***
— И часто случаются подобные... демонстрации? — Рокэ стащил перчатки, заткнул их за пояс, протянул руки к огню. От этого жеста по небеленым стенам заплясали тени — черные, скрюченные, как ветви дерева после разряда молнии. — Бывает, — на Эпинэ не было лица. — Но у меня всегда получалось решать дело миром. Рокэ... вы должны понять их! Многие потеряли близких, разорились, никто не знает, что с нами будет завтра. Они боятся. Стрелять в них неправильно. Рокэ приподнял брови. Эпинэ что, собирается его поучать? Кажется, пребывание в святом граде сказалось на его умственных способностях не лучшим образом. — Вам достаточно было поговорить с ними, успокоить. Они бы разошлись! — настаивал Эпинэ. — Это не враги. С ними не нужно воевать. Гревшиеся в караулке солдаты даже прекратили перешептываться. Парнишку, который выскребал последнее из котелка с кашей, наградили подзатыльником, чтобы унялся. В воцарившейся тишине послышалось, как скрипит в соседнем дворике журавль колодца и квохчут куры. — Я понимаю, что вы, по семейной традиции, питаете слабость к мятежникам, — холодно произнес Рокэ, — но я в своем городе их не потерплю. И тем паче не стану перед ними отчитываться. — Это не ваш город, — тихо возразил Эпинэ. — Если вам угодно придираться к формулировкам, — следовало перейти на медоточиво любезный тон, но внутри Рокэ будто перекатывались шарики с железными шипами, дай им волю — искололи бы слюнтяя Эпинэ до мяса. — Это город, который Его Величество поручил моим заботам. И я считаю, что разводить в нем мятежников — значит плохо исполнять свой долг. Эпинэ помрачнел, ему хотелось спорить, но Рокэ задавил все возражения, резко подавшись вперед. — Известно, откуда исходят слухи? — Нет, — Эпинэ тяжело вздохнул. Это он зря — дух пролитой бормотухи и застарелого пота здесь был столь крепок, что неподготовленный человек лишился бы чувств. — Я не думал, что их кто-то сознательно распускает. — Вы ведь бываете в доме Капуль-Гизайлей? Маркиз Салиган тесно связан с Двором Висельников, он может многое рассказать, — Рокэ перевел взгляд на тени Эпинэ — серую и черную. — Герцог Придд? Тот отнял от носа кружевной платок и вышел к свету — словно откликнулся на зов короля. Ричард, по закону противоположностей, гневно выдохнул и отвернулся к столу с грязными мисками. — Теньент Хальдерг из бывшего полка графа Гирке сообщал мне, что вы не пользуетесь доброй славой в народе. Это было около двух месяцев назад. Если позволите, я выскажу свою догадку касательно причин... — Позволяю. — Когда кого-то из помешавшихся расстреливают, говорят: «По приказу Первого маршала», — Придд выглядел старательным учеником, у которого спросили материал позапрошлого года. — Железная логика, — Рокэ фыркнул. Придд отвесил насмешливый полупоклон. — Впрочем, вы правы. Я не удивлен, что меня не любят. Но «колдун»? Откуда? — спросил Рокэ у всех и ни у кого. Придд с сожалением качнул головой, ответа на этот вопрос у него не было. Несмотря на полумрак в караулке, Рокэ видел, что у Ричарда от столь вопиющей вежливости покраснела шея под разрозненными прядками. Забавные они. Когда не рассказывают сны обо всяких гнусностях. Рокэ потер виски. В общем-то и «колдун» объяснялся легко. Об опытах с кровью знают многие, слишком многие, чтобы безропотно держать язык за зубами. А обывателям, если они чего-то не понимают, недолго вынести обвинительный приговор. Пускай. Скоро все закончится. Скоро. Скоро. С улицы донесся цокот подков и скрип тележных колес. «Три повозки», — определил Рокэ по звуку. Лошади остановились у караулки, кто-то спрыгнул на землю, в дверь забарабанили