Верхний Вестсайд

— Катра! Катра! "Бляяяяяя." Это была Адора и её дурацкий, прекрасный, бесячий, очаровательный голос. — Это я, Адора! Успокойся… И тут осознание и паника ударили в голову, подобно сковородке, которую Энтрапта швырнула в неё в «МегаМарте». Как, мать её, Адора достала её грёбаный номер телефона? И почему это Катра вроде как завелась и даже впечатлилась всеми этими ухищрениями, на которые Адоре пришлось пойти, чтобы его получить? Разговор, который за этим последовал, пробудил в Катре странное чувство. Она не могла распознать, что это было за тревожное ощущение, но оно ей не нравилось. Ей не понравилось, как легко стало у неё на сердце, когда она услышала голос Адоры. Ей не понравилось, что она не может не обращать внимания на её слова, как бы сильно ни старалась (хотя старалась она не особенно сильно, потому что Адора была очень мила — кем она себя считает?!). И ей не понравилось, что Адора заставила её смеяться, и что ей было не насрать, так что она даже позвонила и извинилась — по-настоящему извинилась, а не стала нести тупую херню, как её бывшие — и что она хотела всё наладить. Но меньше всего ей понравилось, что Катра по-настоящему, искренне ей сочувствовала, сильнее было только желание подразнить её. «Любопытство убило кошку», — слова этого сукиного сына должны были всплыть в памяти именно сейчас. Так, если она возненавидела чувства, которые пробудила в ней Адора, зачем же она рассказала ей о блокноте? Чёртова импульсивность, которую Хордаку так и не удалось из неё вытравить, вот зачем. Только почему её придавило к земле чувство вины из-за того, что она прочла эту чушь? Потому, что нечто в присутствии Адоры заставило её осознать себя живым человеческим существом, столь же ответственным за свои действия, как и все остальные. — Мне… понравилось, — сказала Катра, когда Адора потребовала у неё высказать своё мнение на этот счёт. Вообще, что это за вопрос? Разумеется, ей понравилось. Иначе, зачем бы Катре тратить благословенное время сна на чей-то там личный дневник, полный вычурных подростковых лесбийских фантазий, если бы Адора не была хорошим писателем? Адора была хороша во всём, так было всегда; даже когда она навернулась на своих конченых каблуках, поскольку у неё была великолепнейшая задница, всё обернулось в её пользу (какой сюрприз). "Неужели она и правда не верит, что хорошо пишет? Или это просто… такая уловка?" — Ты очень хороший писатель. Достаточно хороший, чтобы вдохновить Катру нарочно вытащить свой скетчбук и провести пару часов с карандашом, так что это было ещё мягко сказано. Что-то… с ней происходило. На эмоциях Катра сказала, что Адора может делать всё, что угодно, в своей книжке. Может быть, потому, что она хотела быть в книге, просто чтобы доказать себе — то, что было между ними, когда они были детьми, что-то значило и для Адоры тоже, но тогда она просто отмахнулась от этого, как от дурацкой блажи. Потом, когда Адора попросила вернуть блокнот, этот голос внутри неё, который никогда не умел вовремя заткнуться, взял управление на себя и повесил трубку. Теперь она должна была ехать к Адоре домой. — Что, блять, со мной не так? — спросила Катра в пустоту. Обычно поездка с Адорой требовала перерыва в несколько дней, или как ещё это назвать, чтобы она могла переварить всю эту кашу в голове — которая мучила её и сейчас — и вот они снова встречаются, хотя ещё и двенадцати часов не прошло. Этому должна быть причина. Может, ей просто хотелось потрахаться. Раньше именно по этой причине бывало, что она позволяла девчонкам сблевать на неё. "Ну, что ж", — она вздохнула и откинула голову назад, впившись ногтями в матрас, — "теперь почему-то вариантик уложить в постель девушку, которую я ненавидела последние тринадцать лет, только потому, что она секси и треплет языком, напоминает бомбу замедленного действия. К чему бы это?" Глубоко вздохнув, она уловила слабый, но такой знакомый паскудный запах. Ну, пиздец, от неё воняет. — Бля, от меня блевотиной несет. "Спасибо, Адора." Хотя она только что пообещала Адоре — тридцать минут или она оставляет блокнот себе, Катра неспеша разделась, направляясь в душ. Отлично. И пусть Адора подождёт. Прислонившись к кафельной плитке в душевой и наслаждаясь горячей водой, она поворчала, воображая, как прелестный голосок упрямо ноет из-за того, что Катра опаздывает. Глупо садиться за руль, пока разум поглощён Адорой — "Адора, Адора, Адора" — но Катра не могла прекратить думать о голубых, как океан, глазах и богинях в тиарах. — Господи, тиара — это так тупо, — Катра фыркнула. — Миленько, тип, но всё равно пиздец как тупо. Чем дольше она столяла под душем, отпустив свои мысли, тем дольше она думала об Адориной книге. Замысел был — за неимением лучшего слова — интересным. И да, это была довольно критическая оценка от человека, который проглотил всю вещь целиком, упиваясь каждым рукописным словом. Она насиловала свои глаза, непрерывно вглядываясь в блескучие чернила гелевых ручек (кто вообще станет перебирать все оттенки розового и голубого из магазина «Всё за доллар»?), только чтобы узнать, что Адора планировала дальше. Катра предпочитала ночные передачи по ящику и скоростные автомобильные гонки, так что вся эта эстетика была для неё внове. Волна зависти ударила и поглотила, подобно окутавшему её пару, но мысли с головой выдавали её восхищение. Адора мало чего достигла, до сегодняшнего дня Катра была уверена, что она не достигла ничего, и вот она, оказывается, готова написать бестселлер для Нью-Йорк Таймс, используя свой чудовищный опыт. Покалеченная, битая, обожжённая, выброшенная как жалкий котёнок в картонке, это Катра должна была везде, где только можно, фонтанировать своим экспириенсом и превратить свою травму в дойную корову. «Знаешь, у Адоры нет монополии на осмысленное творчество», — Катра практически слышала, как звенят в ушах бестолковые мудрости Скорпии. «Ты можешь сделать что-нибудь замечательное! Я знаю, что можешь! Ой, да, я правильно использовала слово «монополия», да же? Я знаю, это рискованно…» На этом