Древние знания

Злость рвалась изнутри, притупляла мысли, оглушала, мутной пеленой застила глаза. Ричард натянул капюшон по самые брови, не только потому что замерз — он мерз постоянно, даже под одеялом в жарко протопленной комнате. У него не было сил, чтобы совладать с собой, придать лицу безразличное выражение. Его трясло, а по языку будто разлилась желчь, грозя вызвать приступ рвоты. Устроенный Алвой балаган перешел все мыслимые границы, и только в последний момент Ричард выстрелил — мимо. Это оказалось самым сложным — стрелять мимо: соблазн был слишком велик. И слишком очевидным было желание Алвы спровоцировать. Наверное, следовало приберечь выданную индульгенцию — та сгодилась бы рано или поздно. Не теперь. Скверна оставалась куда более страшным противником, и убийство Алвы — практически единственного человека, всерьез принявшего способность Ричарда ее видеть, — ничего не решило бы. Ричард знал, что поступил правильно, но внутри все переворачивалось при мысли, что он упустил свой шанс — возможно, единственный — отомстить. За все. За Катарину. За Альдо. За презрительное «Я могу отвернуться, если вам привычнее бить в спину». Хорошо, что Алва предпочел ехать верхом. Окажись Ричард с ним наедине в замкнутом пространстве, непременно наговорил бы лишнего. Карета катилась по темной пустынной улице. Зажгли факелы, но их было мало, чтобы рассеять мрак. По обе стороны тянулись дома: плотно закрытые ставни, черные провалы окон, перекошенные заборы. Ветер уныло выл, мел поземкой. Ричард поплотнее запахнул плащ у горла, ухватился непослушными пальцами за край меховой шкуры, брошенной на пол, чтобы не стыли ноги, натянул на колени. Под скамьей тихо звякнули склянки. Алва сказал, есть еще один источник скверны. Откуда он узнал? И как? Если он прав — хватит ли им крови, чтобы запечатать его? Сверток у ног казался слишком маленьким. Карета замедлила ход, а потом и остановилась. Дверца со скрипом распахнулась, морозный воздух хлынул внутрь, тончайшими иголками впился в щеки. Ричард поднялся со своего места, с неохотой выбрался наружу. Стены Доры высились темными утесами на фоне хмурого неба. Ему не приходилось бывать тут раньше — как и Багерлее, Дора не располагала к праздным посещениям. Гвардейцы заколотили в ворота: то ли обитатели заперлись на ночь, то ли внутри никого живого не осталось. В лицо сыпануло мелким колючим снегом. — Когда-то тут был храм Ветра, — вполголоса сказал Алва у него за спиной. Ричард не слышал, как тот приблизился. — Присмотритесь. Видите что-нибудь необычное? Скверну? Ричард огляделся, но то ли было слишком темно, то ли догадка Алвы об источнике не имела под собой оснований — Дора была замшелым, заброшенным аббатством, не особенно большим и ничем не выдающимся. Местами кладка осыпалась, на крыше привратницкой, опасно накренившись, росло хилое, искореженное ветрами деревце. — По приказу Первого маршала! — услышал Ричард, и створки ворот наконец распахнулись, пропуская отряд внутрь. — Позовите коменданта, — велел Алва мимоходом угрюмому стражнику в маленьком, пропахшем сыростью и копотью помещении, которое скудно освещала масляная лампа. От привратницкой вел узкий проход с приземистыми строениями без окон по обе стороны — сплошные стены с многочисленными выбоинами и щербинами. Тихо и пусто. Где-то пронзительно завыла собака — звук, усиленный эхом, продирал до самого нутра. Впереди замелькали огни. Плотный коренастый мужчина с выправкой военного спешил к ним навстречу по плохо утоптанному снегу в сопровождении одного единственного караульного — весь гарнизон Доры, похоже, едва ли насчитывал больше десятка-двух людей. — Чем могу быть полезен? — спросил комендант, когда с приветствиями было покончено. Алва извлек из-под плаща порядком измятую карту, ткнул пальцем. — Проведете меня и герцога Окделла вот в это место — что там у вас теперь? Комендант поднес лампу ближе, рассматривая схему. — Храм святого Клодека, но он заперт уже несколько месяцев. Службы не проводятся, ключ у смотрителя — он уехал ухаживать за больной родственницей в Огородное предместье, не знаю, есть ли у нас дубликат. Я прикажу послать за ним в город. — Взломаете дверь, если понадобится, — отрезал Алва. — У нас мало времени. — Как прикажете, — покладисто согласился комендант. Особым благочестием он, похоже, не отличался и препятствий чинить не намеревался. Он повел их темными заснеженными дворами к решетке в стене, что отделяла внешнюю часть Доры от внутренней. За ней, на круглой площади с фонтаном, стоял двухэтажный дом с зашторенными окнами. Наверху