***
В Коноху Кушина вернулась меньше десяти минут назад. Она буквально пролетела алой стрелой сквозь западные ворота, наплевав на протоколы о правильном порядке возвращения с миссий. Сейчас было не до этого. Она почти не удивилась, когда у входа в резиденцию ей приказали идти не в приёмную, а в зал спецотчётов, хотя была там всего раза три в жизни. Просторная комната каждый раз казалась ей маленькой от того, что была пустой. А сгущавшиеся по углам тени, от которых не способен был избавиться тусклый приглушённый свет, заставляли нервничать. Узумаки чувствовала, что эти тени пристально наблюдали за ней, не оставляя право на ошибку. Это была территория Анбу, обычно недоступная простым смертным. Просто случай Кушины являлся необычным, что стало очевидно ещё тогда, когда постовые засекли её стремительное приближение к деревне. Узумаки, мечтавшая стать Хокаге в детстве, давно задалась вопросом, как Сандайме умудрялся находиться в нескольких местах одновременно. В последние годы она укрепилась во мнении о том, что он активно использовал Теневое Клонирование, ведь его всегда можно было найти и в приёмной, и в этом зале, и где-то на улицах деревни, и на раздаче миссий. Отчасти её мечта занять пост главы была продиктована не желанием признания, а вдохновлённостью примером добродушного старичка, который хорошо относился к тогда ещё малютке, оказавшейся в чужой стране без роду и племени, в полной изоляции из-за статуса джинчуурики. Были ли эти разговоры искренними с его стороны? Теперь Кушина сильно сомневалась, ведь их первопричиной являлась цель пробудить в ней привязанность к Конохе и доверие к Хокаге. В принципе, теперь это не имело никакого значение, потому что Узумаки точно знала: Хокаге ей не стать никогда, ведь она являлась джинчуурики. Слишком рискованно было подпускать главное оружие к власти. Также никогда не смог бы стать Хокаге и член клана Учиха. Обеим этим силам с самого зарождения деревни отводилась лишь одна роль — быть совершенными орудиями в руках правительства. Правом голоса они не обладали: оружие по определению не имело право на собственное мнение. В любом случае, Кушина смирилась со своим положением, казалось, уже вечность назад, хотя прошло всего лишь несколько лет. Присутствие Данзо на отчёте её угнетало, потому что этот человек являлся редкостным любителем накинуть ей лишних удавок на шею. И не только ей, но и тем же Учихам, Минато, Саннинам… Шимура словно стремился к тотальному контролю. Отчасти Кушина понимала то, что его желание основывалось на стремлении защищать Коноху. На околофанатичном стремлении, выражаясь точнее. Однако методы его всегда вызывали в ней отвращение, которое лишь усугубилось, когда он стал тянуть свои вымаранные тьмой лапы к Наруто, к её светлой и чистой малышке. Хирузен спокойно выдохнул дым, не торопясь начинать процедуру отчёта, будто это не он среди ночи сорвался в резиденцию из-за одного лишь возвращения Кушины. Он пристально осматривал подчинённую. Через него проходили тысячи людей — запомнить всех было невозможно. Но кто-то часто мелькал перед глазами, у кого-то была примечательная внешность, кто-то просто являлся яркой личностью, кого-то нельзя было не отмечать благодаря навыкам шиноби — такие люди запечатлевались в памяти. А Узумаки Кушина умудрялась объединять в себе всё это. Талантливый джонин, первоклассный сенсор, мастер фуиндзюцу — вот, что определяло её как шиноби при опущении того факта, что она являлась джинчуурики. В последнее время Сарутоби при встрече с Узумаки всё чаще вспоминал о её дочери. Потенциал Намиказе-младшей оказался воистину интригующим, и надо было признать, что значительную роль в этом играли гены её матери — гены Узумаки. Хирузен сожалел о том, что не получилось в своё время эффективно помочь соратникам, ведь столько талантов из-за этого не появилось на свет. Однако мощь Узумаки была настолько огромна, что часть его сознания, заточенная на политику, спокойно выдыхала от понимания того, что подобная сила уже никогда не могла обратиться против Конохи. Его взгляд, помутнённый поволокой размышлений, резко стал осмысленно цепким. Этот взгляд будто выстрелил сквозь очередной клуб дыма, выпущенного Хирузеном, отчего Кушина чуть резче вздохнула. Она чувствовала себя кроликом перед удавом, который самостоятельно прискакал в его логово. Сарутоби отметил непривычность внешнего вида подчинённой. Алые волосы были тщательно убраны в высокую причёску так, чтобы ни один волосок не упал на глаза, что резко контрастировало с её привычным пышным хвостом и выпущенными прядями, с которыми она ходила на миссии уже многие годы. Такие смены имиджа по возвращении с заданий, как правило, имели под собой весьма серьёзные основания: изменение зоны комфорта у шиноби никогда не происходило по незначительным причинам. Жилета джонина на ней не оказалось вовсе. Лицо и руки умытые, но на униформе багрела засохшая кровь. Не позволить крови противника окропить себя — этикет шиноби, и Кушина обладала уровнем силы, необходимым для того, чтобы этот этикет соблюдать. Из этого следовало то, что на миссии им встретился чертовски опасный противник. Это было крайне паршиво, учитывая новости, пришедшие вечером. — Узумаки Кушина, — вязкую тишину разрубил хриплый голос Данзо, — что заставило тебя прервать миссию и вернуться досрочно? — Весь состав погиб в ходе стычки на территориях Страны Ветра, — она ответила спокойно — уже свыклась с произошедшим. — Вы сменили маршрут? Территории должны были оставаться чистыми, — уточнил Сарутоби. — Нет. Нас сдали. — Откуда такая информация? — Сандайме нахмурился, сложив руки в замок. — Противник выдал эту информацию, будучи уверенным, что я не смогу уйти живой. Кушине было всего двадцать четыре, но она проходила уже вторую войну на передовой и пережила потерю всех близких до единого. Если бы её психика не оказалась достаточно гибкой изначально, то она бы, определённо, уже давно сошла с ума. В этот раз она отходила дольше обычного: всю дорогу её волосы были непривычно собраны в высокую тугую причёску, потому что от алого и всех его оттенков её непроизвольно начинало подташнивать. Сейчас Узумаки испытывала уверенность в том, что собственные волосы не стали бы для неё триггером. И даже кровь уже не заставила бы её поддаться тому суеверному ужасу, который пожирал её под конец боя. — Одна выжившая и при этом получившая данные от противника? — уточнил с откровенно грязным и топорным намёком Шимура. Кушина внимательно посмотрела на Данзо, ввязываясь в противоборство с гнетущим жёстким взглядом его единственного, полуприкрытого, серо-жёлтого глаза. «Ками, как же тяжко было смотреть ему в глаза, когда их было два?» — пронеслось в её мыслях. Она всегда противоборствовала с Шимурой. Он желал заполучить джинчуурики в