месте Энтрапта вставит свои пять центов, чтобы поддержать её, да и саму Катру, какими-нибудь статистическими данными с потолка, и всё это превратится в одни большие сладенькие миленькие обнимашки, пока Катра ещё не успела прошипеть: «последний раз говорю — личное пространство!» Было здорово снова рисовать, не обращая никакого внимания на то, что происходит вокруг. Даже когда Энтрапта врубала Seal поверх Лайонела Ричи, Катре было плевать, она забылась, лучшим способом из всех возможных. Движения карандаша, грифель ложится на грубую бумагу, острая линия подбородка Ши-Ры, так что хотелось порезаться об неё, пальцы сводит от отсутствия практики, но Катре уже не остановиться. Распутывая пальцами волосы, кондиционер из «МегаМарта» пах кокосом — гораздо лучше прокисшей блевотины — она, пожалуй, сказала бы, что почувствовала себя немного менее… мрачной. Немного. Адора тоже многое пережила — даже если Катра и не хотела этого признавать. У Катры не было монополии на их общую травму. Ясно, что Уивер произвела на свою золотую девочку весьма адовое впечатление, если появилась в Ши-Ре. Вот тебе и походила в любимчиках. Вот тебе и исцеляющее удочерение. Адора накорябала что-то вроде «История Шэдоу Уивер и Мары???» третьим пунктом в своём промаркированном списке «идеи для сюжета», а потом Катра заметила стикер с надписью «История Мары и Уивер — смотри папку №4». ("Опа, там у тебя ещё и папки, Адора? Как далеко зашла вся эта муть?") О чём это могло говорить? А потом там были страницы про Хордака. — Бля, — проворчала Катра, споласкивая волосы, не слишком обрадовавшись воспоминаниям о своём хладнокровном приёмном отце. — Почему даже ёбаный Хордак попал в дурацкую Адорину книжку? — Они даже не никогда встречались. Или встречались, может быть, Катра понятия не имела. Он никогда об этом не упоминал. Он и Уивер-то почти не вспоминал после суда. Всего лишь ещё одна пешка в его игре, которой пришлось пожертвовать, Катре самой чудом удалось избежать подобной судьбы. Она адаптировалась, вовремя поумнела, стала решительнее и принялась играть в его игру по правилам до тех пор, пока не увидела шанс и воспользовалась им. Сказала пока его пыльному королевству и нахуй послала весь городишко. Катра это сделала, Катра сама сделала себя, не Хордак и его жесткий режим. Но нееееееет, это Хордак должен был попасть в Адорину книжку, быть страшным плохим парнем, великой метафорой империализма, капитализма и всех ужасов патриархальной угрозы, а шестёрками у него тупорылые Лонни с Рогелио и даже ещё более тупорылый Кайл. А Катра — Адорина тень, которая следовала за ней по пятам лучше её собственной тени… куда делась она? — Надо мне написать книжку, в которой я выбиваю из тебя всё дерьмо, Адора, за то, что заставила меня думать о Хордаке и Шедоу Уивер — фу, бля! Я уже зову её дебильным именем из Ши-Ры! — Ей бы, пожалуй, следовало сейчас же выкинуть всё это из головы. Если она и в самом деле всё испортила с Адорой своими воплями и тычками — а шансы на то, что всё равно испортит, были, потому что она была… ну, собой, Скорпия будет разочарована сверх меры. Катра так и слышала её: «Катра! Разве так надо заводить друзей!» — Надо думать, из меня бы вышла злодейка, хе. О. Катра выключила воду. "Может, мне… нет! Это её дурацкая история, она может делать всё, что угодно." Вытираясь, она прикусила язык и отогнала эту мысль, но та никуда не делась. Энтрапта сказала бы, что она должна выдвинуть гипотезу относительно этого вопроса и проверить её, а затем тщательно проанализировать результаты. Скорпия посоветовала бы просто спросить. Спросить? Так, что ли: «Адора, не могла бы ты, пожалуйста, включить меня в свою книгу, потому что ты ранила мои чувства, когда бросила меня.» Господи, как же это тупо. Сама идея дурацкая, и одной только мысли об этом было достаточно, чтобы вызвать Хордака. «Любопытство убило кошку.» "Пошёл! Вон! Из! Моей Головы!" Это всё Адора. Как она смела упомянуть его и снова вернуть его в Катрино жизненное пространство, вернуть в её жизнь? Это должно объяснить тот странный сон, да? Она пережила один из счастливейших основополагающих моментов, только чтобы проснуться и понять, что Хордак разрушил всю её грёбаную жизнь, и Адора ему в этом помогла. "Подруга, ей было всего двенадцать." В этот раз её собственный голос вколотил в неё немного ума. — Надо думать, она понятия не имела, с кем меня оставляет, да? — спросила Катра у своего отражения, собирая из своих мокрых волос «ананас». Если верить Адоре, если бы это зависело от неё, Мара взяла бы их обеих. И Катра хотела поверить в это, потому что она хотела поверить Адоре. По каким бы то ни было идиотским причинам, которые скрывает от неё подсознание. Выбрав новую одежду ("Чистая же?"), Катра споткнулась, натягивая джинсы, и с громким: «Ёб твою!..» потеряла равновесие и рухнула на кровать, болезненно изогнув позвоночник. Характерный звук сминаемой бумаги заставил её выругаться ещё громче. Она упала прямиком на один из своих рисунков, нарисованных предыдущей ночью. Робот-Адора потратила целых три страницы на описание в мельчайших деталях, при этом ни разу не повторяясь (Бог ты мой, она жжёт — Катра и понятия не имела, что существует столько слов для зелёного цвета, а она была художницей, хоть и неудавшейся.) Не самый любимый, мать его. По её мнению, золото взял портрет Ши-Ры в полный рост с мечом, вышло не так уж плохо, учитывая, что Катра целую вечность не держала в руках карандаш. Катра встала и, наклонив голову, уставилась на разбросанные перед ней листки бумаги. Сумятица — эта чёртова каша в голове — воспользовалась паузой, чтобы вступить в свои права, поползла вверх по позвоночнику и угнездилась в животе. — Дохренища здорово было бы ей это отдать? Типа, она же наверняка вобьёт это в свою тупую здоровенную башку, — фыркнула Катра, водя большим пальцем по своим чёрным ногтям, в смехотворной попытке отделаться от этого чувства, выкинуть это из головы. Заменить чем-нибудь привычным, вроде злости. «А я думала, ты уже закончила злиться на Адору?» — снова