активно сновали люди, в основном эти ярусы использовались для ночлега. Никаких организованных спальных мест тут в помине не было, но имелось множество естественных закутков, в которых народ расстилал тонкие походные футоны и укладывался спать. После битв и сложных перемещений никогда не угасавший свет и непрекращавшийся гомон никому не мешали погрузиться в объятия сна. А если кому-то они мешали, то по негласному правилу это означало то, что данный человек просто не устал. Кэтсу приблизительно тридцать минут пытался погрузиться в сон, но тщетно. И, нет, дело было вовсе не в том, что он не устал. Даже после местного чудо-варева он ощущал себя разбитым. Стопы до сих пор болезненно пульсировали не в силах простить ему неожиданную адскую нагрузку, а мышцы ног, спины и пресса откликались тянущей болью на любое движение, вплоть до дыхания. В данный момент Учиха размышлял над тем, почему от дыхания он чувствовал боль в мышцах ног. — Не спится? — появление Минато-тайчо в этот раз не стало для Кэтсу неожиданностью. — Нет, — он рывком поднялся с футона, предположив, что командир хотел с ним поговорить. — Не устал? — в ярко-голубых глазах заплясали синие смешинки. Сейчас он не выглядел как Минато-тайчо или Жёлтая Молния. Он стал просто Намиказе Минато — рядовым шиноби Конохи, ничем не отличавшимся от множества других. — А вы? — они медленно пошли в направлении спуска на первый ярус. — Устал, — он заторможено и немного тяжело кивнул, что не только добавило весомости утверждению, но и наглядно проиллюстрировало его. — Но моя должность накладывает определённую ответственность, — он слегка пожал плечами, выражая своё смирение с данным положением вещей. Действительно, не успела группа войти в главный зал, а Намиказе уже оказался окружён командирами других отрядов, и всем совершенно срочно было что-то от него нужно. Он отделился прямо там, в коридоре, у входа на первый ярус, попросив Кио взять на него еду, и появился только час спустя, когда все члены группы уже поели и посетили местный душ. Наскоро запихав в себя ровно половину содержимого тарелки и едва заметно позеленев, но при этом мужественно не потеряв безразличное выражение лица, он тут же снова направился на растерзание толпы. После этого Кэтсу его не видел, но слышал многочисленные возгласы о том, что кому-то позарез понадобился Минато-тайчо. Однако, исходя из посвежевшего вида командира, Учиха пришёл к выводу, что тот всё-таки смог вырваться, чтобы ополоснуться. — Никогда раньше не бывал в регулярных лагерях? — Да. И надо признать — зрелище впечатляющее, — Кэтсу в очередной раз окинул пространство слегка потрясённым взглядом. — Но тактический отдел тебя заинтересовал намного больше, да? — Намиказе понимающе улыбнулся. — Да. Эта часть базы отличается от других лагерей лишь большими масштабами. А в генштабе я никогда не был. — Если миссия пройдёт удачно, — Кэтсу понял, что за этой фразой Минато-тайчо скрыл «без смертей», — то тебе присвоят звание джонина, и ты будешь посещать подобные места довольно часто. А с твоим цепким умом, думаю, через пару лет в отделения генштаба будешь, как к себе домой заглядывать. — В свете последних двенадцати часов эта перспектива выглядит не очень привлекательной. — Почему? — Намиказе испытывал какой-то непонятный для Учихи пытливый интерес к его личности. — У чуунинов миссии полегче будут, — он обронил это как что-то само собой разумеющееся. В принципе, это и было что-то само собой разумеющееся. — Есть такое. Но человек — существо адаптивное: со временем ко всему привыкает. — То есть вы считаете, что мы всё-таки в первую очередь люди, а не шиноби? — А ты считаешь иначе? — он прищурился будто с подозрением. — Насколько я смог понять в любой скрытой деревне будущим шиноби навязывают мысль о первостепенной важности благополучия их страны и деревни. Откинь собственные чувства, переживания, привязанности