***
Время близилось к обеду. Захлопнув книгу Пулемётчик уставился в пустоту. Слишком уж плодородную почву для размышлений она посеяла в его душе. Стрелки на часах продолжали резать тишину громким цоканьем, эхом разлетаясь в голове и не давая забыться в омуте собственных мыслей. Нужно было выдвигаться. Серые облака тяжёлой пеленой заволокли небо, скрыв город от теплых лучей яркого мартовского солнца. Это было как раз то самое время года, когда безумцы уже перешли на футболки, а остальные наблюдали за ними с нескрываемым осуждением, кутаясь в пуховики. Михаил не относил себя ни к тем, ни к другим, и при выходе накинул на плечи потёртую кожаную куртку, которая, помнится, досталась ему от отца. Хэви не знал, почему он до сих пор не выбросил её и не сменил на новую, блестящую, пропахшую химикатами и пластиком. Он не горел желанием подхватить ангину, но и париться в трёх одеждах тоже было такой себе идеей. Мужчина достал ключи от машины и открыл багажник. Внутри лежали верёвки, обширный запас оружия и баллончик с газом. Рядом — несколько испачканных кровью кастетов и устращающего вида кусачек. Зачем они нужны? Хэви предпочёл бы никогда не вспоминать. Игнорируя весь попадающийся под руку хлам Михаил небрежно отодвинул пачку патронов и выудил из-под завалов тёмные очки. Без них даже в самые пасмурные дни солнце неистово бьёт в глаза, будто бы намереваясь выжечь сетчатку и найти в её глубинах потерянную когда-то совесть. Мимо мелькали незнакомые лица, витрины магазинов, толпы прохожих сновали туда-сюда, кутаясь в воротники плащей и раз за разом ускоряя шаг. Охранник встретил его приветливым кивком и попросил осмотреть сумку. Михаил был здесь постоянным гостем, но банальные формальности соблюдать все же стоило. Этот самый охранник не раз звал его пропустить стаканчик в баре и вполне доверял ему, несмотря на устрашающий вид. Обычный работяга, пассивный алкоголик и любящий отец, который искренне старается найти время на семью между ночными сменами и вечерним футболом по выходным. Больше и сказать нечего. Он вежливо поздоровался с девушкой за рецепшеном, которая тут же принялась оформлять его. — Как всегда? Михаил медленно кивнул, устремив взгляд за стеклянные двери. Как же он был прав, когда думал, что не откажет себе в удовольствии задержаться здесь до ночи. Так и не дождавшись оформления пропуска он оставил милой администраторше пару тысяч "на чай" и ушёл в зал. Его излюбленный турник, стоящий у окна в самом углу оказался занят. Присев у стойки с гантелями он взял самые тяжёлые и впился взглядом в новичка, который облюбовал его место. Он едва ли не по именам знал каждого, кто появлялся здесь хоть иногда, но мог поклясться, что этого видел впервые. Ему тяжело давались подтягивания. Плечи заметно дрожали, а боль в до предела напряжённой спине электрическими импульсами искрила аж в другой конец зала. Михаил не сводил взгляд с парня, наблюдая за каждым его движением. На вид ему было лет двадцать, максимум двадцать пять. Ох уж этот молодняк, все, как один рвутся надорвать спину в первый же день и забыть о тренировках на ближайшие несколько месяцев. Многие делают это ради того, что бы покорять сердца столичных дам или повыпендриваться во дворах перед парнями. Зачем же так изводить себя, если прекрасно знаешь, что не готов? Незнакомец упорно тянулся вверх, игнорируя лёгкую судорогу, пробившую позвоночник. Его голова была плотно прижата к груди, от чего рассмотреть лицо предоставлялось невозможным. Было что-то странно знакомое в этих цепких руках и самоубийственной упрямости, как будто бы Михаил уже видел этого человека раньше. Его