***
— Прости...я не могу так. Людвиг плотнее кутался в пальто, сидя на пустой остановке. Нет, он не станет заводить романтические мутки с бывшими коллегами, и он это знал. По крайней мере, так говорил себе каждый раз. С неким презрением вспоминая каждое прикосновение он старался как можно быстрее выбросить из головы то, что случилось. Этот чёртов громила подобрался к нему слишком близко. Просто секс на один вечер, и ничего больше. Просто его сломило воздержание, вот и всё. Лениво глядя в отражение луж Медик устремил взгляд на фонари. Он был уже далеко не молод. Ни семьи, ни детей, только разбитые воспоминания о девушке в красном платье, чью руку он так неосмотрительно отпустил годы и годы назад... Теперь же за его плечами осталось море досады, войны, боли да и только. Что же ещё может позволить себе человек, выбравший путь военного костоправа и ограничивший себя от социальных контактов? Ничего больше. Поднимаясь вверх вдоль дороги Людвиг с досадой осознал, что совсем продрог от холода. Его квартира находилась едва ли не на другом конце города, и идти до неё оставалось ещё чёрт знает сколько. Пустой, тихий Сталинград хотя бы ночами радовал своим спокойствием и тишиной. Ему нравилась Россия. Люди здесь были...проще. Пожалуй, именну эту простоту они, немцы, так тщётно пытались время от времени изображать за кружкой пива по вечерам. Однако ни одна из таких посиделок не стоила праздников, которые он наблюдал здесь. В Союзе люди от души пили, танцевали, радовались и страдали, любили и ненавидели, жили и горели, как та красная звезда на кремлёвской башне. Медик не слишком любил поднимать тему войны, но она то и дело отзывалась тупой болью в спине и неприятной пустотой внутри. В самом деле, никто из них не испытывал ненависти. Конечно, будучи молодым унтер-офицером СС ты захлёбываешься от гордости, она пьянит, бъёт фонтаном и толкает на безумные вещи. В такие моменты ничто не чуждо и не подвластно здравому смыслу. Хочется рвать, метать и убивать, лишь бы стать выше, лучше... А потом это проходит. Как только ты попадаешь на фронт, уже не приходится так властно сверкать сапогами и размахивать полами холщовых пальто, слащаво улыбаясь светским дамам. Приходится таскать трупы, падать лицом в грязь и то и дело разгребаться в кишках, чтобы выжить. Медик остановился на перекрёстке и перевёл полный безнадёжности взгляд на вывески. До отеля оставалось идти минут двадцать, но он чувствовал, что ноги его вряд ли туда донесут. Слишком уж много сил ушло на сожаления о жизни. Можно было заночевать в клинике, но...сколько раз он уже клялся себе не засыпать на холодной кушетке, догнавшись чем-то не очень легальным, и просыпаться в состоянии полудохлого, пропахшего морфином трупа? Щёлкнув выключателем Людвиг тяжело опустился на диван. Его кабинет располагался в подвале старого здания, недалеко от обыкновенной государственной больницы. Их разделяла небольшая аллея, перетекающая в роскошный парк, и факт того, что к Людвигу редко кто приходил с насморком или вывихом лодыжки. Зато частенько появлялись жертвы ограблений, маньяки, либералы и прочие, кому не удаётся вести нормальную, мирную жизнь. Раз за разом ему неплохо клали на руку, чтобы он сшивал порванные конечности, ставил на место кости, лица, внутренние органы. Кто-то приходил сам, кого-то приносили. Так или иначе, откуда-то они знали, кого и куда нужно нести. Возможно, Медик прослыл своим мастерством и конфиденциальностью через престижного наркобарона, чью дочь не раз откачивал после передозировки. Впервые молодая леди сама приползла на его порог, и начала молить о помощи. И...