и сражайся за идею и приказ вышестоящих, — он не стал отражать интонацией всю ту иронию, которую вложил в последнюю фразу: знал, что Намиказе и так всё поймёт. — Миссия превыше всего, разве не так? — А сам как считаешь? — Хм… — он нахмурился. Учиха раздумывал над ответом несколько минут. За это время кто-то снова успел дёрнуть Минато-тайчо по какому-то очередному вопросу, разумеется, сверхважному и чрезвычайно срочному. После того, как Минато-тайчо закончил проставлять метки на карте и передал её незнакомому Кэтсу джонину, они двинулись дальше. Тогда Учиха заговорил снова: — У меня нет достаточной привязанности к Конохе или Огню, чтобы принести в жертву ради них что-то действительно мне дорогое. — Например? — Минато не скрыл своего удивления относительно того, что Кэтсу ответил максимально честно. За подобное высказывание, озвученное в другой компании и при других обстоятельствах, вполне можно было попасть под трибунал. — Если меня поставят перед выбором: защита деревни или защита отото, то я защищу отото. — А своя жизнь? — Своя?.. Трудно сказать наверняка. Сейчас я могу распинаться, что готов пожертвовать собой, а на деле окажется, что струшу. — И всё же… Как бы ты ответил сейчас? Учиха нахмурился и опустил взгляд под ноги. Хотелось ответить честно, но он сам пока не знал честный ответ. После глубокого вздоха он продолжил: — Моя жизнь не представляется мне настолько ценной, что ею нельзя будет пожертвовать, — сказал он то, что первым пришло в голову. Но, подумав ещё пару секунд, добавил: — При определённых обстоятельствах. — Интересно… — Вы так и не ответили на вопрос, — они стали идти по первому этажу, пропуская перебегавших от палатки к палатке ирьёнинов. — Человек может не быть шиноби, но шиноби не может не быть человеком, — он ухмыльнулся. Кэтсу — тоже. Эта мысль была очень глубокой несмотря на то, что лежала на самой поверхности. — Да, мы воюем по указу вышестоящих. Но без личной мотивации, имея только приказ, никто не стал бы сражаться. Всё это было бы непродуктивно. — Удивительно слышать это от вас, — Кэтсу не удержался от колкости. — Почему? — За глаза вас называют «машиной для убийств». Вы ведь знаете? — Да… — Минато-тайчо провёл немного рассеянным взглядом по двухметровым мешкам, лежавшим в углублении стенки справа. — И это действительно грустно… Было не совсем понятно, что именно он считал грустным. То, что его нарекли таким говорящим, сомнительным прозвищем? Или то, что в этих аккуратно уложенных друг рядом с другом мешках находились чьи-то трупы? — Я не говорил, что это грустно. — Это сказал я, — он слегка приподнял брови, показывая, что и не пытался приписать эту мысль собеседнику. — Получается, вы не хотели приобретать такого рода известность, когда решили стать шиноби? — Намиказе рассмеялся, отчего даже слегка сбавил шаг и запрокинул голову. Учиха же оторопело замер: такой реакции он точно не ожидал. Достаточно быстро успокоившись, Минато-тайчо продолжил путь. С его лица так и не сошла беспечная улыбка. Кэтсу не сводил с него упрямого вопросительного взгляда. — Я вообще не знал, чего я хотел, когда поступал в академию. — Даже так, — он явно озадачился. — А почему тогда именно военная служба? Почему не гражданская? — Скажем так, у меня был выбор: стать шиноби или стать шиноби. Я просто выбрал «стать шиноби», и вот и всё, — очевидно, ему всё ещё было смешно. — А откуда такое разнообразие выбора? — Учиха спросил это с лёгкой иронией. — Детдомовские дети идут туда, куда подадут их документы. Мои подали в академию шиноби, потому что у меня имелись соответствующие задатки. Моего мнения никто не спрашивал… — Намиказе расслабленно повел плечами. Судя по тому, как легко он это говорил, если данная тема и была когда-то для него больной, то это уже давно было пережито и похоронено. — Хотя, надо признать, я и против не был. Эта перспектива была