«Проектом предусмотрено приобретение машин и оборудования на сумму 150000$. Инвестиции осуществляются равными частями в течение двух лет. Расходы на оплату труда составляют 50000$, материалы –25000$. Предполагаемые доходы ожидаются во второй год в объеме 75000$, третий — 80000$, четвертый — 85000$, пятый — 90000$, шестой — 95000$, седьмой — 100000$. Оцените целесообразность проекта при цене капитала 12% и если это необходимо предложите меры по его улучшению»
Тоору прикусил кончик карандаша, пытаясь вспомнить, где он видел формулу для расчёта чего-то похожего и каким должен быть ответ. Отсутствие вариантов несколько напрягло, с одной стороны, но с другой — давало разгул для фантазии и собственных мыслей. У задач не было единственно верного алгоритма решения, и практически в каждой заданную неизвестную можно было найти несколькими путями. Однако мысли почему-то никак не желали отрываться от Тобио и обещании сходить в кино на премьеру нового фильма по Дораэмону и сообщении от Тендо, в котором была весьма интересная информация по новому заказу. Если он согласится и всё пройдёт гладко — заплатят больше, чем он обычно получал. Это, определённо, манило. Однако. Заказчик находился в соседней префектуре и, если он (Тоору) согласится, ему придётся садиться на поезд и он совершенно точно не успеет вернуться к концу дня, так как билетов на те сутки просто не было. Всем вдруг очень понадобилось в Токио. Ойкава раздражённо фыркнул и выпустил карандаш из рук. Тот с лёгким стуком упал на парту, покатился к краю и почти свалился на пол, но был остановлен рукой Тоору. Молодой человек не любил нагибаться чтобы поднять упавшие вещи, а потому старался не допускать подобных неприятностей. И всё-таки, что ему делать? Упустить такой шанс было никак нельзя, но и сына оставить было не на кого: сестра со своим муженьком и Такеру улетела на Окинаву, а родители проживали аж в Мияги и приглашать их к себе следовало хотя бы за пару суток до планируемого отъезда, чтобы они могли отменить назначенные встречи и дела и купить билеты. Да и реакцию Тобио на бабушку с дедушкой Тоору не мог предугадать. Малыш виделся с его родителями не часто и вполне мог подзабыть, кто эти люди и почему они будут с ним вместо отца. В спину ткнули чем-то острым, и Тоору едва сдержал гневный вскрик. Такое позволить себе мог только один человек из его круга знакомых, и Ойкава вдруг захотел хорошенько вмазать себе за недальновидность. Ну конечно! Ива-чан! Как он сразу не подумал? Друг с его сыном ладил, всегда умудрялся находить нужные слова или придумывал всевозможные игры, чтобы малыш Тобио отвлёкся от грустных мыслей и начал улыбаться. А ещё он любил рассказывать мелкому об их с Тоору детстве, и Ойкава-старший знал, как сильно ребёнок любил эти байки. Фантазия у Иваизуми всегда была на высоте — пусть по его виду и не скажешь — и самые заурядные события из их жизни порой обрастали такими фантастическими подробностями, что Тоору всерьёз предлагал Хаджиме писать книги. Друг лишь отмахивался, ворчал, что «не его это» и отвешивал привычный подзатыльник, если Ойкава начинать городить чушь, пытаясь доказать обратное. — Дуракава, уснул там что ли? Недовольный шёпот сзади вернул Тоору из мира мыслей на грешную землю. — Ива-чан, мне жуть как нужна твоя помощь, — осторожно, чтобы не заметил снующий взад-вперёд преподаватель, молодой человек отклонился на стуле к задней парте, за которой сидел Хаджиме. — Да это я уже понял, Придуркава. — друг совершенно не удивился и сложил руки на груди, перед этим сунув лист с ответами на край парты. — Только не пиши один в один — убью. Тоору не растерялся и схватил лист, уверенно положив его под низ своего задания. Бумага была тонкая, и, если хорошо нажать — можно было скопировать ответы. — Спасибо, конечно, но я не об этом. — …Мерзикава. — Хватит коверкать моё имя! — Мерзкий Ойкава. — И перефразировать не надо! Тоору отвлёкся от перебранки, решив, что написание теста всё же важнее. Быстрым отточенным движением начертив