послышался воображаемый голос Скорпии. При Скорпии Катра помалкивала насчёт всей этой ситуации с Адорой; её оправдания этому находились где-то посередине между необходимостью прояснить для себя эту херню и «Ни за что не стану посвящать в это Скорпию, чтобы она не решила, будто Адора — моя потенциальная девушка.» — Я никогда не говорила, что больше не собираюсь быть жестокой! А… А Адора это заслужила! — заорала в ответ Катра. Отлично, теперь из-за Адоры она ещё и сама с собой разговаривает. Ну, конечно, это Адора, держа пистолет у грёбаного виска, заставляла её проговаривать мысли вслух. — Твою-то мать! — Вот в этом-то и проблема! Во всём виноват кто-то другой. Скорпия, Энтрапта, миссис Уивер. Адора. Перекладывать вину у Катры получалось запросто, словно за обедом соль передать (не то, чтобы она когда-нибудь бывала в местах, где, чтобы пообедать, накрывали настоящий стол и выпендривались там со своей солью — но с метафорами дела у неё шли хреново, не лучше, чем с самореализацией.) Однако понять, очевидно, — не значит исправить, потому что она продолжала это делать! Прошлой ночью она тайком пыталась пронести домой алкоголь, несмотря на то, что её внимательная и заботливая соседка настоятельно просила её этого не делать, так что фактически это была контрабанда, и только потому, что из-за Адоры у неё разыгралась мигрень баллов на 100. "Я… её выбросила", — вспомнила Катра, в руках она держала стопку рисунков, обводя тонкие грифельные линии меча Ши-Ры на бумаге. Так, это уже прогресс, верно? Вместо того, чтобы немедленно накидаться, Катра выбросила текилу и кучу времени потратила на хобби, в которое Скорпия умоляла её вкладывать больше энергии, которой всегда не хватало, потому… "потому что я хотела быть лучше." — Потому что я хотела быть лучше. — Эти слова были её тихим манифестом. Ебучей прокламацией. Всю жизнь она гналась за этим «лучше», но это никогда не было правильно. Это никогда не было по-настоящему. Это было лучше, чтобы Уивер не поколотила тебя до смерти. Лучше, чтобы Хордак дал вздохнуть спокойно. Не для того лучше, чтобы побеспокоиться о своих соседках и оставить в покое прошлое, пока оно не свело её в могилу. Ха. Как будто она могла позволить себе похороны. Катре надоело злиться, даже несмотря на то, что она понятия не имела, как теперь быть. Ей надоело жить как будто назло какой-то вымышленной карикатуре, хотя на самом деле эта карикатура была доброй и милой, той, которая видела Катру за режущими краями, потому что помнила, какой она была раньше. На самом деле она была умной и забавной, и чертовски хорошей писательницей, а Катра использовала всё это в своих интересах, сунув нос не в своё дело. «Любопытство убило кошку». — Да! — ярость снова забилась в её сердце, эхом раскатившись по квартире, голос вернулся к ней опустошённым. — Я знаю! Катра не хотела этого признавать, но она знала, как это исправить. Придушить свою гордость и выложить Адоре всё, потому что сама она поймала Адору за руку и вынудила сделать то же самое. Катра открыла её дурацкий блокнот (это всегда от него слабо пахло ванилью или у Катры окончательно крыша поехала?) и дрожащими руками сунула свои любимые рисунки Ши-Ры между страниц. — Вот, — сказала она, набросив куртку и захватив ключи, — пойдёт в счёт предложения мира? Сгодится, чтобы стать лучше? Неудивительно, что Катра всю дорогу заморачивалась насчет Хордака. При этом она не была уверена, лучше это или хуже, чем воображать себе красотку на том конце пути, как безмозглая школьница, у которой башню снесло от любви. Гнев задним числом куда лучше любопытства. Он бы сказал, что ни то, ни другое гроша ломаного не стоит, но что этот урод вообще знает, кроме того, как сплавлять мужей своих любовниц, распакованных по ящикам, в Парагвай. Нервно встревоженная, Катра проверяла тормоза каждую минуту, каждый раз ожидая, что машина перестанет слушаться и не сбросит скорость. Ну и что же, что этого так и не случилось, это не значит, что она вздохнула с облегчением. Нихрена подобного. И вот Адора ждёт её на ступеньках, устало пялится в телефон, грязные светлые волосы в беспорядке рассыпаются по плечам. Катра сглотнула, ступня легла на педаль тормоза. Адора как будто явилась из какой-нибудь современной сказки. (Ух ты, она заговорила, как пожилая белая тётка.) Сногсшибательная, в край обалдевшая от похмелья принцесса. Нога надавила на тормоз, и Катра презрительно фыркнула, машина вынырнула обратно в реальность. Только потому, что Адора выглядит как принцесса, не будет никакой волшебной сказки; эта возможность отвалилась сразу, как только Адора снова вложила голос Хордака ей в башку. Машина остановилась, по-прежнему послушная ей, и Адора это почувствовала. Надо полагать, это вошло в привычку. Катра отвернулась, глядя куда угодно, только не на Адору, похмельную и дурную, но в пижаме (похоже, Боу-таки добился успеха), пока она усаживалась на переднее сиденье, борясь с желанием снять ногу с тормоза и просто смотреть на нее. Как будто ей этого хотелось. "Да что с тобой не так? Если она ничо не соображает, не значит, что она не заметит, как ты тут слюни пускаешь!" С виду Адора казалась бездумной и рассеянной, но Катра не собиралась рисковать, потому что история с блокнотом доказывала обратное. Мельком глянув на неё, Катра решила, что ни за что не станет сидеть тут и просто понадеялась, что машина под ней не развалится. Нет. Они проедутся вокруг квартала. И тут позволила взять верх голосу, который понятия не имел, как заткнуться. — А что насчёт меня? — спросила Катра с кривой ухмылкой на губах. — Тебя? — промямлила Адора, и её миленький носик сморщился от недоумения, а глаза цвета океана расширились от удивления. — Ты хочешь быть врагом Ши-Ры? «Если кто-нибудь и сможет это провернуть, так это ты», — хотела сказать Катра. Внутри неё росло какое-то чувство, будто рана зудит, когда затягивается, и оно гнало прочь страх и злость, которые пробудила одна только мысль о Хордаке. Беспричинный гнев, мучивший её всю дорогу сюда, выветрился. Нет, Катра хотела бросить Адоре