из-за занавески пробивался свет, а из трубы в небо поднимался белесый дым. Справа, утопая среди сугробов, высился олларианский храм. — Не угодно ли подождать в тепле, пока двери откроют? — спросил комендант, указывая на дом, в котором, видимо, и квартировали теперешние обитатели Доры. — Благодарю, — качнул головой Алва. — Займитесь делом, а мы с герцогом Окделлом прогуляемся. Назвать это прогулкой не повернулся бы язык даже у жителя Надора. Среди нетронутого снега имелась лишь одна наспех расчищенная тропинка — сойти с нее значило провалиться в сугроб по колено. Алву, казалось, это ни мало не беспокоило: он двинулся в обход небольшой часовни, которая стояла чуть в стороне от храма. Кэналлийцы из сопровождения сунулись было следом, но Алва жестом отослал их. Искры с шипением падали в снег, факел в руке Ричарда неровно подрагивал — держать на весу пусть и небольшую тяжесть было трудно. За спиной раздалось протяжное шаркание — солдаты принялись расчищать проход к храму, орудуя широкими деревянными лопатами. — Что-нибудь видите? — спросил Алва, оборачиваясь. Он шел впереди и прокладывал путь. Ричард пожал плечами и остановился, чтобы оглядеться. Снег. Снег. Каменные стены. Снова снег, вздымающийся волной у старого каштана. Нахохлившаяся черная птица на ветке. — Отчего вы вообще решили, что тут что-то должно быть? — спросил Ричард хмуро. — Почему именно здесь? — Вы плохо слушали, — ответил Алва с явным раздражением в голосе. — Дора стоит на месте храма Ветра. Так же, как храм Октавии — на месте храма Волн. — Я слышал, что вы сказали, — огрызнулся Ричард. — Почему не Скалы? И не Молнии? — Дело не в храме, — Алва сделал паузу; он смотрел на Ричарда напряженно, будто ожидая, что тот сам догадается. — Дело в повелителях. Ричард ничего не понял, но решил, что просить объяснений не станет. — Нет тут ничего, — сказал он коротко и покрепче сжал пальцы, удерживая выскальзывающий факел. — Тем лучше, — хмыкнул Алва. — А впрочем... Что-то громыхнуло, птица сорвалась с места с хриплым криком. Громкий скрип возвестил о том, что двери в храм наконец открыли. Пришлось возвращаться. Пока комендант распоряжался зажечь лампы и факелы, Ричард стоял у входа, прислонившись плечом к колонне — от нее тоже тянуло холодом, но твердость многовекового камня успокаивала. Внутри было тихо и пустынно. Крестообразные своды терялись в тусклом мраке, клочья пыли и паутины на полу разлетались, будто испуганные мыши, при каждом движении. Витражные окна остались нетронутыми — Дора, и в лучшие времена не пользующаяся любовью у прихожан, была совсем не людным местом, и беспорядки ее миновали. Алва нетерпеливо прошелся между рядами скамеек, поддел ногой оброненный кем-то молитвенник, дернул на себя кованую решетку заалтарных ворот. Оглянулся, отыскал Ричарда взглядом и кивнул, подзывая. На аскетичных барельефах и строгих пилястрах плясали золотистые отблески — зелень на глаза не попадалась. Это место вообще мало походило на храм Октавии: было каким-то обыденным и безликим, будто казарма. В сакристии справа от алтаря царил беспорядок: черепки глиняных кувшинов и погнутые бронзовые блюда для сбора пожертвований валялись на полу, вперемешку с церковными облачениями и свитками бумаги — ничего, что представляло бы ценность при продаже. То ли смотритель расстарался, то ли гарнизонные, в очередной раз не дождавшись выплаты жалования, поживились чем Создатель послал. С выцветших фресок, неодобрительно поджав губы, на беспорядок взирали мудрые старцы с холодными рыбьими глазами. — Непохоже, чтобы здесь была крипта, — проговорил Алва задумчиво, рассматривая широкие плиты под ногами — ни единой щели. — Не хоронили тут, — сказал комендант, приблизившись. — Заключенные все больше в Занхе дни свои заканчивали, а для церковников это место ненамоленное. И то сказать — из прихожан одна солдатня, святые отцы здесь, почитай, службу отбывали, мало кто по призванию, все больше по назначению прозябали. — Окделл? — окликнул Алва. Ричард отрицательно покачал головой. — Полагаю, где находился храм Анэма, вам неизвестно, — сказал Алва, обращаясь к коменданту. — Пошлите за настоятелем. И за архивариусом. Архивы, я надеюсь, сохранились? — Так точно, монсеньор, — ответил тот, без особой, впрочем, уверенности в голосе. — И, позвольте заметить, час уж поздний. Пока отца Альбера и мэтра Курбо привезут, совсем ночь наступит. Не изволите ли до утра остаться, а с рассветом... — Принято, — прервал его Алва. — Прикажите разместить моих людей, да подготовьте ломы и мотыги с вечера. Завтра могут понадобиться.