он помог. Не задавая лишних вопросов сделал своё дело и отпустил. Пожалуй даже, ему было не интересно, откуда эта милая шестнадцатилетняя дама взяла лошадиную дозу героина. В любом случае, какая к чёрту разница? Платят да и хватит, а органы он уже шьёт на автомате, даже не задумываясь об этом. Его мысли могут быть заняты чем угодно: прошлым, будущим, но только не превращёнными в кашу кусочками печени. Сбросив пальто на пол Людвиг закинул ноги на подлокотник и заложил руки за голову. Какое гадство. Он до смерти не любил засыпать вот так, в холоде, сырости и одиночестве. В отеле его ждал тёплый душ, роскошная двухспальная кровать и чашка крепкого чёрного кофе. Задумавшись об этом Медик тяжело вздохнул. У Пулемётчика дома был кофе.. Что за бред? Кофе есть везде: дома, в кофейнях, на улице... Наблюдая за порхающим у под потолком Архимедом Медик обнаружил, что мысли уже слишком спутались для того, чтобы пытаться извлечь из них пользу. Пелена медленно заслала взор, и врач сам не заметил, как провалился в сон.***
Грохнула дверь, и в комнату ввалились трое Люди в белых халатах небрежно затаскивали внутрь чёрные мешки, о чём-то громко переговариваясь и бросали их на пол, один за другим. — Was..— Людвиг дёрнулся и открыл глаза. Его покой нарушил давно знакомый ему фельдшер Александр — бывший работник скорой, криминалист, который за большие деньги подчищал места преступлений раньше, чем до них добирались легавые. Он сгребал тела: живые, не очень, разорванные и изувеченные, и вёз их Медику, который за не меньшую сумму латал, шил и опознавал пострадавших. Мало кто знал об их деятельности, и врач был удивлён, что Саша посвятил в это дело сообщников — уж больно подозрительными они ему казались. Один из них, арабской наружности, явно плохо понимал что происходит вокруг и что он вообще здесь делает, а вот второй — статный брюнет — похоже уже не впервые выполняет подобную работу. Медик вздохнул и встал на ноги, стряхивая с себя остатки сна. Ему очень повезло, что он оказался здесь, и не пришлось посреди ночи чертыхаясь ловить попутки и мчать через пол города. — Что на этот раз? — Он медленно надел на нос очки, небрежно протёр их и осмотрелся вокруг. — Очередное стрельбище. — угрюмо буркнул Саша. — Банда идиотов решила совершить набег на какого-то предпринимателя, и их постреляли. Ничего необычного. Медик кивнул. Подобные ситуации были для него не в новинку. Если днём к нему приходили обычные больные, изредка — неудавшиеся насильники и вандалы, то ночью непременно происходило что-то из ряда вон выходящее. И хоть местные не часто устраивали вылазки и кровавую поножовщину, иногда, всё же, разгребаться в трупах приходилось. — Эти трое — Александр небрежно пнул ногой мешки. — Безнадёжны. Двоих раскатали по дороге, третий словил пулю в лицо. — Фельдшер немного скривился. — Отвратительное зрелище. Предупреждаю, одного из них еле доволокли, жирный пиздец. Так с пулемётом в руках и скончался. Людвиг медленно сглотнул образовавшийся внутри ком и кивнул. — С...пулеимётом. verstanden. — Значит так, этих троих можешь сразу сбыть, а ещё двое... Александр продолжал говорить, изредка жестами показывая куда-то, но Медик не слышал. Что-то предательски сжалось внутри. Его взгляд был прикован к руке, торчащей из-под чёрного целлофана. Широкие, неестественно большие пальцы... Этого не может быть. Это не могло произойти. — Всё понятно? Эй, тем кто в танке — Саша щёлкнул пальцами, пытаясь привлечь к себе внимание. — Ты так и собираешься втыкать, Люд? Снова война накатила? — Чёрт возьми, закрой уже рот. Покиньте мою операционную, господа. — Процедил Медик, небрежно отмахиваясь от него. Когда-то давно, за кружкой пива он сознался Александру, кто он, и с тех пор подколам не находилось конца. — Опять ты не в настроении. — Обиженно насупился Алекс. — Идёмте, мужики. Ты только тех двоих мучеников в карете не забудь. — сказал Саша, обернувшись на выходе. И затем они ушли. Ушли и оставили Медика один на один с громадным мешком и той самой, такой знакомой до боли рукой, торчащей из него. Бог знает сколько он простоял, неотрывно глядя на окровавленные пальцы. Пожалуй только ненавязчивое тиканье часов напоминало ему о том, сколько он уже вот так стоит и пялится на труп вместо того, чтобы помочь возможно ещё живым людям. Испустив очередной вздох он резко присел на корточки, закатал рукава и взялся за замок. Пальцы кололо, от них по всему телу расползался неприятных холодок отчаяния, и Медик уже приготовился лицом к лицу встретиться со своим худшим кошмаром. Так глупо... Глупо и бессмысленно. Целая орда роботов, жизнь в Сибири...