Valhalla

Всю жизнь моей навязчивой идеей была боль, которую я писал бессчётно.

Неделю спустя

      — С возвращением, господин Чон. Шин Соын — главный секретарь Хосока, почтительно кланяется и серьёзно смотрит на Чона, ожидая, пока мужчина нальёт себе свой любимый глинтвейн и, наконец, посмотрит в его сторону. Только Хосок смотрит на бледного и испуганного Чимина, сидящего самой настоящей тенью на чёрном кожаном диване. Омега всё также красив какой-то мучительно странной красотой и всё так же ненавистно косится в его сторону. Словно готов сорваться в любую секунду и сбежать сломя голову. Хотя Чимин умница, он знает, что будет, если он хоть раз ослушается. После того раза, как он попытался сбежать из комнаты, после которого Хосок быстро приложил его головой об дверной косяк, Пак даже мнения своего лишился. Раз и навсегда. Дошло, наконец, что Чон Хосоку вставить в него вместо члена свой острый и проворный нож, дело пяти секунд, а может даже и меньше. Больше парень не высовывался, вообще затих и опустил глаза, точнее, делал вид. Ведь душу грел припрятанный за тумбочкой, в самой щёлочке, маленький нож, который он стащил несколько дней назад с кухни, пока никто не видел. Хотел сначала спрятать его под подушкой, но успел сообразить, что спалят в первый же день, когда постельное бельё менять будут. Больше никаких мест парень не нашёл, всё проверяли. И теперь он с упоением поглядывал на чёрную тумбочку. Не выйдет с Чоном, так хоть вены успеет перерезать. Хотя себя Чимин из-за этого урода не собирается убивать. Они ещё с Тэхёном на его могиле попляшут. Только вот сам Хосок думал совершенно иначе и со спокойной совестью строил планы на жизнь. Ещё вчера он вернулся после разборок в Осаке (где улаживал ещё кое-какое дело), дел навалилась масса, Ли ушёл, а никто из его людей ничего не знает. Даже любимый старый лом не смог их разговорить, а это значит, что толку от них ещё меньше, чем от Чимина, который, к слову, сейчас должен был доставлять ему удовольствие и помогать хоть немного расслабиться, а не сидеть тут, словно на именинах, и не смотреть с такой отчаянной тоской на дверь.       — Со, что произошло, пока меня не было? — С нотками злости и раздражения в голосе спрашивает Хосок, ведь не просто же так его отвлекли. Кто-то специально всё это провернул, чтобы наворотить своих дел, пока Чон в Осаке развлекается. Поэтому и поехал, хотел посмотреть, что принесёт ему эта поездочка. Интерес всегда был главным его двигателем, хоть и глупо, но так Хосоку больше нравится.       — Ким Сокджина объявили наследником Дома Сон, ну, об этом, я думаю, Вы и сами знаете. — Секретарь Шин важно поправил очки и продолжил. — Мы не успели ничего сделать, да и приказа не было. И ещё… дело Ким Давона вновь открыли. — Робко довил мужчина. В первые пару секунд сложно было сказать, о чём на самом деле думает Хосок. Он просто стоял и молчал. Медленно пил из стакана и жутковато молчал. Однако по вливающейся в его и без того тёмные глаза черноте Чимин понял, что целым и невредимым он отсюда сегодня не выйдет. Так всегда. Благо, если ничего не сломает, а ещё лучше вообще свалит на одну из своих точек с проверкой. Ну, это он уже размечтался. Хосок не подавал признаков жизни ровно пять секунд, Пак даже посчитать успел, прежде, чем полупустой гранёный стакан полетел в бедного секретаря. Но, видимо, Шин к таким закидонам уже привык и с ловкостью, несвойственной его возрасту, отпрыгнул в сторону. Чимин едва не вскрикнул, когда толстое стекло разбилось об стену, подтверждая, что если бы не реакция Соына, Хосоку бы пришлось искать себе нового секретаря.       — Интересно, — усмехнулся альфа, так, что стало ещё страшнее. — Это какого хуя? И куда ты, идиот, смотрел? Крик разразил кабинет, отчего Чимин мелко задрожал, а Шин побледнел ещё больше. Злость, исходившая от Хосока, в этот момент, сгибала пополам и внушала панический страх. В таком состоянии он мог выкинуть всё что угодно и похуй ему, что будет потом. Сейчас ему хочется убивать и резать, потому что, если Ким Давон выйдет из тюрьмы, это будет худшим его кошмаром. Ведь тогда всё вскроется и все узнают про то, что это Хосок его подставил. Дома объединятся против него, а учитывая, кто трахает сынка Давона, закопают его точно.       — Мы не… не знаем. Дом Чон был инициатором пересмотра. И… Услышав это, альфа не выдерживает и начинает хохотать. Громко, заразительно, так, что Чимин закрывает уши и весь сжимается, потому что этот смех способен свести с ума кого угодно, потому что Чон Хосок сам сумасшедший и, скорее всего, всех их застрелит, а потом заменит новыми игрушками, которых тоже вскоре придушит.       — А Тэхён молодец, — со странным наслаждением одобрительно кивает альфа. — Вот за что я его всегда и любил. Умеет вертеться. Ноги вовремя раздвигает. Не то, что некоторые. То, что это обращено именно к нему, Чимин понимает сразу. Хмыкает сам себе и даже голову не поднимает. Ведь пусть Хосок говорит что угодно и думает что угодно, плевать. Он не последний альфа на этой чёртовой земле, его мнение омеге как-то не особо важно. Да даже будь он последним альфой, всё равно ничего бы не поменялась. Не стоит он того. Никто не стоит.       — Ким Давон не выйдет, — чересчур уверенно заявляет альфа, Чимин даже поворачивается в его сторону, чтобы заглянуть ему в глаза и понять, насколько серьёзны его слова, вздрагивает и, обжигаясь об чужой острый взгляд, отворачивается. Хосок же, напротив, смотрит прямо, надменно, с нескрываемой враждой и усмешкой. Рассматривает профиль Чимина и облизывается, потому что хочет. Слишком сильно хочет и специально медлит, себя мучает и наслаждается ожиданием. Ведь нет ничего лучше ожидания заслуженного подарка.       — Какие указания будут? — Бесцветным голосом спрашивает секретарь, и альфа отвратительно скалится. Дайте ему пару секунд и будут вам указания. Да по такому случаю всё что угодно.       — Пришло время избавиться от клана Ким окончательно. С этого дня действуем по плану «кладбище большое, могил хватит для всех». О том, что это значит, Чимин даже думать боится. Он лихорадочно шевелит мозгами и шарит глазами в поисках, за что бы зацепиться. Потому что масштаб грядущей катастрофы уже ощущается и выворачивает и без того вывернутую на изнанку душу. Дерьмо, а ведь нельзя быть таким жадным и бесцеремонным. Чон Хосок и так уже забрал себе будущее Тэхёна, его отца, компанию, жизни стольких людей, самого Чимина, гордость и совесть Чимина, их дружбу, так, сколько ему ещё нужно, чтобы, наконец, успокоиться и остановиться? Видимо, он и сам этого не знает. Собственная неутолимая жадность совсем сорвала ему крышу. Теперь не он с ней, а она с ним играет. В этом Чимин его совсем не понимает, просто одержимым никогда не был.       — Скажи нашему человеку в тюрьме, что пусть делает то, что должен, — отдаёт приказ альфа. — Тэхён никогда в жизни не пропустит похороны своего горячо любимого папочки, а мы в это время начнём готовить сюрприз для бедной сиротки. Жестоко. Сквозной холодок проходит по спине и Чимин морщится. Чувствует, будто в лёгких прорастают цветы под названием «ужас». Такие белоснежные, ледяные и щекочущие всё нутро. Ему теперь их лепестки с кровью всю жизнь выплёвывать. Задыхаться, словно от эпилепсии, хвататься за горло и тихо всхлипывать, подавляя никому не нужные слёзы. Потому что от одной мысли, что Тэхёна скоро не станет, что следующим, что Чон Хосок заберёт, будет жизнь его лучшего друга, почти брата, ломает что-то по важнее костей. Там и очередь самого Чимина не за горами. Всех положат под сырую после дождя землю, зальют цементом и бросят пару окурков. На том свете сочтёмся.       — И да… — Хосок достаёт из внутреннего кармана маленький пакетик с белоснежным порошком и кидает его на маленький столик рядом с диваном. Подсаживается к Чимину и по-хозяйски обнимает его, придвигая ближе. — Назначь мне встречу с Ким Сокджином. Раньше он мне не нравился, а сейчас я пригляделся и, знаешь, ничего. Твой снайпер, конечно, хуйня, но даже от него иногда есть польза. Альфа странно усмехается и высыпает на стол порошок, разделяет его чёрной кредиткой и вынимает из заднего кармана джинсов пару смятых купюр. Одну выкидывает на стол, а другую сворачивает в трубочку. Чимин с усталостью поворачивается и отрешённо смотрит на то, как Хосок жадно вдыхает, зажав одну ноздрю, белую смерть, и откидывается на спинку, массируя переносицу. Страшно и несправедливо вот так вот посылать на хуй своё здоровье и вообще нормальную жизнь. Особенно, когда не раз видел, чем это всё заканчивается. Тэхён вот, например, не боялся, а Чимин боится. Он и так на самой границе ходит, со смертью в прятки играет. Курит, пьёт, спит с Чоном, так ещё и наркоманом скоро станет. Это для разлагающемуся под ударами жизни парню кажется последней станцией. Финальная точка, после которой не возвращаются. Секретарь, постояв ещё где-то с минуту и ожидая, пока Хосок погонит его вон, всё-таки удаляется, дождавшись кивка в сторону двери. После ещё одной дозы альфу начинает нехило вставлять, и он, сладко улыбнувшись, начинает грубо зажимать Чимина, говоря, как он скучал. Заставляет омегу тоже вдохнуть кокаин, от чего у Пака сразу плывёт всё вокруг, и теряются все ориентиры. Становится так на всё наплевать и одновременно невыносимо тревожно. Собственное тело превращается в непреодолимую преграду, с которой никто ещё не справлялся и вряд ли справится. Прилив энергии и уже привычное состояние невесомости сводит Чимина с ума, пока альфа вылизывает и кусает мочку уха, ловко проскальзывает рукой ему в штаны и внюхивается в цветочный аромат, исходящий от кожи омеги. Хосок трахает Чимина с тех пор, как на следующий день после его унижения омегу привели к нему в кабинет и там прямо на только что подписанном договоре, альфа уложил его и бесцеремонно, без подготовки и разговоров, жёстко выебал. На сухую, с кровью и криками, наполненными страшной болью и мольбами. Чимин тогда не сопротивлялся. Сначала по незнанию попытался вырваться, но оглушающая пощёчина, от которой в ушах зазвенело, утихомирила его на какое-то время, а потом уже было поздно. Боль, жгучая и абсолютно нетерпимая, обожгла сознание, и омега больше даже и не думал вырываться. В тот момент Чимин даже не плакал, только изредка всхлипывал и кричал от каждого глубокого толчка. Хосок ему тогда в открытую сказал, что он платит по счетам за Тэхёна, хотел, чтобы парень его возненавидел, но не вышло. Нет, сначала Чимин и правда не понимал, почему именно он. В чём он виноват? А потом понял, что виноват он только в том, что Тэхён его любит и, причиняя боль Чимину, Хосок всем сердцем надеется причинить её и самому Тэхёну. А ведь раньше парень бы даже присвистнул и сказал бы, что чувак крут, но не сейчас, когда сам стал лишь разменной монетой в чужих разборках. Запрыгнув на колени альфы, Чимин подставляет шею под мокрые поцелуи, ощущает чужое возбуждение и хватается за мощные плечи до кровавых полос. Неожиданное осознание собственной власти стукает в покачивающийся на волнах горькой безнадёжности мозг, от чего омега улыбается и дразнит альфу своими рванными выдохами и пухлыми губами. Хосок просто с ума сходит по этим развратным губам, тянется, впитывает, присваивает. Шепчет имя Чимина, бёдрами поддаётся вперёд и в который раз видит перед собой самого настоящего демона во плоти. Этот демон усмехается и руками шарит по ключицам, груди, заслоняющим сердце рёбрам. Ещё немного и в горло острыми, как бритва, клыками вцепится. Но Хосоку, откровенно говоря, похуй, хоть сейчас душу вынимайте, он её назад выкупит. Но сначала весь свет себе присвоит. Этого демона ручным сделает, а ад своей лужайкой для пикника. Чимин, вновь усмехнувшись, задирает голову и тяжело дышит, когда альфа проводит языком по шее. Никто не видит язвительную улыбку, расцветшую на его израненных в кровь губах. Всегда опасайтесь тех, кому нечего больше терять, только они могут сделать больно так, что земля под ногами содрогнётся. Их тоска несравнима даже с адскими муками. Сейчас перед Чимином встал выбор: терпеть и мучиться дальше, умерев сопливой подстилкой, или же с ангельским видом подойти максимально близко, держа за спиной нож. И совершенно всё равно, что его в любом случае убьют. Они уйдут вместе. Только в таком случае его смерть будет не напрасной. И поэтому омега, не раздумывая, выбирает второе. Естественно, будет страшно, будет больно и по истине невозможно. Просто ещё невозможнее понимать, что в то время, когда тебя трахает Чон Хосок, твои близкие умирают по его приказу. И если умрёт Ким Тэхён, то и Хосока поглотит бездна. Чимин сам воткнёт ему нож в горло.