***

Комната, отданная в распоряжение Ричарда, раньше служила спальней жене коменданта. Когда начались беспорядки, она забрала детей и переехала к матери в пригород, где поспокойнее. Ричард едва удержался от нервного смешка: по всему выходило, что в Доре было бы куда безопаснее. Легкомысленные занавески балдахина, торчащая из ящика комода кружевная вещица, на туалетном столике — засохшая роза в высокой вазе; все это заставляло Ричарда чувствовать себя непрошенным гостем, который вторгся без спросу во что-то интимное, не предназначенное постороннему взгляду. Он сослался на усталость и отказался от ужина — из опасений выставить себя на посмешище за общим столом, выронив приборы. Теперь Ричард ворочался под расшитым пошлыми розочками одеялом, старательно игнорировал голодное урчание в животе и изнывал от неясной тревоги. Дело не в храмах, а в Повелителях, сказал Алва. А потом спросил про Анэма... Почему он решил, что еще один источник в храме Ветра, а не Скал, например? Или Молний? Что он рассчитывает найти? Зачем ему мотыги в месте, где нет ни зеленого тумана, ни бесноватых? Если они по глупости проломят дыру и выпустят то, что было заперто, наружу — никакой крови не хватит... Кровь Придда не действует, потому что он — не Повелитель? Или потому что скверна вырвалась из храма, некогда принадлежавшего Волнам? Уж не хочет ли Алва открыть путь скверне тут, в Доре, и проверить? И если его собственная кровь не сработает, Ричарду снова придется резать себе вены... В соседней спальне, смежной с той, что занимал Ричард, послышались шаги. Он поспешно перевернулся на бок, чтобы оказаться спиной к двери, на случай если Алве вздумается зайти — пусть лучше считает, что Ричард спит. Он закрыл глаза и постарался выровнять дыхание. А вот не обращать внимания на шорохи и плеск воды за стеной не получалось: близость Алвы беспокоила, будила воспоминания о том, что Ричард предпочел бы забыть. Разумеется, никто никогда не узнает, какая чушь привиделась ему в горячечном бреду, даже мысли о подобном были стыдными и недостойными человека Чести! Следовало выбросить их из головы как можно скорее. Наверное, ему давно стоило нанести визит в гостеприимный дом Капуль-Гизайлей — уж в этом точно нет ничего зазорного. С другой стороны, баронесса наверняка помнит его неуверенным краснеющим юнцом: подумать только, каким дураком он тогда выглядел, и как, должно быть, потешался Алва! И все же... Марианна оказалась к нему добра. А до чего же вкусные были черешни! ...Сомлевший от ласк, он лежал на надушенных простынях, а она подносила к его губам глянцевые ягоды, удерживая их за черенок, и было сладко, и немного стыдно, но сладко было больше. На ее бедре остался след от раздавленной черешни. Дурея от собственной смелости, Ричард потянулся — слизнуть — и вдохнул терпкий запах своего семени. Марианна рассмеялась, ее хрипловатый голос прокатился обжигающей волной вниз по позвоночнику, и Ричард схватился за покрывало, чтобы скрыть возбуждение. Она не позволила. Неудивительно, что на утро его шатало, будто после попойки. Воспоминания о прежней жизни были наполнены солнцем, ароматом тубероз, черешневым соком на губах женщины — странно