намертво приковало к незнакомомцу, и даже когда рука начала предательски ныть от перенапряжения он не смог отвести взгляд. Час за часом он наблюдал за его нечеловеческими усилиями, ловил взглядом каждую каплю, стекающую по затылку, внимательно следил за каждой натянутой, словно стуна, мышцой. Парнишка выпустил турник, стал на ноги и поднял голову. На затылок упали иссиня чёрные локоны, плечи расслабились, вздрагивая от напряжения. Михаила пробрало холодной дрожью. Он узнал эту седину на висках, идеальную армейскую осанку и сдержанную манеру движений, присущую лишь одному человеку на свете. Сомнений в том, что он задержится здесь надолго больше не оставалось.***
Людвиг чувствовал, что на него смотрят. Его буквально пожирали, норовя прожечь дыру. Он присмотрелся к окну. В отражении было чётко видно здорового амбала, который уже два долгих часа безотрывно смотрел на него и качал одну и ту же руку. Ему не наврали, даже союз был полон маниакальных психопатов. Немец вернулся к тренировке и попытался отвлечься от навязчивого отражения в стекле. Ему предстояла долгая работа. Повреждённые мышцы нестерпимо ныли на каждую смену погоды, звёздный сдвиг или смену знаков зодиака, или, бог ещё знает почему. Так продолжаться больше не могло, внезапные судороги мешали работать, вставать по утрам с кровати, да что там? Травмы мешали жить. Подтягивания давались с огромным трудом, каждый раз — словно подъем на Эверест. Дело было не в слабости, а в самих мышцах, окоченевших за годы бездействия, неправильно сросшихся одеревеневших сухожилиях, и, наверное, в его собственной лени. Время шло, никто не молодел, а превращаться в дряхлого старца к сорока пяти врач не планировал. Он взял себя в руки, схватился за турник и с лёгким толчком оторвался от земли. Спортзал медленно пустел, и вскоре они остались вдвоём. Он и устрашающий качок за спиной. С каждой прошедшей минутой это становилось всё более пугающе, Людвиг знал: за ним следят. В этом не осталось никаких сомнений. В голове медленно созрел план. Он стал на ноги, подобрал лежащее у подножия полотенце и направился к душевым. В полной тишине на плитку полилась вода. Людвиг изо всех сил постарался сделать вид, что моется, наделе улавливая каждый звук, малейший шорох, доносящийся снаружи. Он был уверен, если это действительно слежка — за ним придут. Особо прислушиваться не пришлось. У нападающего были слишком тяжёлые шаги. Чего уж говорить? Немецкий спецназ отдыхает. Русские всегда были максимально громкими и неповоротливыми, чего уж говорить об этом индивидууме. Даже сквозь шум воды не напрягаясь можно было услышать скрипнувшую за спиной дверь. К нему медленно приближались. Немец напрягся, мучительно выжидая. Шаг, ещё один... Он резко развернулся и врезал обидчику с ноги, мгновенно принимая бовевую стойку. Удар пришёлся точно по челюсти, от чего амбал покачнулся и отступил назад. — Ни шагу больше. Я видел как ты пялился на меня, сраный маньяк. — Врач воинственно сжал кулаки и сощурился, пытаясь получше рассмотреть, с кем ему придётся иметь дело. Лёгкая слепота всегда играла с ним злую шутку. Михаил отшатнулся в сторону, ошеломлённый внезапным нападением. Гнев в глазах немца медленно сменился удивлением и лёгким беспокойством. Он выключил воду и подошёл ближе, убирая ладонь пострадавшего от покрасневшей щеки. — Герр Хэви? Что вы здесь делаете? Боже, я надеюсь я не сломал тебе ничего. — Он внимательно осмотрел широкие скулы и облегчённо вздохнул. Михаил уставился на него, не веря своим глазам. Это был действительно он. Их командный врач, который сейчас стоял прямо перед ним, мокрый и взъерошенный, беспокойно глядящий на него всё теми же бездонными глазами. В груди что-то оборвалось, горячими искрами вспыхнул юношеский восторг и облегчение. Это не сон. Михаил сделал шаг навстречу, взял Медика за плечи и заключил в крепкие объятия, ткнув лицом в широкую грудь. Сдавленно покряхтывая врач обнял его в ответ. Несколько минут они просто молча стояли, обняв друг друга и переваривая произошедшее. После Людвиг отстранился и обернул вокруг бёдер полотенце. — Полагаю...