ஐஐஐ

На следующий день, ресторан Daydream

«Прости, но я не готов отказываться от семьи из-за нашей связи». Из-за нашей связи. Как интересно Намджун назвал их отношения. Только вот Джин почему-то считал «их связь» чем-то большим, чем просто какая-то там никому не нужная связь. Отвратительное слово. Гадкое, мерзкое и обидное. Джин и сам не знал, почему его так это зацепило, просто омеге впервые действительно понравился человек, а ему плюнули в душу. Вот именно поэтому никому нельзя доверять, даже своему сердцу. Господи, какой же он идиот. И зачем только рассказал Намджуну о своих истинных чувствах, зачем открылся? Ким Намджун никогда не будет воспринимать его всерьёз, никогда не сможет познакомить со своими родителями, поставить на нём метку, потому что он с ФБР и у него впереди светлое и счастливое будущее, а Джин — владелец самого лучшего борделя в Сеуле и по совместительству наследник криминальной группировки. Ну, и плевать. Пусть он и дальше выслуживается, а Сокджин будет жить своей обычной разгульной жизнью. Нет запретов и нет проблем. К чёрту эти долбанные чувства, само когда-нибудь пройдёт, просто нужно подождать. И омега подождёт, сделает всё, чтобы забыть Намджуна. Заполнит эту пустоту другими, выцарапает себе на венах: «я свободен», и, напиваясь, будет зажиматься с каким-нибудь подвыпившим альфой в коридоре очередного клуба. Будет специально мелькать перед федералом, показывая, как он ахуеннен, надевая полупрозрачную чёрную блузку и сильнее подводя глаза. Пусть видит, какой он мудак и что потерял. И хоть развязка их отношений вполне ожидаема и весьма правильна, Сокджин никогда с этим не согласится. Ему нельзя, а он хочет. Да, пора бы уже остановиться, но не так быстро. Именно обида заставила Джина пойти на встречу с Чон Хосоком. Хоть омега самую малость был в шоке от таких новостей, но задетая гордость и желание насолить теперь уже бывшему любимому человеку любовнику почти сразу погнала его к Чону. Намджун Хосока просто ненавидит и по любому узнает, что они были вместе. Значит, игра стоит свеч. Да, глупо и совсем не в стиле Сокджина, но что ему ещё остаётся делать, если Намджуну важны только его работа, собственное эго и честное имя? Зайдя в ресторан в сопровождении телохранителей, которых ему нанял предусмотрительный Чонгук, Джин нисколько не удивляется, обнаружив, что он пуст. Только за одним столом посередине зала сидел Чон Хосок и сосредоточенно вглядывался в какие-то бумаги, раскладывая их в каком-то своём, известном только ему, порядке. Ну, прям мечта, а не альфа. Серьёзный, солидный, в шикарном костюме тройке, сшитым специально для него под заказ у самого лучшего модельера, любимые часы Ролекс, слегка вьющиеся уложенные волосы и открытая, располагающая к себе улыбка. Джин даже хмыкнул. Надо же и почему все ублюдки так красивы? Грёбанная жизнь со своими непонятными правилами. Хотя сам омега ничуть ему не уступал. Хосок улыбнулся ещё шире и затаил дыхание. Голодным взглядом прошёлся по выпирающим ключицам, зацепился глазами за чёрную в тон рубашки портупею и неосознанно облизнулся, смотря на кожаные, неприлично обтягивающие стройные ноги, джинсы. Но больше всего его впечатлили фиолетовые волосы Ким Сокджина, дерзко подведённые хитрые глаза и нежные пухлые губы. Просто божественен. Недаром ведь Джин только что из салона. Решил окончательно сойти с ума и ещё больше показать свою индивидуальность. Хотя тут, скорее, просто детство в одном месте заиграло. И вовсе не для Чон Хосока он так расстарался, а совсем для другого альфы, который сейчас, наверное, опять на каком-нибудь очередном опасном задании, выслуживается перед отечеством, будь оно не ладно. Подойдя к столику, Джин слегка улыбается, а Хосок деловито кивает, странно следя глазами за омегой. Изучает. Присев, Сокджин со спокойной душой позволяет альфе себя разглядывать, не нервничает и не тушуется. Само хладнокровие с ноткой очарования.       — Давно хотел познакомиться, да всё никак не выходило. Теперь понимаю, какое упущение я допустил. — Начинает вешать лапшу на уши Хосок, который ещё вчера недовольно морщился при упоминании про Сокджина, а сегодня уже любезен и обходителен. Врать он всегда умел. — Хочешь вина? Здесь отличное вино, не пожалеешь.       — Думаю, было бы неплохо, — кивает омега и отводит глаза лишь для того, чтобы проконтролировать такой интересный процесс, как разлитие вина по бокалам. Официант ставит обратно на стол бутылку и отходит, исчезая из пределов их видимости. Хосок, как настоящий джентльмен, передаёт Джину бокал из тончайшего стекла. На секунду даже кажется, что жидкость сама парит в воздухе. Вино и правда было чудесным, хотя омега пьёт в основном шампанское или лёгкие сладкие коктейли, а конкретно вино особо не жалует. Просто голова от него потом чертовски сильно болит, как будто об неё разбили пару бутылок этого красного или светлого зла. А то, что это настоящее зло, Джин был уверен на все сто процентов.       — Я слышал, ты увлекаешься искусством, — напоминает о своём присутствии Хосок, заметив отрешённость омеги. Сокджин дёргает левой бровью и этим очень сильно напоминает Чон Чонгука. В альфе даже что-то разыгрывается и, отпив ещё пару глотков, он делает вид, что ему смертельно интересно, хотя, на самом деле, все эти светские беседы не для Хосока. Пустая болтовня вообще раздражает. Однако Джина не обманешь. Он точно так же видит людей насквозь и не любит попросту трепаться. Точнее, отучился. От этого, как оказалось, легко можно отучиться, особенно, когда с Юнги весь день проводишь. Туда не смотри, про это не думай, глупости не говори, и так каждый день.       — Хосок, в данный момент мне интереснее узнать, что же тебе нужно? — Как бы между прочем интересуется Сокджин, отпивая ещё вина. Да, всё-таки не стоит забывать, кто перед тобой сидит. Этот омега считывает любую эмоцию на лице за секунду, ещё быстрее анализирует всю информацию и при этом мило улыбается. С ним нужно быть максимально осторожным. Или максимально честным. Сокджин ведь не изнеженная омежка, а глава второго по величине клана в стране. Всё равно раскусит, так к чему ненужное притворство?       — Скажем так, мне импонируют сильные люди, именно поэтому я хочу познакомиться с тобой поближе. — Хосок заглядывает в спрятанные за зеленоватыми линзами глаза и видит в них странный живой интерес. И в этом он точно не ошибся.       — Насколько ближе? — Улыбается омега, в упор смотря на загоревшегося Чона. И если бы только все были такими, как Ким Сокджин, если бы так же быстро соображали и легко шли на контакт. Хотя Хосок прекрасно понимает, что всё это напускное дружелюбие, всего лишь ложь, которой его профессионально кормят. Только вот сам Хосок тоже не дурачок с улицы, осознаёт, что подпускать к себе Сокджина это то же самое, что установить в своём кабинете камеру, через которую Чонгук будет за ним наблюдать и потом удивляться, кто слил всю инфу. Но, как говорится, держи врагов своих ближе, чем друзей.       — Ну, если в сердце я твоё не попаду, то, значит, ближе уже не получится, — усмехается альфа, а Джин едва ли не аплодирует, потому что красиво говорит, очень красиво, но он не в том положении, чтобы покупаться. Нет, естественно, омеге приятно такое внимание, но глубоко внутри до сих пор эхом раздаётся Намджуновское последнее сообщение. Болью отдаётся в области грудной клетки и сотнями вопящих голосов орёт о том, что это всё неправильно, что нужно остановиться, пока не поздно. Ведь с чего он взял, что самому Намджуну хочется с ним расставаться, что он не страдает точно так же? Просто у него хватило смелости признать свои слабости, а у Сокджина не хватает. Так может тогда наоборот, лучше провести точку невозврата, отрезая альфу раз и навсегда?       — Не попадёшь. — Ну уж нет, Хосок может обосноваться где угодно: на его кровати, в машине, в жизни, но к сердцу пусть руки свои не тянет. Слишком много захотел.       — А в постель? — Бесцеремонно и открыто интересуется альфа. Он сюда пришёл только с одной мыслью, что вечером у него будет жаркий секс с любимой блядью Чонгука, и он от этой сладкой идеи отступаться не собирается. Джин усмехается и демонстративно облизывается, из-за чего Хосок пьяным взглядом смотрит на его губы и обаятельно улыбается. С трудом держится и с восхищением заглядывает в глаза. Омега даже успевает представить, как хорошо им будет вместе, нужно всего лишь согласиться и получить удовольствие. Вроде бы просто, но почему-то на деле чертовски тяжело даже просто кивнуть и сорваться в люксовый номер отеля. Ведь кажется, что Намджун стоит сейчас за спиной и разочарованно на него смотрит. Невыносимое чувство вины. И в какой момент оно стало верховодить?       — А ты хочешь? — Омега зачем-то стал тянуть время, глупо полагая, что от этого что-то изменится. Хосок же стал недовольно щуриться, пытаясь понять, что за игру затеял омега и какие в ней правила, чтобы не вылететь сразу. Трахнуть его хочется так же сильно, как и хочется Чимина, хотя нет, Чимина хочется сильнее. Может, дело в привычке, а может, в том, что Пак не притворяется и не окружён шлейфом лживости. Он сопротивляется, поддаётся, варится в собственном аду, а Сокджин сам любой ад на земле разверзнет, кого угодно туда, в эту яму, вытолкнет и ещё ручкой на прощание помашет. Однако это ничего не меняет.       — Хочу. Видение в виде Намджуна сзади больно вцепляется в плечо, усиленно качая головой, но Джин буквально отмахивается от альфы и улыбается. Естественно, что Хосок хочет. Одно это слово будоражит сознание и срывает крышу им обоим. Точнее, альфа смотрит с откровенным вожделением, а Сокджин с плохо скрываемой пустотой, которую Хосок списывает на обыкновенную высокомерность и совершенно не обращает внимание. Мол, ну подумаешь, грешен гордыней, она им особо не помешает.       — И дело не в моём наследстве? — Если честно, Джину абсолютно плевать, просто хочется понять, насколько сильно он потом пожалеет.       — В твоём. — Хосок залпом допивает вино и еле сдерживается, чтобы не засмеяться в голос. Кажется, кто-то слишком ощутимо сомневается и никак не может решиться. Теперь понятно, откуда взялась эта странная неловкость. Видно, Джин, не обдумав, всё до конца, рубанул с плеча, а теперь, осознав, пытается выкрутиться. Однако поздно. Чёрта с два альфа теперь от него отцепится, потому что, пока не вставит, не успокоится. Теперь Хосок будет медленно, но верно забирать у Чонгука всё. И начнёт он с этого вкусненького омеги. Отличное начало. Там заодно и закончит ещё одно давнее дельце — убьёт Ким Тэхёна. Этот парень вытрепал альфе все нервы своей неуязвимостью. Потому что как можно так спокойно жить, когда вся твоя привычная жизнь разрушена и сам ты уже одной ногой в могиле? Теперь ещё и отца почти вытащил, ведь если за дело берётся Дом Чон, то оно уже, считай, выиграно. Это всё приводит Хосока в слепую ярость. Альфа жутковато улыбается Джину и, выкинув маску хорошего внимательного парня, без наркоза, режет омегу почерневшими острыми глазами. Весь налёт былой обходительности слетает за считанные секунды.       — Сейчас мы с тобой едем в мой особняк, и там нам никто не помешает, — стальным голосом говорит Хосок, видя, как хмурится Сокджин, потому что омега не совсем был согласен с таким разворотом событий. Однако, если подумать, Джин же с ним не в шахматы шёл играть, а поужинать и, скорее всего, продолжить вечер в более уединённом месте, так чего он теперь выпендривается. Что ж, ужин не состоялся, но уединённое место альфа им обеспечит. Только вот омега никуда уже не собирается, лучше сидеть дома и опустошать свой мини-бар, признавая, что ты безнадёжен. Точнее, безнадёжно влюблён.       — Я никуда с тобой не поеду, — спокойно качает головой Джин, и Хосок, услышав отказ, резко поднимается и подходит к омеге. Наклоняется, одной рукой держась за спинку стула, другой за стол и усмехается. Вблизи Сокджин ещё красивее.       — О, нет, ты поедешь, поверь мне, — уверенно говорит Хосок и шкодливо улыбается.