только, что эти мысли настигли его тут. Возможно, все дело в дурацких розочках, вышитых на одеяле. Тихо скрипнула дверь. Ну вот, пожалуйста... Я ничего не слышу, видишь — я сплю, уходи. Ричард с трудом подавил зевок, едва себя не выдав. По полу прошлепали босые ступни. В горле запершило от резкого цветочного запаха. Алва, что же, извел на себя все запасы ароматной воды? Пижон напыщенный. Я сплю, упрямо подумал Ричард. Я не хочу... не стану... Мысль сорвалась испуганной птахой, когда матрас в изножье кровати прогнулся под весом присевшего там человека. Что ему нужно? Теплые пальцы дотронулись до щиколотки под одеялом, легонько погладили косточку, щекотно прошлись по пятке и устремились вверх по лодыжке, путаясь во вставших дыбом волосках. Да как он... что он себе... Ричард перекатился на спину, рывком сел, подтягивая к груди колени — подальше от... Какого Леворукого? Это определенно была женщина — темноволосая, закутанная в длинный плащ. Он открыл рот, чтобы спросить, кто она и что делает в его спальне — уж не хозяйка ли вернулась? А может, комендант решил, что высокородным гостям не след скучать долгой зимней ночью? — но нежданная гостья прижала к губам палец, призывая молчать, а потом совершенно недвусмысленным образом облизала его. Плащ будто бы сам собой сполз с ее плеч, обнажая высокую грудь. Это наверняка жена коменданта, подумал Ричард, пытаясь игнорировать жар внизу живота. Сейчас она обнаружит ошибку и закричит, а ему придется объясняться с разгневанным мужем и терпеть насмешки Алвы. Женщина подалась вперед, провела руками по грудям, будто взвешивая их в ладонях — предлагая. Ричард застонал в голос от нахлынувшего желания прильнуть к темному соску, почувствовать, как тот твердеет у него под языком. Вставший член мучительно дернулся. А что, если Алва войдет и... женщина стащила с него одеяло — и когда в комнате стало так душно? — провела мягкими ладонями по ногам вверх; добравшись до колен, на секунду остановилась — и неожиданно с силой развела их в стороны. Удовлетворенно мурлыкнула при виде прижавшегося к животу члена, а спустя еще один миг наклонилась и влажно поцеловала налившуюся кровью головку. Ричарду показалось, что потолок комнаты обрушился, и он видит небо, испещренное тысячами мелких звезд. Шелковистые пряди волос скользили по его животу и бедрам с каждым движением, и Ричард вцепился в простыню, борясь с непристойной какой-то потребностью надавить ей на затылок, заставить вбирать глубже, быстрее, сильнее — как когда-то Алва... Нет! Небо над головой качнулось, звезды смазались, потекли вниз, оставляя за собой грязно-зеленые разводы. Ричард зажмурился, чтобы не видеть. Под ягодицы ткнулись ладони, странно мозолистые пальцы впились в плоть, сжали — небольно, лишь усиливая нарастающее возбуждение. Он же сейчас... — Стойте! — прохрипел Ричард, попытался оттолкнуть, отодвинуться. Женщина, которая все еще удерживала во рту пульсирующий член, вскинула на Ричарда глаза — расфокусированные, непонимающие. Пронзительно синие на бледном лице с резкими — отнюдь не женскими чертами. А потом небо опрокинулось, перевернулось и встало на место — обратной, дневной стороной, Ричард ослеп.

