Древние знания

Всю ночь мело. Ветер бился в окна, волком выл в каминной трубе, ветки деревьев скреблись в стену, и даже светильники не могли рассеять смутные тени, что клубились в углах комнаты. Ричард ворочался под одеялом: сон не шел. Мысли в голове надолго не задерживались, все норовили запутаться. Лицо Фердинанда, Катарины, Айрис, Алвы, маленькой ювелирши и десятки других, незнакомых, лиц всплывали перед закрытыми глазами, шевелили губами: угрожали, уговаривали, требовали помощи. В конце концов, под самое утро, измученный, Ричард набросил на голову подушку, прижал ее сверху рукой, отсекая все звуки, и провалился в сон без сновидений. День вторгся солнечным светом, вызывающе ярким. Ричард уже и забыл, что так бывает: ему казалось, дождь, мокрый снег, раскисшие дороги и отливающий грязной зеленью туман навсегда поселились в городских стенах — скверна притягивала все самое худшее. Сейчас, когда он стоял у окна и глядел на кусочек сада внизу, можно было притвориться, что он вернулся домой в Надор: прозрачное голубое небо, деревья по пояс в снегу, гроздья красных ягод под пушистыми шапками. Выпорхнула пичуга с лимонно-желтой грудкой, плюхнулась в снежное облако, пытаясь достать глянцевую бусину рябины. Снег дрогнул и осыпался сияющими кристалликами, птица улетела. А ведь Ричард ни на мгновение не задумался о Надоре. О том, что стало бы с сестрами, с матушкой, умри он в гробнице. Спасал ненавистную Олларию и забыл о собственном доме. Даже не так — он забыл о Доме, как когда-то до него забыл отец, положивший жизнь на возрождение несбыточного. Альдо умер. И не будет уже ни Великой Талигойи, ни Золотой Анаксии — один только чумной город, заполненный безумцами. «Чем мы с вами такие особенные?» — спросил Алва, и было совершенно очевидно, что он вовсе не рассчитывает услышать ответ. Особенным Ричард себя не чувствовал, скорее уж проклятым. Мимолетное злорадство и удовлетворение, которое он испытал, когда понял, что он — единственный, кто видит скверну, без кого Алве не обойтись теперь, быстро схлынуло. Внутри осталась пустота и одно лишь желание — оказаться как можно дальше, там, где старая Нэн выбивает пыль из пестрых половиков прямо в свежевыпавший снег; где Эдит и Дейдри хохочут и закидывают его наспех слепленными снежками — пока матушка не видит. Там, где он стоял у покрытого морозными узорами окна, смотрел на белый снег и представлял, как уедет из этой нищеты, подальше от скучных проповедей отца Маттео и поджатых губ герцогини Мирабеллы. Глаза слезились — от яркого света, разумеется. Он сжал в правой руке полотняный мешочек так сильно, что крупа с сухим стуком посыпалась на пол; выронил порванную тряпицу. Нащупал и вытащил из кармана карас. Камень лежал на ладони, посверкивая и отзеркаливая в лицо шальной солнечный луч. Пора бы уже перестать прятать голову под подушку и вспомнить, что он — не беспризорный потерянный мальчишка, а Повелитель Скал. И неправда, что у него никого и ничего не осталось. Когда все закончится, он заберет Айрис, даже если она снова будет кричать и царапаться, как закатная кошка, и они вместе вернутся домой, к скудным трапезам и тоскливым вечерам у едва тлеющего камина. Конечно, если Алва соизволит их отпустить, проговорил с издевкой тоненький голосок у него в голове. В дверь тихо постучали, в спальню заглянул Умберто. — Соберано ждет вас в кабинете, дор, — сказал он с явной неохотой, словно говорить в присутствии Ричарда было зазорно и тяжело. — Я вас провожу. Ричард мог бы сказать, что и сам прекрасно помнит дорогу, но на лице Умберто отчетливо читалось недосказанное «а то по дороге своруете чего». Стены кабинета были обиты багряным. Ричард сам выбирал оттенок. Холтийский глазет, фельпский муар, гайифский бархат, десятки других тканей, названий которых он и не запомнил даже, когда с внутренним ликованием переделывал дарованный особняк в резиденцию Окделлов. Тогда он представлял себе, как перекосится лицо Алвы при виде новой обстановки. Алве, похоже, было наплевать. А вот Ричард испытывал мучительную неловкость: в присутствии прежнего хозяина все его переделки выглядели почти непристойно. В комнате пахло кровью. Этот сладковатый, оседающий на языке железом запах Ричард не спутал бы ни с каким другим. — Достаточно! — сказал