Корень, но Узумаки категорически не подходила под его критерии, являясь до безобразия своенравной и свободолюбивой. Минато иногда сравнивал Кушину с океаном, о котором она грезила, ностальгируя о далёком, затёртом в памяти детстве: такая же напористая и неукротимая. А Данзо требовались покладистые щенки, и потому его вдвойне раздражал её вопиющий для шиноби характер. Однако всё это не являлось поводом для того рода обвинений, которые он подразумевал под своим вопросом. — На момент окончания боя в живых оставалось двое: я и Сасори Красных Песков. — Сасори Красных Песков? — требовательно переспросил уже Хирузен, впервые услышавший об этом человеке. Она размеренно кивнула. Прозвище «Красные Пески», данное парнишке ею же, уже прочно закостенело в сознании Кушины. — Марионеточник из Сунагакуре. Пол мужской. Возраст от пятнадцати до шестнадцати с половиной. — Сасори… марионеточник… — Сарутоби снова выпустил дым, а Данзо на это раздражённо прикрыл глаз. — Использовал яды? — Использовал некий яд на основе чакры Ичиби, который смог меня поразить. — И как же ты в таком случае выжила? — веко Шимуры дрогнуло, на мгновение опалив её кислотой взгляда серо-жёлтого одинокого глаза. — Яд успела нивелировать чакра Кьюби. — Сколько же времени на это ушло? — Две минуты, — резковато ответила она, не готовая терпеть нападки. — С чего вдруг противник решил дать тебе такую фору? — продолжил наседать советник. — Эта фора возникла лишь потому, что он не брал в расчёт то, что я могу вернуться в сознание, Данзо-сама, — в её серых глазах засверкали непримиримые искры грозовых молний. — Почему не добил? — Начал раздевать, чтобы аккуратно расчленить, — получив в ответ лишь тяжёлый взгляд, требовавший разъяснений, Кушина чуть поджала губы. Почему её терзало ощущение того, что она вернулась не домой, а пришла на вражескую территорию, где только и ждали возможности на неё напасть? — Насколько я смогла понять, Сасори-кун планировал сделать из меня марионетку, поэтому меня обошла участь быть обращенной в фарш в отличие от остальных членов отряда, — закончила она на удивление спокойно, но в действительности дело заключалось в апатичности: защитная реакция от ещё не прошедшего ужаса в отношении случившегося. — Почему не продолжила бой? — и снова звучало не как вопрос для отчёта, а как обвинение. — Была не в состоянии сражаться, поскольку яд всё ещё действовал на организм. — Как смогла уйти от преследования? — Я не уходила от преследования, Данзо-сама, — во взгляде Шимуры мелькнуло понимание чего-то такого, что Кушина ощутила своим смертным приговором. — Как такое могло произойти? — он едва слышно хрустнул запястьем. — Сасори-кун счёл знаком свыше то, что я выжила после его яда. Если верить его словам, то никто не проживал больше минуты после попадания под это воздействие. — И всё? — И всё, — она покорно кивнула. — Тебе есть что сказать, Хирузен? — спросил Данзо, не отрывая пристальный взгляд от окаменевшего лица Узумаки. — Нет. Ты спросил всё необходимое для быстрого реагирования, — Сарутоби обернулся на товарища, который продолжал сверлить испытующим взглядом подчинённую. — Можешь быть свободна, Кушина-кун. Отчёт сдать к десяти часам утра. — Есть, Хокаге-сама, — она собиралась тут же уйти, но ей не позволили. — Отчёт составь в резиденции, — резанул её требовательный голос Данзо. — Он должен быть максимально подробным. Опиши всё ещё с этапа планирования, включая людей, с которыми контактировала. — И в нерабочее время — тоже? — спросила она, не оборачиваясь. — Да. Каждого. От дочери, — тут Кушину передёрнуло, причём очень заметно, — и заканчивая белкой, которая пробегала мимо в парке. — Теперь я могу идти, Данзо-сама? — она обратилась к советнику, потому что удерживал её именно он, а не Хокаге. — Тебя проведут в кабинет, где есть всё необходимое, — из тени перед ней вырос боец Корня. — Есть, Данзо-сама, — сухо отозвалась она и вышла вслед за подчинённым Данзо. Кушине чертовски не понравилось то, как всё прошло. Осталось навязчивое ощущение того, что в этот раз Шимура будто с цепи сорвался, пытаясь высмотреть буквально в каждом её слове подвох. И зря она надеялась на то, что ей всего лишь показалось и что конфликт усугубился из-за Наруто. Буквально вечером поступили одно за одним сообщения от Орочимару и Намиказе. Саннинов подставили, выдав их маршрут ивовцам. При этом чуть не помер Джирайя, который пусть никогда и не вызывал какой-либо симпатии у Шимуры, но являлся крайне ценным для деревни шиноби. Группу Намиказе едва не прикончили из-за ложных сведений. И вишенкой на торте стало то, что Учиха Кэтсу не только вновь использовал свой мангекё, но и, судя по данным, весьма неплохо с ним управлялся. Усиление Учих на фоне всего, что происходило в течение последнего года, являлось тем, чего Данзо опасался больше всего прочего. Хоть сколько-нибудь полезные данные по вопросу диверсионщика найдены так и не были даже при том, что бойцы Корня весь последний год буквально рыли носом землю, выискивая любые детали. Учитывая то, что именно в этот период возобновилось взаимодействие Узумаки с Учихами в нерабочее время, Шимура начал испытывать подозрения. Снова везде вылазили печати: запечатанные проходы в случае Саннинов; печати сокрытия у кумовцев, от которых Намиказе вовремя избавился только за счёт своей феерической везучести; и в завершение — сама Узумаки в центре третьего события. После долгих месяцев затишья удар сразу с трёх фронтов оказался болезненным и выводящим из себя. Шимура вновь чувствовал то, что его упорно пытались оставить в дураках. И только Ками ведали, как же при этом его раздражало то, что ни одного существенного доказательства вины Учих и Узумаки в происходящем не было обнаружено. — Ты перегнул, Данзо, — флегматично упрекнул товарища Сарутоби. — Ты сам знаешь ситуацию, — отрезал Шимура. — У нас нет реальных поводов для… — Хватит! — он ударил ладонью по столу. — Когда появятся реальные доказательства, мы будем смотреть на руины Конохи с того света, Хирузен. Научись действовать вовремя, предвосхищая атаки, а не дожидаясь, когда противник ударит первым. — Ты называешь противниками не тех людей, Данзо, — в прежде мягком старческом голосе Сандайме прорезалась звенящая, бьющая по нервам сталь. — Узумаки Кушина за все годы службы ни разу не дала повода усомниться в её преданности деревне. Сохраняй объективность. — Тогда после сдачи отчёта направь её к Яманака. Пусть Иноичи лично подтвердит, что всё было именно так, как она говорит, и я больше не стану поднимать эту тему, пока не получу доказательства. Реальные, — он со злостью выплюнул последнее слово. — Как ты предлагаешь мне это обосновать? У нас нет весомых доводов для проведения подобных исследований. — А ты найди, — сказав это, Данзо решительно встал и беззвучной твёрдой походкой стремительно удалился из кабинета. Сарутоби выпустил очередную порцию дыма из лёгких. Возможно, Шимура был прав: лучше было переглядеть, чем недоглядеть. Кушина всегда была умной девочкой, она не могла не понять, что это на благо деревни. И всё же, стоило найти весомый повод для обследования, ведь подорванное доверие джинчуурики к деревне могло создать реальную проблему там, где её не было. Попытка через её память выйти на предателя? Звучало слабо, но этого уже было достаточно для издания приказа.***