нам предстоит многое обсудить... — Загадочно протянул Медик, направляясь в сторону раздевалки и осторожно протирая очки от капель. Михаил пошёл следом, не веря своему счастью. Столько бессонных ночей, и вот сейчас он так близко, на расстоянии вытянутой руки. — Позволите? — Врач выжидающе посмотрел на него, взяв в руки свою одежду. Хэви учтиво отвернулся. — Как ты оказался здесь? — А что удивительного? Я решил начать с чистого листа. — В Советском Союзе? Здесь, как правило, заканчивают. — Твоя страна не так уж и ужасна. — Людвиг остановился рядом, чистый и одетый, всё так же смотрящий на старого товарища снизу вверх. В полном молчании они вышли на улицу. Город встретил их лёгкой сыростью и блестящим от луж асфальтом. Видимо, пока они болтали успел пройти лёгкий весенний дождь. Была в этом какая-то магия, удивляться которой не перестаёшь даже спустя четыре десятка прожитых лет. Душный спортзал и затхлые хрущёвки не вызывали такого же восторга, как банальный чистый и свежий воздух. — Здесь неподалёку есть кофейня. — Заметил Михаил. — Чего же мы ждём? — Просто ответил Людвиг, сворачивать за угол. Всю дорогу Пулемётчик украдкой рассматривал врача. Он никогда не видел его без фирменной накрахмаленной рубашки, форменного пальто и тяжёлых немецких ботов. Без них врач казался ещё ниже и терял всю свою суровость и устрашающий вид. Сейчас на нём были свободные джинсы, обычная серая футболка, мастерка и кеды. В этом всём он становился таким...обычным? За время службы он привык видеть командного хирурга при полном параде, одетого с иголочки даже после самых кровавых сражений, холодного и едкого, безразличного ко всему живому. Он казался совершенно другим, не от мира сего, непохожим на остальных, и сейчас Михаил впервые увидел в нём обычного человека, из плоти и крови, такого же, как все. — Два кофе, пожалуйста. — Устало выдохнул врач, обращаясь к милой девушке за стойкой. Дождавшись заказа он присоединился к Михаилу, занявшему самый дальний столик. — Зачем ты так выматываешься? Ты же чуть не сдох за последние пол часа. — Проблемы...со спиной. — Людвиг отвернулся к окну и принялся наблюдать за редкими прохожими, снующими туда-сюда по тротуарам. Он понимающе кивнул, рассматривая коричные узоры на пенке. — И ты живёшь здесь всё это время? С тех самых пор, как мы... — Да. Медик заметно нервничал. Мыслями он был где-то очень далеко, за пределами кофейни, может даже за пределами всего Сталинграда. — Ты выучил русский. — Пришлось. — Врач повернул голову и впился бросил на собеседника отсутствующий взгляд. Что-то изменилось с тех пор, как радужка его глаз была словно айсберг, бесчувственный и глубокой, горящей ненавистью к самому Создателю. Сейчас немец смотрел на Михаила с неким...интересом. — Есть только одна.. небольшая деталь. — Усмехнулся Пулемётчик, внимательно глядя ему в глаза. — Твоё произношение. Людвиг напрягся. На этот раз даже толстые линзы очков не смогли скрыть лёгкого беспокойства. — Твоя "р". Есть только одно место, в котором она произносится с такой манерой. — Годы жизни в Австрии...