мэтр Прудон. Он склонился над сидящим в кресле Алвой, и было не разглядеть, чем они занимаются. — Еще, — коротко приказал Алва. — Ваша светлость! — в голосе мэтра прорезались сердитые нотки. — Я врач, а не коновал, и если вы намерены себя убить, то я... — Еще, — повторил Алва, и Ричард заметил, как напряглись и опустились плечи мэтра. — Соберано, — сказал Умберто почтительно. — Я привел. Мэтр Прудон обернулся. Бледный и встрепанный, он уставился на Ричарда как на привидение, а потом грохнул на стол стеклянный сосуд с темно-красной жидкостью. — Я отказываюсь, — заявил он дрожащим голосом и решительно скрестил руки на груди. — Не для того я выхаживал этого юношу, чтобы собственными руками... Да поглядите — он же едва на ногах стоит! — И чтобы спасти одного пациента, вы угробите второго, позволив умереть от кровопотери? — спросил Алва насмешливо. Он сидел, положив левую руку на широкий подлокотник, из продольного надреза на предплечье сочилась кровь — почти черная на белой коже. Мэтр бросил на Ричарда полный сомнений взгляд, потом шумно вздохнул, сгреб со стола таз с водой, промыл рану и наложил плотную повязку. Когда закончил, Алва согнул и разогнул пальцы, восстанавливая ток крови, одернул рукав рубашки. — Вы можете быть свободны, мэтр, — сказал он и, когда мэтр Прудон замялся, не торопясь покинуть комнату, добавил: — У меня нет никаких намерений наносить вред здоровью этого юноши. Он пока нужен мне живым. Непохоже было, что его слова убедили мэтра, но спорить он более не решился. Вместо этого собрал со стола инструменты, бросил их в таз, так что вода плеснула через край, и скрылся за дверью. — Умберто, налей вина и оставь нас, — приказал Алва слуге. — И пришли сюда этого Мартеллино. Льющаяся из серебряного кувшина струя заставила Ричарда сглотнуть — от отвращения. Он отвел глаза, старательно разглядывая гобелен на стене: торговец запросил за него целое состояние, но Ричард не поскупился, уж больно приглянулась изображенная сценка: прекрасная дама в высокой башне и рыцарь, взбирающийся по виноградной лозе к ее окну. Ему представлялось, что это Катари ждет, пока он освободит ее из заключения. — Сядьте, — велел Алва. Не оборачиваясь на голос, Ричард сел — поближе к огню, подальше от стола. — Пейте. Он и не заметил, как Алва приблизился. Ричард с неохотой взял протянутый бокал, взглянул на содержимое, поморщился и отставил на подлокотник. Привкус желчи во рту усилился. — Пейте, — повторил Алва настойчиво, нависая над ним. — Выдержанное красное полезно при кровопотере. Силы вам еще понадобятся. Спорить не хотелось, и Ричард сделал глоток. Голова немедленно поплыла, но мерзкий привкус на языке исчез. Алва удовлетворенно кивнул и вернулся к столу. Обычно заваленная бумагами, столешница была уставлена склянками самого разного калибра, пустыми и с прозрачной жидкостью; на самом краю — три небольшие колбы. У горлышек — бурые подсохшие потеки. Алва запасался кровью впрок. — Как вы себя чувствуете? — спросил он вдруг. — Для чего именно? — угрюмо осведомился Ричард. Прямо сейчас ему было неуютно и холодно, несмотря на идущий от камина жар. Он одним глотком допил вино. Алва не удостоил его ответом. Все его внимание оказалось приковано к сосудам на столе. Выбрав наполненную кровью склянку, он располовинил содержимое. Один сосуд закупорил пробкой, второй до верха долил водой. Повторил свои манипуляции еще раз. И еще, пока жидкость в последнем сосуде не стала прозрачно-розовой. Ричард следил за ним со смесью интереса и брезгливости. — Зеленый туман, который вы видели, — сказал Алва буднично, словно продолжая начатый разговор, — перемещается свободно? Или привязан к людям? Ричард нахмурился, силясь вспомнить. — В Старом Парке его было много, — проговорил он неуверенно. — И в храме тоже. Но в городе я тумана не видел, только бесноватых. Мне так кажется... Алва удовлетворенно хмыкнул и дернул за витой шелковый шнур, вызывая слугу. — Принесите плащ и перчатки для герцога Окделла и распорядитесь подать карету, — приказал он и добавил, обращаясь к высокому парню с огненно-рыжей шевелюрой, который переминался с ноги на ногу за спиной у Умберто: — Вы тоже оденьтесь, мэтр. Будете нас сопровождать. Но сначала — выпейте вина. Он собственноручно наполнил бокал.