ஐஐஐ

Коттедж Чон Хосока

Джин уже минут пятнадцать бесполезно слоняется по коридорам огромного трёхэтажного коттеджа за городом. Наслаждается красотой большого сада за окном и думает, что здесь очень даже неплохо. Странно уютно для Чон Хосока. Много чёрного и коричневого цветов в мебели, изредка мелькают яркие, в большей степени красные, детали. Необычно много света для такого тёмного интерьера льётся через огромные стеклянные стены, не задёрнутые шторами. Хосок, как только они приехали, сразу же свалил в свой кабинет на третьем этаже, сказав, что ему нужно срочно что-то подписать. Его секретарь, недовольный серьёзный мужчина с лёгкой сединой и морщинками около глаз, последовал за ним, лишь кивнув в сторону Джина, как бы приветствуя. В итоге они там застряли на чёрт знает, сколько времени. И это, кстати, было ему даже на руку. Рассмотрев все картины и непонятные маленькие статуэтки, парень вновь застыл около окна, смотря, как ветер колышет листву, подумал о Джуне, снова понял его, а потом опять разозлился. Надоедливые мысли без остановки лезли в сознание, хотелось стукнуть чем-нибудь по лбу или сразу приложиться головой об толстое стекло, чтобы разом всё вышибло. От души насмотревшись в дальние дали, Сокджин поворачивается и вздрагивает, потому что напротив него стоит незнакомый парень. И улыбается, увидев слишком живой испуг на лице Джина.       — Ты меня напугал, — громче, чем предполагалось говорит Ким и с трудом может оторвать взгляд от красавца, стоящего напротив. Потому что он и правда сказочно красив. Невероятно, слишком, до искр перед глазами. Наверное, всё дело было во взгляде, поэтому незнакомец так притягивал к себе внимание. Эти глаза были похожи на капли после дождя, в которых столько всего было намешано. И непередаваемая боль, и самая искренняя в мире радость, и молчаливое отчаянье, и последняя во всём мире надежда — это и многое другое закручивались в спирали золотистого цвета и горели в слегка расширенных зрачках парня. Светлые волосы малость разлохмачены и такая же бледная, как у Юнги кожа. Причём не похоже было, что она действительно такая белая, просто парня, как будто чем-то травили. Словно его изнутри разъедала кислота, а он ходил и так спокойно, но треснуто улыбался. Из одежды на нём был один шёлковый черный халат, надетый на голое тело. На шее тонкой сеткой узоров расползалась ещё очень свежая метка, вчера только поставленная Хосоком. Это смутило Джина ещё больше, потому что, походу, перед ним сейчас стоит омега Чон Хосока, а он какого-то хрена торчит тут и птичками, да листиками любуется.       — Я вижу, у нас пополнение. На одну шлюху стало больше, — зло шипит парень, так же разглядывая самого Джина. Как омега, омегу, его чувства Сокджин прекрасно понимал. Ведь кому понравится, когда твой альфа таскает других в ваш дом? Да Джин бы уже давно глаза за такое выцарапал и с лестницы спустил, без разговоров и разбирательств. Но другой омега, кажется, был более уравновешенным.       — Я сейчас уйду, не беспокойся, — спокойно отвечает Ким и поворачивается в сторону двери, но стоящий напротив парень хмыкает и ядовито улыбается.       — Куда же ты? Хосок будет сильно недоволен, если ты уйдёшь. — С сарказмом в голосе качает головой омега. — Ким Сокджин, ты наш гость, значит, ты должен остаться и выпить чаю. Джин удивлённо смотрит на красавца и хмурится. Разве они знакомы? Хотя, если подумать, то он где-то видел этого омегу, но где? А, точно, с Тэхёном. Они тогда были вместе с Тэхёном на какой-то выставке знакомого Киму художника. Только тогда этот парень выглядел веселее и счастливее, что ли. Так мило улыбался и громко смеялся от шуток своего друга. Джин его тогда запомнил из-за неприлично пухлых губ и той же самой красивой внешности. Он даже успел позавидовать ему по этому поводу. Думал, что меркнет по сравнению с хрупким, улыбчивым парнем. Ещё, кажется, именно он давал то недавнее интервью журналистам и на всю страну кидался заявлениями, что Ким Тэхён прячется от ФБР и уходит от ответственности с помощью постели. А может, и не он. Джин точно не помнит.       — А ты…?       — Чимин, — подсказывает теперь уже не такой незнакомый омега. Он грациозно и медленно оборачивается, пару секунд смотрит в сторону двери и, улыбнувшись, опять оценивающе обводит фигуру Сокджина взглядом. Во всех движениях превосходство и надменность. С такими людьми никогда невозможно договориться, потому что им всё равно, кого ненавидеть, всё равно на ком срывать свою злость. Они живут благодаря этой ненависти, ей питаются и её же после себя оставляют. Чимин хитро щурится и делает пару шагов ближе.       — Слушай.... ты можешь передать Тэхёну, чтобы он ни в коем случае не шёл на похороны своего отца? — Слегка понизив бархатный голос, спросил Чимин и наглым образом вторгся к Джину в глаза своим пытливым и медовым взглядом. Ким даже растерялся от такого напора. Ведь, что за хрень? Они друзья, но почему тогда этот Чимин является омегой врага Тэхёна? И что за «передай»?       — Что ты имеешь в виду? — Джин в недоумении хмурится. Похороны? Но отец Тэхёна жив, более того, скоро будет пересмотр его дела, так кого он там хоронить собрался? Немного странная просьба. Хотя, может, этому парню известно то, что не знают другие?       — Можешь? — Чимин хватается за локоть, подходя в плотную и в отчаянье впитывая любую эмоцию Джина. Словно это смертельно важно, словно если Сокджин этого не сделает, произойдёт какая-то действительно страшная катастрофа. Однако ровно через пару секунд отшатывается от него, как от прокажённого и падает на холодный пол. Наивно и широко раскрывает глаза, смотря на него сверху вниз. Жалобно всхлипывает.       — Я… — Джин уже откровенно ничего не понимает. Смотрит на Чимина, как на душевнобольного, потому что иначе его никак уже не назовёшь, и застывает, нахмурившись, когда видит на пороге Хосока. Альфа, как только замечает Чимина на полу, сразу же меняется в лице. В глазах закручивается страшная чернота и стальной блеск, челюсть заметно напрягается, а черты лица, как будто становятся резче. Он сразу же подлетает к сидящему омеге и с тревогой хватается за его плечо. И тут происходит что-то действительно виртуозное и фантастическое. Ещё недавно ухмыляющийся и надменный, дерзкий Чимин за какое-то неуловимое для глаз мгновение превращается в хрупкого, слабого и плачущего омегу. Он поджимает дрожащие пухлые губы и шмыгает аккуратным носиком. Смотрит на Хосока блестящими мокрыми глазами и трагически качает головой, когда альфа спрашивает его о том, что случилось. Джин всё-таки отмирает и поражается ловкой игре Чимина на публику, точнее, только для своего альфы. А ему ещё говорят, что он лживый, да конечно. Он тут, между прочим, самый честный. Почти.       — Я просто хотел предложить ему чаю, пока ты занят, — срывающимся голосом пролепетал омега, — но я не знал, что он… Дальше полились слёзы и бесконечные извинения за неудобство. Причём настолько правдоподобно, что Джин на самом деле почувствовал себя извергом, хотя по факту он ничего не сделал. Очешуеть можно, как ловко, просто с ума сойти. Хотя оно и верно, такие, как Чон Хосок, не выбирают себе простых омег, потому что с простыми им будет неинтересно. Заскучают, а тут тебе целый бесплатный мини спектакль и обнажёнка в придачу, ведь этот шикарный чёрный халат так и норовил сползти к чёртовой матери, задираясь и показывая подкаченные бёдра. И это, кстати, был ещё один плюс в пользу Чимина. Не каждый может похвастаться таким телом, хотя Джин тоже был хорошо сложен. Очень даже хорошо. Да и свою собственную красоту он ценил и всегда благодарил природу за такие данные.       — Иди в комнату, тебе нельзя вставать, — Хосок помог ему подняться и омега, двусмысленно взглянув в сторону Джина, оставил их с альфой наедине. Чон со злобой уставился на него, видимо, ожидая объяснений, но Сокджин ничего объяснять не собирался, поэтому напряжённое молчание затянулось ещё примерно на полминуты. Потом Хосок, о чём-то усиленно раздумывая, подошёл к большому окну и ещё какое-то время смотрел в даль, обводя глазами большой двор. Что тут могло произойти, и из-за чего Чимин уже успел поцапаться с этим омегой, он понятия не имел. Знал лишь только то, что Джин и правда мог сделать всё что угодно, а Чимин ему виделся бедным, испуганным парнем, которого нужно защищать. Да и вообще никто не имел права трогать его собственность без разрешения.       — Ким Намджун запустил свои щупальца в мою сеть подпольных казино. Можешь радоваться, до твоего нового ёбаря слишком быстро доходит информация, поэтому я сейчас еду разбираться, а ты сейчас едешь на хуй. И желательно подальше. — Мерзковато выплевывает альфа и срывается с места, по пути набирая чей-то номер.       — Да с удовольствием, — в спину ему кидает Сокджин и усмехается. Потому что, Намджун, чёрт возьми, что ты творишь? Это так он выбирает семью и разрывает их отношения? Своими бесконечными слежками и контролем, так получается? Хороший же он способ нашёл, просто замечательный, лучше просто не придумаешь. Однако для Джина всё это очень кстати, ведь лучше страдать от неразделённой любви, чем нагло спать с Хосоком, зная, что за стенкой находится его омега. И хотя какими-то великими принципами он никогда не обладал, просто теперь он знает, какого это, когда тот, кого ты всем сердцем любишь, спокойно от тебя отказывается. Действительно, сильное чувство. Что-то вроде омежьей солидарности. Как ни странно, но Намджун всё-таки изменил Джина. Научил любить и понимать, забрал почти весь эгоизм и внушил важные жизненные морали. Сделал добрее того, кто в принципе не знает, что такое добро. А ведь раньше Сокджин был уверен, что люди не меняются, но, как оказалось, это всё заблуждение. Меняются, ещё как меняются. Любовь или ненависть, заставляют людей измениться. И если Джина любовь к Намджуну сделала светлее, то Чимина ненависть к Хосоку превратила в настоящее чудовище.