***

Солнце светило прямо в лицо, и приходилось щуриться. Погода выдалась удачная: ясная, безоблачная, хотя и по-осеннему ветреная. Ночи пока еще были теплыми — гулять предстояло до самого утра. Дора, накануне выскобленная до блеска (кажется, даже проросшую между плитами траву повыдергивали), стояла нарядная и праздничная: трещали на ветру полотнища стягов и палаточных крыш, трепыхались цветные флажки и ленты на ветках деревьев, на черепичных скатах громко курлыкали голуби. Через ворота с четырех сторон на центральную площадь стекались возбужденно гомонящие горожане — отцы семейств в парадных одеяниях шагали в развалку, крепко сжимали позвякивающие кошельки, женщины держали за руки детей — те подпрыгивали от нетерпения и рвались бежать за толпой. Уличные торговцы сновали с лотками, полными подтаявших леденцов на деревянных прутиках, лакричных палочек и кульков с поджаренными орехами. Воришки-карманники отирались там, где люднее, но пока не наглели — приглядывали добычу посолиднее. Ричард стоял на временной галерее, опираясь на свежеструганные перила, рассматривал пеструю круговерть внизу. Альдо будет доволен. Праздник — как раз то, чего не хватало, чтобы заткнуть рты недовольным и вызвать любовь и почтение к истинному королю у тех, кто этих недовольных слушает. Девушки звонко смеялись, зыркали блестящими от солнца и радости глазищами в сторону молодых дворян. Те улыбались в ответ в надежде на поцелуй украдкой, а если повезет — и на задранную юбку в каком-нибудь укромном уголке. Ричард и сам разулыбался при виде хорошенькой белокурой мещанки. Та заметила внимание к своей особе, прыснула в рукав и, засмотревшись, уронила на мостовую букет ромашек. Нагнулась, чтобы поднять, и задела хмурого юношу, одетого в платье странного покроя — такое носили, пожалуй, еще в прошлом круге, если не раньше. Юноша не ответил на смущенную улыбку и извинение — он вертел головой, недобро щурил глаза, будто выискивал кого-то, а затем двинулся вперед, рассекая толпу плечом. Ричард проследил за ним взглядом и сразу же обнаружил, куда тот направляется. У фонтана стоял Рокэ Алва в не менее странном облачении: темно-синий распашной плащ без рукавов из гладкой ткани с серебряным шитьем по подолу поверх белоснежной рубахи и широких штанов, на голове — длинный шарф, замотанный замысловатыми складками. Что он тут делает? Почему не в Багерлее? Кого надеется обмануть своим маскарадным костюмом? А тот хмурый юноша — сообщник? Следовало немедленно подозвать стражу: эти двое наверняка что-то замыслили. Кто-то пустил Ричарду в лицо солнечного зайчика. Раздосадованный, он прикрыл глаза рукой, заcлоняясь от назойливых бликов, а когда проморгался, Алва уже пропал из виду. По каменному бортику фонтана скакала девочка в нарядном платье. На накрахмаленный кружевной чепчик она нацепила корону с разноцветными стекляшками, которые переливались и отсвечивали во все стороны, так что по головам столпившихся бежали радужные всполохи. Стражник попытался согнать нахалку, но та лишь корчила рожи; она легко увернулась от протянутых к ней рук, спрыгнула в пока еще пустой бассейн и неожиданно ловко вскарабкалась наверх, цепляясь за завитки и пилястры фонтана. Устроилась поудобнее, обхватив руками узкое горлышко декоративной вазы, и показала опешившему от такой наглости стражнику язык. Ричард определенно видел ее раньше! Та самая мерзавка, что утащила у него карас! Он перегнулся через перила, всмотрелся в некрасивую, лучащуюся самодовольством рожицу... Что-то было не так. Ричард опустил руку в карман и выудил камень — тот насмешливо блеснул черными гранями и вдруг стал накаляться, обжигая ладонь. Рука дернулась, карас вывалился, с издевательским стуком скакнул по доскам помоста и исчез между деревянными балясинами. Внизу закричали люди. Возбужденные радостные возгласы прокатились по площади из края в край, толпа пришла в движение: из фонтана, радостно журча, полилось вино — красное и густое. В этот же миг Ричард вновь увидел Алву и почти сразу понял, что ошибся: человек очень походил на его бывшего эра, но был много старше и жестче — как если бы Алва разом отбросил весь свой придворный лоск. — Ты мне не нравишься! — громко и кокетливо объявила девчонка на фонтане, ткнув пальцем в сторону «Алвы». Она соскользнула в бассейн и, споро перебирая босыми ногами и разбрызгивая хлынувшее вино, подбежала поближе. — Но если будешь хорошо себя вести, дам поносить! А потом все случилось одновременно: девочка