***

Во дворе слуги расчищали снег. Мелькали широкие деревянные лопаты, у стены конюшни высились сугробы в человеческий рост. — Монсеньор! — гвардеец с покрасневшим от холода носом поднялся по ступенькам к ним навстречу. — Улицы завалило, карете не пройти. — Значит, поедем верхом, — Алва пожал плечами и окинул Ричарда оценивающим взглядом. — Справитесь? Ричард пожал плечами, копируя его жест. Что еще ему оставалось? Не вывалиться бы из седла. Рыжий парень с опаской гладил по шее всхрапывающего линарца, на его лице застыло почти мученическое выражение. По тому, как долго и неловко он забирался в седло, Ричард понял, что наездник он неважный. Створки ворот приоткрылись со скрежетом и встали: похоже, замерзли намертво. Из кухни, волоча дымящийся котелок, выскочил мальчишка, плеснул кипятком на петли, и дело пошло на лад. Город был тих: снег белой повязкой укрыл гноящиеся раны на его теле, скрывая грязь, кровь и трупы. Лошади шли след в след. Гвардейцы, ехавшие впереди, прокладывали путь; продвигался отряд медленно. — Смотрите внимательно, Окделл, — сказал Алва, оглядываясь. Одной рукой он сжимал поводья, второй — придерживал переметную сумку, тихо позвякивающую при каждом движении. Ричард смотрел. Улица, которой они ехали, была пустынной. Наглухо запертые ставни, нетронутый снег, лишь иногда — чуть заметная цепочка птичьих следов. Ни кошки, ни собаки. Солнце отражалось от замерзших крыш, вдалеке зазвонил церковный колокол, оборвался на тревожной ноте, оставив после себя тягучее «буммм». На востоке к небу вздымался черный столб дыма, слишком плотного, чтобы выходить из печной трубы. Ричард поежился. Над головой хлопнуло окно, гвардейцы тут же перестроились так, чтобы закрыть собой Алву и Ричарда. Раздался плеск, и снег осел под дурно пахнущей жидкостью: добрые жители Олларии не заботились более о приличиях. Кэнналиец, ехавший слева от Ричарда, выругался и сплюнул. Остальной путь обошелся без происшествий. У ворот Старого Парка горел костер, чуть поодаль — еще один. У обоих грелись цивильники. Кованые створки украшал внушительный замок поверх толстозвенной цепи. За черными прутьями ограды виднелся все тот же снег — целое море нехоженого снега среди темных стволов. Загремело железо, к замерзшему замку поднесли головню из костра. Искры, шипя, падали и гасли. — Я и герцог Окделл поедем первыми, — сказал Алва сопровождающему их офицеру. — Вы, капитан, и еще трое последуете за нами на расстоянии. По моему первому знаку остановитесь и ни при каких обстоятельствах не станете приближаться. — А я? — спросил рыжий. Он кутался в куцый плащ и стучал зубами — его одежда явно не предназначалась для длительных прогулок на морозе. Да и вообще, весь он был совершенно нескладный и несуразный. Алва называл его мэтром, но на лекаря он нисколько не походил. — Вы можете присоединиться к нам, — кивнул Алва и направил Моро к открытым воротам. Лошади шли по центральной аллее, по колено проваливаясь в снег, длинные синие тени стелились им под ноги. При свете дня парк был просто зимним парком, заброшенным и безлюдным. Нестрашным. Ричард спиной чувствовал взгляд Алвы, и от этого внутри поднималось смутное беспокойство. А что, если зелени тут больше нет? А что, если он утратил способность видеть? Или того хуже — ничего не было вовсе... В следующий миг Сона взвилась на дыбы с громким ржанием, и Ричард не удержался, вывалился из седла, упал лицом в непримятый снег. — Окделл! — окликнул Алва откуда-то сверху. Ричард попытался встать, проклиная собственную неловкость. Рука уперлась во что-то твердое — поваленное дерево? Он ухватился за ствол, используя его в качестве опоры, но та оказалась ненадежной, так что Ричард вновь повалился на спину. Это было унизительно — барахтаться тут, как беспомощный щенок, которого бросили в пруд под улюлюканье мальчишек. Злость придала ему сил, и он наконец сел в снегу. Это было не дерево. Она лежала на спине, глядя остекленевшими глазами в небо. Густые