На тренировку они шли молча. Всю дорогу Наруто задумчиво жевала губу и иногда разворачивалась, начиная идти задом наперёд. Она хмурила светлые бровки, вглядываясь куда-то в сторону центра деревни, и бурчала под нос раздражённые «‘ттебайо». А Итачи постоянно кидал на неё тревожные осторожные взгляды, не зная, как подступиться. Хотя где-то глубоко внутри он чувствовал не столько волнение, сколько раздражение от того, что Наруто огораживалась и не подпускала к себе. Он ведь искренне хотел ей помочь, хотя бы попытаться сделать что-то для неё полезное. Когда они дошли до полигона команды «Семь», никаких подвижек не произошло. В установившейся угнетавшей атмосфере они начали привычную тренировку. Один спарринг, второй, третий… Вроде бы всё шло, как по накатанной: Наруто переставала анализировать и кидалась в заранее проигрышную атаку — Итачи выигрывал. Мелькали новые приёмы и уловки с ухищрениями, изобретавшиеся непосредственно в пылу боя, пусть тренировочного. Плоды постоянной практики не переставали напоминать о себе. При этом всё шло совершенно не так. Они спарринговались слишком жёстко и слишком злостно. Будто вымещали в ударах взаимные обвинения: «почему ты мне не доверяешь?!», а «зачем ты лезешь мне в душу?!». Глупость, но оба чувствовали это слишком явно. К седьмому спаррингу сил осталось непривычно мало, и Итачи с шоком понял, что еле-еле вытянул его. Он не мог себе позволить потерпеть поражение там, где стабильно одерживал победу, пусть никто, кроме него и Наруто, об этом бы не узнал. В восьмом бою привычно последнее слово осталось за Наруто. От предсказуемости исхода становилось тошно. Это всё, чего они добились за месяцы выматывающих тренировок? Результат, который не изменялся ни при каких обстоятельствах? Учиху в последнее время всё больше и больше тяготило происходящее. Оставалось всего два спарринга, а Наруто стала лишь ещё мрачнее и напряжённее. Итачи, помимо всего прочего, категорически не нравилось то, что она вымещала свою злость на него, даже не замечая того, что сам поступал точно так же. Прежде чем подруга успела сказать «хаджиме[1]», Учиху осенило. Он резко вытянулся, как пружина, и требовательно уставился на неё. Примечательно то, что, несмотря на все свои переживания, она сразу же обратила на это внимание. Все негативные мысли и отрицательные эмоции Итачи отошли на второй план. Его распирало волнение с предвкушением. — Ты чего это? — она растерянно хлопнула ресницами, мгновенно вернувшись к своему обыденному виду. — Предлагаю спор. — Какой? — Наруто буквально ожила от загоревшегося в её глазах энтузиазма. Он прикрыл веки, пытаясь избавиться от ощущения, что зря это затеял. Шансы на то, что его идея не потерпит провал, были катастрофически низкими. — Если я сейчас выиграю спарринг, ты расскажешь мне, что тебя беспокоит. — Девятый спарринг? — удивлённо уточнила Намиказе, ведь шансов у друга фактически не было. Итачи покорно кивнул. — А если я выиграю? — она недоверчиво прищурилась. Наруто чувствовала во всём этом что-то нечистое, какой-то подвох. Итачи был слишком умным для того, чтобы предлагать подобное без отравленного сенбона в рукаве. Однако самым смешным в сложившейся ситуации являлось то, что у него действительно не имелось никакого хитрого плана. Видимо, привычка действовать экспромтом носила заразный характер. — Если выиграешь ты, — он тяжело выдохнул и опустил голову, устало прикрыв глаза, — то я… Я признаю, что я милый, и больше не буду с тобой об этом спорить. — Итачи, ‘ттебайо… Он настороженно посмотрел на подругу исподлобья, все также удерживая руки вытянутыми по швам. Наруто выглядела очень растерянно. Пусть она не понимала возмущение Итачи насчёт того, что он казался ей милым, но после того случая, когда это действительно его обидело, старалась сдерживать свои умильные порывы. Неужели ему настолько хотелось узнать, почему она волновалась? Должно быть, если бы Учиха узнал, о чём она сейчас думала, его бы задело это сильнее, чем вся эпопея с умилением. Подруга сочла его искренние переживания о ней же праздным интересом. — По рукам! — Наруто протянула ладошку для закрепления спора. Итачи шагнул вперёд так, словно сейчас должен был подписать собственный смертный приговор. Однако его лицо украсила тонкая, но по-настоящему радостная улыбка. Подруга уже улыбалась так же ярко, как и всегда — его затея в любом случае уже оправдала себя. Они дружелюбно пожали руки, а через секунду разорвали дистанцию. Уже пару месяцев они не начинали с рукопашного боя: Итачи брался за метательное железо, а Наруто — за печати. Всё было оговорено, и ничего внезапного никто не использовал. Нанести реальный вред друг другу — последнее, чего им хотелось. Руки Итачи ещё не отточенным до совершенства, но уже наработанным молниеносным движением выхватили сюрикены из подсумка. Он привычно глубоко выдохнул: в начале боя это уже стало безусловным рефлексом, потому что так тело становилось легче. Затем — прыжок. Не каждый студент академии был способен так высоко подпрыгнуть. Первый оборот вокруг своей оси Итачи просто оценивал: смотрел, куда переместилась его временная противница и что она подготовила за считанные секунды, прошедшие с момента начала боя. Второй оборот отводился на сам бросок. Пока что Итачи мог без огрехов управиться лишь с пятью сюрикенами одновременно: три — правой рукой, два — левой. Острозаточенные звёзды пугающе точно пробивали центры трёх свитков, активировавших скрывающий барьер, разбив их вязь. Про себя Учиха отметил то, что Наруто стала значительно быстрее подготавливать активацию барьерной техники за последние две недели. «Но всё ещё недостаточно быстро», — проскользнула в его голове мысль, когда он кинул последние два сюрикена, от которых Наруто пришлось уклоняться перекатом в бок. Это дало Итачи фору, ведь у неё пропал контакт со свитком. После третьего оборота, который был предназначен для уклонения от ответных атак, ведь прыжок — максимально открытое положение в бою, Учиха беззвучно приземлился. Мышцы мгновенно сковало тугое напряжение: расслабление было чревато поражением — в лучшем случае. Наруто титаническим трудом отучилась от азартных улыбок и прочих очевидных проявлений мимики во время сражения, ведь так у противника