Ты тратишь всё своё время на поиски лекарства, в то время как никакой болезни нет.
Sub Urban — Freak
— Человеческая жизнь так хрупка. Чонгук поворачивает голову в сторону Ким Тэхёна, странно усмехается и, не отрываясь, смотрит. Изучает. Считывает все эмоции, пытаясь уловить там страх, ненависть, отвращение, да вообще хоть что-нибудь указывающее на то, что он всё ещё живой человек, потому что глаза омеги совершенно пустые. Так быть не может. Тэхён взгляд не прячет. Никогда не прятал. Нервы в какой уже раз натягиваются так, что кажется, всё сейчас оборвётся и весь самоконтроль исчезнет за одну секунду. Сняв пиджак ещё до прихода Тэхёна, Чонгук стоит теперь в светло-голубой рубашке с закатанными рукавами, не спеша тушит сигарету, молча смотря на тонкие зигзаги последнего дыма от почти потушенного окурка. Верхние пуговицы небрежно расстёгнуты, показывая мощные ключицы и тонкую золотую цепочку, на которой подвешено маленькое простое колечко. Тэхён и сам бы с удовольствием выкурил пару сигарет и послал весь свет на хрен, только вот никто ему этого не предлагает. — Когда ты убивал, что ты чувствовал? — Улыбается Чонгук, нанося первый удар. Что и следовало от него ожидать. Хотя это всего лишь вопрос, таких целое море. Да, это всего лишь вопрос, который приклеится теперь к тебе намертво, с ним и умрёшь. И жалеть тут уже не о чем. — Я… — Тэхён дёргается и, нахмуренно, опускает глаза. Вот тебе и эмоции. Просто дёрни за ниточку, дверка и откроется. Если она, конечно, не заржавела. — Я этого не хотел. И почему нельзя просто соврать и сделать вид, что ничего не было? Всё ведь вроде как в прошлом. Так почему, чувствуя на своём лице пристальный Чоновский взгляд, у Тэхёна мысли все в голове путаются? Почему этот альфа так смотрит, словно всё про тебя знает и элементарно проверяет на честность, ждёт, когда ты проколешься и соврёшь? Тэхён давно уже забыл того трясущегося щупленького мальчишку, который вздрагивал, кажется, даже от собственных шагов, однако всё равно был не сгибаем. — Ты знал, что делаешь, а значит, хотел этого. Кажется, у кого-то проблема: в голове взрыв за взрывом. Хотя Тэхён знает, что он не виноват. Ибо он всего лишь пытался выжить. Каждый ведь справляется с проблемами по своему, каждый тонет в своём океане самостоятельно и, наглотавшись солёной морской воды, либо идёт ко дну, либо всплывает. И, если честно, Ким всем своим сердцем желал просто утонуть, камнем упасть в самую глубокую бездну, но зачем-то продолжал тянуться к солнцу. Его осуждают и ненавидят, так пусть подавятся, потому что в конечном итоге он всё равно вернётся на свой пьедестал, а все остальные так и останутся там же — у его ног. — И что? — Огрызается Тэхён, ведь старые привычки так просто не исчезают. Особенно, когда ты и не пытаешься от них избавиться. И откуда в этом омеге столько высокомерия? Чонгук в сотый раз задаётся этим вопросом, но небеса молчат, что, собственно, опять же неудивительно. Только вот Чону теперь плевать на всё это, потому что любую гордость можно купить, любой характер можно сломать. Он ведь тоже думал, что не сгибаем. Считал себя хорошим человеком, пока его младшего брата, последнего, кто его действительно любил, не убили даже после того, как он продал себя с потрохами. После этого Чонгук раз и навсегда потерял вкус жизни, сделал себе татуировку: «Even paradise is for sale»* на правой лопатке. И с улыбкой стал подмешивать яд в кофе своим недругам и с невинным видом предлагать ароматный напиток. Жил по принципу: «никто никого не заставлял, они сами выпили» и строил свою империю. У Тэхёна больше не осталось ничего, кроме его скверного характера, так почему бы и его не отобрать? Ведь почему-то именно это и хочется больше всего себе присвоить. Хоть и этот паренёк никогда уже не изменится, как и сам Чонгук, кое-что подправить всё равно получится. Пора заполнить внутреннюю пустоту очередной ненавистью и насытиться ей сполна. Заставить Тэхёна прочувствовать отчаяние до самых костей, промёрзнуть до полнейшего оледенения и похоронить себя мысленно примерно сто раз в день. Да, всё верно. Потому что Чонгук слишком размечтался о том, что этот неуступчивый омега падёт перед ним на колени и признает свой полный проигрыш. Но нет, Ким Тэхён, видно, решил, что всё ему по плечу и вообще он здесь главный. И хоть на колени Тэхён и правда падал, но глубоко внутри, благодаря этому он приобрёл внушительную броню, сквозь которую пробиться будет очень сложно, даже если ты Чон Чонгук. А ведь он точно так же тогда сделал. Спрятал гниющую изнутри рану и каждое утро плёлся в ненавистную школу, которая показалась потом раем, когда Чонгук стал торговцем наркотиков, выполняя страшные вещи для своего дяди. Если бы вам дали шанс начать всё заново, то как бы вы тогда прожили свою жизнь? Подавляющее большинство почему-то отвечает, что они бы прожили её точно так же, но почему? Зачем? Какой в этом смысл? Вот Чонгук, например, по-другому бы прожил вновь отданные обратно ему годы. Он бы учился в простой школе, гонял вечерами с двумя старыми друзьями