русые волосы смерзлись — тронь, и рассыплются в пыль. Наверное, она была красивой — до того, как ее коснулась смерть. До того, как ее коснулась скверна. Сквозь порванную щеку были видны зубы, платье — тонкое не по погоде, в мелкий синий цветочек — разошлось на груди, обнажая страшную рану: обломки костей и заледенелые внутренности. — Окделл! — оглушающая тишина лопнула, и Ричард услышал собственное дыхание, частое и хриплое. В поле зрения появилась рука в перчатке, и он ухватился за нее, не раздумывая. Рыжий сполз с седла и теперь, согнувшись, исторгал из себя съеденный завтрак. — Ворота вот уже неделю на замке, — объяснил подоспевший капитан. — У караульных приказ стрелять во все, что движется, но эти бесноватые ничего не боятся. — Вы можете вернуться к воротам, — бросил Алва рыжему. — Вас проводят. Парень отчаянно замотал головой. Он был бледным до синевы, но решительно зачерпнул пригоршню чистого снега и протер лицо, морщась и отфыркиваясь. Потом вернулся к лошади и неуклюже полез в седло. Ричард прижался щекой к теплой шее Соны, погладил, успокаивая — успокаиваясь сам. Снег набился за отвороты перчаток; он стащил их, вытряхнул, подышал на пальцы, прежде чем надеть обратно. Алва терпеливо ждал, пока труп оттащат в сторону. Взобравшись на лошадь — вне всяких сомнений со стороны он выглядел увальнем почище рыжего мэтра, — Ричард внимательно огляделся: изуродованное тело определенно свидетельствовало о присутствии скверны, если, конечно, не расстарались обыкновенные мародеры. Нетронутая снежная гладь искрилась белизной, разросшиеся кусты тянулись вглубь парка. Слева от того места, где они остановились, шел пологий спуск — кажется, там, в низине, был искусственный пруд, сейчас замерзший. Сквозь густой лозняк и заросли боярышника проглядывало все то же нехоженое белое поле, у самой земли, под переплетенными ветками, пробивалась по-весеннему зеленая трава. Что за?.. Он свернул коня с протоптанной стежки, чтобы рассмотреть получше. — Увидели что-то, Окделл? — окликнули за спиной. Ричард не стал оборачиваться на голос. — Там, — сказал он коротко и махнул рукой в сторону зарослей, не сводя глаз с запримеченного места. Алва, прищурившись, взглянул в указанном направлении, уточнил серьезно: — Оно? Ричард кивнул. Алва вскинул руку, подавая знак гвардейцам. Трое остались на месте, один спешно приблизился. — Капитан, дальше мы с герцогом Окделлом поедем одни, — сказал Алва, всматриваясь в кусты, словно надеясь увидеть то же, что и Ричард. — Если в течение часа не появимся, отправите к храму Октавии своего человека. Указания прежние: кто бы ни возвращался обратно — при малейшем признаке одержимости стреляйте без предупреждения. Ричард почувствовал, как по спине катится холодный пот: двойные дозоры у ворот! Гвардейцы сторожили не только вход в парк — они присматривали друг за другом, потенциальные смертники. Капитан отдал честь, бросил равнодушный взгляд на тело, полузасыпанное снегом, и присоединился к товарищам. Задумчиво посмотрел на рыжего мэтра, очевидно, решая, не прихватить ли того с собой, но мэтр упрямо сжал побелевшие губы и направил лошадь вслед за Алвой и Ричардом. Ветки боярышника клонились к самой земле, тяжелые от налипшего снега и несклеванных красных ягод. Под ними, прячась в глубокой тени, висело травянисто-зеленое облако — небольшое и полупрозрачное. Оно подрагивало, будто от холода, и не казалось опасным — неприятная мокрица, которая вызывает дрожь отвращения, но не способна навредить всерьез. При их приближении облако сжалось в плотную ленту, змеей вытекло на снег, подбираясь. — Что вы видите? — мягко спросил Алва. — Оно движется к нам, — ответил Ричард. — Его немного, но оно... мерзкое. Остановилось. Похоже, лошади ему безынтересны. — Оставайтесь на месте, — все так же тихо, словно опасаясь спугнуть, проговорил Алва и бесшумно выскользнул из седла — странно даже, что снег под ногами просел. Звякнули склянки. — Что оно делает сейчас? Зеленая змея приблизилась к Алве, спиралью закрутилась вокруг сапог, поползла по одежде вверх. Почти неконтролируемое желание подскочить и стряхнуть с него эту мерзость заставило сжать поводья в пальцах. — Сейчас оно карабкается по вам, — Ричард сам удивился, насколько спокойно и отстраненно прозвучал его голос. Алва не выглядел испуганным, скорее — заинтересованным. Он вытянул вперед руку, в ней оказался флакон — и когда успел достать? Алва взялся за пробку, та выскочила со звонким «плопп». Зелень замерла, словно учуяла угрозу. — Смотрите внимательно, — сказал Алва и плеснул немного на раскрытую ладонь прямо поверх перчатки, стряхнул перед собой, алые капли веером легли на снег. Зеленое облако скукожилось, осело хлопьями, как скисшее молоко, а потом и вовсе пропало. — Все, — выдохнул Ричард. Алва удовлетворенно кивнул, закупорил флакон, опустил в карман. — Едем к храму. Лошади шли медленно, ступали в глубокий снег с опаской, им тут не нравилось. Зелень начала попадаться на глаза все чаще: стелилась в низинах у самой земли, слоилась, путаясь в стволах деревьев и ветках кустов. Сперва Ричард пытался описывать, что видит, но, облеченная в слова, скверна казалась до нелепости безобидной: «Там справа, под елью, похоже на облако, не больше одного бье.» и «Нет, к лошадям оно не липнет.», и «Да, от крови оно тает — то, что ближе, остальное — течет прочь». Следовало признать, поливать скверну кровью из флакона было куда сподручнее, чем вспарывать себе вены, особенно если кровь — чужая. Рыжий мэтр взирал на происходящее с видом человека, который разрывается между желанием сбежать подальше от ополоумевших господ и стремлением выяснить, чем это все закончится. Несколько раз он пытался задавать вопросы, но напарывался на хмурый взгляд Алвы, тушевался, бормотал что-то неразборчивое — а может просто стучал зубами от холода. Мэтра было немного жаль: Ричарда и Алву мерзость, вероятнее всего, не тронет, а вот рыжего сожрет запросто — и зачем только потащился? Деревья расступились, стало видно храм. К приоткрытым дверям — их так и не удосужились запереть — вел ровный снежный отлог, скрывающий под собой ступени, мусор и кто знает что еще. Они спешились, привязали лошадей, огляделись. Ричард опасался, что их появление привлечет скверну со всех окрестностей, но, то ли неудавшееся самоубийство Ричарда возымело эффект, то ли благодаря каплям крови на одежде Алвы — зелени сильно поубавилось с прошлого раза. Ступеньки не прощупывались под заносами, и пару раз Ричард падал. Снег лип на рукава, сыпался за отвороты перчаток, неприятно холодил руки. Когда он повалился во второй раз, то почти сразу почувствовал, как на локте сжались чьи-то пальцы. Мэтр смущенно отдернул руку, будто опасался, что его жест сочтут за панибратство, — но помог подняться. Ричард неловко поблагодарил. — Поторопитесь, — окликнул их Алва сверху. Он преодолел ступени легко, будто шел по парадной, устланной ковром лестнице. — Солнце садится. Внутри все выглядело по-другому: возможно, потому что и сам Ричард успел измениться. А быть может, присутствие Алвы — как ни неприятно было это признать — успокаивало и наполняло ощущением относительной безопасности. В храме, куда не проникали скудные солнечные лучи, было еще холоднее, чем снаружи: выстывшие камни вытягивали из воздуха тепло. Шаги грохотали по мраморному полу, словно сапоги были подкованы железом. Высоко под сводами послышался истошный вопль. Мэтр побелел, но мелькнула темная тень — и на голову статуи перед альковом уселся большой черный ворон. Презрительно уставился на замерших пришельцев, потом негромко каркнул, нахохлился и закрыл глаза. Снова стало тихо. Пахло пылью и запустением. Зеленый туман, вернее, его ошметки, жались к стенам — подальше от бурых засохших пятен на грязном полу. Ричард потер одно носком сапога: тут он и шел, истекая кровью. — Что-то заслуживающее внимания? — спросил Алва, оборачиваясь. Он был напряжен и собран — он торопился, и медлительность