вызов. Хотела, чтобы у восходящей звезды на ниве литературы появилась причина продолжить общение с кем-то вроде неё. Она хотела стать хоть кем-нибудь для Адоры. Кем-нибудь кроме эмоциональной раны, которую перевяжешь и дело с концом. — Ну да, почему нет? Я тебе разрешаю, Принцесса. Сделай меня злодейкой. Выражение лица у Адоры? Это, нахрен, бесценно — и самодовольную улыбку Катры вызвал не только её шок. Дело в том, что Адора так очевидно хотела, чтобы ей бросили вызов, так же сильно, как Катра хотела ей его бросить. Добрая старая Адора. В этой её прелестной маленькой головке закрутились шестерёнки, это было написано у неё на лице — у Адоры начинал складываться план. "Хмм, а ради чего ещё я здесь?" Воодушевление быстро сменяло целые аварийные кварталы ненависти и агрессии. Её сердце забилось чересчур быстро, острые ногти впились в кожаные перчатки. Почему это чувство, мать его, так ей знакомо? Как будто это — или что там ещё — происходит слишком стремительно и уносит её за собой. Катра смотрела на Адору и ей казалось, что у неё галлюцинации (Господи, опять Энтрапта ей что-то подсунула?) или какое-то невероятное дежа-вю. Было в этом что-то знакомое, но не настолько, чтобы она могла это понять. Краем глаза Катра заметила, как Адора заглядывает в свой блокнот, и паника охватила её предвестием беды. "Нет — не могу видеть, как она смотрит на рисунки — нет, блять, нет!" В данный момент она бы предпочла, чтобы Адора увидела её совершенно голой — с чудовищным шрамом и всё такое — чем услышала оценку своих рисунков. "Она же не смотрела, как я читаю блядский блокнот! И в лицо я ей ничего не говорила! Так, а как Адора отреагирует, если я разденусь догола — зАТКНИСЬ, КАТРА, БЛЯТЬ!" Раздеваться будем в плане Б. (а может и А — СЕРЬЁЗНО?) План А: выкинуть её отсюда до того, как она откроет эту хрень, и тогда Катра действительно пожалеет, что тормоза не отказали. — А мы ещё увидимся? — спросила Адора, убирая за ушко выбившуюся прядь золотистых волос. Катра прикусила язык, подошва её ботинка буквально срослась с педалью; это что, Адора пытается быть соблазнительной? И с каких пор этого избитого жеста довольно, чтобы Катра готова была взорваться? Просто Адора её мучает, потому что может. "Ногу на тормоз." Машина была припаркована. — Может быть, если обещаешь не преследовать меня, — Катра подмигнула, сдерживая улыбку, и щёки у Адоры ярко зарделись. "Как беспалевно, Адора…" Да, вот оно. Если для Адоры это игра, в неё можно играть вдвоём. При том, что Адора чуть ли не умоляла переспать с ней, когда набралась, Катре казалось не таким уж сумасбродством поверить, что немного флирта будет в самый раз. "Раз уж ты так сильно хочешь влезть ко мне в голову… тогда, по крайне мере, я залезу в твою." Ногу на тормоз. Кроме того, Катра по-настоящему беспокоилась, что Адора не слезет с её телефона. Она прошла длинный путь, чтобы добыть номер, и это было трогательно и жутковато одновременно. По крайней мере, её мотивы можно было понять. "Просто я не готова… к чему бы то ни было." Они попрощались, от Катры не укрылось, как в глазах Адоры сверкнуло разочарование. Резкий приступ боли в животе оттого, что ей почти захотелось нарисовать и это тоже. Но сейчас она чувствовала себя бомбой, готовой взорваться, потому что испытывала чувство, которое на этот раз не было злостью. Так что Катра отпустила педаль тормоза, и Адора захлопнула дверцу. "О, она и трезвой может врубить побитого щеночка. Я по уши в дерьме." Отъезжая, Катра проиграла битву с самой собой и бросила взгляд в зеркало заднего вида. Адора всё ещё торчала на ступеньках; она ещё даже не открыла свой драгоценный блокнот и не заметила рисунков. Слава Богу. Замешательство на их лицах отражало друг друга, и Катра сглотнула. Потому что она была не столько смущена, сколько… в восторге. Адора снова посмотрела ей вслед. "Задротка." Катра попыталась закатить глаза; дразнить Адору было гораздо легче, чем растворяться в этом непонятном, пьянящем счастье, которое излучала другая девушка. От этого Катра сама делалась пьяной, до такой степени, что готова была взорваться и забрызгать всю Зефиркину машину радостными хиповскими радугами. От Катры не укрылась ирония того, что одной из божественных способностей Ши-Ры было ебучее исцеление. Блять, оно было и у самой Адоры. Ей не нужен был меч или щит, и уж точно не нужна никакая тиара. (Пусть тиара и смотрелась бы на ней охуенно сексуально — да, да, это всё интерпретация и всё такое). Каждый их разговор что-то такое отпирал в Катре. Выпустив из себя всё, когда Адора её слушала, Катра почувствовала себя, не ударяясь в лишние сопли и всё такое, свободнее. Как будто одну за другой разрывала свои цепи, но это не было больно, не в присутствии Адоры, чтобы бесить и отвлекать её. Как будто она уже не была такой опустошённой, не рядом с Адорой, которая заставила её это почувствовать. О. О. — Блять! — Катра саданула по тормозам, тошнотворное движение тела, врезающегося в ремни, с бешеной силой отшвырнуло её назад во времени. Адора — Хордак — этот странный сон — авария — любопытство убило кошку… Имя Хордака снова и снова написанное зелёной гелевой ручкой с блёстками вызывало странные мысли. Это была Адора. — Этого не может быть, — пробормотала она, уткнувшись в свои ладони, так что ногти впивались в виски. Невозможно, нахрен, чтобы этот изумительный момент в «Мустанге» Хордака, тот момент, когда она, наконец-то, была целой, вкусила свободы, счастья… настоящее, всамделишное желание жить, не то, которое существовало на дне бутылки… невозможно, чтобы всё это было в Адоре. Нет. Нет. Адора была напыщенной, привелигированной неженкой, хреново выбирающей себе друзей и ещё хреновее — тряпки. Выбравшись из приюта Уивер, Адора и не подумала вернуться, не стала сражаться за неё. А потом у неё хватило наглости вести себя, как будто ничего не случилось. Как будто она ничего такого не сделала, быть такого не может! Она не уважала границы, физические, ментальные, эмоциональные, ей было совершенно плевать на время, которое она отнимала! Катра