в футбол (хоть совершенно ненавидел эту игру), признался бы симпатичной однокласснице в любви и возвращался бы домой, рассказывая брату, за что смог получить два ваза-ари на последних соревнованиях по дзюдо. И самое главное, он никогда бы не позволил папе умереть и оставить их. Никогда. Ещё он бы крепко-прекрепко обнял своего отца и разрыдался бы, как девчонка, шмыгая носом и вдыхая такой родной запах мандаринов и кедра. С утра до ночи бегал бы по дому как сумасшедший, и с наслаждением ощущал давно забытый домашний уют и яркое тепло, когда по выходным они все вместе убирали двор и мыли старенький форд, когда по праздникам родители разрешали им с маленьким братом не спать всю ночь, смотря телевизор, когда он заворожённо наблюдал, как отец разбирал пистолет и говорил, что у него будет такой же. Теперь у него и правда есть такой же, но не для того, чтобы защищать людей, а для того, чтобы в них стрелять. И старая любимая машина отца давно уже распродана на запчасти. И величественный небольшой домик на окраине Сеула давно уже сгнил и обвалился, а аккуратно подстриженная трава рядом с домом превратилась в безобразные кустарники и море сорняков. Теперь это дом, разве что для улиток и бродячих животных. С того участка вообще многие переехали в своё время, ведь там планировали построить новый отель, но так и не достроили. В детстве он был абсолютно счастлив, так почему всё так стремительно пошло под откос? И почему этот золотой мальчик тоже лишился всего из-за чьего-то желания забрать себе то, что ему не принадлежит? Однако слишком много думать Чонгуку противопоказано. Сожалеть тоже. Уже не осталось никаких чувств, чтобы что-то оплакивать. — Ким Тэхён. — Сигареты одна за другой обеспечивали альфе хоть какое-то удовольствие, и поэтому он с жадностью вдыхал разъедающий лёгкие дым, чувствуя горечь, которая ничто по сравнению с той, что на сердце. — Кого ты больше любишь: каких-то людей или своего отца? — Чего? — Тэхён забавно хмурит брови и кривит рот, анализируя ситуацию. — Отца. Чонгук хитро усмехается и задумчиво опускает глаза. С губ срывается любимое «что ж», и Ким напряженно сжимает ладони, потому что дела из раздела «окей» плавно переходят в «ни хрена не окей» и это так себе информация. — Тогда, я думаю, ты не расстроишься, если все эти люди умрут. Громко хлопает дверь, и оттуда начинают заходить по одному какие-то испуганные и заметно уставшие от всего происходящего люди. Трое мужчин в грязных деловых костюмах. По трясущимся рукам и разбитым в кровь лицам можно было сделать вывод, что их били. Очень сильно били и, видно, неоднократно. Две женщины, тихо скулящие о спасении и до сих пор не понимающие, что с ними происходит. На одной из них даже был всего лишь домашний халат, который болтался теперь грязной тряпкой на залитом кровью теле. Небольшая ростом, бледная девушка, которая настолько онемела, что казалось, будто она буквально превратилась в безжизненную статую. И, наконец, маленькая десятилетняя девочка, зарёванно смотрящая на всех вокруг стеклянным цепким детским взглядом, в котором никогда не угаснет надежда на спасение. Она с интересом и вопросом посмотрела на Тэхёна и плотно сжала губы, чтобы не разрыдаться, потому что только в глазах Кима она впервые за всё это время смогла увидеть что-то наподобие жалости, сожаления, извинений. И, прижавшись к омертвелой девушки, которая явно ей никем не приходилась, девчонка повернула голову в сторону Чонгука, который, брезгливо поморщившись, вновь тушил какой уже по счёту окурок. — Кто это? — Со злостью спросил Тэхён. Что-то внутри ёкнуло, когда он увидел у охранников, двухметровых громил, пистолеты. — Сам впервые их вижу. Почему-то первое, что делает Ким — это слабо и грустно улыбается. Потому что все его подозрения оказались верны. Этих несчастных действительно просто похватали со своих же домов и просто так, без причины издевались над ними. Из-за чьих-то разборок им сломали жизнь, а сейчас хотят ещё и накормить пулями просто из-за того, что кто-то развлекается. — Что ты, блять, нахуй такое делаешь? — Парень и сам не знает, почему кричит, почему вдруг стало страшно и плевать на то, что он может разозлить Чонгука, который, к слову, улыбнулся так, что у Тэхёна колени дрогнули, и он еле остался стоять на ногах. Жутко. Словно гнев богов, который вот-вот тебя настигнет. От этого взгляда лопается кожа и стекает вниз на идеально белый пол, а кости внутри за одну секунду разрушаются, и их обломки впиваются в истекающую кровью плоть, так, что их неровные края торчат снаружи. — Я? Всего лишь задаю вопрос, на который ты уже дал свой ответ. — Чонгук расслабленно откидывается на спинку кресла и привычным жестом зачёсывает ладонью волосы назад, из-за чего Тэхён застывает. Потому что так делал Чимин. Только лишь Пак Чимин. Это его привычка. Так какого тогда чёрта он делает также? Совпадение? Почему-то Ким не был в этом так уверен. Впервые в жизни Тэхён из-за какой-то ерунды усомнился в друге. — Я помогу твоему отцу, но только лишь, если они умрут. Таково моё условие, — сообщает