на своём листе таблицу для определения денежного потока, Тоору принялся щелкать на калькуляторе, подсчитывая необходимые значения. У преподавателя была странная привычка просто менять цифры в абсолютно идентичных заданиях, поэтому просто списать у друга было нельзя — старик не скупился потратить несколько часов на создание двадцати двух вариантов и сразу бы заметил две одинаковые работы. Цифры получались красивыми, быстро заполняли в таблице свои места, и Ойкава уже почти досчитал последнее и самое долгое значение, когда палец соскочил и вместо кнопки «разделить» ткнул в «помножить». — Ойкава-кун, всё в порядке? — Преподаватель встревожено повернулся к взвывшему от досады студенту, к огромному облегчению парня за первой партой, который пытался списать с телефона. — Кнопочкой ошибся. Тоору поднял на преподавателя жалобные глаза. Он всегда был королевой драмы и умудрялся всех вокруг (за редчайшими исключениями) настроить под себя. Чаще всего «выплывал» при провалах он именно из-за этой своей способности и ничуть не стыдился признаваться в этом в открытую. Сколько раз получал за это от разъярённого Иваизуми — не сосчитать, но Тоору не был бы собой, если бы прекратил подобные манипуляции. Вот и теперь, видя его осунувшееся лицо, преподаватель пошёл на уступки. — Много досчитать оставалось? — Последнее действие. — Тогда оставь как есть и просто пометь, что не досчитал из-за ошибки калькулятора. В ответе можешь написать своё мнение относительно задачи и каким должен быть ответ при том или ином значении. — Понял. Спасибо! — Тоору поднял ладонь на уровень уха, показывая, что ответ его более чем устроил. — Подлиза. — тихо, чтобы слышал только Ойкава, пробубнил Иваизуми, на что получил ответ «Сам такой» в том же тоне. Хаджиме усмехнулся, закатывая глаза. Подобные стычки с Тоору были у него с самого детства, с их первого дня знакомства, и давно стали такими родными и привычными, что без них, без этих стычек и взаимных подколов, всё казалось не так. Ойкава наверняка испытывал то же самое, потому как вечно давал Иваизуми поводы если не врезать, то хотя бы обозвать. Первое время одноклассники и одногруппники искренне считали, что они враждуют, а потом поняли, что это просто привычка такая. Их вряд ли можно было разделить, про таких друзей обычно говорят «не разлей вода». Хаджиме подпёр подбородок ладонью, устремив взгляд на часы. Стрелки медленно двигались к концу часа, и для написавшего — ну, как написавшего, почти всё сдувшего из Интернета — контрольную парня это было и не хорошо, и не плохо. С одной стороны, жаль попусту тратить время, с другой — можно с чистой совестью сложить руки на парте и подремать эти двадцать минут. Подумав совсем немного, Иваизуми выбрал второй вариант и, хрустнув позвонками, растянулся на парте, закрыв глаза. Тоору, осторожно повернувшись и поняв, что друг решил отдохнуть, быстро сунул на его парту бланк с решением и, немного замешкавшись, всё же достал мобильник, включив фронтальную камеру. Преподаватель как раз смотрел в окно, поэтому селфи Ойкавы осталось без внимания старика. Заметившие выходку одногруппники ухмыльнулись, понимая, что скоро в беседе группы появится очередное фото, после выкладки которого Ойкава, скорее всего, будет некоторое время бегать от разъярённого Иваизуми. Впрочем, к отношениям этой парочки все уже привыкли и мешать им прикалываться друг над другом никто не собирался. Конец пары стал самым радостным событием, ведь теперь настала большая перемена и можно было сходить пообедать, отвлечься от учебных забот и поныть на жизнь, но только немного, а иначе нехило «прилетит» от Иваизуми. Хаджиме привычка Тоору жаловаться и жалеть себя порой выводила, и он отвешивал другу парочку ощутимых пинков. Ойкава скинул конспект и единственную ручку в сумку и почти вылетел из аудитории, точно зная, что Иваизуми не задержится и последует за ним. Согласно четырёхлетнему опыту учебы в универе, одно Тоору усвоил на все четыреста процентов: если хочешь поесть в