***
За окном лязгнули ворота, послышался приглушенный говор южан и фырканье лошадей. Прибыл второй конвой с «благородными эориями». Придд и Эпинэ откликнулись на зов Рокэ без лишних вопросов, узники тоже не доставили больших хлопот. Первой партией из Багерлее привезли братьев Рокслей, спустя четверть часа к ним присоединились Борн и Штанцлер. Негусто. Но другие претенденты на древние титулы после визита в часовню Святой Октавии погибли. Что же, настала пора выяснить, сколько правды было в притязаниях тех, кто тогда уцелел. Рокэ не спеша допил остывший шадди, проглядел несколько докладных записок, давая наследникам Великих Домов время помариноваться в неизвестности. Затем дернул за шнур звонка и лениво поинтересовался у явившегося Хуана: — Как наши гости? — Ругаются, соберано, — посреди фразы на заднем дворе страшно завопили, но Хуан не запнулся. — Надеюсь, никому не пришло в голову предложить им вина или закусок? — прежним тоном спросил Рокэ. Крики бесноватых давно стали для них привычным фоном. — Что вы, соберано. — Отлично. Подай мне обед сюда. Думаю, еще полчаса в одной банке эти пауки как-нибудь перенесут. Рыба под белым соусом, наверное, была просто восхитительна, но Рокэ не мог воздать ей должного. Перед глазами стояло встревоженное лицо Фердинанда, а фантазия дорисовывала за его спиной невменяемого гвардейца с хищно оскаленным ртом и алебардой в руках. Что если прямо сейчас Фердинанда убивают? Невозможно. Ноха полна народу. Безумца всегда успеют остановить. А вдруг нет? Вдруг бесноватый окажется быстрее, сильнее, ближе? Да мало ли что? Короля прикончат, а виноват в этом будет он, Рокэ Алва, Первый неудачник Талига, чей отупевший от бессонницы разум не озарило мыслью, что, прежде чем тащить Окделла пред светлы очи придворных гадюк, следует хотя бы переговорить с глазу на глаз с королем. Тогда появление мятежника и предателя на приеме у Их Величеств было бы воспринято совсем иначе. Лишь волевым усилием Рокэ удержался от того, чтобы запрокинуть голову и сжать ладонями виски. Ноха безопасна. Пока не доказано обратного, он обязан верить в это так же свято, как темные крестьяне верят в четверной заговор. Его собственный дом тоже был безопасен — за все время эпидемии погибло двое слуг, и те скорее по беспечности. Вышли на рынок за свежей рыбой, а угодили в лапы бесноватой семейки, и поди теперь спроси, почему ни один не успел пустить в ход пистолеты. В первый же день, после опыта с подложным безумцем, Окделла провели по всему особняку и за его границами — от чердака до винного погреба, от оранжереи до конюшен, — точно колдуна, который окуривает жилище от злых духов. В конце обхода он, серый от усталости, подтвердил, что зелени здесь нет. Но был же Карваль... Он где-то подхватил заразу, и она дремала в нем — может быть, рассудок Карваля, его кровь или Леворукий знает что еще сопротивлялись. Понимать бы — сколько! Ему хватило сил доложить о массовом помешательстве в восточных казармах (где сам наверняка нахлебался зелени), подождать с четверть часа, пока он, Рокэ, просмотрит бумаги, а потом бешенство взяло свое. Часа четыре? Пять? Хорошо все-таки, что к Фердинанду близко не подпускают людей с улицы. Нужно передать Августу Гирке, новому начальнику королевской гвардии, чтобы под страхом смерти запретил подчиненным покидать Ноху. На лестнице повстречалось рыжее недоразумение, которое уже три дня жило под крышей этого дома. Мартеллино, кажется? Он проводил круглые сутки в библиотеке, копаясь в пыльных хрониках. Хуан ворчал, что тот расходует свечи почем зря, а вчера вообще умудрился закапать воском стол, купленный при жизни герцога Алонсо. На лице Хуана явно читалось, что за одну царапину на дубовой столешнице он не пожалел бы прикончить и десяток самозваных мэтров, но Рокэ отмахнулся от жалоб. Сейчас фамильная мебель его волновала в последнюю очередь. — Монсеньор! Герцог Алва! — окликнул Мартеллино. Рокэ лишь ускорил шаг, нетерпеливо мотнув головой — позже. Видя, что цель вот-вот