не могла этого хотеть — быть рядом с Адорой, не могла хотеть её — по всем этим причинам, ради всего того, что Катра решила, она никогда… БИП! Катра подпрыгнула так стремительно, что только ремень безопасности удержал её от полёта в стратосферу. — Что за… — Это ей кто-то сигналит? Ебучий Брайт Мун! Катра завертелась по сторонам с такой энергией, что чуть руки не вывихнула, чтобы увидеть у себя на хвосте какой-то навороченный чёрный внедорожник. БИП! Иисусе, опять! — Отъебись! — завопила Катра и развернулась обратно на сидении. Вот почему Брайт Мун сосёт по полной. Если ей приспичило посходить с ума по обалденной — обалденно, блять, доставучей — девушке перед зелёным светофором, этот эпических размеров пидорас может и объехать. Ради Бога, вокруг ни души. Адора… Адора и была Яркой Луной. Блеск и золото снаружи, яд и смрад внутри. Фактически Катра уже жила в тени этого города, и ни при каких обстоятельствах она не собиралась ужимать себя до всамделишной Адориной тени. — Я не стану этого делать, — прорычала она, краем глаза следя за тем, как с улиточьей скоростью ползёт мимо внедорожник, чтобы она могла как следует полюбоваться на их средний палец. — Господи, иди нахуй. Катра была не уверена, к кому она обращается. Вот они, люди, которых предпочла Адора. Люди, которые тычут тебе средним пальцем, когда соседняя полоса абсолютно свободна. А Катра? Катра была полной противоположностью этому городу; она была нищим, необразованным пролетарием, стоящим между Брайт Мун и уготованной ему расчудесной судьбой, дочь испаноговорящей иммигрантки, зараза, которая крадёт их рабочие места и объедает продуктовые карточки, она — никто и звать никак, и никому здесь, во всем их благолепии, она не нужна. Вот, что выбрала Адора. Женщина, которая заставляет её чувствовать всю полноту жизни, прекрасно вписывается в систему, специально сконструированную так, чтобы сделать из Катры ничтожество. "Вселенная пиздец как жестока. Сперва забрала Адору, потом вернула." — Господи Иисусе, — яростно прошипела Катра, смахнув слёзы, сняла ногу с педали тормоза и переместила её на газ. Если уж говорить о Брайт Мун, у Катры ещё была работа. Работа, у которой не встанет на пути Адора со своим хитровыебанным мозгоёбством. — Ладненько, город сияющих дилдо, кто из вас, богатеньких пиздоболов, наймёт меня сегодня прислугой? И пока она ехала через Верхний Вестсайд, каждая клеточка её существа вопила, чтобы она отправлялась домой, залезла в постель, выудила текилу из мусорного ведра. И сидела бы взаперти, и больше никогда не говорила с Адорой и не видела её невыносимо прекрасного лица. Катра отогнала это желание, решив не сворачивать с пути, и работать до тех пор, пока не заглохнут эти предательские мыслишки. Брайт Мун в этом не было равных. Отвлекать своим блеском. — И потом, Скорпия может быть там, и у неё точно появятся вопросы. «Ой, Тигрица? А почему ты дома? Гляди! Я купила новые шторы. Ну, давай, скажи, что ты думаешь, о, по глазам вижу, тебе понравилось! Или это ты расстроена? Мне тебя утешить? От души утешу тебя вдоль и поперёк и буду хорошим другом в трудный час!» Бля! — Да Катра лучше стекло будет жрать, чем воплотит всё это в реальность. Она лучше в стену въедет, чем сделает это всё хоть на йоту реальнее, чем сейчас. Потому что, в этом-то и загвоздка, догадалась она примерно на четвёртом пассажире (игнорировать собственные мысли оказалось сложной задачей, учитывая, что они вертелись вокруг перепихона так и сяк и выкрикивали имя Адоры на мотив песни Тейлор Свифт.) Когда Катра была в «Мустанге», она не хотела останавливаться, потому что в тот момент там было всё — все до единого чувства, которых ей так не хватало. А потом, когда ей понадобилось остановить машину, она врезалась в столб, потому что у Катры всегда всё шло по пизде. Нет, ей повезло выбраться живой, повезло, что этот момент не был самым страшным за всё её детство (что просто ужасно). Если она погонится за этим чувством, этим всем, с Адорой, кто сказал, что это не сломает её насовсем? Какая к чёрту импульсивность, это равносильно прыжкам в воду на отмели, чтобы захлебнуться в собственной крови. Это равносильно тому, чтобы вытащить собственные чёртовы тормоза, и позволить машине везти её на смерть. «Мустанг» предал её даже после того, как ненависть её растворилась в любви к нему, а Адора? Адора однажды уже ушла. Нет никаких доказательств, что она не сделает это снова, не сбежит, как только получит от Катры, всё, что хочет. В ту же секунду, как только до её хорошенькой головки дойдет, что её не коснулось чудовищное, изуверское детство Катры, эта их маленькая игра закончится, и Адора выйдет победительницей. "Вот оно? Вот почему у тебя никогда не было постоянной девушки." Катра прикусилу губу, ругая себя за то, что вообще позволила Скорпии дать ей совет. Теперь Советчица Скорпия застряла у неё в мозгу и постепенно подменяла собой её собственное сознание. — Заткнись, нахрен, — прошипела Катра, — Наслаждайся своими дурацкими воображаемыми шторами. — А? Чо говоришь? — пассажирка ворвалась в её пространство, сделав большой глоток своего Королевского Смузи-Джамба-Сока. "Не твоё дело, Личный Тренер Саша!" — Ничо? — до того, как Катра сбила с её лица очевидно отбелённую улыбку, она вспомнила, что сказала себе ранее. Она представила, как Энтрапта раскачивается на 104 раз прослушивания «Всей ночи напролёт», фиксируя на диктофон свои текущие нейромедиаторы. Потом это была Скорпия, которая развешивала свои выдуманные занавески, чтобы украсить её комнату. И последняя в этом ряду, но не по значению, была Адора, сидящая на её пассажирском сидении, похмельная до чёртиков в этой своей унылой пижаме, и она смеялась, наморщив нос. "Будь лучше. Будь лучше. Просто игнорируй Сашу. Её Саша зовут? Кристал? Меган? Может, Адору спросить, это она всё время торчит в этом дебильном городе." — Снова Адора. — А? — О, Господи. Слава Богу, игнорировать гремлинов на заднем сидении было даже слишком легко, если зациклиться на Адоре. Эта чёртова прекрасная идиотка ушла и