Пробуждение Шеогората

Мои плечи трясутся от холода — наверное, не лучшей идеей было ходить в жилетке Хирсина на голое тело. Хотя, кто мог предположить, что эту ночь мне будет суждено встретить в холодной пещере, укрываясь за гигантским валуном от одного из лучших ассасинов Тёмного братства и надеясь, что стук зубов не выдаст моё местонахождение. Хотя, если он догадается использовать заклинание Обнаружения жизни, это станет уже неважно, может, меня даже в жар бросит от ужаса, хотя странно, что до сих пор не бросило. Пора бы: он рыщет по пещере, словно пёс, натравленный на цель, хотя, здесь правильнее будет сказать, не пёс, а ящер. Тень-с-Клинком, тёмный ящер, который научился держать меч раньше, чем ложку, а чувства собственной важности у него столько, что альтмеры становятся в круг, берутся за руки и дружно рыдают от зависти, а довести альтмеров до слёз, между прочим, может не каждый. — Не трусь, выходи уже. Во славу великому Псиджии всё закончится здесь и сейчас, ибо нет места на этой земле тем, кто дерзнул отступиться от законов его! Не то стою, не то лежу на четвереньках, прижимаясь к валуну, что скрывает меня от этого фанатика. От одного его голоса, шипящего и низкого, меня пробирает дрожь. Страшный тип этот тёмный ящер. Ну, не такой страшный, как Ситис, или, как он его постоянно называет, Псиджии. Спасибо, что не ПСДЖЖЖЖ. Бррр, от одного упоминания моя кожа от хвоста до затылка покрывается мерзкими такими мурашками. А Тень-с-Клинком рядом. Шипит, щёлкает зубами, которые источают яд. Почему у него источают, а у меня нет? Сложный вопрос, входящий в общую серию вопросов, которую можно озаглавить «почему у него всё лучше, чем у меня?» — Это несерьёзно, — он резко останавливается по другую сторону валуна, затем медленно, крадучись, начинает его обходить, приближаясь ко мне. Приблизился. Стоит прямо передо мной, но не видит. Минуту не увидит, пока действует дарованная знаком Тени невидимость. Зато я вижу его, и теперь мне стало ещё страшнее. Высокая, метра два ростом, гора аргонианских мышц. В чёрном лёгком костюме ассасина. Его кожа ярко-алого цвета, с сине-зелёными полосами. Тут, в темноте, не видно, но я знаю. А на голове — крупный перепончатый плавник, и сейчас он поднят. Тень-с-Клинком всегда поднимает плавник, когда злится, без этого никуда. А сейчас он в бешенстве: красные глаза горят в темноте, а рука сжимает даэдрический меч, на котором столько яда, что сами даэдра от удара этим клинком выблюют свои кишки и вывернутся наизнанку. — Променять исполнение своего предназначения на службу какому-то чокнутому божку? Высшая сущность, Псиджии, запросто поглотит и Шеогората, и тебя, и весь этот мир, если так Отцу Ужаса будет надобно. Я убью во имя него, во славу ему же и погибну, если таким будет моё предназначение. Но сперва я уничтожу тебя... Ну вот и началось. Он поднимает руку, и кулак его сияет фиолетовым светом. Поигрались и хватит: сейчас он активирует Обнаружение жизни, и мне, наверное, придёт конец, потому что я никогда не смогу одолеть Тень-с-Клинком. Боевые навыки, магия, бег, акробатика, игра на дудочке — что бы я ни делала, этот тёмный ящер превосходит меня во всём. Он как сын маминой подруги, только ещё хуже, потому что он — сын моей мамы и моего папы тоже. Он — мой старший брат. В общем, такая вот ситуёвина: брательник, что старше меня на десять лет и любит Ситиса сильнее, чем маму, папу и клубничное варенье, сейчас будет меня убивать, а Шеогорат, что является частью меня, решил, что именно в данный момент лучшее время для игры в молчанку. Дурацкая игра. Такая же дурацкая, как эта ситуация. И за секунду до того, как заклинание сработает, я бросаюсь с катаной в попытке единственным ударом убить своего старшего брата... ... Он реагирует. Он всегда реагирует быстрее меня, и на его морде я вижу лишь ненависть и презрение. Он даже о защите не думает — настолько разъярён моим предательством, что все силы вкладывает в один-единственный удар, и острие его меча разрывает жилетку Хирсина, затем — мою кожу, после чего ломает рёбра и пронзает сердце насквозь. И, честно сказать, я не знаю, что больнее — ощущать всё это, либо же видеть в последние свои секунды, как тебя убивает старший брат. Или самой убить старшего брата, который, сконцентрировавшись на мгновенной атаке, забыл о защите и открылся? Мы пронзили друг друга клинками одновременно, но так как я в принципе ниже, то и удар пришёлся не в сердце, но в печень. Тень-с-Клинком умер, глядя мне в глаза с такой ненавистью... А... неважно. Я уже даже на ногах не стою: валяюсь на каменном полу в пещере где-то на окраине Сиродила, истекаю кровью и из последних сил пытаюсь свинтить пробку с розовой бутылки самого сильного лечебного зелья, какое только у меня есть, как будто это поможет. Мне уже, наверное, ничего не поможет, потому что пробка кажется прикрученной намертво. Но всё же, я её снимаю и присасываюсь к бутылке, чувствуя боль и нарастающую с каждой секундой сонливость. Я ведь могу отдохнуть, правда? Не то, чтобы этот бой был тяжёлым, но я только что убила родного брата, поэтому всё-таки да, он был слишком тяжёлым. Я заслужила отдых, и теперь могу закрыть глаза и немного вздремнуть... Её сердце прекратило биться в час и одну минуту после полуночи. Забавная комбинация цифр, хотя, если бы она протянула ещё десять минут, вышло бы куда забавнее, но увы. Мозг пожил ещё минуту, но и он не дотянул до парада единиц. Час ноль две. Ужасное время смерти, не забавное в принципе. И вообще, как может умереть тот... ну или та... в ком заключена сущность даэдрического принца? Конечно, это не делает её саму даэдрическим принцем, но я-то как раз он. И я не желаю, чтобы моё тело умерло в какой-то дрянной пещере, а потому вставай! Вставай, кому говорю! ... Где-то там, за серыми сводами этих скал, брезжит прекрасный рассвет. Ну, или закат. Или, может, вообще ещё ночь — зависит от того, сколько я спала. Кстати, зелье лечения действительно забористое: оно не только нейтрализовало действие яда с меча моего братца, но и полностью излечило рану в сердце... Ну, не ту рану в сердце, которую он нанёс, пытаясь меня убить в фигуральном смысле, а ту, которую он нанёс, пытаясь меня убить в смысле прямом... Но неважно. Я только что выжила, убив родного брата, и сейчас я не хочу шутить. Вообще ничего не хочу. Впервые за много лет я хочу только плакать.