Боже, сколько же он пережил, чтобы вот так просто умереть в перестрелке. Хотя, какое ему дело? Жизнь всегда забирает идиотов. Хмыкнув себе под нос он задержался взглядом на чёрной змейке и сжал руками язычок, понятия не имея, почему так долго мнётся над этой чёртовой молнией. Людвиг пообещал себе раз и навсегда выкинуть из головы этого человека. Выкинуть поцелуй в амбаре, забыть ту ночь и жить дальше. Они не предназначены для любви. Не для такой. Зашипев сквозь зубы и проклиная себя за нерешительность он рывком расстегнул мешок. Понадобилось некоторое время, чтобы переварить отчаянный, ледяной ужас, накативший с ног до головы ледяной волной. Всё произошло слишком быстро. Так быстро, что слишком нервная система не успевала среагировать, и жилки на висках, кажется, готовились лопнуть от напряжения. Сердце пропустило удар, и.... Медик замер. Вздох, сорвавшийся с его губ едва ли не перешёл в тихий, измученный стон. Перед ним предстало совершенно незнакомое бородатое лицо, не имеющее абсолютно ничего общего с Мишей. Это был совершенно другой человек, мёртвый и чужой, тот, кого врач не видел никогда раньше. Неожиданно для себя Людвиг засмеялся. Тихие смешки постепенно переросли в истеричный хохот, из глаз непроизвольно хлынули слёзы. Как же глупо вот так просто искать в каждой мелочи то, чего нет. Он так и не нашёл в себе сил признаться, что было бы, увидь он там Пулемётчика. Медленно опустившись на пол врач бессильно прикрыл ладонью лицо. Больше всего на свете он ненавидел моменты нервного перенапряжения, которые, казалось, высасывали душу, разрывали изнутри и оставляли в одиночестве истекать кровью. Они оставляли за собой бессильную, вяжущую пустоту, которую сложно было заполнить обыкновенным отдыхом. Как же всё это глупо. Вдох. Выдох. Людвиг выпрямился. Сейчас в его мыслях не было ничего. Туман рассеялся, предательская дрожь в пальцах медленно растворилась в теплоте силиконовых перчаток. Нужно было браться за работу. Алая струйка, вырвавшись из-под скальпеля медленно стекла на пол, образуя кровавую лужичу. Шов, второй, третий...И вот уже лицо молодого мужчины не похоже на кровавую кашу. Теперь оно приобрело устрашающие, уродливые, мертвецкие черты, приправленные слепым взглядом в пустоту. Людвиг улыбнулся себе. Порой каждый врач сравнивал себя с богом. Несколько умелых стежков — и десяток разорванных частей превращается в образ. Фарфоровая кожа, украшеная пятнами гематом и шрамов становится мягким лоскутным одеялом, тонким и холодным, не способным согреть ни одну живую душу. Медик часами мог стоять над кушеткой, кроить и перекраивать лица, рассматривать лишённые жизни пальцы и ладони. Признаться, однажды он даже....Проводил эксперимент. Давным-давно, ещё до начала боевых действий, к нему в морг попали близнецы. Что произойдёт, если взять два разных пазла и попытаться соединить их? Получилось не так уж и плохо. Их...лицо в какой-то момент вновь стало единым целым. Чего не достаёт у одного, непременно будет у другого. Какая-то неприметная родинка, веснушка, аккуратный шрам на губе.. Но сейчас не об этом. Он сел за стол и принялся заполнять бумаги. Имя, фамилия, место рождения...Медик понятия не имел, откуда взять эти данные, но, благо, у парнишки при себе был военный жетон. Людвиг медленно провернул его в руке и огладил пальцем впалые инициалы. Ему было всего лишь 23 года. Насилие...