***
Карету немилосердно трясло. Дороги в этой части города всегда содержали в безупречном порядке, но сейчас, когда на улицах бесноватые истребляли друг друга, хватая что под руку подвернется — хоть бы и камни из мостовой, булыжники расшатались, а местами повыпадали, как прогнившие зубы во рту пьянчуги. Горячие кирпичи в переносной жаровне под сиденьем грохотали при каждом подскоке кареты. Спустя полчаса пытки, Ричард окончательно уверился, что кучер злонамеренно выискивает выбоины и рытвины поглубже. Ричард был зол. Алве стоило попросить, не опускаясь до банального шантажа. Впрочем, чего еще ждать от человека, который не имеет ни малейшего представления о чести? Если Алва решил, что страх за жизнь сестры позволит держать Ричарда на коротком поводке, не следовало его разочаровывать. Время необдуманных поступков закончилось. Детская обида на Айрис, мысли о мести, смерть Альдо — все осталось в прошлой жизни. Ричард ничего не забыл, но левая рука в перевязи под меховым плащом, изнуряющая слабость и животный страх перед мерзостью, что по-прежнему расползалась по Олларии, вынуждали просчитывать каждый шаг и взвешивать каждое слово. На мгновение мелькнула малодушная мысль, что, не подоспей Робер с Алвой тогда к гробнице, не пришлось бы сейчас... Ричард поежился — мехов и жаровни под скамьей было мало, чтобы разогнать стынущую в жилах кровь. За окном тянулись безлюдные улицы. Куда они направляются, Ричард не имел понятия: поставить его в известность Алва не счел нужным, а от вопросов Ричард воздержался из одного упрямства, покорно облачился в принесенную Умберто одежду. Он прикрыл глаза в надежде, что это позволит унять тошноту, и, похоже, задремал, а в себя пришел, только когда дверь кареты распахнулась, впуская холодный воздух. Просторный двор окружали толстые, почти крепостные стены. Чуть в отдалении гремели цепи — у ворот опускали решетку. Ричард бывал здесь раньше: острокрышая колокольня привычно вспарывала шпилем хмурые тучи, в воздухе все так же витал запах курений. Не было лишь воркующих голубей, да нищие не клянчили подаяние. И дуэлей за внешними стенами Нохи, вероятно, тоже давно не случалось, подумал он вдруг. Он успел отвыкнуть от шума, суеты и людей, и теперь стоял, опершись на дверцу, пока кто-то настойчиво не потянул его за рукав: карету следовало убрать со двора. Он неуверенно шагнул вперед, опасаясь растянуться на мостовой у всех на виду, и тут же почувствовал, как чьи-то пальцы крепко ухватили его за локоть. — Обопритесь на мою руку, — сказал Алва вполголоса. Ричарду и хотелось бы отказаться, но земля опасно качнулась под ногами; к тому же он ведь решил быть осмотрительным... Алва шел не торопясь, но Ричард все равно скоро выбился из сил: парадная лестница, ведущая к дверям резиденции кардинала Левия, казалась неприступным утесом. — В королевском дворце стало слишком опасно, — тем временем продолжил Алва. Он глядел перед собой и словно бы адресовал слова кому-то другому. — Слишком много тайных ходов и слишком много людей, для которых они тайной не являются. А вот Ноха почти закрыта от внешнего мира, по крайней мере, внутренняя. Удивительно, но за все время тут не было ни одного случая заражения. Кардинал Левий любезно предоставил свои апартаменты для Их Величеств, а Малый Двор, вернее, то, что от него осталось, разместили в монашеских кельях. Некоторые дамы были весьма возмущены. Впрочем, вернуться по домам без вооруженной охраны никто из них не пожелал. Ричард споткнулся на ровном месте, и Алва вновь поддержал его под локоть. Перед лестницей он остановился, давая возможность передохнуть. — Встряхнитесь, герцог Окделл. Нас ждет аудиенция у Его Величества. — Господин Фердинанд Оллар отрекся от