стащила с головы корону и протянула ее «Алве», за плечом которого вырос тот самый хмурый парень. Он замахнулся и ударил в спину длинным кинжалом — навылет, так что по белоснежной рубашке на груди расплылось алое пятно. Девочка с недоумением уставилась на осевшего у ее ног человека, выронила корону, схватилась за подол испорченного платья, по которому расплывались безобразные алые потеки и зарыдала в голос. Затем полезла из фонтана, оскальзываясь на мокрых камнях, сверзилась вниз со звучным всплеском и разревелась еще громче. — Убииили! — пронзительно кричала она. — Предатель!!! Клятвопреступник!!! Парень выпустил из рук кинжал и c отрешенным — каким-то пустым и мертвым — лицом отступил назад, но там уже напирали люди, гудели, переругивались, пытаясь пробиться к бесплатной выпивке, и совершенно не обращали внимание на убитого и убийцу, словно их и не было вовсе! Толпа легко смяла жидкий заслон из стражников; те, кто успел первым, черпали вино припасенными посудинами, а кто и вовсе — горстью. Запричитали женщины, истерично заплакал ребенок. Кого-то опрокинули в бассейн. Девочка в изгвазданном платье с короной в руке жалась спиной к каменной вазе, вино заливало ее лицо и волосы. Над площадью стоял невыносимый гвалт: вой, вопли, брань, скулеж — Ричард зажал уши, но даже сквозь пальцы услышал, как девчонка истошно закричала: — Недоумки! Дураки! Все дураки! Думаете, вино пьете? — она расхохоталась и топнула ногой, окатив тех, кто стоял ближе, кроваво-красными брызгами. Толпа замерла. Ричард увидел, как растрепанный горожанин с багровым лицом отпил из кувшина, который наполнил за мгновение до этого, и с отвращением сплюнул. — Обман! — закричали в толпе. — Пустите, мы тоже хотим! — Куда прешь! — Мне! Мне оставь! — Украли! — Задавили! — Убери руки, нахал! — Мне! Мне! — Дышать нечем! — Да чтоб тебе провалиться! — Убили!!! Фонтан забил быстрее, вино уже не струилось — хлестало через край, в воздухе разлился тошнотворный запах, забивающий ноздри, оседающий на языке металлическим привкусом. Люди отпрянули, но сзади наседали любители дармовщины. Людская масса дрогнула, пошла по кругу, будто вода, текущая через воронку. Девочка смеялась — с надрывом, страшно. Галерея пошатнулась, раздался треск, и площадь слева от фонтана, где на глазах Ричарда произошло убийство, провалилась: еще мгновение назад там колыхалось человеческое море, а теперь — зияла дыра. Те, кто устоял на ногах на самом краю провала, попытались выбраться, но не вышло. Как камушки, сметаемые горным селем, они катились вниз,туда, где клокотало, пузырилось и булькало болото, мгновенно утаскивающее тела на дно — если там было дно! Иногда на поверхность всплывали крупные камни — Ричард слышал их недовольный встревоженный шепот, — терлись боками, перемалывая все подряд — руки, ноги, звякающие кошели и букеты ромашек. Пузыри лопались с чавкающим звуком, выпускали облака хищного зеленоватого тумана. В центре провала на клочке чудом уцелевшей мостовой лежал похожий на Алву человек. Из его груди, будто из фонтана, непрерывно хлестала кровь. Разве может быть в одном человеке столько крови, подумал Ричард отстраненно. Стало очень тихо — словно уши заткнули восковыми артиллерийскими пробками. Зелень на мгновение схлынула, а затем, будто собравшись силами, рванула вверх. И в тот момент фонтан переполнился. Вино — кровь полилась в дыру, и с громким шипением зелень вспыхнула — так, что глазам сделалось больно, — и исчезла. Разом. Без следа. Ричард рвано выдохнул, и гул толпы вернулся, усиленный многократно. — А-а-а-а-а!!! — кричала девочка, карабкаясь на фонтан. Из под задравшейся юбки виднелись залитые кровью панталоны, на ногах взбухали и лопались водянистые волдыри. — Помогиииии!!! Толпа не двигалась уже — колыхалась из стороны в сторону: слишком много людей оказалось в ловушке. Стоять и бездействовать было нельзя. Спуститься вниз — невозможно. Опоры галереи трещали и раскачивались от навалившихся тел, а Ричарду чудилось, что это трещат и ломаются кости. Он сделал шаг назад, опасаясь, что свалится при очередном толчке, но что-то привлекло его внимание. Высокая женщина в черном плаще стояла внизу, будто окруженная невидимой стеной — толпа обтекала ее стороной, не замечая. Она подняла голову, предостерегающе прижала палец к губам, и Ричард застыл, узнавая. Помост под ногами вздрогнул, накренился, Ричард схватился за перила, но ненадежная декоративная перегородка не выдержала, подломилась, и он упал...