Ричарда, очевидно, его раздражала. — Ничего, — буркнул Ричард. За выломанной решеткой, которая раньше закрывала вход в гробницу, Алва подобрал оброненный кем-то факел, чиркнул огнивом, высекая искру. Дождался, пока разгорится — и сунул в руку Ричарду. Поднял с пола еще один и вручил подоспевшему мэтру — тот уже пришел в себя и с любопытством глядел по сторонам. — Готовы? Будто от его ответа что-то зависит, подумал Ричард мрачно. Оказаться в усыпальнице вновь особого желания он не испытывал. Он шел по цепочке из бурых капель, изо всех сил надеясь, что хотя бы отсюда ему удалось извести скверну. Интересно, что Алва рассчитывает найти внизу? Факел высвечивал каменную крошку под ногами и заплесневевшие стены, все в разводах сырости — и не разобрать, что изображено на фресках. Над головой прошелестели крылья. Черная птица нырнула вниз в темный провал хода, опережая их. Ричард споткнулся, сбился с шага, свободной рукой ухватился за стену, чтобы сохранить равновесие. Пламя качнулось с шипением, грозясь погаснуть, но тут же разгорелось ярко — выхватило из полумрака фигуру. Ричард зажмурился в попытке прогнать наваждение, но когда открыл глаза, она по-прежнему была тут: молодая черноволосая женщина в синей тунике спускалась по ступенькам, отраженным в фреске словно в старом зеркале. Ступени были усыпаны лилиями — отчего-то они вызывали беспокойство. Ричард присмотрелся и понял: узкие глянцевые листочки на стеблях были остры как бритва, из порезов на ступнях женщины сочилась кровь. — Подождите! — закричал он и бросился вниз, следом за ней. Женщина обернулась, и на одно мгновение Ричард увидел бледное умиротворенное лицо, так напоминающее... В животе стало горячо и больно, словно в него ткнули раскаленным прутом. Алва, который остановился на оклик, выругался по-кэнналийски, когда Ричард, падая, врезался ему в спину, и выпустил из руки факел — тот покатился по ступенькам и погас. В темноте хрипло каркнул ворон. — Смерти моей хотите? — процедил Алва сквозь зубы. Ричард не ответил. Он смотрел на стену, освещаемую факелом рыжего мэтра: ни женщины, похожей на Алву, ни лилий — лишь старая кладка в потеках сырости и плесени.

***

— Куда дальше? — спросил Ричард устало. Алва стоял перед выходом из храма, молчаливый и задумчивый, рассматривал залепленный снегом витраж над головой. Азарта в нем ощутимо поубавилось. Гробница оказалась пуста: колодец с темной затхлой водой в центре, два саркофага, у одного — расколота плита, трещина залита кровью — неужели, из Ричарда столько вытекло? Ни скверны, ни тягостного ощущения беды. Даже ворон куда-то запропастился. Ричард потер саднящий бок — под рубашкой было горячо. Перед глазами стояло обреченное бледное лицо, обрамленное черными волосами. — Она похожа на вас, — сказал он в спину Алве. — Кто? — тот обернулся. — Женщина из гробницы, — ответил Ричард. Брови Алвы удивленно поднялись. — Октавия? Ричард замотал головой. — Женщина с фрески, там, на лестнице, ведущей в гробницу. — Уверены, что вам не почудилось в потемках? Ричард насупился, уже жалея, что вообще заговорил. — Вы просили рассказывать обо всем, что увижу. Если считаете, это глупости... Лицо Алвы сделалось серьезным: — Говорите, похожа на меня? — Я видел ее лишь мельком, — сказал Ричард неохотно. — Раньше ее не было — когда гробницы вскрыли в первый раз, и потом — когда я... И сегодня тоже не было. Сначала. А потом эта птица, и стена раздвинулась... — Создатель, что он несет! — Нет, не так... Стена будто превратилась в зеркало: в нем отражалась лестница, но вместо нас там была она. Ричард запнулся и умолк, чувствуя, что со стороны его рассказ наверняка кажется несвязным бредом. — И что же она делала? — спросил Алва нетерпеливо. — Просто шла. А потом исчезла. Алва бросил взгляд в глубь храма, словно раздумывая, не спуститься ли в гробницу снова, чтобы как следует изучить стены. Потом обратился к рыжему: — А вы, Мартеллино? Видели что-нибудь такое? Или кого-нибудь? Мэтр