— Горячо начал оправдываться врач. — Ты немец, Людвиг. Прекрати делать из меня дурака. Повисло молчание. Врач опустил взгляд и тяжело вздохнул. — Давно ты знаешь...? — Он сцепил пальцы в замок, нервно сжимая ладони. Сейчас, сидя один на один он не мог посмотреть в глаза этому человеку. Не мог признать, что он один из них. Кто знает, что последует за его признанием? — С самого начала. — И что теперь? — Холодно блеснули в полумраке стёкла очков. — Презираешь меня? — Вовсе нет. Не понимаю зачем нужно было лапшу на уши вешать. — Лапшу...что? — Врач удивлённо приподнял бровь. — Я же не вешал. Михаил тихо засмеялся. — Выражение такое. Так зачем ты врал? — Нет-нет...погоди. — Остановил его Медик и непонимающе нахмурился. — У русских..врать значит вешать на кого-то макароны? — Нет. Это что-то вроде вашего...in den sauren Apfel beißen, или как там..? — Неловко произнёс Пулемётчик. Он успел несколько раз замяться, вспоминая немецкую поговорку и как её произнести так, что бы не поднять себя на смех. — Ну..народные фразы, ферштейн? — Боже, пожалуйста...— Людвиг закатил глаза. — Ещё пара подобных попыток, и я пожалею, что меня не расстреляли. — Как вообще можно жить с таким языком...— Вздохнул Михаил. — Ты так и не ответил. Зачем врал? — А долго бы я прожил, если бы с порога заявил, что долгие годы убивал и калечил под красным знаменем? Он снова отвернулся к окну. Ему было тяжело говорить об этом, и ещё тяжелее смотреть в глаза другим, когда дело касалось его прошлого. — Ты не убивал. — Откуда ты знаешь? — Тихо произнёс Медик. Михаил тяжело вздохнул и подался вперёд, облокачиваясь о край стола. — Убийца не станет жертвовать собой ради спасения врага. Врач ответил ему долгим задумчивым молчанием. Кажется, он никак не мог вспомнить, или просто не хотел вспоминать. — Я никого не спасал. — Шрам на твоей спине. Ты вывел солдата из-под обломков, а потом.. Людвига пробрало дрожью. Его глаза расширились, пальцы судорожно сжали лежащую на столе салфетку. — Кем...кем тебе приходится этот человек? — Родной брат. По приезду он много рассказывал о том, как один из "проклятых фашистов" спас ему жизнь. Пил за твоё здоровье и желал долгих лет, до сих пор помнит. Все мы помним. — Я помню его. — Врач опустил взгляд. — Он остался последний. Ранение в бедренной артерии не позволило бы ему далеко уйти. А я...Не мог его там оставить. Было бы слишком бесчеловечно. — И именно благодаря тебе он сейчас спокойно отогревает задницу у камина и рассуждает о сталинских порядках. Ты едва не лишился жизни, спасая чужую. Это дорогого стоит. Идём. Нам пора. Оставив баристе плату за кофе Михаил в полном молчании вышел к машине. — Где ты живёшь? — Кировский, гостиница. Единственная во всём районе. — Не так уж и далеко. — Заметил Михаил, усаживаясь за руль. Он тихо усмехнулся, сворачивая в сторону переезда. — Надолго у нас? Расплывшийся у окошка врач лениво подобрался и обернулся к нему. — Да. Здесь хорошо платят, к тому же, спокойно. — О, и где же, у нас, позволь узнать, хорошо платят? — В...местной больнице. — Людвиг немного замялся, рассматривая иконки, приклеенные к лобовому стеклу. — Вы все возите с собой эти странные штуки? — Хочешь верь, хочешь нет, а если их не будет, тебя сожгут. — Усмехнулся Пулемётчик, останавливаясь на перекрестке. — Сурово. Боковым зрением Михаил видел, что его пристально изучают. Врач то и дело неловко мялся, намереваясь сказать что-то, а затем снова отворачивался к окну, пытаясь собраться с мыслями. — Ну, рожай уже, хватит мяться. — У тебя..