оставалось меньше шансов просчитать её следующий ход. Итачи даже почувствовал некое сожаление от того, что раньше было проще. Огненный шар, вырвавшийся из оставшегося одиноко лежать свитка, стал для Учихи, мягко говоря, неожиданностью. Но река позади спасла положение: он переместился к ней так быстро, что могло показаться, будто бы он использовал технику телепортации. К сожалению Итачи, подобное в его арсенале ещё не водилось. Хотя сторонний человек и без этого, вероятнее всего, был бы в шоке от того, как проходила тренировка двух детей чуть выше метра ростом. Даже сквозь водяную преграду Учиха ощутил жар рассеивавшейся и не нашедшей цели техники. Он сконцентрировался, вспоминая, где находилась Наруто, когда он прыгнул в реку. Под водой двигаться быстро было практически невозможно, но Итачи, добавив усиление чакрой, резким движением выпрыгнул на поверхность, вновь выхватывая оружие. На этот раз — кунаи. Взмывая вверх, он нашёл глазами то место, где совсем недавно была Наруто. Успела уйти. Оказавшись в высшей точке прыжка, он бегло осмотрел полигон: взгляд зацепился за что-то чуть левее центра поляны, будто там находилась какая-то шероховатость. Руки почти неосознанно метнули оружие именно туда, хотя внешне там ничего не было. Итачи приземлился на рябую поверхность реки и поспешил перебраться на твёрдую землю, потому что хождение по воде всё ещё перетягивало на себя слишком много внимания. У него пока не получалось не отвлекаться на концентрацию во время подобных трюков. Хотя то, что хождение по воде вообще до сих пор не покорилось Наруто, немного тешило его самолюбие. Правда, Итачи и стыдился этого, понимая, что радоваться такому, пусть и самую малость, не являлось правильным. Немного торопливо перебираясь на твёрдую землю, Учиха следил за брошенными кунаями. Один с глухим стуком вонзился в землю. Второй, летевший в полуметре от первого, с лязгом отрекошетил от чего-то невидимого, едва-едва отклонившись, и тоже вонзился в землю. «Барьер», — понял Итачи и тут же максимально быстро переместился за ближайшее дерево. Будто из ниоткуда возник ещё один огненный шар, который через мгновение прошёл над тем местом, где стоял Учиха, когда только выбрался из реки. Бой набирал всё более серьёзные обороты, а Итачи всё время удерживал на периферии сознания мысль о том, что он не мог проиграть — только не в этот раз. Подобная мысль зудела в подкорке и у Наруто. Он снова переместился, стараясь как можно незаметнее уйти подальше от реки, при этом не удаляясь слишком сильно от месторасположения противницы. Дерево, за которым он спрятался изначально, постигла печальная участь быть сожжённым. Намиказе пыталась выманить Учиху, чтобы навязать контактный бой, где у неё было бы ощутимое преимущество. Она уступала ему в силе и способности «просчитывать противника», но была быстрее, выносливее и изворотливее. Всё же Наруто являлась девочкой, а почти всем представительницам прекрасного пола от мала до велика легче давалась растяжка, и суставы у них были гибче. Так что на дотошно просчитанные выпады друга она, как правило, отвечала мгновенными немыслимыми с точки зрения физиологии уклонениями и из них также немыслимо умудрялась парировать. Наруто такими темпами, однозначно, должна была создать свой собственный подстиль тайдзюцу. Итачи же, понимая всю невыгодность ближнего боя, всегда всеми честными и не очень способами избегал контактного противостояния. Ко всему прочему, помимо трудности непосредственно самого боя с Наруто ещё большей проблемой было то, что она отлично управлялась с мелкими печатями. Когда Намиказе наконец освоила печать, стабилизировавшую и скрывавшую Хенге, от счастья даже кинулась обнимать Итачи, повалив его на пол, чем жутко его смутила, потому что это ещё и его родители видели. С остальными же печатями у неё всё оставалось так же глухо, как и прежде: любой набор символов, начертанный ею, обращался в высококлассную взрывчатку. После спаррингов они взрывали порченные свитки над рекой, из-за укрытия наблюдая за огненными всполохами. Учиха находил забавным то, как она иногда к нему с испугу прижималась, если взрыв получался чересчур разрушительным. А Наруто театрально обиженно супилась и тыкала его в щёку для того, чтобы, как она говорила, стереть улыбку с его лица. А после не забывала поразиться, почему очередной излишне сильный взрыв не испугал его. Ей каждый раз казалось, что их могло задеть. А Итачи снисходительно качал головой, ведь всегда было очевидно то, что они оставались в зоне безопасности. Во-первых, их защищал установленный Наруто барьер, а в подруге он не сомневался. Во-вторых, достаточно было сделать не самые сложные примерные расчёты для того, чтобы убедиться в том, что взрыв до них никак не доберётся. Однако проблемы с созданием собственных печатей никак не мешали Намиказе на пугающе хорошем уровне управляться с уже готовыми. Масштабные техники, наподобие барьеров или запечатывающих, не так прельщали Наруто, как едва заметные мелочи. Её отчасти восхищала возможность совершенно незаметно для противника перекрыть ему ток чакры, вызвать асфиксию, парализовать или сделать ещё что-то вводившее того в недоумение, мгновенно переходившее в ужас. Она отчётливо понимала то, насколько эффективно это действовало в реальном бою. А её родители иногда не сдерживали полные сожаления взгляды, глядя на то, как малышка-дочь, с горящими глазами осваивала применение очередной печати. Просто Кушина уже забыла то, как такие же взгляды бросали её родители, когда она с радостной улыбкой в свои пять лет бежала обучаться фуиндзюцу. И у Минато из памяти стёрлись печальные глаза воспитательниц детдома, когда он отказывался идти гулять со всеми, предпочитая муштровать свитки высокого уровня доступа, которые библиотекарь против правил выдавал безродному мальчишке без звания. Они выросли в мире, где убийство — всего лишь должностная обязанность, и сожалели о том, что и их ребёнок так быстро это принял. Они не помнили того, как быстро приняли это сами. Итачи же предпочитал сражаться на средних и дальних дистанциях. Расстояние позволяло более комплексно видеть ситуацию, давало больше времени для произведения расчетов и позволяло использовать атаки с большим масштабом действия. Если гены Наруто на данный момент давали ей куда больше преимуществ в ближнем бою, нежели в дальнем, то у Итачи всё было с точностью наоборот. Даже сейчас непробуждённое додзюцу «указало» ему на то место, где скрывалась противница. На основе обсуждений спаррингов с подругой он сделал вполне справедливый вывод о том, что видел этот мир несколько иначе. Быстрые движения представлялись ему более тягучими и плавными в отличие от того, какими они были в реальности. К тому же Итачи отлично видел как слишком близко, так и очень