ускользнет из-под носа, Мартеллино безотчетно протянул руку, но вовремя одумался. И правильно. Еще не хватало, чтобы все, кому ни лень, цеплялись за его одежду. Разговор в гостиной велся на повышенных тонах, громкие голоса отчетливо доносились сквозь плотно прикрытые двери. В коридоре, у противоположных ниш с охотничьими пейзажами, застыли Эпинэ и Придд — неужели за все время не перемолвились друг с другом даже словечком? Рокэ замедлил шаг, прислушиваясь к перебранке Людей Чести, которые по доброй традиции нашли в своих рядах врага и теперь ополчились против него. — Я не позволю ему учинить самосуд! Господа, это произвол! Его Величество должен знать! Меня шантажировали... В мирное время он осмеливался угрожать мне пистолетом, а что будет теперь? — Ведите себя достойно! — Помолчали бы, Борн! — Убийца... — Перебежчик... — Если бы не военное время, вы бы ответили за свои слова! — Легко угрожать, когда твой противник в кандалах! За дверью загудели шмелиным ульем. Штанцлер повел речь о том, что перед врагом негоже выказывать разобщенность, и Рокэ зажмурился от умиления. Увещевающий голос старого больного ызарга на миг вернул его на полгода назад, в другую жизнь, почти беспечную, почти беззаботную. Весна. Цветущие каштаны и дурман лихорадки после очередного предательства. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Зачем он вспомнил? Охранявшие коридор цивильники едва успели расступиться с его пути. Рокэ врезался плечом в дверь, и обитые багряным шелком створки грохнули о стены ударом гонга. — Добрый день, господа, — произнес он в воцарившейся тишине. — Надеюсь, вы простите меня за не слишком теплый прием, — под насмешливым взглядом Рокслеи и Борн нахмурились, а Штанцлер втянул голову в плечи. Они все боялись, кто глуше, кто отчаяннее, а тягучие минуты наедине с собратьями по несчастью взвинтили этот страх до небес. — Герцог Алва, думаю, всех интересует причина, по которой вы собрали нас здесь, — несмотря на пошатнувшийся авторитет, Штанцлер решил выступить в роли парламентера. — Его Величество Фердинанд, в своей безграничной милости, дарует вам шанс искупить вину перед короной, — объявил Рокэ. — Меня наделили особыми полномочиями награждать образумившихся и карать упрямых, поэтому в ваших интересах исполнять все, чего я потребую. Для начала мне нужна клятва, что вы сохраните в тайне услышанное и увиденное в этих стенах. Герцог Эпинэ, герцог Придд, прошу вас. Один непризнанный бастард и трое благородных потомков быстро переглянулись. Младший Рокслей заметно приободрился, но прочие лишь сильнее насупились. — А почему только они? — самообладание Штанцлера дало трещину. Рокэ готов был держать пари: тот первым понял, что с приговоренных к казни не берут клятв, потому что покойники лишнего не болтают. — Потому что все остальные вернутся в Багерлее и по понятной причине проговориться не смогут, — с удовольствием произнес Рокэ. — Итак, господа? — Вы хотите кровной клятвы? — уточнил Придд. Лицо — каменная маска. Пожалуй, из него выйдет неплохой супрем, если, разумеется, молодой человек пожелает пойти по стопам отца. — Да, — Рокэ обращался к Придду, а сам не сводил глаз со Штанцлера. Даже Фердинанд в заточении похудел, а этому — что с гуся вода. Забавно, если в его жилах действительно течет кровь рода Гонтов. Выдержит ли старик регулярные кровопускания? — Полагаю, вы осознаете, чем вам грозит ее нарушение? — Осознаю, — сухо подтвердил Придд. — Клянусь своей кровью, что никому не обмолвлюсь об увиденном и услышанном сегодня в доме герцога Алва, — глухо произнес Эпинэ. А этот скоро совсем себя загонит, если не поумерит чувство вины. Иноходец, роняющий под копыта хлопья розовой пены, мечтающий возложить себя хоть на какой-нибудь алтарь, чтобы искупить грехи друга. Рокэ одобрительно кивнул, и тогда Придд с видимой неохотой повторил только что прозвучавшую клятву. — А теперь, господа, я приглашаю вас спуститься на задний двор. На этот раз клеток с бесноватыми было десять. Искаженные