превратила её мозг в сплошную ебучую балладу Ланы Дель Рей; теперь ей надо было что-то делать с этим внутренним конфликтом, и как бы Катра им ни наслаждалась — это была полная жопа. Полная жопа наступила, когда оказалось, что седьмая пассажирка говорит только по-польски (у Хордака была шестёрка родом из Польши; вообще-то она научила Катру, как пользоваться бритвой и потом хранить лезвие под языком, чтобы пугать народ в старшей школе), она вышла, оглянулась на Катру, сказала: «Лесбиянка» и захлопнула дверь, а первая мысль Катры была о том, как она расскажет об этом Адоре в следующий раз, когда увидит её. Жопа была в том, что Катра хотела этот следующий раз. Жопа в том, что Адора была талантливой, красивой, через край брызжущей едким остроумием и потенциалом; и в том, что по сравнению с ней Катра была буквально ничем иным, как ничтожной дерьмовой лохушкой — эквивалентом мигрени в человеческом обличии. Жопа в том, что Адора заставляла её смеяться. И в том, что шансы, будто у Адоры были какие-то скрытые мотивы, и всё это просто игра, из которой Катре придётся выкарабкиваться, были за гранью статистической значимости, даже Энтрапта подтвердит. И в том, что если она подружится с Адорой, тут же снова сделается её безымянной половиной, одиноко ковыляющей в тени. И в том, что хотя Катра и разбила «Мустанг», сломала рёбра и получила шок, что Хордак снова её оттолкнул; но ради этих нескольких часов переполняющего её счастья стоило угонять машину, и даже несколько минут с Адорой тоже всего этого стоили. Катра всё ещё кружила по Истсайду, когда подкралось утро, и она ощутила приближение мигрени, но не могла заставить себя остановиться или даже развернуться, поехать домой. Огни светофоров начинали сливаться. Вскоре даже самый их свет станет обжигать сетчатку. Но Катра застряла, продолжая ездить по кругу, пойманная в ловушку, в которой сама себя заперла. Ебучий замкнутый круг. "Я хочу быть с Адорой. Но я не могу снова быть её тенью. Я хочу быть с Адорой. Но я не могу снова быть её тенью. Я хочу быть с Адорой. Но я не могу снова быть её тенью. Я хочу быть с Адорой. Но я не могу снова быть её тенью. Я хочу быть с Адорой. Но я не могу снова быть её тенью. Я хочу быть с Адорой. Но я не могу снова быть её тенью. Я хочу быть с Адорой. Но я не могу снова быть её тенью. Я хочу быть с Адорой. Но я не могу снова быть её тенью." Хордак был прав. Её любопытство — её чувства — её погубит. Если Адора и есть то самое чувство, тогда эта машина разобьётся, блять, вдребезги.

-

адора, 4:59 прикреплён медиафайл.       Я нашла для тебя ещё референс Катра остановилась в шаге от дверей своей квартиры, ключ звякнул о браслет дружбы, сделанный Морским Ястребом, когда она уставилась в телефон, сдерживая улыбку с тех пор, как вытащила его и увидела на экране имя Адоры. С глухим стуком она бросила на пол пакет, который оттягивал ей локоть всю дорогу, пока она поднималась сюда, и прислонилась к стене. Кончики её отточенных ногтей застучали по экрану, она печатала самодовольный ответ на этот Адорин референс. Катра мобильный, 5:01       ха ха охренеть как смешно принцесса. это грёбаный мем кошка-картошка. Даж не кошка просто кошачья морда присобаченная хомяку адора, 5:01       чо правда?       О…       Ну, всё равно тебе для вдохновения. Я думала о той сцене, где книжная адора говорит книжной катре, что она не может последовать за ней в шепчущий лес? И катра такая Телефон снова зажужжал в руке, и в окошке чата выскочил Удивлённый Пикачу. Закатив глаза, Катра напечатала ответ, чувствуя, как её переполняет ликование: Катра мобильный, 5:02       не эт книжная адора когда книжная катра дала ей рухнуть в пропасть Катра мобильный, 5:03       и потом я такой знаю       лажаешь принцесса адора, 5:04       чёрт! Я думала, этот сработает! Ты прям оба видела? Катра мобильный, 5:04       А то, я живу в дерьмовой квартире, а не в пещере адора, 5:05       Чтоб тебя!       это я про мемас с кошкой-картошкой не про твое жильё       Я найду мем, который ты никогда не видела! И тогда я выиграю, и ты позволишь мне отдать тебе деньги за бензин! Покачав головой, Катра вставила ключ в замок. — Ты такая чудила, Адора. — Однако улыбка у неё на лице и тепло, разливающееся в груди, смягчило эти слова. Катра наклонилась подобрать покупки, нажимая «отправить» на «давай-давай, принцесса», как будто они не чатились про эти дурацкие мемы с часу ночи, когда приглушённые голоса соседок пригвоздили её к месту. — Нет! — выдохнула Скорпия, как обычно чрезмерно драматизируя. — Прям так и сказала? "Наверное, обсуждают «МегаМарт»." Катра проглотила какое-то странное дурное предчувствие — вот оно, влияние Адоры, Катра теперь обо всём, блять, заморачивалась, и башка у неё всё время готова была взорваться от волнения — входя в собственную квартиру. — Я же проиграла тебе запись. Хочешь послушать ещё раз? — "Они что, дали ей использовать диктофон на смене?" Энтрапта не успела договорить, а её ручной диктофон уже жужжал. Вот только Катра не услышит никакой пикантной сплетни (с каких это пор Трапта сплетничает? Ну, наверное, какой-то эксперимент) на этой плёнке, потому что Скорпия не в состоянии держать свой большой рот на замке. И да, в последнее время это было вполне терпимо, потому что Катра чуть меньше пьянела от текилы и злобы и чуть больше от чьих-то дурацкий голубых глаз и радостей общения, но чёрт возьми. Катра вроде как хотела послушать, потому что они всё равно в покое её не оставят. — Ну, да! Просто… поверить не могу, что Адора так сказала! Я просто в шоке! В шоке, Трапта! Это так… так здорово! — Сердце у Катры замерло и подскочило прямо в пересохшую глотку. "Ой, блять." Какого… какого хрена они говорят об Адоре? Что такого сказала Адора, чтобы завладеть их ограниченным вниманием настолько, чтобы шептаться об этом у Катры за спиной? Щелчок, диктофон смолк. "Твою мать!" — Получился весьма интересный социальный эксперимент. В пекарне Глиммер Боу несколько раз называл их на кухне — и не на кухне — командой «Катрадора». Таким образом, я смоделировала