Чонгук и тогда омега понимает, к чему был тот первый вопрос. Сколько глупостей за свою жизнь натворил Тэхён? Чертовски много. Издевался, смеялся над чувствами других, подсадил лучшего друга на дурь, ломал людям жизни и даже убил человека. И естественно, что именно последний пункт навсегда запечатлелся в его памяти, пустив корни ненависти и отвращения к самому себе. Вот был человек, быть может, даже являлся для кого-то смыслом, но вдруг этот смысл исчезает и всё обрывается. В этой жизни все, так или иначе, сталкивались с потерей близкого человека и поэтому каждый знает, что это такое. И, к сожалению, ты не сможешь спасти весь мир, но конкретных людей в данный момент Тэхён спасти может. Ценой жизни отца. — А что, если я не хочу, чтобы кто-то умер? — Дрожащими губами спрашивает омега. — А что, если мне на это плевать, — пожимает плечами Чонгук, продолжая величественно восседать на своём троне и гордо поднимать подбородок, чтобы тяжёлая золотая корона не свалилась с его головы. Он её теперь вечно терпеть будет, жутко ненавидеть, ведь Тэхён знает истинную тяжесть такой роскоши. Сам сколько лет тянул, пока её с него не сбили. — А что если… — Заткнись. Ты портишь мне настроение. — Рявкает Чонгук, от чего Ким вздрагивает и неосознанно делает пару шагов назад. А ведь он и правда их убьёт. Просто так. Ни за что. Да и зачем повод? Что-то Тэхён стал чересчур нежным. Но он ведь и сам раньше такое устраивал. Ставил человека в нелёгкий выбор и смотрел на его реакцию, это казалось ему забавным. Однако он никогда никого не заставлял выбирать между смертью и жизнью, так почему же его вина в несколько раз больше, чем у Чонгука, который, кстати, даже и ни разу не посмотрел на своих жертв? Он никогда не спросит их имена, не поинтересуется, какой жизнью они жили. Он вообще их потом не вспомнит. Словно домашний скот. И Тэхён, столкнувшись с ещё более жестокой версией себя, начинает беситься и затыкать вопящую в нём совесть, что совершенно некстати начала качать свои права и морочить омеге голову. Равнодушию Чонгука можно было бы позавидовать. А ведь это даже ни маска, ни видимость напускного спокойствия. Это и есть самое настоящее спокойствие во плоти, задумчивое, ироничное и горькое. Он ничего не скрывал и навряд ли кому-то что-то доказывал. Просто упивался своей властью, с которой теперь ассоциируется его имя и изредка снисходительно улыбался. Кровожадный греческий бог с целым небом в руках. Голодные глаза, омытые кровью губы и манящая невесомость в каждом движении, которую люди ошибочно воспринимают за величие. Застрявшие в сердце ярость и бешеное желание обладать всем миром, которое постепенно превращает эту «роскошную» жизнь в белёсый пепел. У каждого ведь свой путь и невозможно свернуть с него. Наверное. Чонгук ведь должен был сгнить где-нибудь в подворотне или сесть за наркоту, но сегодня он, считай, первый человек в государстве, тот, чьё имя, словно кость в горле для любимой полиции и пресловутого ФБР. И всё потому, что он однажды принял решение. Влюбился в странного и мечтательного омегу своего дяди, который оказался старше его на 2 года и вовсе не таким мечтательным и сентиментальным, каким показался на первый взгляд. Как будто вечность с того момента прошла. Да и «любовь» тоже прошла. Сокджин помог подняться и окрепнуть Чонгуку, помог понять, что к чему и как. Видел в нём своего младшего братика, который, когда дорвался до всеми любимой власти, первым делом жёстко его трахнул, а потом уже поблагодарил за помощь и пошёл строить свои собственные карточные домики, что только что разрушил. Новая эра, новая жизнь, новый «правитель». Джин остался позади, где-то там, за спиной, среди множества других лиц. Чонгук ведь дал ему и так слишком много, так что же ещё? Больше нечего. Позволил себя любить, обеспечил ему безбедную красивую жизнь, совершенно мёртвое имя и новое лицо, поэтому никакая полиция теперь не найдёт ни строчки про директора компании LY Company Ким Сокджина. Чист, как белый лист бумаги. Перевёрнутый лист бумаги. Тэхён трёт переносицу трясущимися руками и ловит себя на мысли, что в своей голове уже давно убил Чонгука. Воткнул в самое сердце острый кривой нож и мучительно медленно провернул его несколько раз. Эта мысль заставляет сердце сладко ёкать и одновременно ужасает своей странной неправильностью и невозможностью. А ведь раньше было так легко выносить любой вердикт. Так просто раскидываться чьими-то жизнями и за секунду всё тут же забывать. Сейчас тоже просто. Тогда в чём же дело? — Уберите их. Достали. — Чонгук небрежно машет рукой в сторону людей, и громилы дёргаются с места, ибо время выслужиться перед своим господином. А Тэхён, на секунду застыв, неожиданно делает несколько шагов вперёд и с немой решимостью и сумасшествием заглядывает в глаза Чонгуку, который недовольно на него смотрит и явно жаждет сегодня крови, которую у него сейчас, вероятно, отберут. — Отпусти… их. — Срывающимся голосом говорит Тэхён и понимает, что совершает самую главную в своей жизни глупость. Он самый плохой в мире сын