есть девушка? Жена? — Тихо спросил Людвиг. На этот раз он предпочёл рассматривать вывески на зданиях, и Михаилу пришлось адресовать ответ его затылку. — Нет. А у тебя? — Нет. — А парень? Людвиг поджал губы. Между ними то и дело проскальзывали неловкие паузы, добавляющие разговорам напряга и драматичности, присущей театральным пьесам. Немец медленно развернулся к собеседнику. Какое-то время они жгли друг друга взглядом, глядя в самые глубины. — Тоже нет. А есть предложения? — Возможно. — Осторожно ответил Михаил, крепче сжимая пальцами руль. Врач продолжал выжигать в нём дыру, глядя в душу своими кристально голубыми глазами. — Я могу быть не прав, но кажется, у тебя были какие-то планы на меня. Пулемётчик кивнул. Вот так новости. Ещё несколько лет назад внимание этого настырного и замкнутого европейца нельзя было привлечь даже благородными ухаживаниями, а теперь его самого пытаются снять словно дешёвую шлюху. До передела вывернув руль он повернул на встречку и поехал обратно. Людвиг в последний момент успел схватиться за дверь, едва не отправившись в полет по салону, — Какого чёрта?! Михаил усмехнулся, прибавив газу и щёлкнул блокиратором на дверях. — Так. Выпусти меня немедленно. — Медик насторожился, дёрнув ручку двери. — Да ладно, не ссы. Просто заскочим ко мне в гости на часок-другой. **** Стол умоляюще заскрипел, принимая на себя недюжинный вес двух взрослых мужчин. Его руки на широкой груди. Его губы на бледной шее. Людвиг оказался на удивление лёгким. Михаил мог буквально взять врача в охапку и унести с собой далеко-далеко,а так же, скорее всего, безвозвратно. Он усадил его на самый край, совершенно вульгарно и неаккуратно, вжимая всем телом в ветхие доски. Его широкие ладони легли на изящную поясницу, поднимая вверх края промокшей под ливнем футболки. Медик прильнул к нему всем телом, едва заметно подрагивая от холода. Сквозь спортивные брюки чётко вырисовывался напряжённый член, упирающийся в его живот. Тонкие пальцы скользнули вверх по крепкому затылку, зарываясь в редкую щетину на загривке, а сам Медик до боли закусил губу, мучительно сглатывая кипящую в горле страсть. Дождь застал их у самого подъезда. Град мелких капель стеной обрушился на сонные улицы, накрыл влажным туманом всё вокруг, разогнал по подъездам сидящих на лавочках гопников. Мокрые, растрёпанные пряди беспорядочно спадали на его лицо, скрывая собой ясные голубые глаза. Его губы так близко, буквально в паре сантиметров, приоткрытые в горячем дыхании. Сорвав со своего врача футболку Михаил прильнул к ним, чувствуя лёгкий привкус крепкого кофе и сигарет. Людвиг беспрепятственно впускал его внутрь, переходил в наступление, мягко ласкал язык и покусывал губы, блуждая ладонями по широкой груди. И хоть Хэви чувствовал обжигающую вседозволенность но знал, что за ней скрывается холодный контроль, и стоит ему выйти за рамки, как всё закончится. Михаил подхватил его на руки, сжимая пальцами упругую задницу. Ещё секунда, и врач обнаружит себя прижатым к кровати, до крайности возбуждённым и абсолютно голым. Медик лежал, глядя снизу вверх на своего любовника. Хэви возвышался над ним, словно медведь над загнанной в угол добычей, и чёрт возьми, ему это нравилось. В его взгляде плескалась звериная похоть, готовая вот-вот хлынуть из берегов. От одного лишь вида мощной груди, тихого рычания над ухом Людвиг готов был отдаться до последней капли и кончать раз за разом, пока хватает сил. Его бёдер коснулись влажные капли прохладной смазки. Пальцы Пулемётчика медленно проникли внутрь, заставляявыгнуться в тихом стоне. Он был удивительно узким и чувствительным: от каждого нового движения Медик тихо шипел, вздрагивал, и изгибался от наслаждения, словно это был его первый раз. Михаилу это нравилось. Обнаружить такую юношескую невинность под маской