далеко, из-за чего после первого планового осмотра в детстве ему ошибочно поставили дальнозоркость. А ещё он видел то, что по логике вещей зрение улавливать не могло. Так, например, сейчас его взгляд зацепился за барьер, невидимый по определению. И в завершение всего шаринган давал отличную зрительную память, что иногда раздражало Наруто. Итачи один раз что-то увидев, мог через месяц без труда это вспомнить, в то время как ей приходилось буквально зазубривать нудную теорию, которая тем не менее была ей остро необходима для освоения фуиндзюцу. Правда, куда больше Наруто раздражало то, что друг при своей шикарной памяти забывал то поесть, то включить свет с наступлением вечера, то ещё что-то не менее банальное, но крайне необходимое для его же комфорта. Учиха и сам не мог объяснить то, как это работало. Однако когда он задал вопрос об этих наблюдениях маме, она испытала явное недоумение: даже для представителя клана шарингана глаза Итачи вели себя слишком по-особенному. Отца подобные явления также озадачили. Но осмотр у кланового медика никаких патологий не выявил, и все тут же благополучно обо всём забыли. Фугаку, судя по всему, руководствовался мыслью о том, что странности сына шли ему в плюс, следовательно, и бороться с ними резона не было. Микото просто успокоилась от заключения «здоров». Одна Намиказе так и осталась неравнодушной: каждый раз, когда они «открывали» новую особенность глаз Итачи, она не забывала обиженно пробухтеть небольшую, но экспрессивную речь о том, что он — жулик. Учиха обдумывал дальнейшую стратегию боя. Он видел несколько решений, но каждое из них не казалось ему в необходимой степени надёжным. Уклоняться вечно он не мог, как и атаковать, пока Наруто находилась под защитой барьера, — тоже. Но и она не могла нападать на него из своего укрытия слишком долго: её ресурсы являлись ограниченными, и это при том, что нужно было не забывать о следующем спарринге. Итачи тяжело вздохнул, поняв, что Наруто абсолютно точно о нём забыла, ведь её цель — победить в споре, а что будет потом значение для неё сейчас не имело. И всё же, даже так её запасы должны были истощиться. А что последовало затем? Она бы осталась под защитой укрытия, ожидая, когда Итачи всё-таки «дозреет» до ближнего боя. Итачи был более терпеливым: он мог долго ожидать того, чтобы она сама вышла из-под защиты, тем самым передав инициативу ему. Но Наруто была более упёртой: если она видела в ожидании реальный способ к достижению цели, то она могла вытерпеть даже несколько часов бездействия. Он не мог с точностью сказать, кто из них пошёл бы на поводу у другого первым. Точно такие же размышления одолевали и Намиказе в её укрытии за тем исключением, что она действительно напрочь забыла о следующем спарринге. В каком-то смысле её ход с установкой барьера загнал её же в ловушку. Надо было лучше обдумывать, с кем в бою она его применила. Друг мог долго терпеливо уклоняться, если это являлось необходимым. Она понимала, что нужно было вынудить его приблизиться каким-то более эффективным способом, чем прицельные атаки. Наруто нужен был Итачи, но сама она находилась в ловушке, следовательно, ей всего лишь оставалось загнать его в эту же ловушку. Она сложила простую печать довольно сложной техники. Теперь главным было не попасться раньше времени, потому что второй раз пытаться проделать тот же трюк с Учихой было бы бесполезно. Намиказе сглотнула и сконцентрировалась: друг во многом превосходил её, но в сенсорике и сокрытии она бесспорно находилась далеко впереди. Итачи присел, чтобы оказаться ниже центра видимости противницы, и крайне осторожно выглянул из-за укрытия. Теперь, имея возможность «рассмотреть» невидимую технику, он пытался понять, к какому типу принадлежал этот барьер и как можно было разрушить его, не приближаясь. Это казалось очевидно сложно, но в его голове зароились предположения, а Учиха стал выцеплять наиболее реальные из них. И только самая удачная идея стала приобретать более-менее чёткие очертания, как инстинкты буквально завопили бежать как можно дальше, отчего сознание опустело. Итачи выскочил на поляну, а в то место, где он сидел воткнулось три куная, брошенных с разных точек. Вопрос «как?!» отпал сам собой, когда перед ним выскочило три Наруто. Стало немного обидно от того, что она освоила клонирование и не рассказала ему об этом. Хотя так ведь и должно быть: шиноби следует скрывать свои способности от всех, кроме членов своей команды, но даже им нельзя выдавать всё. Тогда почему он ощутил обиду? Итачи не стал на этом зацикливаться, а подумал о том, что ему тоже было, чем удивить противницу. От этой мысли на лице его мимолётно проявилось неприятие: он осуждал Наруто за то, что она от него умолчала приобретение нового навыка, хотя сам поступил точно так же. Это попахивало двойными стандартами. Все три Намиказе оказались критически близко к нему, когда Учиха опомнился и вернул своё внимание сражению. Не только у Наруто в их тандеме имелись привычки, от которых следовало избавляться. Итачи, например, до обидного часто отвлекался на сторонние размышления, навязанные ходом боя. Отучиться от этого пока не получалось. Более того, ему казалось, что за последние пару месяцев эта привычка лишь усугубилась. Он слишком много думал. Но что с этим делать, пока не понимал. Учиха сделал шаг назад и оттолкнулся от земли, переворачиваясь в прыжке для того, чтобы уйти в переходное движение с опорой на руки. Время привычно незаметно для него замедлилось. Итачи оказался зажат между куполом барьера, за которым наверняка пряталась настоящая Наруто, и тремя её клонами, бросившимися в совместную согласованную атаку. Он стал плавно выпускать воздух из лёгких, когда пальцы мягко коснулись травы и руки стали сгибаться в локтях. Затем он, опустошённый и почти невесомый, вытолкнулся высоко вверх, а левая рука метнулась к подсумку, в то время как правая оказалась в печати концентрации. Клоны Намиказе тоже не теряли время зря: две помогли третьей выйти в высокий прыжок, и теперь она летела прямо на противника. Итачи понял, что столкнётся с клоном раньше, чем успеет выполнить задуманное. Поэтому он разумно освободил руки и выбрал точкой опоры перед следующим прыжком купол барьера. Клон налетел на него за пару секунд до приземления. И Итачи досадливо поджал губы, поняв, что попался в ловушку. Клон был настолько слабым, что развеялся от лёгкого, почти неощутимого соприкосновения. Он оказался на куполе и окинул беглым взглядом обстановку. Всё складывалось откровенно плохо: под ним, возможно, находилась противница, и она точно знала его месторасположение, а вокруг витала белёсая плотная дымка развеявшейся техники. Он не знал, куда податься для того, чтобы обезопасить себя. Очевидно, было крайне необходимо сменить