престола, — сказал Ричард хрипло. — Он больше не король. Алва молчал. Ричард поднял на него глаза, ожидая увидеть что угодно — нетерпеливую гримасу, гнев, насмешку, но напоролся на непроницаемый взгляд и рассеянную, почти мечтательную улыбку. — Как вам будет угодно, — мягко ответил Алва, рассматривая что-то поверх плеча Ричарда. — Но должен вас предупредить: вы мне нужны, посему извольте придержать свои обличающие заявления до лучших времен. Я помню, что освободил вас от клятвы оруженосца, а вот остальным об этом знать не обязательно. Можете считать жестом доброй воли с моей стороны, но я намерен официально вернуть вас ко двору и в свой дом, иными словами, оправдать присутствие бывшего сообщника узурпатора там, где это необходимо. — Локоть сжали будто тисками, и Алва наконец снизошел до прямого открытого взгляда. — А необходимы вы мне здесь и сейчас. Осмотритесь внимательно и немедленно сообщите, если увидите хотя бы след этой вашей зелени... — Она не моя, — огрызнулся Ричард вполголоса. — И, если даже она облепит вашего Фердинанда с ног до головы — пусть жрет, туда ему и дорога. — А я с радостью поделюсь кровью с Его Величеством, — пообещал Алва безмятежно, почти не размыкая губ. — Потом дождусь, когда скверна перекинется на Катарину и юную герцогиню Айрис, и заставлю вас смотреть. Ричард не сомневался — заставит. Айрис — его сестра, в ней тоже течет кровь Повелителей, она не может заразиться... Или может? Альдо говорил, что женщина — лишь сосуд, в ней нет магической силы. Что если он прав? И как же Катарина? Ричард опустил голову, пряча глаза, потому что совсем не был уверен, что сумеет скрыть переполнявшую его ненависть. — Пойдемте, герцог Окделл, — в голосе Алвы сквозило нетерпение. — Сегодня нам предстоит много лгать.***
Бесконечные пустынные галереи были изрезаны тенями от колонн, эхо шагов металось под каменными сводами. Ричард быстро устал: все силы уходили на то, чтобы просто переставлять ноги. «И тог-да ска-зал Свя-той Ад-ри-ан...» — слог на каждый шаг. Еще немного, и стены начнут смыкаться за спиной... У обитой железными полосами двери, способной, пожалуй, выдержать и удары тарана, их попросили оставить оружие, но Алве хватило одного высокомерного взгляда, чтобы охрана расступилась. Тяжелые створки распахнулись, и они вошли в просторный гулкий зал. Тут тоже было холодно, несмотря на огромные камины по обе стороны невысокого помоста под черно-белым балдахином. У камина справа сидели дамы в мехах. У стены слева жалось десятка два придворных в теплых зимних плащах, но без головных уборов. Малый Двор, похоже, стал совсем малым, подумал Ричард. Лиц было не разглядеть — сплошные серые маски. Он на мгновение зажмурился, стараясь восстановить четкость зрения. — ... серебряные блюда бордонской чеканки в количестве пяти штук, стоимостью не менее тридцати таллов каждое, — монотонно бубнил толстяк с пачкой мелко исписанных листов в пухлой руке. — Ковер холтийский, шелковый, прошлого круга, стоимостью не менее пятидесяти таллов... — Холтийский, как же, — зло хохотнули у Ричарда за спиной. — Да у этого сквалыги ничего дороже побитой молью дерюги отродясь на полу не лежало. Сейчас заявит, что узурпатор ему красотку-жену попортил, да потребует себе новую, а то и алименты на тараканьего бастарда. Осмотрительность и благоразумие, напомнил себе Ричард, до скрипа сжимая зубы. — «Вдовья слеза», урожая 360 года, три бочонка, — продолжил тем временем толстяк, — олений окорок холодного коп-... — И мешок соли, — оборвали его на полуслове. Ричард узнал голос, но никогда прежде в нем не звучало столько раздражения, граничащего с яростью. — Про соль не забудьте, барон. Фердинанд Оллар медленно поднялся со своего кресла и