явно лучше, чем обычное общее детдомовское образование. На гражданской службе всех почему-то волнует твоя родословная и престижность учебного заведения, которое ты окончил. В военной — требуется лишь хорошо выполнять миссии. А с этим я, как оказалось, очень неплохо справляюсь. — Не знал, что у вас нет родных, — это явно смутило Кэтсу. — Тебя это удивляет? — Большинство шиноби вашего уровня обладают той самой родословной, — Минато-тайчо согласно на это кивнул. — Бесклановые шиноби редко обладают тем спектром способностей, которые есть у меня. Всё, что от меня требовалось, это развить их. Так что, скорее всего, мои родители обладали этой самой родословной, — он притормозил, позволяя свободно перетащить из одной палатки в другую носилки с только что прооперированным шиноби. — Возможно, их клану… или кланам было невыгодно появление ребёнка. А когда оказалось, что я не унаследовал улучшенный геном, решили сдать меня в детдом. Хотя это всего лишь догадки и предположения, ничего вещественного по этой теме у меня никогда не было и вряд ли появится… Но не мне тебе об этом рассказывать, — его взгляд стал настолько проницательным, что Кэтсу едва не вздрогнул. Ему показалось, что Минато-тайчо в тот момент заглянул ему в самую душу. — В наше время, насколько я знаю, из Учиха только ты достиг высшего уровня владения шаринганом. Хотя твоя родословная в своё время наделала много шума. — Вообще, ещё мать Нэо-сана… — Но ведь она уже давно не практикует, — мягко перебил Намиказе. — Да. Но без её помощи я бы не освоился, — вяло попытался возразить Кэтсу после недолго молчания. — Это хорошо, что ты ей благодарен. Но мы ведь говорим о другом, — он снисходительно улыбнулся. — Вроде того… — Кэтсу, откровенно говоря, не хотелось затрагивать поднятую тему. Только вот какую тему они подняли? Его Мангекё, день пробуждения которого он искренне и обоснованно считал одним из худших в своей жизни? Пресловутая родословная? Хилая мать, погибшая в родах? Отец-ублюдок, который изнасиловал её совсем ещё девчушкой? Наверное, он не хотел развивать ни одну из этих тем. — Меня тоже в твоём возрасте сильно волновал вопрос моего происхождения, — Минато-тайчо сразу же вычленил корень проблемы. — И? — он внимательно посмотрел на собеседника. — Что «и»? — разумеется, Намиказе понял, что имел в виду Учиха, но он хотел вытянуть из него чётко сформулированный вопрос. — Что вы думаете об этом сейчас? К чему это привело? — С возрастом, — тут Кэтсу слегка повёл бровью: Намиказе было всего двадцать пять лет, и потому слова «с возрастом» из его уст звучали немного нелепо, — эти переживания стали незначительными на фоне других ценностей и приоритетов. Это всё накапливается постепенно и со временем наполняет жизнь, вытесняя из неё малозначительное. На определённом этапе вопрос происхождения важен для самоопределения, а потом… потом приходит осознание, что в действительности не это важно. — Хотите сказать, это просто нужно перерасти? — Нет, — он отрицательно покачал головой. — Я хотел сказать не это. Ты упомянул брата. Шисуи, верно? — Да. — Он для тебя очень значим. Но есть в твоей жизни ещё что-то настолько же значимое? Кэтсу пока молчал. Примерно пять минут они шли молча: Учиха всё ещё раздумывал над ответом на последний вопрос, а Намиказе не собирался его торопить. Они приблизились к той части, где находился водопад, но свернули в другое разветвление пещеры. Кэтсу снова про себя отметил, что без Минато-тайчо никогда не заметил бы такой проход. — Думаю, нет… — он снова взял паузу, ожидая какой-нибудь реплики со стороны собеседника, но тот не нарушил тишину. — То есть в моей жизни должны появиться вещи, которые будут меня волновать больше и отодвинут эту проблему на второй план? — Намиказе снова смотрел снисходительно. Удивительно, но Учиха не чувствовал себя пристыжено или глупо под этим взглядом. Он ощущал со