позицию. Итачи снова напряг мышцы для прыжка, но опоздал. Невидимая, удерживавшая его над землёй преграда исчезла, оставив за собой ту же белёсую дымку. Он опять же больше за счёт инстинктов блокировал сильный удар под дых. Всё обернулось в абсолютно невыгодную для него сторону. Пусть Итачи и видел значительно лучше в нормальных условиях, но при помехах, вроде следов чакры, рассеивавшейся после применения техники, преимущество оставалось за Наруто с её навыками сенсора. Завязался столь нежеланный для Итачи рукопашный бой. Учитывая то, что сражаться ему приходилось, полагаясь на слух, тактильные ощущения и предчувствие, продержаться долго шансов у него не имелось. Ко всему прочему, ему приходилось отслеживать, чтобы ладони противницы его не коснулись, ведь это грозило ему в лучшем случае оказаться парализованным. А Намиказе едва сдерживала радостную ухмылку, потому что ей оставалось дожать Учиху совсем чуть-чуть и победа — её. А потом… потом можно было бы его затискать, наверное: он же пообещал не сопротивляться. Итачи буквально почувствовал ветер перемен, в смысле, поражения, отчего мелькнула мысль сдаться, не дожидаясь исхода боя. Он несдержанно злобно выдохнул сквозь стиснутые зубы. Ему вспомнился их самый первый спарринг. Если бы он взял себя в руки, если бы приложил максимум усилий, то смог бы одержать верх. Итачи и сам не заметил то, как его захлестнул столь присущий подруге азарт. Он не был готов проиграть, хотя цель, ради которой победа была так ему важна, затерялась под шквалом противоречивых эмоций. Даже при том, что они всегда боролись всерьёз, Учиха старался не наносить какой-либо вред Наруто, потому что до сих пор иногда с виной вспоминал окровавленные коленки и ссаднённый подбородок. Хотя поражение сейчас казалось ему едва ли не более страшным, чем в тот раз, в присутствии отца. Итачи решил бороться до конца. Очередной блок закончился перехватом, но ради этого манёвра Учиха довольно болезненно вывернул собственное запястье. Пока противница двигалась по инерции без возможности дать ему ответный отпор, он сделал подсечку и резко её выпустил. Наруто упала. А Итачи в секунды форы попытался сделать захват на земле. Намиказе увернулась, откатившись, и сама попыталась выполнить захват, что ей тоже не удалось. Борьба на земле продолжалась недолго. В какой-то момент вместо того, чтобы в очередной раз заведомо провально попытаться зафиксировать противника, они откатились в противоположные стороны, резко вскочили и замерли, внимательно глядя друг на друга. Наруто раздражённо сдула упавшую на глаза чёлку, а Итачи стоял неподвижно, словно капли пота на ресницах ничуть не мешали ему смотреть. Они выглядели так, будто шёл не девятый спарринг и четвёртый час с начала тренировки, а велось полноценное непрерывное многодневное сражение. На вид они держались на чистом упрямстве. Оба были перепачканы гораздо сильнее обычного. Потные и тяжело дышащие, ребята словно час отвели только на рукопашку. У каждого на защитных бинтах в районе локтей и колен собралась кровь, из-за чего случайный прохожий мог бы подумать, что они просто катались по земле, яростно пытаясь ударить соперника, а не выполняли сложные физически, отработанные выпады. Несмотря на месяцы упорных тренировок, их детскую кожу всё ещё не успели покрыть жёсткие мозоли, которые могли бы их уберечь от постоянного травмирования. Итачи понимал, что теперь их шансы были равны. Дымка рассеялась, и видимость стала нормальной. Наруто в этот раз выдохлась немногим меньше его, потому что потратила немало чакры на запечатывающие техники, барьер и клонов. У Итачи всё ещё оставался шанс склонить чашу весов в свою сторону, но ещё десять минут боя «на равных» — и он бы потерпел поражение. Стало даже немного обидно от того, как всё складывалось: они оба будто бычно относились тренировкам беспечно, а сейчас впервые собрались, получив мотивацию. Учиха едва заметно тряхнул головой, сбрасывая наваждение, потому что опять чуть не ушёл мыслями в неизвестную степь. Намиказе дёрнулась от движения противника, предназначение которого не поняла. Ей даже в голову не могло прийти то, что друг мог сделать что-то просто так, для себя, без дальнейшей сложной цели. С этого дня она должна была запомнить, что Итачи мог, потому что эта секундная отвлечённость ей дорого стоила. Итачи ринулся в противоположную от противницы сторону и, взбежав на пару шагов вверх по дереву, стоявшему в трёх метрах от них, вновь запустил левую руку в подсумок, а правой сложил печать. Наруто, понимая, что ничем хорошим для неё это закончиться не могло, кинулась разрывать дистанцию. А Итачи в очередном прыжке выхватил сразу пять сюрикенов и метнул их, не зацикливаясь на прицеливании. Тем не менее все они, пусть и были запущены «нерабочей» левой рукой, полетели достаточно точно: в голову, туловище, ноги и для того, чтобы не дать уклониться, по бокам. Скорее всего, незнакомый с навыками Учихи генин попался бы и получил бы весьма неприятные травмы с последующим больничным. Однако это была Наруто, которая изучила его способности вдоль и поперёк. Поэтому Итачи не сомневался в том, что она уклонится, даже при условии, что эта атака должна была оказаться для неё новой. Он, как только освободилась рука, сложил коротенькую серию печатей. Намиказе поняла, что дело — дрянь, когда её слух уловил звук свиста четырёх… нет, пяти сюрикенов, разрезавших воздух, стремительно приближаясь к ней. Двинуться назад было равноценно попаданию под прицельный удар каждой из звёзд. Продолжать бежать вперёд тоже не могло помочь, потому что ноги всё равно бы зацепило. Уклоняться в бок вновь оказывалось бесполезным. Она рыкнула, разворачиваясь, и чуть не грохнулась на землю от шока. На неё летело не меньше трёх десятков острозаточенных звёзд. Точнее, их всё ещё было лишь пять: остальные являлись иллюзиями, неотличимыми от реальности. При таком скоплении сюрикенов она не могла на слух и по движению воздуха определить, какие из них были настоящими. Оставался последний вариант, причём он был самоубийственным, но самым эффективным из всех возможных в случае успеха. Наруто с новой силой захлестнул боевой азарт, и она кинулась навстречу облаку метательного железа. Её маленькое гибкое тело завораживающе грациозно избегало столкновения с каждой из звёзд, ведь Намиказе не могла знать наверняка, где были настоящие. Фактически, она сокращала дистанцию с соперником. Итачи это тоже понимал и приготовился к решающему моменту боя. Приземлившись, он тут же кинулся в сторону противницы: нужно было только успеть сделать захват до того, как она переключила бы своё внимание от уклонений. Ему требовалось поймать в буквальном смысле идеальный момент. Правда, он чуть не потерял концентрацию, когда в сознание просочилась мимолетная