шагнул к краю помоста. На бледных щеках выступили лихорадочные пятна. — Ваше Величество, — промямлил толстяк растерянно, роняя под ноги измятые листки. — Я всего лишь хотел получить компенсацию за произвол и лишения, кои... — Лишения? — спросил Фердинанд. — Компенсацию? — повторил он, повышая голос. Барон заозирался, будто надеялся, что монарший гнев направлен на кого-то другого. Потом покаянно склонил голову и забормотал что-то неразборчивое. Заключение и правда пошло Фердинанду на пользу: он похудел, осунулся в лице и, как ни странно, стал больше походить на правящего короля, чем тот прежний безвольный болванчик. — Вам достало наглости явиться сюда и требовать денег за то, что вы сами — добровольно — отдали узурпатору? — вопросил он. Придворные притихли под его взглядом. — Похоже, дальнейшее пребывание в Нохе будет вам в тягость — холтийских ковров тут нет, как и бордонских блюд. Мы отпускаем вас домой, барон, в ваших услугах мы более не нуждаемся. Быть может, кто-то еще желает сообщить о постигших его... потерях? Я слышал, что в гарнизоне не хватает людей. Все молчали. Было слышно лишь, как трещат поленья в каминах. Не дождавшись ответа, Фердинанд нервно одернул манжеты и взмахом руки дозволил скукожившемуся барону удалиться; тот нагнулся было, чтобы подобрать оброненные бумаги, но передумал, попятился к выходу. Присутствующие расступились, пропуская попавшего в немилость неудачника, и Ричард готов был поклясться, что видел, как несколько человек поспешно комкали и прятали в камзолы мелко исписанные листы — не иначе, такие же прошения. Ричард вдруг вспомнил, зачем он тут. Неохотно оглянулся. Напудренные парики, блестящие от нервной испарины лбы, аромат благовоний и притираний, а под ним — едкий запах пота и страха. И ни следа, ни проблеска зелени. Возможно, он не там ищет... — Герцог Алва! — Ричард едва не подскочил от раздраженного, адресованного не ему даже, оклика. Фердинанд, обратив наконец внимание на вновь прибывших, глядел хмуро и недовольно. — Извольте доложить, как обстоят дела в столице, раз уж вы сочли возможным заточить вашего короля в этой дыре! «И с этими никчемными людишками!» — читалось у него на лице. — Помилуйте, Ваше Величество, — беззаботно проговорил Алва и отвесил почтительный поклон. — Единственная цель, которую я преследую, причиняя вам временные неудобства, — это безопасность, ваша и Ее Величества. Он выразительно посмотрел на Ричарда через плечо: пора бы обойти зал, выискивая скверну; а сам нацепил на лицо самое светское выражение и направился к помосту. Ричард, всей кожей ощущая любопытные взгляды, неохотно присоединился к придворным. — Нам это не нравится, — сказал Фердинанд, в его тоне все еще проскальзывало давешнее неудовольствие. — Каждый день нам докладывают о беспорядках, вчера дошло дело до голодного бунта — говорят, в столице не хватает зерна. Неслыханно! Такого не случалось уже два Круга! А что предпринимаете вы, Алва? Алва что-то ответил. Ричард не расслышал слов — накатила слабость: туман перед глазами, громкий гул крови в ушах, привкус ржавчины на языке. Вроде бы он наступил кому-то на ногу. Поспешно пробормотав извинения, он стал пробираться к окну — глотнуть свежего воздуха, а заодно посмотреть на двор сверху. Ему отчего-то казалось, что скверна жмется к земле, и здесь, на верхних этажах, искать ее бесполезно. Окружающие не сводили с Ричарда любопытных глаз — их взгляды липли как жидкая грязь, и отчаянно хотелось умыться. Процедив сквозь зубы очередное извинение, он наконец протиснулся к самой стене, обогнул треногу с переносной жаровней, на секунду подставил лицо теплу. Постоял так, переводя дух. За пыльной портьерой приметил узкое и длинное, будто