ஐஐஐ

Чон Чонгук

Нежно поцеловав кончик носа, Чонгук смотрит на мирно спящего у него в объятиях Тэхёна. Улыбается, когда длинные ресницы начинают подрагивать, и сладкое сопение сбивается. Омега сонно ведёт носом, словно маленький и пока ещё слепой котёнок, по шее Чонгука, принюхивается и моментально успокаивается, ощутив родной запах. Альфе немного щекотно, он вновь целует родинку на носу и ждёт, пока Тэхён опять закопошится. Потому что за этим слишком занятно наблюдать, потому что весь мир не стоит этих сонных и чайных глаз, этих податливых мягких губ и недовольного, что его разбудили, ворчания. Как так получилось, что с Тэхёном из сумасшедшего психа альфа вдруг стал становиться мягоньким вертлявым щеночком, сначала было непонятно. Они провели вместе течку, и дальше Чонгук сразу же отправился в компанию. Дал выходной Юнги, а то он на человека-то уже слабо тянул, страшно было выпускать его на свет божий. Разобрался с делами и впервые в жизни сразу же сорвался домой, потому что страшно соскучился. Летел, как последний дурак, матерясь из-за долбанных пробок, а когда приехал, по пути, раздеваясь, потащил Тэхёна в ванну. Омега в последнее время там и засыпал, организм пока ещё до конца не восстановился после течки. И Чонгук, обмотав его тёплым махровым полотенцем, тащил в спальню, бережно укутывая ещё потом и в одеяло, от чего Тэхён просыпался и всё с себя скидывал, а альфа по новой упорно закутывал. Вскоре стало понятно, откуда взялась эта странная связь и почему Чонгука так тянуло. Всё дело в метке. С её помощью всё чаще и чаще они начинали чувствовать одни и те же эмоции, приобретать одни и те же вкусы в еде и даже любить один и тот же цвет. Бергамот и мята смешались с персиком, образуя один аромат на двоих. Всё это было так необычно и странно, что они оба сначала испугались своих чувств. Чонгук на какое-то время стал пропадать в своём офисе и строить из себя важную и занятую задницу, а Тэхён, как неприкаянный, шляться по большому дому теперь уже своего альфы и всячески игнорировать его присутствие. Получилось у них это, мягко говоря, хреново, поэтому уже на следующий вечер и альфа, и омега неслись друг к другу с распростёртыми объятиями и изголодавшимися нетерпеливыми поцелуями. Теперь Чонгук без злости и обиды вспоминал прошлое, поговорил с Тэхёном и понял, насколько сильно заблуждался на его счёт. Омега тогда действительно считал его своим врагом, видел в мальчишке угрозу и, поэтому со рвением защищал свою территорию. И тут всё дело было именно в воспитании. Киму внушили, что всех, кто был против, нужно уничтожать, убирать со своего пути и затаптывать в землю. Из него делали почти что альфу, будущего лидера Дома Ким. Да и характером омега пошёл в своего папу. Такой же упрямый, стервозный и идущий к своей цели напролом. Чонгук даже представить боялся, чтобы с ним было, если бы ни его сильный характер и недоверие к окружающему миру. Его бы просто сожрали такие, как Чон Хосок или же сам Чонгук, сделали бы игрушкой, куколкой для битья, и он бы ничего не смог изменить. Что касается Тэхёна, то он всё никак не мог пока что поверить и принять альфу. Каждое утро себе говорил, что вся эта идиллия лишь временная, что нужно очнуться и, наконец, понять, как жить дальше. Без Чонгука, без его заботы, без утренних вкусных завтраков и долгих томных поцелуев. Закрывал глаза и вспоминал свою прошлую пустую квартиру, клубы, наркотики, крепкий виски и абсолютную свободу, ничего уже не ощущая от подобных мыслей. А потом сокрушённо признавал, что привык к альфе, что безоговорочно и крепко привязался, купился на тепло и ласку, хоть и всё равно относился с подозрением. Потому что любить можно, но доверять нельзя. Да, довольно странно было засыпать на груди у человека и ждать, когда он достанет из-под подушки давно спрятанный там нож. Потому что, в отличие от Чонгука, омега знал, как легко люди могут предавать и страшно этого боялся. Ещё раз, напоследок, усмехнувшись и поцеловав в щёку, Чонгук всё-таки отстаёт от Тэхёна. Пытается заснуть, хотя, по сути, уже скоро вставать, но так не хочется. Потому что к чёрту, он сам себе босс, имеет право поваляться в постели со своим нежным омегой, потискать его и порадоваться тишине. Ведь Тэхён зайка только тогда, когда вот так вот сладко спит, а не точит свои коготки об нервы Чонгука. Переспорить, или заткнуть омегу, как оказалось, довольно сложно, особенно, когда ему чего-то не нравится. Истинный дьявол, не иначе. Запросто может запустить в Чонгука подушкой, или закатить истерику на почве того, что его не выпускают из коттеджа. Один раз даже тарелку чуть об бедного Чона не разбил, благо, с меткостью у него проблемы. Чонгук к таким фокусам стал относиться спокойно, с хитростью подмазывался к омеге, называл себя плохим альфой и с улыбкой наблюдал, как Тэхён начинает убеждать его в обратном. Ким жмётся ближе, забирая чужое тепло себе, и резко поднимает голову, услышав, как рядом завибрировал телефон Чонгука. Вот так всегда, вечно кто-то названивает и портит всю атмосферу. Сонно обещает Чону, что когда-нибудь точно выкинет «эту бесполезную мобилу» и дальше хорошо так прикладывается головой об подушку, обиженно отвернувшись. Альфа тянется за телефоном и бурчит, что вообще-то телефон не может быть бесполезным и отвечает на вызов. Сразу делает из себя злого начальника и первым делом наезжает на звонящего ему Юнги. А потом замолкает. Словно громом поражённый, слушает Мина и в растерянности смотрит на повернувшегося в его сторону Тэхёна, который никак не может понять, в чём дело. Он приподнимается и садится, облокотившись на подушки. С подкатывающим волнением кивает альфе, мол, что там, что тебе сказали. Чонгук отключается и старается первое время на Тэхёна не смотреть. Потому что больно, потому что нечестно и несправедливо так с ними поступать. Нельзя так запросто портить только восстановившийся баланс, разрывать только начавшее биться сердце. Нельзя. Никому и никогда. Он обещал омеге, что вытащит его отца, что поможет возродить их семейное дело, так почему же жизнь опять откровенно ржёт и посылает его на хуй? Он обязан был сдержать обещание, и даже смерть не должна была ему помешать. Что ж, в том и разница между ними. Он должен, а смерть никому ничего не должна. А ведь он был так уверен, что ей управляет, что наделён безграничной властью, но хрен там плавал. Даже Чон Чонгук бессилен перед всадником апокалипсиса, даже Чон Чонгук не может спасти своих близких и вытащить с того света. Родители, младший брат — все ушли безвозвратно. Остался один Тэхён и его, так называемый, трон лучшего, который вообще ни черта не стоит без любимой семьи и родных людей. Нет, нельзя говорить Тэхёну правду, но нельзя и промолчать.       — Тэхён, — собственный голос едва его слушался, — твой отец умер.