***

Кто-то тряс его за плечи. Кажется, он упал на что-то мягкое и ненадолго потерял сознание... — Окделл! Он не сможет встать. После такого — не встают. Если лежать и не двигаться, то совсем не больно... — Окделл! Его тряхнули так, что клацнули зубы. — Не надо, — прохрипел Ричард. Горло саднило. — Оставьте меня. — После того, как своими криками вы не даете мне спать вот уже полночи? — послышалось раздраженное. — Проснитесь наконец! Ричард с трудом разлепил ресницы и увидел прямо перед собой лицо Алвы, выхваченное из кромешной тьмы неровным светом свечи. — Что... что вы тут делаете? — спросил Ричард первое, что пришло в голову. В ушах все еще стояли истошные вопли и душераздирающие стоны. — Покушаюсь на ваше целомудрие, — фыркнул Алва, отступая. Выглядел он осунувшимся и усталым. И очень недовольным. Ричард надеялся, что его вспыхнувших щек не разглядеть в темноте: совершенно некстати вспомнилось, как он лежал тут и думал про Марианну... А потом... — Кошмары одолели? — поинтересовался Алва спокойно и принялся зажигать свечи — те рассерженно шипели отсыревшими фитилями. — Вы кричали. — Да, — буркнул Ричард. Он спустил ноги на пол и поджал пальцы — по ступням тянуло холодом сквозь щели в досках. За окном по-прежнему было темно, совершенно непонятно, сколько прошло времени. Голова гудела, будто он и не спал вовсе. — Что-то... конкретное? — Алва закончил возиться со свечами и устроился на краю постели, подобрав под себя одну ногу — он был бос, как та женщина. Ричарду стало не по себе: с воспаленными от нехватки сна глазами, спутанными волосами, в полурасстегнутой рубашке, Алва давил своим присутствием, наполнял собой все пространство. Сидел слишком близко. — Да, — буркнул Ричард снова, не желая облекать в слова увиденное. Ему казалось, что с рассказом сон прорвется в настоящую жизнь, и станет плохо. Хуже, чем плохо, потому что, как ни посмотри, дела и так обстоят паршивее некуда. Алва молча глядел на него, терпеливо дожидаясь продолжения, утопил зевок в ладони, провел рукой по лицу, словно хотел стереть усталость. — Я видел ту женщину — из гробницы Октавии. У нее ваши глаза... — сказав это, Ричард почувствовал себя до невозможности глупо. У женщины из его первого — стыдного — сна тоже были синие глаза. — Кошмарное, должно быть, зрелище, — протянул Алва насмешливо. — Не слишком приятное, — огрызнулся Ричард, нашаривая под кроватью сапог. — Где она — там скверна. А что, если она открывает скверне дорогу? — Или предупреждает о ней, — возразил Алва. Еще бы, подумал Ричард, Алва просто не желает допускать мысли, что похожий на него человек может быть как-то связан с этим... — Она прижала к губам палец, словно просила, чтобы я молчал, — сказал он второму сапогу, не торопясь поднимать глаза на собеседника. Та — первая — женщина сделала точно так же, прежде чем раздеться и... — Я видел, как убили человека — он тоже был похож... на вас. Ударили в спину, прямо в центре площади. И никто не обратил внимания. А из фонтана полилась кровь, и та некрасивая девчонка закричала, что все дураки, люди кинулись вперед — боялись, что вина не хватит, а то не вино вовсе было; они стали давить друг друга, и мостовая не выдержала, провалилась, и... — Ричард сбился, понимая, что несет нечто невразумительное. — Дальше? — тихо сказал Алва. — А дальше... из земли полезли болотная жижа и зеленый туман... А он — тот, кого убили, — лежал там и истекал кровью. Ее было так много... Она залила скверну, и та вспыхнула и исчезла. — Ричард умолк, задышал глубоко, пытаясь справиться с дрожью в голосе. — Тогда девочка закричала... И... Алва встал и скрылся за дверью в смежную комнату, а спустя минуту вернулся с парой бокалов в одной руке, хрустальным графином — в другой. — Пейте, — велел он, наполнив бокал. Ричард бездумно взял протянутое вино, сделал глоток, закашлялся от внезапного металлического привкуса — и его тут же вырвало. Уши заложило, на лбу выступила холодная испарина. Ричард сидел, согнувшись, совершенно без сил. Лба коснулись прохладные пальцы, отвели в сторону мокрые от пота волосы. — Жара нет, — проговорил Алва с легким недоумением. — Вино прокисло? Ричард услышал звук льющейся жидкости, и его вновь замутило. Спрятав лицо в ладонях, он ждал, пока