кулаком. — Открой, — велел Рокэ ближнему солдату — с пшеничными усами и бородой. Тот повиновался. В дверях возник коротконогий, похожий на грушу сержант. Углядев возле очага сразу двух начальников вместо одного, он сорвал с макушки шляпу и прижал к груди. — Генерал Карваль приказали передать, что распоряжение Первого маршала выполнено! — отчитался он, шаркнув правой ногой от избытка чувств. Подтверждая его слова, снаружи завыло, грохнуло раз, другой — в прутья клетки врезались с разгона, от толчка телега накренилась на два колеса, побалансировала с секунду, после чего упала на четыре. — Благодарю вас, любезнейший, — бросил Рокэ в пустоту и посмотрел на Эпинэ. — Прошу следовать за мной. Герцог Окделл, герцог Придд, ваше присутствие желательно, но не обязательно.***
Серое небо на западе чуть-чуть подрумянилось, видимо, за пеленой туч разгорался закат. Черным хребтом над домами возвышалась крепостная стена, третий пояс Олларии, надо заметить, уже тесноватый для пышнотелой красавицы. Ее никогда не штурмовали. Ни разу ей, возведенной еще при Франциске, не довелось защищать город от иноземного врага. Целый круг талигойским полководцам удавалось держать неприятеля вдали от столицы, а единственное исключение — Альдо Ракан — обошелся без осад. Перед ним открыли ворота, как некогда перед первым Олларом. Так зачем же, спрашивается, четыреста лет эту бесполезную махину чинят, подновляют, отстраивают? Не из любви же к традициям? Могла ли городская стена служить и магическим барьером? Если да, то кто о том знал? И почему, в конце концов, новая стена, а не старая, стоявшая еще при Эрнани Святом? Рокэ-то запер город на карантин, когда считал, что люди сходят с ума по вполне материальным причинам, но почему это сработало, если один абвениатский храм (а вместе с ним — и один резервуар с зеленью) располагался за границами Олларии? Может быть, в Лаик тоже случилось ритуальное убийство, о котором уже никто не помнит? И местный резервуар запечатан? Как бы снова встретиться с девчонкой Люциллой... Для экспериментов с бесноватыми отыскали закуток на заднем дворе заколоченной таверны. Сюда почти не проникало солнце, и ноздреватый снег лежал нетронутый, как покрытое пенкой молоко. Коновязь усеяли сосульки, от единственного сарая остались две кривые стены — наверняка доски вместе с соломенной крышей соседи растащили на растопку еще осенью. По перевернутой бочке у водостока прогуливался воробей, но и тот упорхнул, едва дворик наполнился топотом и голосами. Интересно, сколько лет потребуется людям, чтобы забыть? Опять заселить пустые дома, открыть новые лавки, научиться без опаски ходить по улицам. Или Оллария никогда не оправится после Излома? Бросили же Гальтары в свое время из-за тварей... Из-за тварей ли? Вдоль ветхого забора цепью растянулись кэналлийские гвардейцы, пятеро самых крепких встали у клеток, ожидая приказа открывать. Рокэ осмотрелся. Света хватало: люди в оцеплении через одного держали факелы, да и небо пока хранило отпечаток уходящего дня. Придд с невозмутимой миной стряхивал снег с манжет, а Ричард, ему в противовес, мыском сапога сбивал вокруг себя сугробы, усыпая штаны белым крошевом. Эпинэ потирал запястье, будто у него ныла старая рана. Ричард говорил: когда зелень вырвалась из храма Октавии, у него закровоточила рука. Значит, старая рана точно есть, а сегодня и новые появятся. Рокэ сомкнул ладонь на бугристой от камней рукояти, ощупал их — холодные, острые — и извлек меч из ножен. Наследство, кошки бы его побрали! Вместо прежней шпинели «с бельмом» эфес венчал сиренево-фиолетовый сапфир размером с