бойница, окно. Стекло сплошь покрывали снежные узоры, и Ричард подышал на изморозь. Выглянул сквозь образовавшуюся проталину наружу. По заснеженному двору ходили люди: патрульные маршировали по периметру, монах в серых одеяниях спорил с офицером с капитанскими нашивками, конюхи впрягали лошадей в темную карету с зашторенными окнами, служанка в пуховом платке выплеснула воду из таза под ноги служке — тот шарахнулся в сторону, поскользнулся и упал. Мохнатая собака обнюхала бортик замерзшего фонтана и с независимым видом задрала ногу. Черно-белый мир без единого проблеска зелени. Ричард неохотно взялся за край портьеры, намереваясь вернуться, но не успел и шагу сделать, как его схватили за руки. Он рванулся, путаясь в занавеске, но чьи-то пальцы впились в подживающие раны на предплечьях, и перед глазами заколыхалась мутная пелена воды. Уши заложило, и возбужденные голоса доносились будто со дна обмелевшего колодца. — Без глупостей! — Что происходит? Кого поймали?.. — Лазутчик! — Подосланный убийца! — Я видел, как он крался... Спрятался... сразу не понравился. — Покушение? Его потащили, спотыкающегося и одуревшего от боли. Ричард снова попробовал освободиться, но руки заломили за спину — пол опасно приблизился. — В чем дело? — кажется, Фердинанд. — Осторожнее, Ваше Величество!.. Опасен... — Да это же Окделл! — Приспешник узурпатора! — В Багерлее!.. Казнить изменника!.. Ричард сжал зубы, подождал, пока пол перестанет качаться, попытался выпрямиться. Уж не затем ли Алва приволок его в Ноху, чтобы выставить на публичное осмеяние? Он не позволит... — Ричард? — Он с трудом поднял голову и криво улыбнулся Айрис. Бледная, потрясенная, она шагнула вперед и остановилась, прижав руку ко рту, и теперь глядела на него во все глаза. Неудивительно, он и сам порой пугался своего отражения: фамильное привидение Окделлов собственной призрачной персоной. — Я видел! Я! — в поле зрения появился тот самый толстяк-барон со списком притязаний. Он шумно дышал, часто и низко кланялся, опасливо косился на Ричарда и трясущимися от возбуждения руками утирал потный лоб. Выслужиться решил, «навозник»! — Я видел, как этот человек крался по залу, а затем укрылся вон за той портьерой. У него было такое лицо... Такие страшные глаза... Как у настоящего убийцы! — Оставьте в покое моего оруженосца, — холодно и раздельно произнес Алва и, когда удерживающие Ричарда люди замялись, рявкнул: — Выполняйте! Его отпустили. Пол раскачивался, будто лодка, увлекаемая горным течением, — вот-вот перевернется. Он заставил себя смотреть прямо. Фердинанд хмурился, всем видом выказывая настороженное недоверие. Катарина оставила своих дам у камина и теперь стояла рядом с мужем, положив ладонь ему на рукав, бледная до синевы, словно и у нее убавилось крови. — Объяснитесь, герцог, — велел Фердинанд. — Ваше Величество сомневается в моей преданности? — спросил Алва, удивленно поднимая брови. — Я не сомневаюсь в вас, Рокэ, — ответил Фердинанд несколько сварливо и ткнул пальцем в сторону Ричарда. — Но я не вижу здесь вашего оруженосца, этот мятежник... — Герцог Окделл, — сказал Алва раздельно и холодно, — оказал короне весьма важную услугу. Однако я предпочел бы не вдаваться в детали в присутствии... — он бросил уничижительный взгляд на сопящего барона, — тех, кого это не касается. — Кажется, мы отпустили вас домой, барон. Или вы желаете послужить короне и помочь герцогу Алва очистить Олларию от безумцев? — спросил Фердинанд, нетерпеливым взмахом руки отсылая барона. — Окделл, вы можете приблизиться. Каждый шаг давался с трудом. Ступени, ведущие на помост, ему не одолеть, подумал Ричард, но продолжил идти, пока два гвардейца не возникли у него за спиной, отсекая от придворных, еще