самого лучшего в мире отца. — С чего бы? — Рычит Чонгук, который уже давно, ещё по изменившемуся взгляду омеги, понял, к чему всё катится. И это ему чертовски не нравится. — Потому что иди на хуй, понял? Этого достаточно? — Тэхён уже еле сохраняет спокойствие. Да что там, его просто трясёт от накатившей ярости. И это уже не милосердие или жалость — это злость на себя и на Чонгука, на его безграничную власть и собственное бессилие. Жалкий. К этому слову ни так-то просто привыкнуть, если, конечно, вообще возможно. Чон Чонгук, кажется, услышал треск собственной маски и вздрогнул. Интересно. То есть Ким Тэхён сейчас хочет отказаться от отца из-за вот этих вот чёрт знает, откуда взявшихся людей? Ха-ха, так он и поверил. Психом, конечно, этот парень был всегда, но не идиотом, потому что привык жить на широкую ногу, привык одеваться в лучшие шмотки и ездить на лучших машинах, а так что? Что у него тогда остаётся, кроме одного, совершенно дебильного геройства и привычного зубоскальства? Погибнет же. Не выдержит и исчезнет, а Чонгук этого не хочет. Хоть и постоянно повторяет себе, что ему абсолютно плевать, но тут же признаёт, что врёт сам себе, пытаясь не поддаваться эмоциям. — Ты совсем ебанулся?! — Вскрикивает Чонгук. Нет, так дело не пойдёт. Ибо такой расклад вещей ломает все планы нафиг. И даже не просто нафиг, а совершенно, окончательно и бесповоротно. — Тебе голову сквозняком надуло? — А нехер запирать меня в каком-то подвале, — в манер ему говорит Тэхён, который и сам понимает, что потом себя съест после этого неправильно принятого решения. — Идиот, — рявкает альфа, а потом добавляет: — Это не подвал. Забавно. Тэхён, чувствуя, как внутри разливается море противоречий, грустно усмехается. Вот она, жизнь во всей красе. Рубрика «за кулисами» из раздела «вовсе не смешной пранк» и последний шанс, чтобы всё исправить. Ну, или проебаться. — Уже опустился с ними на один уровень, раз поддерживаешь? — Чертовски метко замечает Чонгук, на что Тэхён резковато дёргается и заметно злится. Этот камень полетел не в огород, этот камень полетел в окно, разбивая на мелкие осколки хрупкое и без того уже потрескавшееся стекло. Теперь послать Чона, значит, показать, что задело. Промолчать, съесть унижение. Тэхён к такому не привык. — Главное, чтобы ты не опустился туда, откуда начал. Вырвалось. Да плевать. Но это всё равно безмерно глупо. Как сдать копам, где спрятал труп. — Не волнуйся. Пока в мире есть такие удивительные люди, как ты и твой отец, не опущусь. Вами можно очень хорошо отобедать. И я даже в какой-то степени понимаю Хосока, но он мне всё равно не нравится. Не люблю оккупантов, хоть и сам им являюсь. Обидно. Прадеды на костях строили компанию, а Чон назвал их наследников пушечным мясом. А что сделал для своего бизнеса сам Чонгук, кроме как пристрелил собственного дядю и захватил власть? — Значит, ты собираешься отказаться от моего шикарного предложения. — Чонгук задумчиво кивает и поджимает губы. — Думаю, папочка оценит предательство своего любимого сына. — Я не предатель, — срывается на крик Тэхён и понимает, что этот засранец снова прав. Но, чёрт возьми, от смертей вокруг уже тошно. И если это мир Чонгука, то он отказывается от такого мира. Хотя и сопли жевать тоже надоело. Грёбанные никому не нужные чувства. — Да я бы всё равно не стал помогать. Тэхён смеётся, но вовсе не оттого, что ему смешно. Ему сейчас словно дали в руки оружие и посмотрели, что он будет делать. А он не выстрелил, но этого больше не повторится. Ещё один урок навечно выжигается в подсознании. И, если честно, он не знает, что его до сих пор держит на ногах. — Сукин ты сын, — тихо шепчет Тэхён, когда его ведут прочь из большого светлого кабинета. Он даже не сопротивляется. Просто идёт и резко останавливается, когда слышит выстрелы. Вздрагивает. Поднимает голову к потолку. Перед глазами вспыхивают белоснежные стены, забрызганные крупными каплями крови и чонгуковский раздражённый голос. — Уберите это. — Эхом звучит по коридорам, а после твёрдый размеренный шаг, заставляющий всех в страхе прятать глаза. Крови много не бывает. Чонгук в этом уверен на все сто. Это не игра и не сказка. Связавшись с этим бизнесом, ты навсегда обрубаешь себе ноги, отбирая у себя возможность на бегство. Поэтому свидетели не нужны, даже если им зашить рот, отрезать язык и выколоть глаза. Без разницы.ஐஐஐ
Ким Сокджин