бычий глаз — уникальный в своем роде самоцвет, появившийся в фамильной коллекции после взятия Агариса Рамиро-младшим. Должно быть, какой-то магнус или гоганский банкир откупился им от безбожника. Рокэ взмахнул мечом на пробу, взрезал снизу вверх сырой воздух. Четырех солнц на небе не появилось. А ведь уже после светового спектакля можно было обо всем догадаться. Но год назад он предпочел назвать реликвию предков дурно сбалансированной железякой и выбросить мираж из памяти. — Вы... вы вставили другой камень? — тонким от обиды голосом спросил Ричард. Он прекратил пинать снег, побледнел и весь вытянулся в недоверии, будто отвергнутый воздыхатель. За его плечом Придд с деланной усталостью опустил веки. Бесноватый цивильник попытался достать соседа по клетке, но получил тычок прикладом от Алехандро и обиженно заскулил. — Еще перед Октавианской ночью, — Рокэ обвел пальцем завиток Ветра. Холодно. Но перчатки сейчас только помешают. — Не носить же мне рухлядь, из которой повыпадала половина камней. Вас оскорбляет цвет этого топаза? — Карас, — с непонятной болью продолжал Ричард, уперев ладонь в бок. — Вы сказали, что он вам не нужен, — «...как, впрочем, и я», — ясно читалось в сумрачных глазах. — Зачем вы солгали, если собирались приводить меч в порядок? — Это так важно? — Рокэ развернулся к нему всем телом. Солгал? Совсем язык без костей? — Я увидел, что вам меч запал в душу, и позволил оставить камень у себя. На память. Даже мне не чужда сентиментальность, — добавил он с вымученным сарказмом. — Может быть, и важно, — буркнул Ричард. — Что заставляет вас так думать? — Рокэ приблизился, пристально глядя ему в лицо. Опять что-то критически значимое, о чем Ричард — совершенно случайно! — позабыл рассказать? Да сколько же это будет продолжаться! Спокойнее, спокойнее, нужно дышать спокойнее, иначе недолго и обзавестись нервным тиком. Посчитать удары пульса. Или сколько раз пухлощекий человечек врежется лбом в железные прутья, прежде чем начнет искать другой путь наружу. — Он всегда нагревается, когда я вижу... ту женщину, похожую на вас, — через силу прошептал Ричард, словно говорить об Оставленной было стыдно. Никакие «акты фелляции» и в сравнение не идут. — И почему я узнаю об этом лишь сейчас? — голос Рокэ опасно дрогнул. — Хотя нет, не говорите. Наверное, потому что вы каждый день бьетесь над тем, как спасти город, а я только вам мешаю. Нелегкое бремя. Искренне сочувствую. Скулы Ричарда залились краской. Эпинэ что-то негромко спросил у Придда, но ответа не дослушал — указал в угол у сарая, и оба удалились. Ну надо же, как здесь щадят ричардово самолюбие... — Представьте себе реку, — заговорил Рокэ вкрадчиво. — Бурливую, полноводную. Например, Биру. Через нее перекинут мост. На одном берегу — Оллария со скверной, на другом — Оллария без скверны. А поперек моста лежит баран. Угадайте, как его зовут? Ричард покраснел от подбородка до бровей, втянул воздух сквозь зубы и принялся судорожно дергать себя за камзол. Рокэ отвернулся. О чем здесь еще говорить. Самое смешное, он даже не мог сказать, что злится — лишь в худом бурдюке, где по капле собирались его силы, пробили еще одну дыру, и тонкий ручеек плеснул на землю. Кем нужно быть... закатные твари, кем же нужно быть, чтобы молчать, когда от твоих слов зависят тысячи жизней? Эгоистом? Дураком? Или дубовым чурбаном без капли сострадания за душой? Ричард ведь умел сопереживать человеческому горю, на войне, во время беспорядков Рокэ видел, как тяжело ему справляться с собой. Да и травил он, разве не во имя спасения невинных? А заливал кровью гробницу? Почему же