злобой лица прижимались к прутьям, кто-то грыз решетку, пальцы скребли воздух в тщетной попытке добраться до горячей плоти. В небе кружили вороны, по периметру двора стояли кэналлийские стрелки с мушкетами наизготовку. Выходивший первым Удо Борн побелел и замер на пороге. — Вы собираетесь расстрелять нас? — его зрачки почти заполонили радужку. — Отдать на растерзание... этим? За Борном столпились прочие узники. Джеймс Рокслей во все глаза таращился на бесноватую девицу со свалявшимися космами и разодранной на груди рубахой, из-за его спины, вытянув шею, выглядывал Дэвид. Никто из них не сталкивался с безумцами ранее. — Выходите. Стрелки здесь затем, чтобы обезопасить вас. В опустевшем проеме показался Мартеллино. Рокэ поморщился — ну до чего же назойливый! Но, наверное, настоящий ученый и должен быть таким — упорным, настырным, способным добиться своего не мытьем так катанием. Может быть, именно он в итоге докопается до причин безумия. Все повторилось, как в тот вечер, когда Окделл доказал правдивость своей бредовой истории. Снова кэналлийцы вчетвером наваливались на извлеченных из клеток зверей в людском обличье, а те выли, рычали, пускали слюну. Снова кружился редкий снег. Снова тускло мерцала сталь, лилась кровь, древняя и не очень. Менялись лишь претенденты на звание спасителя города.***
Пока Умберто поддерживал голову Окделла, мэтр Прудон вливал ему в рот из кубка нечто алое. На миг почудилось, что это кровь. Бред. Дипломированный лекарь, окончивший Академию, не опустился бы до столь варварских методов. Вероятнее всего Окделла поили разбавленным вином или гранатовым соком. Хотя откуда взяться гранатам в начале зимы? Дождавшись, когда мэтр и его помощник покинут комнату, Рокэ приблизился к постели страждущего. — Герцог Окделл, вы в состоянии понимать устную речь и внятно отвечать на вопросы? — Да, — прошептал тот, глядя изможденно и вместе с тем настороженно. — Я взял на вооружение вашу версию о древней крови... — деловито начал Рокэ, но шепот Окделла его прервал: — Она ваша. — Нет, ваша, — произнес Рокэ с нажимом. — Не имею привычки приписывать себе чужие заслуги. Сегодня я пригласил к себе всех, кто когда-либо утверждал, что является представителем одного из родов эориев, и провел эксперимент, аналогичный тому, который вы наблюдали третьего дня с моим участием. — И... что? — Окделл сглотнул, выпирающий кадык дернулся под тонкой кожей. — Единственным, чья кровь оказалась хоть сколько-нибудь действенной, стал ваш приятель Эпинэ, — собственное разочарование прорвалась в голос бессильным ядом. — Но для излечения одного бесноватого ее потребовалось гораздо больше, чем пара капель, как в моем или вашем случае. — А герцог Придд? — с неясным чувством спросил Окделл. Уж не злорадство ли это? С чего бы? Не поделили любовь своего белоштанного принца? — Никакого видимого эффекта, — ответил Рокэ. Откровенно говоря, от Придда он и не ждал многого, ведь у того имелись младшие братья, а, как известно, Повелитель должен остаться на Изломе один, словно дуб в степи. — Значит, он не Повелитель Волн, — глаза Окделла мрачно сощурились. — Самозванец... Так и знал, что потомки маршала Эктора не могли выродиться в мерзких... — Придержите язык! — и без того все планы наперекосяк, а этот сопляк еще радуется! — Если бы в вашей голове хоть изредка возникали логические цепочки, вы бы поняли, что, чем больше людей наделено силой уничтожать зелень, тем легче будет вам самому! Окделл дернулся — видимо, попытался привстать на локтях, но руки его подвели. Рокэ наблюдал за отчаянным барахтаньем на топких перинах, медленно успокаиваясь. Глубокий, но совершенно бесшумный вдох — и такой же выдох. Не раздувать ноздри. И расслабить лицо. — Итак, — продолжил он уже ровно, — в Олларии есть два человека, чья кровь способна исцелять бесноватых. Это вы и я. Эпинэ в расчет не принимаем. Этот результат лучше, чем совсем никакой, но хуже, чем мне хотелось бы. Вы случайно не знаете, почему мы с вами такие особенные?