мысль. Сквозь дикую суматоху финальных аккордов невероятно важного сражения, хотя никто из них сейчас с ходу и не ответил бы, почему оно являлось столь важным, он на мгновение подумал о том, что подруга всё-таки получит ранение, когда она едва не соприкоснулась рукой с траекторией настоящего сюрикена. А ведь в этой травме был бы виноват он. Но с волнением Итачи справился так же быстро, как и поддался ему: это же Наруто — она справится. Преодолев подлянку от противника, Намиказе, сверкая полными энтузиазма глазами, поехала по земле, уходя в подсечку и в очередной раз получая ссадину на бедре от шва шорт. Учиха понял, что поймать момент не успел — его ожидало поражение. И даже так он постарался максимально избежать столкновения, перескочив возникшую на пути преграду из тела соперницы, и покатился по земле, не устояв на ногах после столь широкого прыжка, выполненного без должной подготовки. Наруто вновь вывернулась каким-то немыслимым образом, что тем не менее выглядело очень грациозно, и навалилась на Итачи. Она захватила его руку, чтобы зафиксировать со второй. Её губы дрогнули в преждевременной улыбке от радости одержанной победы. Однако Учиха уже решил, что в этот раз не уступит точно: у него всё ещё оставались силы и возможность для решающего рывка. Уже травмированная в бою рука вновь была беспощадно вывернута, что позволило ему перехватить лидирующую позицию. Итачи перевернулся, потащив за собой и Наруто. Она вскрикнула от неожиданности и выпустила руку противника, чего он только и ждал. Её запястья оказались моментально перехвачены, а на тонкую с агрессивно бившимися жилками шею мягко легли холодные пальцы. Она даже не поняла, как именно всё так обернулось. Ещё порядка тридцати секунд они не двигались, молча переваривая прошедший бой. Каждый из них воспринимал другого как сильного противника. Они не боялись идти на разумный риск как сами, так и в отношении соперника. Они ни разу не превращали тренировки в игру в поддавки. Всегда работали в полную силу и возвращались домой, еле волоча ноги и поддерживая друг друга, чтобы не свалиться на полпути. Но никогда ещё у них не было столь агрессивного боя. Будто тренировка на самом деле обернулась реальным сражением. И это всё из-за личных волнений? А потом? Из-за спора? Итачи напугало это осознание. Наруто же почувствовала стыд от того, что некоторые её мысли могли привести к причинению реального вреда другу — настолько сильно она сфокусировалась на идее о победе. — Я выиграл, — тихо сказал Учиха, внимательно глядя на неё. Он отпустил её запястья и провёл другой рукой с шеи подруги на её плечо для того, чтобы помочь подняться. А по загорелой, разгорячённой битвой коже поползли мурашки от холодного прикосновения Итачи. Он потянул Наруто на себя, но, когда она оказалась в сидячем положении, резко отдёрнул руку, прижал её к груди и стал растирать. Через несколько секунд напряжённого непонимания Намиказе осознала, что именно эту руку друг вывернул для того, чтобы вырваться из её захвата. — Ты поранился? — она закусила губу от волнения. Итачи посильнее сжал предплечье для того, чтобы унять резко прострелившую его боль, после того как он дал на руку не особо сильную нагрузку. Учиха уже было приоткрыл рот, но в итоге не проронил ни звука. Он собирался сказать, что всё было в порядке, якобы он просто перенапряг мышцы и через несколько минут всё должно было пройти. А ведь это стало бы ложью: он прекрасно понимал, что схлопотал растяжение. Итачи собирался сделать то же самое, за что ещё меньше часа назад злился на Наруто: оградиться и проигнорировать желание помочь. Он виновато потупил взгляд, отчего подруга, не знавшая о том, что творилось у него на душе, заволновалась ещё сильнее. — Не переживай, — Учиха посмотрел на неё исподлобья. — Я её потянул, но через пару дней пройдёт. Попрошу маму… — и не договорил, потому что Наруто его обняла. Она часто к нему прикасалась: хватала за «ледышки», трогала его лицо, шутливо толкалась и обнимала… Да, Наруто обнимала его по несколько раз на дню, но делала это всегда как-то радостно. Буквально сгребала его в охапку, хотя и была несколько меньше, и тискала, словно плюшевую игрушку. Только когда Итачи обиделся и когда они ходили к могиле Обито, Наруто обнимала его по-другому, с нежностью. Но в этот раз объятия были снова совершенно новыми и непривычными. Малышка приблизилась порывисто и сжала его крепко, но осторожно, будто боялась навредить. И дышала глубоко и тяжело. Итачи растерялся, не понимая, как следовало поступить дальше. Он робко положил здоровую руку на спину подруги. — Дурак, — буркнула та. — М-м?.. — он удивлённо дёрнулся, но его не отпустили. — Ты дурак, ‘ттебайо, — хмуро припечатала она ещё раз. — Если так хотел узнать, что не так, мог просто сказать, — она сжала его ещё крепче. Влажная от пота кожа в бездействии стала мёрзнуть, а её горячее дыхание опаляло плечо Итачи, отчего уже по нему побежали мурашки. Наруто было обидно от того, что друг пострадал из-за неё. Она даже не предполагала, что ему было настолько важно узнать причину её переживаний. — Больше так не делай, — продолжила Намиказе угрюмо, но не отстраняясь. — Но… если в бою надо будет вырваться из захвата? — глухо спросил Учиха. Он хотел бы пообещать, лишь бы она перестала грустить и волноваться, но понимал, что точно не сдержал бы это обещание. — Со мной не делай. — Х-хорошо, — ему было немного неуютно от происходящего. Итачи давно себе признался, что ему нравилось, когда подруга обнимала его. Но когда объятия становились слишком долгими, он начинал испытывать неловкость. Это Наруто в любой, даже самой нелепой ситуации, чувствовала себя, как рыба в воде, а Итачи вечно терялся. Вот она отстранится, и что он должен был сказать? Сделать вид, что всё — как обычно? Так это ведь было совсем необычно… — Пошли домой, руку твою замотаем, — Намиказе отстранилась и подскочила, как пружинка, утягивая за собой друга. — А тренировка? — Ну, какая тебе тренировка, а? Она легонько, но ощутимо стукнула пальчиком по кончику его носа. А Итачи забавно скосил глаза, пытаясь уследить за её действием, что заставило малышку заливисто засмеяться. Учиха смутился и потупил взгляд, но слабо улыбнулся. Наруто снова была привычной, и это ему нравилось. — Сегодня тогда больше свитков прочтём! А завтра поменяем на ещё один спарринг. И вообще, — сложила она деловито руки на груди, — ты свой спарринг выиграл? — Такого напора Итачи совсем не ожидал, но смог выдавить из себя оторопелый кивок. — Ну вот. Так что нечего мне тут, — она подхватила друга под локоть здоровой руки и сосредоточенно потащила на буксире в сторону его дома. Учиха не сопротивлялся, потому что не было смысла. Такая инициативная Наруто его немного пугала, но это оказалось куда привычнее расстроенной Наруто. Он ощущал, что снова оказался в своей зоне комфорта, пусть всё пошло совсем не по плану. В добавок, его радовало то, что подруга обещала ему всё рассказать. Улыбка на лице Итачи стала печальной, когда он вспомнил её слова о том, что она и так бы всё рассказала. Ему хотелось верить в это, хотя где-то в глубине души он знал, что Наруто молчала бы до последнего.***