сейчас — так? Почему? — Заберите! Ричард протягивал на ладони черный камень, но Рокэ не взял. Отрицательно качнул головой. Почему он ожесточился? Замкнулся в себе? Почему защищается — всегда? Даже когда этим вредит общему делу? О Создатель... С каких же пор оно стало общим? — Заберите! — крик Ричарда был почти истерическим, рука с карасом толкнула Рокэ в грудь. — У меня что, есть запасной Повелитель Скал? — спросил он мирно. Перехватил дрожащую кисть, осторожно сжал, начал один за другим загибать пальцы в цыпках, чтобы камень очутился в теплом коконе. — Оставьте карас себе. Иначе как вас отыщет невеста? Ричард моргнул, щека дернулась. Бледные губы то смыкались, то размыкались, будто он вел немую борьбу с самим собой. Сухие, с царапучими трещинками, горяче-нежные, когда податливо приоткроются, — Рокэ целовал их и знал их вкус. Он накрыл ладонью ричардов кулак, задержал, рассеянно погладив, и посмотрел в глаза. — Я тоже баран, Ричард, — вздохнул он и усмехнулся. — Тоже ничего вам не рассказываю, хотя после жертвы в храме Октавии вы имеете право все знать. Я такой же упертый, как вы. Ни с кем, кроме себя, не считаюсь. Продолжите список — и я, положа руку на сердце, не смогу опровергнуть ни один пункт обвинения. В чем-то вы, определенно, превосходите меня — хотя бы потому, что в юности все мы тянемся к свету и мечтаем сделать мир лучше. Но я, как инструмент, толковее. У меня больше возможностей, жизненного опыта и, уж извините, больше мозгов. Поэтому, Ричард, я хочу, чтобы вы впредь рассказывали мне обо всем — подчеркиваю, абсолютно всем — что касается зелени. Вы не представляете, от каких мелочей временами зависят великие победы. Ричард попытался ответить, но голос ему отказал, и из горла вырвался еле различимый сип. Вот и хорошо. Спешка — дурной советчик, пусть соберется с мыслями, смягчит слова, перехочет слать к Чужому... Рокэ повернул его руку запястьем вверх. Шрам от крысиного укуса за полтора года выцвел в розовую ниточку. — Никогда не думал, что вы можете так... о себе, — Ричард наигранно фыркнул, смущенный то ли их близостью, то ли потоком свалившихся откровений. Высвободился, пониже натянул рукава. — Обычно вы перечисляете свои недостатки, будто гордитесь ими... — Кое-какими горжусь, — Рокэ плотнее запахнул плащ. — Не знаю, как вы, но я начинаю околевать, а впереди еще дорога. — Он выждал пару мгновений, но Ричард не запротестовал. — Господа! Вернитесь, пожалуйста, если вы закончили! От дощатой стены отделились две фигуры: одна — выше и мощнее конституцией, другая — ниже и гибче. Под хруст подмерзшего снега и вопли из клеток они пересекли дворик. Не желая медлить, Рокэ вручил Эпинэ меч Раканов. — Что мне с ним делать? — тот рассматривал реликвию настороженно, как огромного паука. — Не знаю, — Рокэ пожал плечами. — Подержите. Потрогайте. Выковыряйте рубин под зигзагом. Да, вон тот. Вдруг в нем все дело. Эпинэ послушно повертел меч за гарду, сделал пару неуклюжих выпадов, погладил клинок, как гладят коня по шее — ободряя и успокаивая. Зажмурился. Его губы сложились в улыбку, а лоб посветлел, будто он нечаянно обрел часть себя, родную, но давным давно утраченную. — Что вы почувствовали? — Он живой, — недоверчиво сообщил Эпинэ. — И он рад мне. — Чудесно, — Рокэ перевел вопросительный взгляд на Ричарда. Тот отрицательно тряхнул волосами. Значит, на его прикосновения меч не отзывался. В Анаксии мужчины из рода Марикьяре частенько занимали пост верховного стратега, не мудрено, что меч «поприветствовал» их потомка. — Рубин, — напомнил Рокэ. — Нет, — выпалил Эпинэ. — То есть «нет»? — Я... — Эпинэ замялся. — Ему это не понравится. Он этого не хочет. Он вернул меч и покосился на Придда, вероятно, опасаясь, что тот сочтет его умалишенным. Но Придд хранил невозмутимость ледяной глыбы. — Занятно, — усмехнулся Рокэ. — Пробуем без рубина. — Он обратился к гвардейцам, которые успели заскучать у клеток: — Доставайте первого! Лязгнул засов, за ним — второй, дверь из прутьев отворилась, и пухлощекий человечек, по виду — обычный пекарь, а может, мясник, выпрыгнул на снег с победным ревом. Его собратья оживились: завыли, забились с удвоенной силой, раздразненные такой близкой и такой недоступной добычей. Раззинув пасть, человечек рванул в гущу кэналлийцев, но те будто ждали этого — сыпанули в стороны, а пока бесноватый решал, за кем погнаться, набросили на него веревочную петлю, какими ловят диких лошадей. Человечка слаженно спутали, уронили на землю и навалились — двое на колени, двое на плечи. Пятый подошел со стороны головы, присел и надавил на горло, словно хотел задушить. Спустя минуту бесноватый прекратил брыкаться, обмяк и натужно засипел. Ловко сработано. Когда они успели натореть в этом деле? — Одну каплю! — предупредил Рокэ, когда Эпинэ достал кинжал. Тот кивнул. Занес руку надо ртом полуобморочного человечка и принялся выдавливать кровь, словно доил старую отощавшую корову. Наконец на подушечке большого пальца выступила крупная капля, как зерно граната, сорвалась в раскрытый рот... Человечек взвизгнул и дернулся, клацнув зубами. Эпинэ шарахнулся назад, но потерял равновесие и опрокинулся в снег. Меч оказался бесполезен. — Держите его, мы сейчас вернемся! — приказал Рокэ гвардейцам и поманил Эпинэ за собой. Настала очередь песни Повелителей. — Рокэ, — Эпинэ энергично отряхивал плащ. Наверное, даже слишком энергично для мужчины, который сегодня забыл побриться. — Должен предупредить... на меня ритуалы могут не подействовать. — Почему? — Рокэ извлек из внутреннего кармана непромокаемый пакет. — Видите ли, мы с Альдо встречались с гоганами. В Агарисе. — Когда шатались по трактирам? Простительная небрежность. — Я серьезно. Их старейшина, Енниоль, предложил нам сделку: Альдо помогают занять талигойский трон, а взамен он продает свое первородство. И гальтарскую цитадель. — Первородство? Это еще что? — Гоганы верят, что все мы — потомки Кабиоха. Ушедшие были его детьми, мы, Повелители, — внуки, гоганы — правнуки. Мы утратили память о своем родстве, потому не ощутим разницы, а гоганы, сохранившие веру в чистоте, найдут применение повелительским силам. — И ваш приятель согласился? — Да. — Не удивляюсь, что он не дожил до коронации. А вы? Тоже позарились на бесплатный сыр? — Я — нет, но я присутствовал при ритуале. Это могло повлиять... Эпинэ распрямился. Он покаялся и приготовился принять епитимью, но налагать ее было некому. Рокэ передал ему лист с куплетом, подозвал Мигеля, державшего фонарь. — Читайте! — «Молния! — Эпинэ сощурился и поднес бумагу к самому носу. — Сквозь расколотый кристалл. Молния! Эшафот и тронный зал. Молния! Четверых один призвал. Молния...», — он глянул растерянно поверх листка. — Но я знаю эти слова. — Тем лучше, — Рокэ поймал его за красный обшлаг и потащил назад, к подопытному. Песня тоже оказалась бесполезной. Эпинэ выдавил из пальца три капли, чтобы следующий опыт начать с чистого листа. Встал, опять потер запястье. Да что с ним такое? Огорчен неудачей? На меч и песню Рокэ особенно не рассчитывал, но включил их в эксперимент, чтобы отмести последние сомнения. Самая главная проверка случится сейчас. Исцеленный человечек лежал в снегу, тихо постанывая от боли. В свете фонаря