Можно ли расслабиться и хоть на секунду почувствовать себя свободным? Без страшного прошлого, некрасивых шрамов и мыслей, что к чёрту завтра, нам и сегодня нужно дожить? Без страха и отвратительных поступков? Без сожаления и раскаяния, которое и не раскаяние вовсе, а всего лишь игра на публику давно выгоревшего дотла старого актёра? Можно? Нет, нельзя. Потому что как не старайся, а от этого дерьма тебе никуда не спастись и не убежать. Ведь даже смерть не сделает тебя свободнее. А вот скорость, рёв любимого чёрного Порше 911, Джек Дэниэлз и чужой член в заднице делают тебя невероятно бесстрашным и по-настоящему живым, но всё равно не свободным. И в голове Джин погиб уже триста пятьдесят раз на этой столько же раз изъезженной гоночной трассе, а ему всё равно мало. Мало болезненных и невыносимо приятных засосов на своей молочной и давно побелевшей из-за отсутствия нормального образа жизни коже. Мало оглушающего визга тормозов и звона битого стекла. Мало постоянно меняющихся под его одеждой рук, что жаждут впитать в себя последнее уже едва ощутимое тепло. Мало этих безвкусных маленьких таблеточек, которые следует класть под язык, и тогда они обретают слишком ощутимый вкус, чтобы поделиться ими ещё с кем-нибудь серым, пошлым поцелуем. Мало жизни и так её много, что хочется лишиться её здесь и сейчас, спустив давно ждущий этого спусковой крючок. И, в конце концов, Джину мало смерти. Он кровожаднее самого Чон Чонгука, потому что ещё мальцом, в восемнадцать, его продали Чон Джимину, который насиловал и издевался над беззащитным омегой в течение целого года. Хотя и Чонгук ничем не лучше будет, но с ним хотя бы можно договориться. Младший слишком занят своими любимыми поставками, наркотой и пересчитыванием денег, которых у него уже немерено. Постоянно восстанавливает справедливость, которой нет и не было в нашем мире, направо, налево раздаёт пули и иногда малюет свои странные картины, которым бы сам Ван Гог позавидовал. У него своя жизнь, в которой совсем уже не осталось места для Джина. Ну и что? К этому «ребёнку» Ким никогда ничего не испытывал. Просто им обоим были выгодны эти фальшивые отношения, фальшивый секс, от которого вставляло ещё круче, чем от самой качественной дури и глупые слова, от которых толку ноль, но они всё равно зачем-то были необходимы. Всё по-взрослому, всё серьёзно. Здесь нет такого слова, как «боль», поэтому так легко всё и просто. Какой-то заметно пьяный альфа обнимает Джина и выдыхает ему в лицо облако дыма, однако это не производит никакого впечатления на омегу. Ему давно уже нужны действия, а не пафос, ведь этого пафоса и так здесь на каждом углу достаточно. Он умело пытается вытянуть ласку, ведь она ему так нужна. Нужна сегодня, нужна завтра, послезавтра — всегда. У него вечный непреодолимый голод и желание трахнуть всю планету, главное, чтобы внутри не было так пусто и холодно. — Ким Сокджин? — Доносится где-то слева насмешливый голос и омега отлипает от своей очередной жертвы, завидев новую, трезвую и куда более интересную, чем предыдущая. — Найти тебя оказалось настоящей проблемой. Намджун рад видеть этого слишком сексуального и падкого на всё плохое парня. Хоть он это и усиленно скрывает, но в его глазах светится лучик оживления и счастья. И если бы у него был хвост, то он бы сейчас им завилял, сливая себя с потрохами. Джин, видно, пьян, да ещё вдобавок и под чем-то. Сейчас его спокойно можно заковать в прекраснейшие и прочные наручники и упечь за железные прутья, да толку от этого мало. Да и не нужен он за решёткой. С такими осторожным нужно быть, иначе, чего доброго, сам сядешь. — Надо же, господин Ким, что же Вы забыли в таком месте? — Усмехается Сокджин и нагло рассматривает фэбээровца долгим жадным взглядом. Это действительно очень интересно и непонятно. Да ещё и вид у Намджуна был совсем неофициальный. Сильно порванные на коленях чёрные джинсы, открывающие вид на загорелые спортивные ноги. Джин даже залип на какое-то время, сладко следуя по остальным частям тела глазами. Чёрно-белая рубашка и кожанка. Привычный чёрный перстень в виде креста. Небрежно зачёсанные неестественно белые волосы, пряди которых изредка трепал лёгкий освежающий ветерок. Всё-таки этот альфа чертовски привлекателен, а Джин слишком Джин, чтобы просто пройти мимо. Фэбээровец по-доброму усмехается и опускает глаза вниз, сражая наповал своими детско-застенчивыми ямочками и задумчивым взглядом. Джину даже неожиданно хочется их коснуться, потрогать и погладить, прямо руки тянутся. А ведь во время их прошлой встречи Намджун был совсем другим. Нет, конечно, высокомерие в речи всё то же, но что-то с его глазами. Они какие-то более мягкие и потеплевшие. — Тебя, — изрекает Джун, а Сокджин довольно смеётся. Ему показалось или это прозвучало искренне? Да, так это и прозвучало. Слышится громкое объявление и бешеный рёв моторов множества машин. А вот и, собственно, начало самого лучшего в мире развлечения. К нему подгоняют его любимый, чёрный, как смоль, спорткар, за руль которого пускают только Джина, как постоянного победителя. Это не машина — это просто чудо. Вот кого и правда стоит любить. Он легко запрыгивает в салон и, выглянув, кивает Намджуну, показывая на место рядом с собой. Тот впадает в лёгкое оцепенение и слегка наклоняется, заглядывая в салон. — Сейчас я Вам докажу, что от меня лучше убегать, а не искать со мной встречи, господин Ким. — Сокджин улыбается настолько обаятельно, что у альфы начинают трястись руки от витающего в воздухе возбуждения и разжигающего огонь где-то внутри запаха бензина и мяты, котором пропах салон дорогого авто. Смело. Жутко заводит. Вызов в глазах Джина отдаётся в Намджуне электрическим током, словно выкуренная за несколько дней