Итачи сосредоточенно здоровой рукой вытирал насухо тарелки, вымытые после ужина, и изредка косился на притихшую подругу. Не удивительно, что она клевала носом: полночи, как выяснилось, не спала. Пока Наруто вновь была спокойной и беспечной, Итачи усиленно занимался самокопанием. Сегодня он окончательно осознал, что привязался к Намиказе, причём так сильно, что от её состояния уже зависело его собственное настроение. Он нахмурился, водружая на полку последнюю тарелку, и слез с табуретки, поставленной на кухне специально для него, ведь роста для того, чтобы добраться до верхних полок, ему не хватало и измениться это должно было нескоро. Итачи тихо убрал табуретку и сел рядом с подругой, которая всё это время сидела подле него. Выглядела Наруто непривычно уставшей. «Интересно, какой она была, когда узнала о смерти Обито?» — эта мысль просочилась в его сознание прежде, чем он понял недопустимость подобных размышлений. Он тяжело вздохнул и отвернулся. Но Наруто, будто почувствовав сквозь дрёму, что потеряла внимание друга, прижалась к нему, уткнулась носом его в плечо и обвила туловище руками. По коже Итачи опять побежали мурашки от горячего дыхания в шею. Было немного щекотно, из-за чего он поёжился, но отстраняться не стал. Маленький наследник клана Учиха с грустью подумал о том, что никогда не чувствовал такой уют в родном доме, как в моменты присутствия рядом солнечной Намиказе. Он опустил голову, и чёлка прикрыла покрытые грустной поволокой глаза. Итачи понимал, что для шиноби привязанности — слабость. А он привязался к Наруто очень сильно. Непростительно сильно. Даже освоение искусства шиноби отошло для него на второй план. А он не имел право на это: время утекало сквозь пальцы. Через год с небольшим его ожидало поступление в академию, и у него не было никакого желания там задерживаться. Академия — пустая трата времени: там не давали реальный практический опыт, не учили мыслить в боевых условиях, ограничивали развитие правилами безопасности… Итачи ставил перед собой чёткую цель: стать сильнейшим в мире шиноби для того, чтобы прекратить войны. У него не было времени ни на что другое. Даже — на Наруто. Она несомненно очень помогала ему улучшать результаты. Но чего было больше в их тренировках: взаимопомощи или взаимоотвлечения? Итачи постоянно оглядывался на то, что не хотел причинить вред Наруто, на то, чего достигла Наруто, на то, как отреагировала Наруто… Вот в чём была причина его постоянных отвлечённых мыслей на тренировках — Наруто. А шиноби обязан самосовершенствоваться для того, чтобы становиться лучше. Необходимо было расти над собой и непрерывно сравнивать результаты с собственными, а не с чужими. Он закусил губу от досады. Без Наруто жизнь опять обещала стать серой и однообразной, но Итачи думал об этом весь день. Теперь он не сомневался: подруга мешала ему как можно быстрее приблизиться к его цели. Сегодня или завтра должна была прийти Кушина-сан и забрать Наруто домой. Учиха решил, что на следующую тренировку пойдёт без неё. Как и на все последующие. Он был уверен в том, что подруга поймёт, ведь она мечтала о том же. Одна цель на двоих — именно это их свело, верно? «Наруто поймёт… Она всегда понимает…» — вязко раздавалось сквозь дремоту в сознании засыпавшего Итачи. Тёплое дыхание больше не щекотало ему шею, он привык к нему, и теперь оно приятно грело. Его собственная щека уже лежала на светлой макушке. Микото, нашедшая детей, уснувшими сидя в обнимку на кухне под раковиной, не сдержала умилённую улыбку. Когда в дверь тихо постучала Кушина, у которой был крайне измученный вид, улыбка сама собой пропала. Узумаки наткнулась взглядом на дочку, обнимавшую сына подруги во сне, и тоже расплылась в улыбке. От одной этой умиротворённой картины появилось столь желанное чувство того, что кошмарная миссия закончилась. Она, наконец, вернулась домой. Кушина и Микото крайне осторожно отнесли ластившихся сквозь сон детей в комнаты. Когда обе вошли в зал с навернувшимися на глаза слезами, тихо засмеялись. Как же всё-таки были похожи их материнские проблемы! Один вид родного ребёнка, выглядевшего настоящим ребёнком, а не шиноби, заключённым в детском теле, был способен заставить их обеих проронить слезу. После Узумаки рассказала всё, что произошло за эти девять дней. Иногда она начинала говорить слишком уж громко, за что получала тычок в бок, ведь дети спали, и тут же прикусывала язык. Микото была обеспокоена поведением и нападками Данзо не меньше подруги. Над кланом Учиха медленно, но верно нависала тень, а они оказывались абсолютно беспомощны в сопротивлении ей. Микото была уверена в том, что Учиха не имели никакого отношения к диверсиям ни годичной давности, ни к случившимся на этой неделе. Фугаку тщательно проверил всех в клане, кому способности позволяли устроить подобное. Он проверял даже её, Микото. Виновный точно являлся не Учихой. Но и подозрения в адрес Кушины казались абсурдными, и тем не менее они были. Ей пришлось пережить кошмар битвы с марионеточником ещё раз для того, чтобы лишь на время доказать свою непричастность. Вечер для подруг закончился тяжёлыми раздумьями о будущем. А на следующий день Итачи поговорил с Наруто. Он говорил с ней честно и получил полное понимание в ответ. Наруто с ним согласилась, но взгляд ярко-голубых глаз был отчего-то печальным. Отчего-то… Кого Итачи обманывал? Себя? Ему и самому было чудовищно грустно потому, что приходилось дистанцироваться, обрубать привязанность, пока она не успела окончательно пустить корни. Учиха даже не осознавал в полной мере того, что усиленно подавлял искреннее желание позволить этой привязанности обосноваться в нём навсегда. Внутри больно кольнуло при виде широкой улыбки подруги, когда она уходила. Когда Микото оторвалась от бумаг клана и спросила сына, почему тот не пошёл с Наруто на тренировку, он ответил, что впредь будет тренироваться один. Почему мама выронила документы после этих слов, он так и не понял. Не могло ведь это печалить и её? Однако Итачи честно помог их собрать и ушёл тренироваться один. А в это же время шла на тренировку Наруто. Одна. И она в отличие от друга была уверена в том, что лучше бы им было продолжать заниматься вместе, хотя не знала, как это объяснить ему. Все его доводы оказались в такой степени весомыми, что ей нечем было их крыть. Может, Итачи был прав? Неужели привязанность к нему делала Наруто слабее?