искрились дорожки слез на его висках, багровели набитые на лбу шишки. Алехандро снял с пояса призывно булькнувшую фляжку, опустился рядом с бедолагой и, пробормотав «Ну-ну, не раскисай», помог ему напиться. Рокэ вернулся к двум мальчишкам, которые по-прежнему притворялись, что знать не знают друг друга. Темнота из пепельного сгущалась в цвет сажи и копоти, скрадывая различия между ними; мороз крепчал, отчего оба закутались в меховые плащи и глубже надвинули шляпы. Они и в Лаик собираются дуться, как мыши на крупу? Тогда толку от этой поездки будет немного. Как бы сломить лед? — Герцог, — неожиданно заговорил Придд. Прозрачно-серые, устремленные на Эпинэ глаза возбужденно блеснули — неслыханное проявление темперамента. — Я предпочел бы задать этот вопрос в более приватной обстановке, — он указал подбородком на Ричарда и Мигеля с фонарем, — но выбирать не приходится. Речь пойдет о ритуале, которым гоганы скрепили сделку с господином Раканом. Вы можете чем-то подтвердить, что он сработал? — Я не дал бы голову на отсечение, — медленно произнес Эпинэ. — Но гоганы — не простаки. Они никогда не стали бы покупать что-то без выгоды для себя. — И тем не менее, в случае с вашим приятелем они прогадали, — заметил Рокэ. — Нельзя купить то, чего нет. Эпинэ обернулся, ожег укоризненным взглядом. Ах да, здесь же Ричард, чьи трепетные чувства к белоштанному принцу разумнее пощадить — раз уж он, Рокэ, взялся налаживать отношения. — Они предоставили наглядные доказательства своей власти над стихиями? — настаивал Придд. — Я видел... — Эпинэ потер переносицу. — Возможно, это лишь фокус, но гоганы пробудили память крови Альдо. Показали несколько минут из дня, когда пала Кабитэлла. Нам этого хватило, чтобы поверить. — Память крови, — с нажимом повторил Придд. — Готов ручаться, что видели вы не последнего Эрнани. — Верно, — брови Эпинэ удивленно приподнялись, — а откуда вы знаете? Придд глянул на Рокэ, точно спросил, можно ли говорить, на что незамедлительно получил кивок. Кажется, грядет разоблачение великой спрутьей тайны? Может, зря он, Рокэ, не обратился к Придду раньше? Но слабо верилось, что сын супрема, который переинтриговал самого себя, разбирается в гальтарской мистике. Джастин, во всяком случае, к ней был абсолютно равнодушен. — Последний день Кабитэлы, — произнес Придд размеренно, словно читал летопись. — День смерти короля Ракана и трех Повелителей. Вы видели моего предка, маршала Эктора, не так ли? — Верно, — ошарашенно повторил Эпинэ, — а откуда вы?.. — В нашем фамильном архиве хранятся письма жены Эрнани, королевы Бланш, — перебил его Придд. — Любовные письма. Принц Эркюль был незаконнорожденным сыном Повелителя Волн. И если господин Ракан на самом деле продал свое первородство гоганам, следующий потомок Унда родится в Агарисе. «Агарисе, который сожгли и разграбили мориски... Родится ли?» Рокэ захотелось вульгарнейшим образом присвистнуть. Как причудливо тасуется колода! Сэц-Придд на месте Ракана, Сэц-Ракан на месте Борраски. Ну, хотя бы Окделл и Эпинэ настоящие. Леворукий, не зря клирики талдычат, что все беды исходят от женщин! «...