отрицательно покачал головой. Алва еще раз взглянул на вход в усыпальницу, потом — на клонящееся к вершинам деревьев солнце и решительно шагнул наружу. — Нас скоро станут искать, возвращаемся. Спускаться было еще сложнее, чем подниматься. Ричард старательно ступал в свои собственные следы, проваливался по колено, набирая полные сапоги снега. Он стиснул зубы — его колотило, пальцы свело от холода. О том, как он взберется на лошадь, и думать пока не хотелось. Выстрелы прозвучали один за другим — трескучие звуки, похожие на те, что издает, падая, подрубленное сухое дерево. Алва остановился, прислушиваясь, вытащил из-за пояса пистолет. — Поторопитесь, — бросил он через плечо. Страх придал сил: вцепившись в переднюю луку негнущимися пальцами, Ричард вдел левую ногу в стремя, перекинул через седло правую, выпрямился и только тогда перевел дух. Снег приглушал звуки, и их появление осталось незамеченным. В конце аллеи, где они расстались со своим сопровождением, на утоптанном лошадьми пятачке, склонившись, стоял человек — капитан, узнал Ричард. Три тела распластались на залитом кровью снегу, вместо лиц — зияющие раны. Плечи капитана были опущены, видимо, он до сих пор не мог поверить в то, что пришлось сделать. — Кажется, — тихо сказал Алва, — тут справились и без нас. Он тронул поводья, направляясь к месту побоища. Тени от деревьев удлинились, у самой земли сгустился предвечерний мрак. Не густо синий — грязно-зеленый! — Подождите! — закричал Ричард. Человек в конце аллеи выпрямился: пустые глаза, искаженное гримасой лицо. Он выронил пистолет и шагнул к ним навстречу. Споткнулся о распростертое тело, остановился, будто задумавшись, а потом рухнул на четвереньки и впился зубами в развороченную щеку мертвеца. Уши заложило от прогрохотавшего выстрела. Нелепо взмахнув руками, будто в попытке взлететь, капитан повалился на спину, прямо поверх одного из убитых. Алва убрал оружие и спешился. — Скверна? — спросил он, глядя снизу вверх. Ричард кивнул. Внезапно он почувствовал усталость — бескрайнюю, неподъемную, полную обреченности. — Много, — ответил он коротко, едва ворочая языком. Облако, хищно зависшее над телами, заставило вспомнить ту страшную ночь, когда он в полном одиночестве пробирался через парк. — Прекрасно! — сказал Алва с воодушевлением, никак не вяжущимся с трупами на снегу. — Следуйте за мной, юноша. Ричард поморщился. Уж лучше пренебрежительное «Окделл» — давешнее обращение разило фамильярностью, и он едва сдержался, чтобы не огрызнуться. Алва вошел в облако, как в воду. Склонился над убитыми, трогать не стал — и без того было понятно, что с такими ранами не выжить. — Что происходит? — спросил он требовательно. В его голосе слышалась досада: Алва слишком привык действовать, но в данном случае он был слеп, и ему приходилось полагаться на Ричарда. Скверна дрожала, как студень. По всему было видно: ее природа требовала захватить и поглотить, но Алва и Ричард явно не пришлись ей по вкусу. — Оно... просто висит. Колышется. Выжидает. — Идите сюда, — позвал Алва. — И вы, Мартеллино. Живее, — поторопил он, когда мэтр неуклюже сверзился с лошади. — Что вы делаете? — выкрикнул Ричард, наблюдая, как Мартеллино приближается к Алве — и ступает прямо в центр зеленого облака. Мэтр растерянно оглянулся на его голос. Зелень всколыхнулась было, но почти сразу опала. — Что происходит теперь? — повторил Алва настойчиво. — Ничего, — зло бросил Ричард, выдыхая. Вино! Ну конечно! Перед выходом из дома, Алва напоил этого Мартеллино вином, в которое, судя по поведению скверны, добавил собственной крови. Он снова посмотрел на трупы на снегу — этим несчастным не так повезло. Мартеллино старательно отводил глаза от мертвецов и, кажется, едва сдерживал дурноту. Алва тем временем распахнул плащ, стащил с плеча сумку, вынул из нее и выставил прямо на снег с дюжину флаконов, наполненных жидкостью — от темно-красной до почти прозрачной. Подумал и достал из кармана еще один — тот