пройдут сухие спазмы и можно будет вздохнуть. — Не самый изысканный букет, — Алва со стуком поставил бокал. Еще через мгновение натужно скрипнула примерзшая оконная рама, и в комнату ринулся морозный воздух. Стало холодно, но в голове прояснилось. — Пришли в себя? — спросил Алва спустя пару минут, когда Ричард вытер лицо краем простыни и потянулся за колетом на банкетке у изножья кровати. — Да, — сказал Ричард хрипло: в рот будто насыпали песка, щедро сдобренного соком одуванчика. Он заозирался в поисках кувшина с водой, чтобы поскорее смыть с языка эту горечь. Алва захлопнул окно, отсекая уличные звуки — надтреснутый собачий лай, шум ветра, ржавый скрип флюгера на соседней крыше, едва слышный «зуммм», доносящийся с колокольни, где, похоже, не закрепили как следует колокол. — Одевайтесь, — сказал Алва и зевнул. — Сон все равно загублен, так что можем провести время с пользой. Жду вас внизу. Ричард торопливо умылся в медном тазу, прополоскал рот, кляня слишком живое воображение. У зеркала в золоченой раме пригладил взлохмаченные волосы. Сгорая от стыда, глянул в сторону кровати с розовым кисейным балдахином, потряс головой, в надежде избавиться от постыдных воспоминаний. Накинул плащ и вышел через смежную комнату — спальню Алвы на эту ночь,— старательно отводя глаза от разворошенной постели. Было еще слишком рано, и дом спал. Вчера их сразу провели в библиотеку на втором этаже, где Алва отдал несколько распоряжений касательно материалов, которые следовало добыть из архива, и инструмента, который может понадобиться на следующий день. Спустившись, Ричард прислушался и двинулся на едва различимый шум — в приоткрытую дверь в дальнем конце коридора, откуда тянуло запахом шадди и дрожжевым духом подошедшей опары. Алва обнаружился за большим кухонным столом. За его спиной у печи возились заспанные служанки, шушукались и украдкой бросали любопытные взгляды на неожиданного гостя. Перед Алвой стояла чашка со свежим шадди и корзинка с выпечкой. При виде румяного бока булки, присыпанного сахаром, Ричард сглотнул слюну — от недавней дурноты не осталось ни следа. Он сел напротив, благодарно кивнул служанке, которая подала ему чашку, и отпил горьковатый напиток, избавляясь от остатков сонливости. Алва перебирал внушительную стопку документов — какие-то схемы и планы на желтых от времени листах с обтрепанными и обломанными краями. Похоже, у архивариуса выдалась бессонная ночь. На столе рядом с локтем Алвы примостился письменный прибор, явно доставленный из хозяйского кабинета — в кухне он смотрелся совершенно не к месту. Ричард молча пил шадди, чувствуя тепло печи за спиной, грел руки о чашку и старательно ни о чем не думал. Алва со вздохом отбросил последний лист, выудил из груды бумаг особенно старую карту, разложил посреди стола, расправил ладонями топорщащиеся углы. — Все не то, — разочарованно протянул он. — Все эти планы относятся к более позднему периоду, после перестройки храма, так что можем тут все перекопать, а запечатанное святилище — не найдем, хоть до весны провозимся. Взгляните, — он пододвинул бумагу к Ричарду. — Возможно, что-то покажется знакомым. Ричард послушно уставился на вычерченный несколько веков назад план Доры. Тут многое изменилось, но внешние стены с башнями и четырьмя основными воротами сохранились в первозданном виде — по крайней мере, на схеме они легко узнавались. Внутренний двор был в то время не так плотно застроен: не было ни дома смотрителя с садом, ни скриптория, лишь храм, значительно уступающий размерами теперешнему, да несколько прямоугольных зданий — хозяйственные пристройки или дормитории. И что ему тут следовало увидеть? Ричард закрыл глаза, силясь вспомнить площадь из сна: он стоял на крытой галерее прямо напротив главного входа в церковь и смотрел на толпу вокруг фонтана... — Что-нибудь? — нетерпеливо спросил Алва. Ричард задумчиво провел пальцем вокруг небольшого круга в центре плана, очевидно, обозначавшего фонтан. — Тут... произошло убийство, мостовая провалилась. — Убийство? Здесь? — Алва ткнул в план, и Ричард отдернул руку, отчего-то смутившись. Не заботясь о возможной ценности архивного документа, Алва схватил перо и обвел указанный участок, пририсовав рядом жирный вопросительный знак.