название — тест «Катрадора». — Ой, — судя по всему, Скорпия не разделяла восторга их соседки. — Энтрапта, ты не думала, что, может быть, это не очень хорошая идея — вмешиваться в личную жизнь Катры? С незнакомцами, конечно, можно экспериментировать, но Катра — наша подруга! Я хочу сказать, она живой человек, у неё есть чувства, так что я… я не думаю, что это хорошая мысль. — Это уж точно, — скрестив на груди руки, Катра вышла вперёд. Бурлящий — вот подходящее слово, чтобы охарактеризовать гнев, который она теперь испытывала, гнев, который вынудил её взвесить все за и против того, чтобы выбросить своих грёбаных соседей по комнате из окна четвёртого этажа. Скорпия вытаращила глаза и напряглась, как если бы Катра собиралась броситься на неё. Энтрапта, в свою очередь, сняла очки для сварки (и зачем они ей в помещении? Какой кусок от кровати Катры она, блять, теперь отпилила?) и помахала рукой, как будто это не она сейчас по-королевски облажалась. — О чём, чёрт возьми, вы тут болтаете? И когда собирались просвятить меня, что фактически уже планируете мою ёбаную свадьбу? — Ух ты, свадьба! — страдальческий вид Скорпии сменился восторгом, не успела Катра и глазом моргнуть. — А как ты относишься к осенней теме? Я думаю, что осень хорошо отражает цветовую гамму, которая идёт вам с Адорой… — Скорпия! Господи, я… — Катра заткнулась и глубоко вздохнула, пытаясь подавить свой гнев. "Будь лучше. Что толку на неё орать? Неважно, как сильно ты этого хочешь…" — Знаешь что, мне насрать. Делай, что хочешь. С этими словами она пронеслась мимо них, бросила на стойку пакет с покупками и распахнула дверцу холодильника. — Осенняя свадебная тема? Как будто у меня вообще когда-нибудь будет свадьба. — Не то, чтобы Катра была даже в неком подобии настроения, в котором ей захотелось бы поговорить об Адоре со своими соседками. Им не двенадцать, и они не в гостях с ночевой. Кроме того, они уже сунули носы не в свои дела дальше некуда и израсходовали свои «минутки Адоры» за неделю. Катра сунула руку в холодильник, в поисках чего-нибудь съестного, когда со щелчком сквозь помехи магнитной ленты послышался голос Адоры. Сердце ухнуло в желудок, Катра пошатнулась и замерла, она могла поклясться, что уровень её тревожности внезапно подскочил настолько, что его хватило бы напитать энергией весь чёртов дом. «И как это доказывает, что мне нравится Катра! Ради Бога, «нравится»? Я… я прям как в шестом классе!» «Ну, ты определённо к ней неравнодушна», — вмешался и оборвал её Боу. Катра усмехнулась, стараясь не обращать внимания, как у неё руки трясутся и давление подскочило. Когда — какого — хрена? Как Трапта наложила свои загребущие лапы на этот разговор (пощёчина, а не разговор!), и будет ли это жестоко со стороны Катры раздавить её диктофон голыми руками, чтобы больше этого не слышать? «Боу, я ничего не чувствую к Катре», — Катра прикусила язык. Голос у неё был такой бесчувственный, полный той самой стальной уверенности, которая влекла Катру к Адоре. Как муху-самоубийцу светящаяся электрическая мухоловка. Она отвела глаза от льющегося из распахнутого холодильника света и уставилась на кафельный пол. «Обстоятельства свидетельствуют, что ты чувствуешь кое-что», — эта ужасная тирада продолжилась словами Энтрапты. «У тебя дрожат руки, несмотря на то, что ты поела, а температура здесь адекватная, у тебя расширены зрачки, щёки и грудь покраснели…» — Ну, хватит, Энтрапта! Одним движением руки Катра захлопнула дверцу, и в тишине звук эхом прокатился по квартире. У неё был целый миллион долбаных мыслей, все они бурлили и рвались на язык, но главный вопрос возвышался над ними, ярко сияя красным. Самый дерьмовый и самый болезненный вопрос. Почему, чёрт возьми, её соседки по комнате — её единственные подруги — оправдывают Адору? Повисла напряжённая тишина, только Скорпия шумно сглотнула. Катра, готовая драться — кричать, вопить, выдать, какую угодно гадость, да скажи уже что-нибудь, чёрт возьми! — остановилась только потому, что Энтрапта нажала кнопку быстрой перемотки. Спустя вечность в четыре секунды Адора снова бомбардировала выстроенную Катрой башню. На этот раз по иной причине. «Катра рисует?» — начал Рейнбоу. О, они сменили тему, но от этого ей было не менее стыдно. Але-нахуй-луя. «Да», — опять Энтрапта. Она стояла напротив, и губы у неё двигались сами по себе, как будто она переслушивала запись снова и снова. Замечательно. — «У неё отлично получается.» «Она восхитительна», — Адора. Адора и её дурацкая способность творить странные и чудесные вещи (бля, эти сантименты отвратительны, да?) с сердцем Катры, всего-то сказав пару слов. Адора. Катра поднесла руку к лицу и, прижав к щеке, сжала пальцы в кулак. Жгучая боль от ногтей, впившихся в кожу, была единственным, что удерживало её в этой отстойной реальности. Реальность, в которой она даже не знала, что чувствует к своей давно потерянной подруге и первой любви. Её тихий шёпот был полон классической Адориной доброты. Той самой, которой так недостаёт сломленным, дисфункциональным людям вроде Катры, и именно это делало слова Адоры опасными. Каждый раз, когда Адора говорила ей что-то приятное, от чистого сердца, от души, что там ещё, каждый раз Катра вела эту бессмысленную внутреннюю борьбу. Бессмысленную, потому что она не могла отвернуться от света, которым была Адора, как бы он ни слеплил и сколько бы мигреней ни вызвал. И поэтому она продолжала сопротивляться чувству, которое разрывало её изнутри на части. "Адоре плевать на всех, кто не входит в её маленькую сверкающую компашку!" Эта фраза отпечаталась в мозгу, как ёбаная татуировка. Учитывая, что, зациклившись на этом, она потратила столько же времени, сколько потребовалось бы, чтобы сделать себе ещё одну татуировку с тенями, деталями, в цвете и всё такое. «Катра, осторожнее! Ты же сказала, у тебя мигрень, не сделай хуже!» Адора практически потребовала от неё в ту ночь, когда Катра ударилась в саморазрушение. В ту ночь вернуться к Адоре в Верхний Вестсайд само по себе было саморазрушением. В ту ночь Адора и