двое встали между Ричардом и королевской четой. — Право же, Ваше Величество, — сказал Алва с легким недовольством в голосе. — Герцог Окделл не опасен. Он встал рядом с Ричардом, с демонстративным дружелюбием положил руку ему на плечо. — Да будет вам известно, — сказал он негромко, — что некоторое время назад герцог Окделл покинул Олларию с весьма четкими инструкциями: отыскать в Агарисе Альдо Ракана, втереться к нему в доверие, чтобы в нужный момент оказаться тем самым неожиданным фактором, который никто не принял в расчет. Ричард рассматривал резные кессоны над головой, не желая видеть сочувствия на лице Катарины. История Алвы не выдерживала критики: с какой стати посылать его к Альдо до того, как тот отправился отвоевывать по праву принадлежащую ему корону? Неужели, кто-то может в это поверить? От руки на плече шел жар — он чувствовался даже сквозь слои одежды. Ричард и сам не знал, чего хочет больше — скинуть ее или поддаться минутной слабости и попросить, чтобы его не бросали одного наедине с жаждущими его крови ызаргами... Он устал быть один, он был слаб, и не осталось даже сил, чтобы ненавидеть себя за это. — Нам известно, что герцог Окделл был приближенным лицом Альдо Ракана! — А Фердинанд явно не настроен верить каждому слову своего Первого маршала, подумал Ричард со злорадством и дернул плечом. Руку Алва не убрал, лишь предостерегающе сжал пальцы. — Разумеется, Ваше Величество, — покладисто согласился он. — В этом и заключался мой план. Если позволите, и герцог Эпинэ, и герцог Придд некоторое время подыгрывали узурпатору. Тем не менее, не имеется никаких сомнений в их преданности Олларам: оба способствовали восстановлению истинной власти. Должен заметить, — Алва понизил голос, — во многом именно благодаря влиянию герцога Окделла, герцог Эпинэ оказал короне ту самую — неоценимую — услугу... Он что же, намекает, что Робер убил Альдо, а Ричард принимал в этом участие? Какая мерзость! Желчь подступила к самому горлу. — Он ведь захватил ваш особняк, об этом все знают, — хмыкнул Фердинанд по-прежнему недоверчиво. — Разумеется! — с готовностью подтвердил Алва. — Герцог Окделл воспользовался этой возможностью, чтобы сохранить мое имущество от ракановских мародеров и уберечь реликвию, которая очень заинтересовала узурпатора. Я имею в виду меч Раканов. Достанься особняк какому-нибудь Рокслею — голос Алвы наполнился брезгливым презрением, и он поддел носком сапога лежащее на полу прошение, — реликвия вне всяких сомнений была бы утрачена. Герцог Окделл поместил меч в тайник, где он в настоящее время и находится. Позвольте напомнить, Ваше Величество, как мой оруженосец, герцог Окделл действует исключительно в соответствии с принесенной присягой. Любое обвинение, выдвигаемое против герцога Окделла, — это обвинение и в мой адрес. Если у вас возникают сомнения в правомерности его поступков, я буду счастлив предоставить вам дополнительные разъяснения. Лично. По тону Алвы было ясно, что никаких дополнительных разъяснений давать он не намерен. Он говорил чудовищные вещи, и хотелось кричать во весь голос, что все неправда, что он никогда не совершал подлости по отношению к Альдо. Уж лучше пусть «навозники» считают его предателем и мятежником! Алва освободил его от клятвы, и Ричард волен поступать так, как сочтет нужным. Стоило сбросить проклятую руку с плеча и во всеуслышание заявить... Стоило броситься на Фердинанда и умереть... Стоило... Алва предостерегающе стиснул пальцы и прошипел, не размыкая губ: — Заставлю смотреть... Айрис глядела на Ричарда расширившимися от страха глазами. Катарина зябко куталась в меховую накидку. В городе умирали люди. Ричард был волен поступать так, как сочтет нужным. Он промолчал.