первая сигарета. Безумно приятно и так же безумно неправильно, чтобы продолжать этот цирк. Острые льдинки внутри впиваются в сердце, и теперь их оттуда не вытащить, альфа почему-то уверен в этом. Объявляется старт, и все с характерным визгом срываются с места, кроме Джина, который всё ещё смотрит в глаза альфе, смеющимся и издевающимся взглядом. И Намджуну горько. Собственный страх кажется нелепым и не стоящим и капли внимания. Громко щёлкает дверь, отчего Джун вздрагивает и удивлённо смотрит на оставшихся позади людей. Он в машине? Несётся на невыносимо страшной скорости и чувствует от этого огненно-испепеляющую радость? Полное отсутствие мыслей в дурной голове и стынущая в жилах кровь, из-за которой бросает в холодный пот? Ради этого не стоит так рисковать, это вообще самое глупое, что он делал. Пристегнуться получается не с первого раза, руки слишком трясутся, а несущийся на сумасшедшей скорости спорткар то и дело неожиданно заворачивает, заставляю альфу выпадать вперёд и каждую секунду жалеть о принятом решении. Всё-таки это развлечение не для Намджуна, будь он трижды отчаянным идиотом, не ценящим свою ни разу не прекрасную жизнь. Джин тянется к бутылке виски, и сердце Джуна, кажется, падает ниже Марианской впадины, потому что, чёрт их всех побери, он сел в машину к обдолбанному парню погонять по ночному городу на идиотски бешеной скорости. Просто фантастическое решение, Намджун. Лучше он ничего придумать не мог. — Мы слишком отстали, не догоним, — кое-как говорит альфа, надеясь, что Сокджин хоть немного сбросит скорость, но не тут-то было. У него словно отключаются все тормоза разом. В глазах загорается чернеющая пропасть, которая поглощает всё вокруг, в том числе и Намджуна. Никогда Киму не было ещё так страшно. Омега обгонял машину за машиной, громко смеялся и хлестал свой элитный вискарь, а Джун орал на него, как мог, несколько раз даже грозился посадить его, если они выживут. — Если чувствуешь, что сейчас упадёшь, беги ещё быстрее, — усмехнулся Джин, когда они начали подъезжать к финишу. Первыми. Резкая остановка, мимо проносятся разноцветные молнии из других машин. Очень душно и приятно. Здесь, после всего, в полутьме и чужих возгласах так спокойно и уютно. Кажется, что ты обманул саму судьбу, и от этого радость придаёт тебе силы. Сладко кружится голова. — Я буду называть тебя Джун-и, — тянет Джин, которого только отпустила ни с чем не сравнимая скорость, можно теперь и по рукам пойти. Никогда не следует отказывать себе в сладком, особенно, когда перед тобой такой восхитительный и ещё не отошедший от шока десерт. Мягкий, податливый, немного наивный. Прелесть. Порывшись в карманах своей лёгкой джинсовки, парень закидывает в рот сразу несколько таблеток. И плевал Джин, что перед ним сейчас удивлённый фэбээровец, который хочет вытянуть с него информацию. Точнее, хотел, но вместо этого станет закуской. Не сказать, чтобы лёгкой, но очень необычной. Даже, можно сказать, экзотической. Намджун возмущённо и растерянно охает, когда Джин, соблазнительно выгнувшись, садится на него сверху и впивается в губы, проталкивая языком таблетку. Видят небеса он не хотел заходить так далеко (хотя кого он обманывает, в своих мыслях, он уже давно побывал в Джине). Однако наркота — это уже даже не лишнее, это запретное, то, на что он не имеет право. Поэтому он отчаянно пытается разорвать поцелуй, но омега липнет сильнее. Скользит руками под рубашку, обжигается об горячее тело, слишком сильно и грамотно елозит на паху, дразня пошлыми звуками от поцелуя. Скидывает джинсовку и ловко расстегивает верхние пуговицы на воротнике, вцепившись в шею альфы мёртвой хваткой. Теперь он уже своего не отпустит, хоть семеро его отрывайте. Зубами глотку перегрызёт, но все чувства из Намджуна вытрясет. Себе всё заберёт, вместе с душой и сердцем. Жадно вдохнув запах шеи омеги, альфа, словно с цепи срывается. Ощущает внутри голод и неутолимую жажду, и сам тянется за лаской, желая тоже хоть маленький кусочек, но отхватить себе. Он его потом лелеять будет. Ведь от Сокджина действительно следует бежать без оглядки, иначе потом не вырвешься. Он воздухом твоим станет. Перед глазами встаёт разноцветный фильтр. Рубашка каким-то чудом оказывается расстегнутой, но Намджун тянет всё одеяло на себя, вылизывая и всасываясь в тонкую кожу Джина, который, словив свою птицу удачи, прижимает альфу ещё ближе, в руках его плавится и требует ещё. Больше внимания, больше поцелуев, всего Намджуна больше. Ким каждый сантиметр кожи помечает, ничего не пропускает. Жадно облизывает мочку, теребя зубами серёжки, целует за ухом, от чего Джин стонет настолько красиво и развратно, что обоих, словно кипятком обливают. Бляшка ремня беззвучно щёлкает. Свои штаны Намджуну тоже приходится расстегивать самому, потому что омега уже пребывал в своём космосе, вжимаясь в чужое тело настолько сильно, что дышать нечем. Больно. Ещё больнее становится, когда Джин, придя в себя, повторно уходит куда-то за облака от резкого толчка альфы в плотное кольцо мышц. Без защиты и подготовки. Голос хрипнет, и Джин изнывает, насаживаясь всё глубже и глубже. Раздирающая неприятная боль, губы искусаны в кровь, а тело настолько вымученно, что каждое движение причиняет едва переносимые муки. Даже когда член достаёт до простаты, ему всё равно недостаточно. Стянув ещё ниже обрызганные в собственной сперме джинсы, он выжимает всё наслаждение полностью, без остатка, превращая Намджуна в уже не соображающую куклу. Тянется за бутылкой и с поцелуем спаивает пойманную в свои сети рыбку. — Глупый, глупый мальчик, — сладко тянет Сокджин, нежно целуя в подбородок. Ведь он сам вручил зажигалку в руки омеге и облился бензином. А Джин абсолютно точно воспользуется этой зажигалкой.ஐஐஐ