сурового костоправа было довольно приятной неожиданностью. Он склонился к набухшим от возбуждения соскам, обхватывая губами один из них. Людвиг всё ещё сопротивлялся, сдерживался, пытался замкнуться в себе, не позволяя эмоциям вырваться наружу, но Пулемётчику хватало дрожи, пробирающей его тело во время мимолётных касаний у нежной головки или чувствительной шеи, каждого тихий вздох, срывающийся с его полуоткрытых губ, чтобы понять — он всё делает правильно. Этой ночью он заставит его кричать так, что бы вся округа знала, кому принадлежит этот долбанный фашист. Вот он, весь такой суровый и недоступный лежит, сгорая в собственном возбуждении и инстинктивно двигается навстречу, с едва видимым удовольствием насаживаясь на толстые пальцы. Медик прогнулся дугой, почувствовав, как пальцы сменились твёрдой плотью, едва не задохнувшись в собственных ощущениях и лёгком, отдающим болезненным удовольствием дискомфорте. Ему было больно, но эта боль мешалась со странным нездоровым удовольствием, заставляя испытывать её снова и снова. Михаил чувствовал, как Людвиг сжимается вокруг него, как впивается в лопатки аккуратно стриженными ногтями. Он тихо зарычал, подтягивая его к себе ближе и искренне старался не начать трахать немца как грязную проститутку. Было видно, насколько тот истосковался по ласкам. Его буквально разрывало от каждого прикосновения, каждого толчка и лёгкого поцелуя в шею. Почувствовав, что ему стало достаточно комфортно Пулемётчик рывком перевернул Медика и поставил на колени, вжимая лицом в мягкие подушки. Его ладонь легла на подтянутые бёдра, по комнате разнеслись звонкие шлепки и неразборчивые крики, заглушаемые тонкой тканью одеял. Михаил очертил языком рваную линию шрама на спине, с силой вбиваясь в податливое тело и оставляя на ягодицах красные следы.Чувствуя, что немец уже где-то у края, он склонился вперёд и положил ладонь на подтянутый торс, прижимая к себе а затем мягко размазал большим пальцем по головке выступившие капли. Людвиг выгнулся под ним, безумно сексуально запрокидывая голову. Чёрные волосы вихрем упали на спину, обнажая собой прикрытые волной эйфории глаза. Ещё пару крепких толчков и он протяжно застонал, бессильно падая на кровать и изливаясь в ладонь своему любовнику. Михаил едва успел выйти, прежде чем кончить следом, пачкая изящную спину белыми струйками. Фашистская Германия в очередной раз потерпела крах под натиском советских солдат, а затем потерпела его ещё раз, и ещё раз. Спустя пару часов неистового марафона Медик отполз в сторону и бессильно свалился на кровать, сминая пальцами перепачканную белыми пятнами простынь. Михаил мягко обнял его, целуя в макушку. — Небось в Германии тебя так ещё не трахали. — Ещё один намёк на моё происхождение и в следующий раз я откушу Вам хер, герр Хэви. — Прерывисто прохрипел врач, убирая со своего плеча тяжёлую ладонь. Ему стоило недюжинных усилий сменить положение и сесть на кровати, и ещё больше, чтобы встать на ноги. Людвиг принялся неторопливо собирать по полу свою одежду. — Эй, ты куда собрался? — Viele danke за всё, но...Мне пора домой. — Врач подобрал с пола треснутые очки, вправил дужку на место и положил их в карман. Натянув на голое тело джинсы он взял со стола свою футболку и поднял усталый взгляд на Михаила, загородившего собой проход. — Никуда я тебя не пущу. Людвиг тяжело вздохнул. — Дай мне уйти. Пожалуйста. Я...не хочу здесь оставаться. Что-то в его голосе заставило Михаила отступить. Сам того не понимая, он сделал шаг в сторону, словно в тумане глядя на уходящего в темноту коридора Медика. Тот лишь благодарно кивнул и скрылся за дверью.