От жен неверных и от блудниц, во чьем чреве гнездится искра огня закатного...» Есть ли в Кэртиане Повелитель Волн? Пусть даже младенец. И Повелитель Ветра? Джакомо Борраска погиб в середине прошлого круга, с тех пор мир держался на трех Повелителях и Ракане, но этой осенью из-под него выбили еще одну опору. Стоит ли удивляться, что все полетело в Закат? Как восстановить прежний порядок? Возможно ли это вообще, или они здесь зря трепыхаются? — Клевета! — вспыхнул негодованием Ричард. — Беспомощная и омерзительная! Придд поджал губы и отстранился, но отвечать счел излишним. Ричард вскинул подбородок, буравя недруга взглядом. — Как вы смеете порочить имя покойного сюзерена?! Подлец! — его голос был ломким и дребезжал, точно бокал из треснутого стекла. В самом Ричарде что-то трескалось — не скорлупа ли яйца, в котором он существовал последние восемнадцать лет? — Дикон, — начал Эпинэ, но где слабому человеку тягаться с горным обвалом: — Если Альдо — Сэц-Придд, тогда кто ты?! Бастард конюха или лакея?! — Молчать! — рявкнул Рокэ. Только было уже поздно: исполненным достоинства жестом Придд сорвал с правой руки перчатку и швырнул Ричарду под ноги. Такие оскорбления не глотают. Но, право слово, что за дурак! Неужели рассказ Мартеллино у него в одно ухо влетел, а из другого вылетел? Неужели он не провел аналогий, не сделал выводов? Что он вцепился в своего Альдо! — Иного я от вас и не ждал, — процедил Придд тоном, от какого могла бы покрыться ледком небольшая лужа. — Надеюсь, вам хватит духу ответить за свои слова. — Я буду драться на дуэли только с равным себе! — скривился Ричард. — Тем более, ты уже доказал, что честный поединок... — Я сказал «молчать»! — Рокэ заступил дорогу спорщикам. — Почему-то, когда вы принимали вызов маркиза Сабве, его происхождение вас не смущало, а теперь вдруг проснулась переборчивость? Немедленно поднимите перчатку и не заставляйте меня стыдиться вас. Ричард упрямо набычился. — Я верно понял, вы уклоняетесь от дуэли? — спросил Придд. Чего ему стоит эта холодность? — Кто бы сомневался, от некоторых... вепрей больше визга, чем реальной угрозы. Ричард дернулся, будто его хлестнули промеж лопаток, выбросил руку вперед, но смазанный удар не достиг приддовой щеки — Эпинэ обхватил его поперек груди, обнял и оттащил в сторону. Ричард, невиданное дело, поплелся, куда толкали, уронив тому голову на плечо и тяжело дыша. Эпинэ забормотал что-то умиротворяющее ему в висок. Рокэ обернулся к Придду. — Мне жаль, что вы стали свидетелем этой сцены, — наверное, такую же неловкость испытывают из-за детей, которые не умеют вести себя в обществе. — Так или иначе, но Ричард принесет вам свои извинения либо примет ваш вызов. Однако предупреждаю, во время карантина ни о каких дуэлях с участием Повелителей не может быть и речи. Выясните свои отношения, когда мы справимся с самой насущной проблемой — бесноватыми. Придд провел ладонями по лицу, будто снял последние следы чувств, оставив мраморную маску. — А мы справимся? — спросил тихо, словно опасался услышать ответ. — Я надеюсь, — вздохнул Рокэ. — Сейчас мы гораздо ближе к цели, чем месяц назад. Думаю, в ближайшие дни все разрешится либо в худшую, либо в лучшую сторону. — Рокэ, — Эпинэ вернулся один, Ричард отошел к гвардейцам у забора. — Давайте уже покончим с этим, если у вас остались для меня какие-то испытания. — Одно, — уточнил Рокэ. — Вы ведь помните, как звучит клятва оруженосца? — Приблизительно, — Эпинэ задумался. — Тогда читайте, — Рокэ протянул ему последний листок, жестом подозвал Мигеля, отступившего в сторону, когда мальчишки ссорились. — «Я, Робер из дома Эпинэ, — заговорил тот, почти не делая пауз между словами, — клянусь исполнять волю моего анакса, служить ему и в его лице служить Гальтаре. Отныне бой анакса — мой бой, его честь — моя честь. Да покарают меня Ушедшие Боги, если я нарушу клятву. И пусть кровь моя остынет, а душа не ведает покоя, если я предам своего господина. Обещаю следовать за ним и служить ему во имя Ушедших и Их именем». Все?.. — Нужно убедиться, что клятву услышали. Чистая формальность.