украла у неё что-то, потому что для миленькой попки в обтягивающем брючном костюме она была чертовски умной и хитрой. "Адора чувствует вину только оттого, что ушла. Её не волнует, что Уивер всё это с тобой сделала." Боже, вот это удар, кто бы мог подумать. Как бы Катра изо всех сил ни старалась забыть все эти годы с Уивер, только чтобы удержаться в настоящем, что уже было утомительным само по себе, одно только это заставляло её снова испытывать каждую из эмоций, в которых она устала тонуть. Она больше не хотела злиться, но и не хотела подпускать Адору ближе. Это чувство было её самым привычным оружием. Винить её во всем. Винить её за то, с чем она на самом деле не имела ничего общего. Слова Адоры были её оружием, и она уж точно не собирается сдаваться без боя. «Катра, прости меня… Я знаю, тебе, наверное, не нужны извинения, но… я знала, что она делает, но ни разу не попыталась остановить её. Я пойму, если ты меня не простишь.» Катра и не простила. Это тебе не какой-то фильм длиною в жизнь, так что, к сожалению, это так не работает. Травма так не работает. То, что она сделала, вместо этого воплотило раковую опухоль ненависти в призраков Хордака и Уивер. Они никогда не получат её прощения, но может быть… может быть, Адора заслужила ещё один шанс. На этот раз, на этот раз у неё всё было под контролем, верно? Никто не ворвётся сюда, чтобы разлучить их снова и оставить Катре ещё одну зияющую дыру… так ведь? "О, а почему ты думаешь, что она не будет номером один, а ты останешься бледной тенью на подхвате? Прямо как и всегда." Адора — отличница, а Катра — латиноска, которая всегда жульничает. (Неправда, она же не виновата, что английский такой трудный, а оценки по математике и естественным наукам у неё всегда были лучше!) Адора — спортсменка, Катра — в запасе. Адора — самая забавная, самая красивая, самая любимая девочка во всём приюте, а Катра — грязная маленькая проныра, которая только и умеет, что влипать в неприятности. "Ты же знаешь, что Адора собирается опубликовать эту книгу, потому что она действительно талантлива. И кем ты окажешься? Её тупая нищая подруга, которую выперли из общественного колледжа? Хороша только в том, что ей лучше удаётся?" Эти мысли совсем не причиняли боли, нет… «Кстати, они потрясающие», — сказала Адора, когда в тот вечер она, наконец, принесла рисунки. Это была и победа, и поражение; Катре совсем не нравилось быть уязвимой, а в своё творчество она вкладывала душу. «Я их повесила над столом и смотрю на них, когда я не знаю, что делать дальше и у меня ничего не выходит, это помогает.» Адора… Адоре нравилось, как она рисует. Повесила её дурацкие рисунки, а ведь они же отстойные, далеко не лучшее из того, что могла сделать Катра. Они вдохновляли её, ну да, может, это потому, что она на саму себя пялилась, но это всё равно много значит, правда? Типа, действительно дохрена много. В машине, когда Адора сказала это Катре со всем своим неистовым проявлением уязвимости — мы поняли, Адора! И в этом ты лучше меня! — первой мыслью Катры, как рефлекс на сгибание у коленки, было — «гейство». Не будь она настолько ошеломлена, Катра выдала бы это вслух. Прямо в лицо Адоре. Но на какой-то миг она просто язык проглотила, а её дурацкое сердце так бешено заколотилось, что это фактически спасло её задницу в кои-то веки. И это заставило Катру задуматься (и это большое дело, потому что думать она не привыкла). Всё это время Катра безумно боялась, что у них с Адорой всё пойдет по-старому: Адора была святой, а Катра — грешницей, но этот комплимент кое-что изменил. Да, Адора была чертовски талантлива, но только в одной, ну, может, нескольких областях — она писала — но вот и все. А Катра уже не была восемнадцатилетней садисткой, которая хотела, чтобы все до единой блондинки облажались в жизни, поэтому было бессмысленно устраивать истерику и гнаться за прошлым из глупой ревности. Адора боролась за разбитое сердце, горе, потери, всё прочее дерьмо, с которым Катра не могла заставить себя столкнуться лицом к лицу, это замечательно, и она заслуживает, чтобы это признали. Катра хотела, чтобы Адору признали. Ей не понравилась грустная неудачница Адора, блюющая или всё время готовая зареветь. Она не хотела видеть её такой. Катра не стала бы препятствовать успеху Адоры, если бы это означало, что она никогда больше не увидит её плачущей. И потом, Адора ничего не смогла бы нарисовать даже ради спасения своей чёртовой жизни. Да она отродясь рисовать не умела, но было приятно знать, что она никогда не гналась за этим, пытаясь и тут стать выдающимся гением. Здесь Катра всегда будет в центре внимания — учитывая, что Адора, фактически втянула её в эту сделку, чтобы она вернулась в школу, и ещё выкидывала всякое такое — типа, вешала на стену её долбаные рисунки. В этом была какая-то странная взаимная поддержка. Их способности — или хобби, как назвал бы их Хордак — дополняли друг друга… и на самом деле очень хорошо. "Адора поняла это, когда мы были детьми." Адора видела, как их характеры, словно зазубренные кусочки паззла, цеплялись друг за друга, как ей казалось, наилучшим образом. Может быть, именно поэтому Адора никогда не замечала ни зависти, ни обид; она всегда видела Катру равной себе, просто она была девочкой, которой нравилось быть в центре внимания. Все дети на этой чёртовой планете любят быть в центре внимания, и большинство готовы на всё, что потребуется, потому что взрослые всё превратили в игру. (За исключением, может быть, родителей Боу, этот парень был до странности хорошо приспособлен по сравнению с остальными.) В понимании Адоры они были командой, и Катра начинала понимать, что, когда их разлучили, Адору будто разорвали надвое. Поскольку Адора всегда смотрела на это, как «мы-против-всего-мира», ясно как день, почему она не смогла справиться с «ты-против-меня». В этом они были похожи. Так что да, они могли бы продвинуться вперёд. Правда? Но поскольку всё это существовало только у Катры в голове, она могла продолжать сколько угодно. До тех пор, пока не кончится бензин.