Особняк семьи Хван
— Я не буду действовать против ФБР и точка. На этом разговор закрыт. Чонгук небрежно откидывается назад и машет рукой, пытаясь отделаться от ненужных заявлений главы Дома Сон — Сон Бонхёна. Само собой, что эти старые маразматики боятся лишиться своего куска хлеба, ведь полиция что-то в последнее время сильно оживилась. Не иначе как что-то задумали. — Все прекрасно знают, что начальник полиции кормится из твоих рук, Чонгук, поэтому ты так и спокоен. — Бонхён зол, он еле держит себя в руках, чтобы не набросится на этого малолетнего нахала. Сегодня у него вообще не очень хороший день. Сорвались три поставки героина и всё из-за назойливых юных героев, стремившихся выслужиться перед отечеством. Он бы каждого из них собственноручно расстрелял и тела бы прибил над огромными воротами старого склада, да руки коротки. Убрать их под силу только Чонгуку, но с ним ещё нужно договориться, что вряд ли возможно. Потому что из всех компаний в Корее Чон сотрудничает только с третьей по величине компанией Хван и Ким Сокджином. Представителей домов Сон и Ким он всегда упорно игнорировал по известным только ему причинам. — Зачем ты тогда снова говоришь то, что все и так знают? — В просторной комнате воцаряется подавленное молчание. Сону со всех сторон подают знаки, чтобы он заткнулся и вообще исчез. Мужчина опускает глаза в пол, понимая, что и правда сейчас доиграется. — Бонхён лишь хотел сказать, что мы все обеспокоены за собственные места. Время сейчас тяжёлое. И… — Я не нуждаюсь в переводчике, господин Хван, — ещё более раздражённо рявкает Чонгук, окинув всех холодным и равнодушным взглядом. Хван понимающе и тактично кивает. — Со своими проблемами вы будете разбираться сами. В конце концов, у твоего сына сегодня день рождения. Ещё раз поздравляю наследника. Все тут же поднимают стаканы с крепким виски и изображают радость на скупых лицах. Тут уже хоть что делай. Если Чонгук говорит праздник, значит праздник. Тэхён, всё это время тихо сидящий в сторонке, ловит на себе множество заинтересованных и недовольных взглядов, когда Чонгук усаживает его на свои колени и вжимается носом в шею, вдыхая любимый аромат Гуччи. С тех пор, как его из борделя перевели в особняк альфы, там он купается в богатстве и роскоши, как купался в своей прошлой жизни. Омега даже уже видел массу скандальных заметок в журналах и в интернете, о том, какая он продажная шлюха, но они вызвали лишь короткий смешок. Так же он знает, что его отца осудили на пожизненный срок, и эта новость уже подкосила его окончательно. Тэхён перестал есть, спать и почти всё время смотрит в окно. Внутри образовалась кровоточащая огромная дыра, которая с каждым днём съедает его всё больше и больше. И если так пойдёт, то дальше от него ничего уже не останется. Ещё и течка не за горами. Тэхён чувствует это, по ночам стонет от выламывающей кости боли. Позвоночник скручивает так, что дышать невозможно. И лишь алкоголь снимает ненадолго болезненные ощущения. Но этого недостаточно, потому что дальше будет только хуже. Чонгук тоже ощущает ближайшие перемены и ждёт. Знает, что Тэхёну сейчас очень больно, что он сплошь пропитан одним лишь обезболивающим и продолжает мучить, таская его везде за собой. Улыбнувшись сквозь уже еле выносимую боль, Тэхён горько усмехается своим мыслям. Потому что люди вокруг на него с затаённой ненавистью смотрят, ждут, когда он в грязь лицом ударится, ведь до них пока что не дошло, что один из самых красивых омег Сеула уже давно в этой грязи захлебнулся. И что? Его всё равно боятся, его всё равно ненавидят и хотят абсолютно все альфы, поэтому так и смотрят. Все омеги всегда видели в нём лишь своего конкурента, а значит, врага, альфы недоступного, но такого желанного. А теперь вот он, перед ними во всей красе, да опять же не достать ягодку. На нём навешен золотой ярлык под названием «посмотришь, глаза выколю», и сидит он на коленях у самого Чон Чонгука, и это ещё один повод для жгучей ненависти. Ким ведь теперь гол как сокол, у него ничего нет, и даже смазливая внешность не сильно бы его спасла, потому что характер не сахар, однако именно он сейчас меланхолично и прямо сшибает всех своим взглядом и словно не замечает того, в чьих руках сейчас находится. Чонгук же еле держится, чтобы не начать прямо здесь терзать нежную молодую кожу омеги, давится слюной и в