ஐஐஐ

Тэхён бросает горсть земли в вырытую яму, туда, куда только что опустили гроб с последним родным человеком. Опускает глаза вниз и не может сдержать горьких и усталых слёз. Его силком отводят чуть подальше от могилы, чтобы он с дурости не сиганул вниз. Потому что перед ним сейчас открылась настоящая бездонная пропасть. Он ищет в ней отца, зовёт его, умоляет не уходить и ничего не слышит в ответ. И не услышит больше никогда. На истерику, громкие рыдания и отчаянье больше нет сил. Он так не плакал даже на похоронах папы, старался изо всех сил держаться. Пытался подавать пример разбитому в дребезги и оглушённому тупой болью отцу и крепко держал его ладонь, смотря на будто чужого мёртвого человека, лежащего в красном бархатном гробу. Теперь пример подавать некому. Теперь разбит и разрушен сам Тэхён. И это слишком невыносимо, чтобы спокойно стоять и смотреть, как закапывают последнюю частичку, последнюю ниточку связи с прошлым, весёлым и счастливым Тэхёном. Чонгук сказал, что боль пройдёт не сразу. Максимум через год, может дольше или меньше. Отменил все свои встречи и сделки, чтобы посидеть с полуживым и абсолютно потерянным в своих мыслях Тэхёном. Чуть с ума не сошёл от гробовой тишины, умолял сказать его хоть слово. Одно маленькое и неважно какое слово, на вызывал кучу психологов и, страшно подумать, психиатров. Орал на бедных врачей и требовал хоть какого-то результата. В итоге единственным словом, которое всё-таки произнёс Тэхён стало: «Хватит». Следующий день стал адом ещё потому, что ко всему прочему прибавилось и плохое самочувствие. Омегу в последнее время слишком часто рвало и противно тошнило. Голова болела так, что хотелось сброситься с крыши какой-нибудь ближней высотки. Чёртов организм решил, что настало время показать, кто тут хозяин и бледный Тэхён весь день просидел в ванной около унитаза, обливаясь холодным потом и проклиная свою «сладкую» жизнь. Пытаться что-то съесть или выпить было бесполезно, но, чтобы не откинуться прямо в ванной, приходилось выползать и пить холодную кипячённую воду. Тут вставало препятствие в виде недовольного общей картиной Чонгука. Он с подозрением косился в сторону омеги и всячески норовил отправить его в больницу, на что Тэхён, уже не выдержав, закатил страшную истерику. Больше альфа про это не заикался, вообще в этот вечер больше не подходил. Лишь издалека следил за его передвижениями и хмуро упёрся в свои бумажки. Утром Тэхёну пришла страшная и самая глупая за всю его жизнь мысль: зачем жить, если все вокруг умирают? Он жутко ненавидел себя за это, но ничего не мог с собой поделать. Потому что он, наконец, сам себе признался, что сломан. Воспоминание о давно минувших днях, в которых отец всё ещё жив, оказались настолько важными и родными, что Тэхён не смог их отпустить. Поэтому он решил, что теперь будет жить прошлым, и тут же отвергнул эту идею, потому что от этого будет только хуже. В итоге тупик привёл его к мыслям о суициде. И только одна догадка не дала ему наделать глупостей и сдаться. После очередного раза его пылких объятий с унитазом, он, кажется, начал понимать, в чём дело. Приподнял край благополучно взятой у Чонгука белой футболки и провёл по плоскому животу холодной ладонью. Дерьмо, какое же это дерьмо. Просто грёбанный Чонгук, сказав, что он уже взрослый, напрочь забил на контрацепцию и любую защиту. Ещё альфа в последнее время стал задумываться о том, чтобы завести семью, а Тэхёна, как всегда, никто и не спрашивал, потому что нафиг надо. Подозрения о ребёнке отвлекли омегу от ужасных мыслей. Если честно, пока что Тэхён не знал, радоваться ему или плакать. Да и в душе омега корил Чонгука за то, что он не успел вытащить его отца, поэтому сейчас язык не поворачивался объявлять подобные новости. Он скажет об этом позже. После похорон. Там всё уже точно будет известно. Когда на могилу стали складывать цветы, Тэхён в последний раз подошёл и постоял около большой чёрной гранитной плиты. Молча, кивал на не совсем искренние соболезнования едва знакомых ему людей и не мог поднять глаза. Все начали расходиться, но омега всё продолжал стоять около могилы и опустошённо разглядывать живые красные розы, аккуратно положенные рядом с плитой. Живое рядом с мёртвым. Чего совсем не скажешь о самом Тэхёне, ведь его вместе с отцом только что закопали в этой рассыпчатой и бездонной земле.       — Мои соболезнования, — сказал кто-то рядом. И Тэхён вздрогнул. Бросил взгляд в сторону подошедшего мужчины и почти что оскалился. Ким Намджун. Один из тех, благодаря кому его отец оказался сначала в тюрьме, а потом в этой вот могиле. Его Тэхён ненавидел всем сердцем. Едва сдержался, чтобы не наброситься прямо здесь и не задушить собственными руками. Только вот этот урод не заслуживает ни чьих нервов. Да и спящего отца не стоит беспокоить, пусть он отдыхает, а его сын уничтожит всех ублюдков на этой земле. Пусть не переживает, Тэхён справится. Ради родителей, ради его будущего сына, он справится абсолютно со всем.       — Пошёл на хуй. Скажи это лучше себе, когда посадишь очередного невинного человека, ибо твоей тупости я реально соболезную. — Тэхён сжимает кулаки и смотрит на Намджуна со всей ненавистью, на какую только способен. Альфа же хмурится и опускает глаза на могилу. Да, этот омега прав, он посадил невинного человека, нарушил собственные принципы. И в этом ему нет оправдания. Однако всё уже позади, обида Тэхёна уже не имеет смысла. Хотя нет, имеет. Ведь если бы он по заказу не закрыл Ким Давона в тюрьме, то с ним ничего бы не произошло. Наверное.       — Тэхён, все совершают ошибки. И на этот раз ошибку совершил я. — Намджун не знает, что в таких случаях обычно говорят. К тому же он понимает, насколько сейчас больно стоящему перед ним парню. Катастрофично больно. — Прости меня. Я должен был сначала во всём разобраться.       — Прости? Серьёзно? Прости? Скажи это моему отцу. — Тэхён указывает на могилу. — Ах, да, он умер. Слова омеги сильно режут слух. Намджун от этого чувствует себя последней мразью, потому что он опять соврал. Ведь даже если бы он окончательно во всём разобрался, всё равно бы посадил Ким Давона. Просто всё это была обыкновенная показуха, чтобы другим неповадно было. Никто и не предполагал, к чему всё это приведёт. Намджун тоже тогда не понимал, что может разрушить сотни жизней из-за собственной игры в крутого парня.       — Я не хотел, чтобы так получилось. Намджун с мольбой в глазах смотрит на Тэхёна, который, услышав его слова, просто промолчал и развернулся. Конечно, он не хотел, да и какой Намджуну толк в чей-то смерти? Всем ведь и так понятно, кто приложил к этому свою скользкую ручонку. Ещё и способ выбрали какой-то идиотский. Накачали наркотой того, кто из-за неё и сел. В итоге передоз и прощай, Корея. Юмористы. Точнее, юморист. Чон Хосок всегда рассказывал скверные шуточки и, видимо, шутить он так и не научился. Подходя к машине, на которой его привезли, он не сдержался и достал сигарету, с наслаждением прикуриваясь и выдыхая дым. Теперь это единственное, что его хоть немного успокаивает. К тому же пока всё точно не известно насчёт ребёнка, ему можно, тем более в данный момент просто необходимо. Выкинув окурок, Тэхён садится в машину, сказав водителю, чтобы они ехали сразу в офис к Чонгуку. Скучающе смотрит на время и пролистывает новости в Твиттере, почти их и не читая.       — Я везу только в ад. И твоего отца уже довёз, ты следующий. За секунду побледнев, Тэхён поднимает голову и видит, что за рулём сидит не его водитель, а Чон Хосок. Сообразив, он хватается за дверь, но застывает, потому что в руках альфа держит сияющий чёрным пятном пистолет и его дуло направлено прямо на него. Незаблокированный телефон выскальзывает из задрожавших ладоней.

ஐஐஐ

      — Что? — Чонгук раздражённо отвечает на звонок. Откидывается на спинку и медленно покачивается в любимом удобном кресле. Джин от такого злобного «что» вздрагивает и сильнее сжимает телефон, долго размышляя, как бы всё рассказать. Он пытается это сделать уже который день. Сначала не хотел, потому что ему было обидно, ведь по факту, его просто променяли, воспользовались и выбросили. Да и он ничего не обещал этому странному Чимину, так что всё нормально. Однако, услышав, что отец Тэхёна и правда умер спустя время, после того, как Чимин обратился к нему с той непонятной просьбой, Джин сразу понял, что что-то обязательно должно произойти. Он с трудом переборол собственный разум, утверждающий, что если он ничего не скажет, то никто и не узнает, что ему всё было известно заранее. Как говорится, не пойман — не вор. И когда он всё-таки решился позвонить, Чонгук, как назло, не отвечал на звонки. А в офисе из начальства в основном торчал только Юнги и ничего толком объяснить не мог.       — Чонгук, помнишь, я на днях был в коттедже Чон Хосока? — Осторожно спросил Джин, по привычке прикусывая нижнюю губу.       — И? — Альфа уже хотел послать Джина и бросить трубку, ибо, что ещё этот омега выдумал? Не до этого сейчас.       — Я видел там Чимина. — Вот это быстро меняет всё дело. Чонгук сразу же передумывает сбрасывать вызов и начинает внимательно слушать.       — Пак Чимина?       — Вроде бы, он не называл своей фамилии. Но этот Чимин попросил меня об очень странном одолжении. — Джин на секунду замолкает и удивляется, с какой тишиной слушает его Чонгук. — Он сказал мне: «Ты можешь передать Тэхёну, чтобы он ни в коем случае не шёл на похороны своего отца?» Кажется, так это звучало.       — Чёрт, — Чонгук вскакивает с кресла и идёт к двери. — И почему ты только сейчас мне об этом рассказываешь?       — Я не виноват, это ты на звонки и на сообщения не отвечаешь, не я, — обиженно, но всё равно виновато говорит Джин и уже через секунду слышит, что от него отбились. Чонгук врывается в кабинет к удивлённому и растерянному Юнги и, остановившись, набирает Тэхёна. Юрист застывает перед открытым ноутбуком с немым вопросом в усталых глазах. Даже рот не успевает открыть, как Чонгук матерится и вновь набирает омегу несгибающимися пальцами. И вновь слышит одни бесконечные гудки. Опоздал. Снова.

____________________________