стороны капитана некую покровительственность, наставничество. Минато-тайчо не стремился показать, что он в чём-то лучше. Он хотел поделиться своим опытом с Кэтсу, пытался помочь ему своими размышлениями. Учихе стало немного не по себе. Он был не очень доверчивым от природы. Это качество очень сильно усугубилось обстоятельствами его жизни. И при этом за каких-то двадцать минут разговора человек, вызывавший у него меньше суток назад явную антипатию, без видимых усилий заполучил его абсолютное расположение. Немыслимо. Минато Намиказе был опасен уже лишь тем, что виртуозно владел силой слова и умел ненавязчиво и быстро завоёвывать доверие людей. Учиха задумался о том, насколько искренен был Намиказе в разговоре. Были ли какие-то из его реакций искусственными? Какие-то из ответов — лживыми? Чего Минато-тайчо хотел от этого диалога? Зачем начал его? — Ты снова очень громко и чересчур много думаешь, Кэтсу-кун, — порицательно отметил Намиказе. — Расслабься. Ты не на поле боя. Здесь нет врагов. Кэтсу вновь подавил подступившую дрожь. Минато-тайчо был дьявольски проницателен не только для своих лет, но и в принципе. Трудно оказалось бы найти человека, который также легко читал людей, задавал темп и вектор разговора и столь же незаметно мог навязать собеседнику свою точку зрения. Но, судя по всему, именно сейчас Намиказе просто вёл диалог из личного интереса, без каких-либо чётких целей. По какой-то причине Минато-тайчо им заинтересовался, и никакого подтекста здесь не имелось. Это осознание заставило Кэтсу расслабить плечи, хотя он даже не заметил, когда мышцы пришли в тонус. — И всё-таки, — продолжил разговор Учиха, — что вы имели в виду под значимыми вещами? — Когда у тебя в жизни появится больше важных для тебя людей, это перестанет быть проблемой. Когда появляется проблема самоопределения, решить её чаще всего помогают близкие… родственники. Но что делать тем, у кого их нет? Остаётся только находиться в поиске до тех пор, пока в жизни не появятся значимые близкие. На самом деле это произойдёт незаметно, просто в определённый момент ты поймёшь, что тебя это больше не волнует. — Хм… — Кэтсу не мог поспорить с этими рассуждениями, да и не хотел. Они вышли к небольшому озеру. С потолка медленно мерно капала вода, вызывая непрерывную мелкую рябь. Занятно, освещение было обеспечено и тут. Свет тусклых ламп неровными бликами скакал по воде. — Можно назвать это словом «перерасти». Но, согласись, теперь оно звучит в этом контексте совершенно иначе? — Действительно, — он кивнул, усилив своё согласие. Минато внимательно смотрел на воду. Он целенаправленно шёл сюда. Ему нравилось это место. Здесь царила странная гипнотическая атмосфера. Его губы тронула ностальгическая улыбка: именно здесь он сделал Кушине предложение. С тех пор прошло почти семь лет — целая жизнь. Он неосознанно покачал головой от мысли о том, что когда-то в их жизни не было Наруто. Сейчас Минато просто не мог представить, каково это — жить без неё… — А вы не хотите спать? — неожиданно для них обоих спросил Кэтсу. Он совершенно не жалел о том, что предпочёл разговор с Намиказе бесполезным попыткам уснуть. Но почему тот решил вести беседы вместо сна? — Хочу. День выдался довольно утомительным. — Тогда почему?.. — Почему не лёг? — он перебил, и получил в ответ кивок. — Час сна… Могу сказать как молодой родитель, что подъём после часа сна — одна из самых ужасных вещей на свете. Уж проще совсем не ложиться. — Я думал, ваше родительство — секрет, — формулировка прозвучала по-детски, но именно она ассоциировалась у Кэтсу с Наруто. — Как можно сохранить секрет от человека, который знает его суть? — Значит, вы в курсе? — несмотря на вопросительную интонацию, Учиха утверждал. — Да. Занимательная история, — Намиказе усмехнулся, пытливо глянув на собеседника. — Поэтому вы хотели со мной поговорить? — наконец, докопался до