сколько ещё бессмысленных жертв потребуется, чтобы человечество прекратило уничтожать само себя? Над головой мягко мерцала лампа, выхватывая из темноты мелкие пылинки, парящие в воздухе. Они вились в пространстве, плавно спускались вниз и оседали на поверхности, образуя тонкий, едва различимый налёт. Тихо шуршала бумага, изредка коротило освещение. Людвиг любил тишину. В ней нет места разочарованиям, боли, шумной рутине большого города, есть только...спокойствие. Есть время подумать, с головой погрузиться в себя, сбежать, хотя бы на мгновение насладиться моментом. Поставив точку врач захлопнул толстый некролог и взглянул на мешки. Впереди была долгая ночь.***
— 170 на 90... — Укол адреналина! — Два кубика... Приятный туман растёкся по жилам, и боль начала отступать. Она уступила место какому-то яркому, жидкому свету, лёгкости, медленно льющейся в грудную клетку сквозь рёбра. Сердце постепенно замедлялось, дыхание с каждым разом становилось всё тише, тревога, звенящая в голове навсегда утихла... — Пора возвращаться. Электрический разряд пробил бездыханное тело, рывком вытягивая бренную душу с того света. Грудину прошибло током, и Михаил едва не захлебнулся собственной слюной, вздрагивая и подрываясь на кушетке. Сознание вернулось слишком неожиданно, ярко вспыхнул свет, и Пулемётчик зажмурился, отворачиваясь прочь от неживой мраморной белизны ламп. — Доброе утро, гражданин! Быстро же вы. Обычно люди в коме ещё часиков сорок лежат. Он медленно открыл глаза. Прямо перед ним возникло добродушное, морщинистое лицо, сияющее старческой дыркой в зубах. Щуплый дедок, одетый в белый халат с усмешкой потрепал его по щеке и бодро схватил с табуретки историю болезни. — Так, милейший, какие жалобы? — Ну... болит. — Немного неуверенно протянул Миша, с трудом пытаясь понять, что происходит. Он неказисто скривился, схватив очередную судорогу. Сознание всё ещё плыло, мысли вились и путались, терялись, словно в тумане, а сил, кажется, не хватало даже на то, чтобы банально пошевелить рукой. — Таак, болит, значит есть, чему болеть. — Задумчиво кивнул врач, делая пометки. — Давайте же разовьём эту чудесную мысль. Где болит? — Да...везде. — А не болит? Михаил вздохнул. Кажется, над ним беспардонно издевались. — Ладно, я шучу. — Хмыкнул дедок. — Вам очень повезло выжить. Немногие люди могут свалиться в реку с высоты двадцати метров и отделаться несколькими небольшими разрывами органов. Но что ещё интереснее...— Михаил открыл было рот, чтобы задать вопрос, но врач, кажется, не желал давать ему такую возможность. — На том же шоссе произошла чудовищная перестрелка, представляете! И всё в одну ночь, какой ужас! Не знаю, связано ли это, но кажется, вы и ваш...Товарищ вляпались в передрягу гораздо раньше. Вот оно что. Их всё-таки поймали. Михаил беспомощно уставился в потолок. Только сейчас начали медленно возвращаться события, произошедшие той ночью. Господи, как Валентин умудрился не заметить обрыв? Где он сейчас? Что с остальными? Что будет дальше? Куча вопросов роем вились в голове, но задать их было некому. — О... какой...ужас. — Натянуто выдавил Пулемётчик, жадно хватая каждое сказанное слово. — Да-да, кошмар тот ещё. К слову, о вашем товарище...— Старичок немного запнулся,зажёвывая губы и поправляя очки. — Мы очень пытаемся помочь ему, но.... прогнозы неутешительные. Мне жаль. Не смотря на всю свою манерность и жизнерадостность, он сказал это с некой жалостью, блестящей в глубине весёлых чёрных глаз. Опечалившись лишь на секунду врач быстро вернулся к своим бумагам, продолжил задавать вопросы, что-то замерять, осматривать, но... Это не имело значения. Пулемётчик снова потерял всё: команду, имя, и единственное счастье, что их с пока ещё живым Валентином случайным образом не считают причастными. Так начались долгие дни реабилитации.