лишний раз убеждается: какой сладкий трофей он отхватил в этой войне. Объеденье. Тэхён ведь словно лучшее творение самого талантливого скульптора, всё в нём слишком красиво и утончённо. Хороший вкус, прекрасные, хоть и стервозные манеры, и приближающаяся течка. Лучший, а всё лучшее должно быть только у Чонгука. — Как поживает твой отец, милый Тэхён? Обустроился в тюрьме после пентхауса? — Сон Бонхён подлетает к нему сразу же, как только Тэхён отошёл от Чонгука, обсуждающего с Хваном поставку нового оружия для американцев. Они в последнее время слишком тесно взаимодействовали, поэтому разговор был очень серьёзным и не терпящим отлагательств. — Я бы пошутил про твой мозг, Сон, но, боюсь, невозможно шутить про то, чего нет. — С лёгкостью разводит руками Тэхён, наслаждаясь злобой на чужом, не очень приятном ему лице. — Ты бы заткнулся, сладкий, а то тобой в последнее время ФБР усиленно интересуются, хоть бы чего не случилось. — Альфа мерзко улыбается, кидая двусмысленные намёки, от чего Тэхён мрачнеет, потому что эти ребята шутки шутить не умеют. Если начали свою работу, то только держись. А попадёшь под метлу, там долго думать не будут — в исправительную колонию строгого режима и до свидания. — А ты назови имя Чон Чонгука и все вопросы сразу забудутся, — нахально говорит омега, тяжело посмотрев в глаза Сону. Тот сжимает кулаки и багровеет от очередной вспышки гнева. Уж больно он впечатлительный. К тому же, всегда недолюбливал высокомерного и сильного Тэхёна. Не понимал, что до сих пор держит его на плаву, даже когда корабль давно затонул. Таких людей, как Тэхён, действительно стоит бояться, и Бонхён боялся, поэтому из кожи вон лез, пытаясь всегда доставить стервозному омеге хоть какие-нибудь проблемы, но бесполезно. — Обязательно. Только вот почему же у твоего отца тогда не прокатило, не знаешь? Тэхён сжимает бокал с шампанским и скалится. Необъяснимо ледяная воронка образуется в синих, скрытых за линзами глазах. Схватив Сона за воротник, он притягивает его ближе, заставив мужчину хрипеть и давиться осколками в потемневшем взгляде. — Ты думаешь, сука, я не знаю про твой сговор с Хосоком? Одно моё слово и стервятники Чонгука сделают из тебя жаркое и накормят им твоих любимых фэбээровцев. Ты меня знаешь, я отбитый. Омега отшвыривает от себя Бонхёна, специально морщится. То, что Тэ говорит правду, альфа почему-то не сомневается. Наверное, потому, что у Кима свои счёты с Соном, тут уже не отвертеться. — А ты сначала докажи, умник, а потом меня лицом в это тычь, понял? — Усмехается альфа, изображая из себя крутого. Тэхён дёргается, чтобы уже, наконец, заехать по этой скользкой физиономии, но замирает на месте, увидев идущего к нему Чон Чонгука. Сон хохочет, наслаждаясь пустым взмахом руки омеги. — Идём! — Словно собаке бросает Чонгук и, даже не остановившись, проходит мимо. Тэхён хмурится и, опустив глаза в пол, следует за альфой. Чёрт, мог бы хоть каплю уважения проявить. Это бесит. Особенно бесит брошенная реплика в спину от этого старого козла Сона. — Не забудь ботинки ему вылизать. Ты на большее не пригоден. Да плевать. Пусть ржёт, пока может, ублюдок. Всё равно его песенка спета. Ведь если он связан с Чон Хосоком, то для него, в любом случае, всё закончится не очень здорово и приятно. Неужели они думают, что если Чонгук молчит, то ничего не видит и не понимает? Насколько же самоуверенным нужно быть. Такая нездоровая самооценка приводит к одному лишь к гробу. Немного не дойдя до машины, Тэхён вскрикивает и сгибается. Боль становится ослепляющей. Его успевают подхватить люди Чонгука. И последнее, что он видит перед собой — это испуганное лицо самого жестокого человека Южной Кореи.ஐஐஐ
— Я предлагаю вам объединиться против Дома Чон, — Хосок обворожительно улыбается, не сводя глаз с Намджуна. — А какая нам от этого выгода? — Усмехается Ким, качая головой. И хоть они уже сотрудничали однажды, на этом следует остановиться. Ладно Ким Давон, он хоть и крупная рыба, да выпутаться из сетей так просто не смог. Как говорится, на каждого леща найдётся свой гарпун. Но Дом Чон… Слишком глубокие корни, чтобы так просто срубить этот дуб. Его власть и влияние распространяется на всю Южную Америку и Японию. Это хуже, чем разворошить самое крупное во всём мире осиное гнездо. Крови будет немерено. — Я слышал, что Вы, господин Ким, в последнее время очень активно интересуетесь Ким Сокджином, — дёргает бровью Хосок и достаёт небольшой белый конверт, положив его перед Намджуном. Естественно, он подготовился, иначе толку ему идти на встречу, считай, с врагом? Ким ведь до сих пор не понятно, на чьей стороне. — Слушаю, — Джун опускает взгляд на конверт и вежливо улыбается. Да что греха таить, Чон Хосок его снова приятно удивляет. Такого так просто со счетов не спишешь. — В этом конверте флэшка, на ней всё, что я знаю про Ким Сокджина и, уверяю, информация Вас заинтересует. Намджун ещё раз внимательно смотрит на конверт. — Неужели она настолько ценная, что из-за неё можно развязать войну?_________________________________________________