истины Кэтсу. — Отчасти, — он не стал уклоняться. — Плюс, меня заинтересовало твоё досье. У тебя очень интересные способности. И ты подстегнул мой интерес, когда приготовился к бою при моём утреннем появлении. Это реакция настоящего шиноби. — Вы очень хорошо скрываете всю информацию о вашей дочери. — Ты проверял? — Минато приподнял брови, хотя, казалось, в действительности удивлён не был. — Она меня заинтересовала. Но даже при том, что я знал, что искать, найти ничего существенного не вышло. — Не каждый день с тобой спорят на рамен о создании мира во всём мире, верно? — он не смог сдержать смех. — Вас это смешит? — искренне впечатлился Учиха. — Наруто намного упорнее, чем ты можешь себе представить, — он положил руки в карманы униформы и снова стал задумчиво разглядывать рябую поверхность воды. — То есть вы серьёзно верите в то, что у неё получится? — Кэтсу не смог сдержать поражённую гримасу. — А для чего ещё нужны родители? Чтобы верить в своих детей, — просто ответил Намиказе, широко улыбнувшись. — Как оптимистично, — кинул он шпильку. За время разговора разница в статусах стала более размытой и менее заметной, из-за чего он и позволил себе подобное. — Оптимизм — это пессимизм сквозь призму идеализма, да? — Может быть… А может, и нет. Это моё субъективное мнение, не претендующее на истину последней инстанции, — Кэтсу явно дал понять, что за своё мнение биться насмерть не собирался и никого в свою веру обращать не планировал. — Вот как… Но ведь чем-то это мнение подкреплено? — Жизненный опыт? — он неопределённо мотнул головой, показывая, что не считал важной первопричину возникновения подобных взглядов на жизнь. А вот Намиказе интересовала именно первопричина. Хотя благодаря прочитанному досье он знал достаточно много фактов из биографии Учихи для того, чтобы прийти к самостоятельным выводам. — А что такое тогда пессимизм? — Пессимизм?.. Это оптимизм сквозь призму материализма. — И как это понимать? Кэтсу едва заметно нахмурился. Он размышлял, как преподнести эту идеологию наиболее показательно и очевидно. Минато его не торопил, блуждая в приятных, дорогих сердцу воспоминаниях. Через пару минут сложилось достаточно наглядное сравнение: — Допустим, свет в конце тоннеля. Реалист воспринимает картину мира без какого-то философского подтекста, опирается на факты. Он поймёт, что из глубины тоннеля на него едет поезд, и сойдёт с рельс, чтобы его не сбило. Пессимист увидит материальную часть вопроса. Вот он стоит на рельсах, и вот по этим рельсам на него едет поезд. И он будет ждать, пока этот материальный поезд его не собьёт. Оптимист увидит идейную часть. Вот был тоннель, и в его конце была тьма, но тут издали забрезжил свет, а с идеологической точки зрения свет появившийся во тьме — это надежда. И он пойдёт навстречу этому свету, видя в нём своё спасение. Минато выждал несколько секунд, убеждаясь в том, что Кэтсу закончил, а после спросил: — Поезд не сбил только реалиста? — Думаю, нет. Пара-тройка из сотни оптимистов споткнулись по пути и упали. Поезд проехал над ними. — У пессимистов шансов нет? — У оптимистов есть вера, а у пессимистов её нет. Вера — вообще по своей сути штука сложная. С одной стороны, много кто верит, но мало кому это помогает. А с другой — паре-тройке из сотни она всё-таки помогла. — То есть ты делишь людей на реалистов, материалистов и идеалистов. А оптимизма и пессимизма в твоей картине мира нет как таковых? — Можно сказать и так. — Занятно… Какое-то время они стояли в тишине, глядя на сложную игру света на воде. — Пора возвращаться, — Минато прервал молчание, и в этот момент с потолка сорвалась особо крупная капля, с громким плеском разорвавшая водное полотно. — Нам нужно будет ещё раз прогнать план. Кэтсу молча направился к выходу из волшебного закутка, в котором невольно забывалось то, что на самом деле там, снаружи, всё ещё бушевала война.