самый, из которого брызгал на зелень в самом начале. — Ну что же, попробуем, — проговорил он, выбирая сосуд с бесцветным содержимым. Откупорил, плеснул на снег. Ричард отрицательно качнул головой — ничего. Алва потянулся за следующим флаконом — жидкость ушла в снег, зелень даже не всколыхнулась. Еще одна пробка улетела в сугроб. И еще одна. Ричард разочарованно выдохнул. Алва быстро взглянул на него, плеснул снова. Розовые брызги прошили облако насквозь, оно отпрянуло, словно обжегшись. — Есть! — выдохнул Ричард, испытывая колоссальное облегчение. — Не исчезло, но будто бы испугалось. — Одна часть крови к пятнадцати частям воды. Занятно. — Алва отбросил опустевший флакон, откупорил следующий. Ричард не мог бы поручиться наверняка, но ему показалось, что зелени стало значительно меньше, о чем он немедленно сообщил Алве. Одна часть крови к трем частям воды, разбрызганные поверх порозовевшего снега, изгнали скверну окончательно. — Лучше, чем ничего, хуже, чем хотелось бы, — констатировал Алва, собирая неиспользованные склянки в сумку. — Подберите флаконы, — приказал он, обращаясь к Мартеллино. — Их содержимое слишком ценно, чтобы им разбрасываться. — Господин герцог... — сказал тот хрипло и закашлялся, видимо, оробев от собственной смелости. — Я не совсем понимаю, что тут происходит, но вы применяете какие-то совершенно варварские методы. Современной науке доступны куда более... — он запнулся — Алва взирал на него с искренним изумлением, словно это лошадь внезапно обрела дар речи и стала рассуждать о тонкостях военной стратегии. — Вы ведь не будете отрицать, что магия крови сродни деревенским суевериям и что кровью девственниц не остановить чуму... — Если вы предложите более действенный способ, мэтр, — проговорил Алва холодно, — мы несомненно им воспользуемся. Пока же не советую рассуждать о вещах, в коих вы ничего не смыслите. Соберите флаконы. Мартеллино не стал спорить, но было слышно, как он бормочет что-то под нос, собирая пустые сосуды. Ричард украдкой подышал на ладонь и растер нос. Уже какое-то время он не чувствовал ног, даже моргать было больно — глаза слезились, и ресницы норовили смерзнуться. Луч закатного солнца пробился между стволами, отразился в стекле в паре шагов от того места, где стоял Ричард. Он с трудом наклонился, потянулся, подозревая, что попросту не сумеет удержать в онемевших пальцах скользкий сосуд. Флакон торчал дном кверху. Стенки изнутри были покрыты красноватыми потеками, в самом центре, сбившись в комок, дрожал зеленый сгусток. — Окделл, что вы там застыли? — окликнул его Алва. — Посмотрите, — сказал Ричард, указывая на находку. — Что именно я должен увидеть? — поинтересовался тот, приближаясь. — Там внутри... скверна. Алва склонился ниже, прищурился. Очевидно, не обнаружил ничего, заслуживающего внимания, перевел взгляд на Ричарда. — Вы хотите сказать... — его губы раздвинулись в улыбке. Он подобрал валяющуюся рядом пробку, ткнул ей в красный от крови снег и быстро запечатал флакон. — Все еще внутри? — спросил он у Ричарда, рассматривая сосуд на просвет. Зелень пару мгновений металась от стенки к стенке, пока не пришла в равновесие и вновь замерла дрожащим комком. — Да, — ответил Ричард. — Попалась, — сказал Алва с мрачным удовлетворением. Обратная дорога запомнилась плохо. Закрепив поводья, Ричард вцепился в переднюю луку седла и молился лишь о том, чтобы не свалиться. Он мог бы поклясться, что даже в родном Надоре было не так холодно, а зимы там выдавались прескверные. Пока добрались, на улице стемнело. Зажгли факелы. В их свете вепри на воротах лоснились самодовольством. — Почему вы не приказали их снять? — спросил он, едва шевеля замерзшими губами, слишком уставший, чтобы подумать, насколько уместен его вопрос. — Что? — удивился Алва и уставился на фамильных зверей Окделлов, украшающих кованые ворота его особняка, словно только сейчас их заметил. — Ах, этих. — Он неопределенно пожал плечами и больше ничего не сказал.