нормальном темпе, а потом еще и немного посидеть, бездельничая, лететь на первый этаж нужно быстро, не оборачиваясь на случайно сбитых людей и не стесняться работать локтями на входе в столовую. Если во время пар, сессии и других жизненных трудностях студенты роднились и помогали друг другу, то в столовой это правило не действовало и каждый был сам за себя. Друзья становились врагами и могли сцепиться за последнюю порцию карри, булочку с повидлом или ещё что-нибудь. Мало кому удавалось прийти к компромиссу, и Тоору искренне радовался, что их с Иваизуми дружба прошла это испытание без единой трещины. Ну, почти без единой, ибо одна стычка всё же была — единственный оставшийся мисо-суп со свининой уступать не хотелось никому. В итоге заветная порция досталась какому-то левому чуваку по причине того что продавщица устала слушать их перебранку. Тоору сжал зубы, вспомнив тот противный момент. Это было несправедливо. Абсолютно. Столовая встретила на удивление небольшим количеством человек, и Тоору даже захотелось проверить время, убедиться, что всё верно и сейчас действительно большая перемена, когда надобность в этом отпала сама собой. Топот спешащих на водопой слонов могли сымитировать только голодные студенты, впереди которых, словно гордый предводитель, нёсся Иваизуми Хаджиме. — Придуркава, занимай! Тоору не нужно было повторять дважды и, когда друг достиг прилавка, он уже стоял пятым в очереди, старательно держась за стойку, чтобы ненароком не снесло от вмиг заполнивших столовую тел. Продавщица довольно, даже в некотором роде хищно улыбнулась, перевернула табличку на сторону «открыто» и поспешила выдать первому клиенту заказ, крикнув своей коллеге поторапливаться и идти помогать. Худенькая молодая девушка выскочила за прилавок немного взъерошенная, неловко пригладила образовавшуюся на переднике складку, поправила чепчик. «Новенькая», — определил Ойкава, прокрутив в памяти лица всех знакомых продавщиц, но так и не вспомнив эту. Немного подавшись вперёд, молодой человек прищурился, пытаясь разглядеть имя на бэйдже. И как он умудрился забыть надеть линзы? К счастью, слепым без средства для коррекции зрения он не был и нужные символы всё же были расшифрованы мозгом. — «Аюми-чан, значит». Переглянувшись с Хаджиме, Тоору слегка кивнул в сторону девушки, и друг устало закатил глаза. Заигрывания Ойкавы с каждой представительницей женского пола порядком доставали Иваизуми, и тот старался ретироваться до того как друг начнёт дурить голову очередной пассии. К сожалению, в столовой это бы означало отказ от своей очереди и, соответственно, от вкусного обеда, а поступиться с запросами желудка в угоду душевной гармонии парень пока не был готов. Поэтому поспешно отвернулся, сделав вид, что никак не может выбрать между овсяным пудингом и шоколадным десертом. Впрочем, в этот раз он не собирался отказывать себе в сладком и это действительно был тяжёлый выбор. — Ух ты, какая красавица у нас появилась! Мне, пожалуйста… Хаджиме сдержал порыв отвесить другу подзатыльник. Неужели этот балбес не видел, как смутилась девчонка? И всё равно продолжал нести свой бред. С другой стороны — парень задумался — скорее всего, именно на такую реакцию и рассчитывал этот казанова. Если девушка покраснела или смутилась (а тут случилось и то, и другое), то это знак, что всё делаешь верно и она уже настроена к тебе благосклонно. Хаджиме закатил глаза, понимая, что Ойкава начал свою любимую партию: задурить мозги, врезаться в память, а потом, спустя пару дней, внезапно пригласить на свидание. Этот метод работал практически безотказно, исключения составляли только девушки, уже нашедшие свою половинку. Да и те порой сдавались под натиском Ойкавы. — Плати уже и дай поесть нормальным людям. — на третьей минуте бессмысленной болтовни Хаджиме всё же не выдержал и пнул друга коленом в бедро. Тоору обиженно пробубнил что-то нечленораздельное, но благоразумно достал карточку. Голодный Хаджиме — дважды злой Хаджиме. Эту простую истину Ойкава усвоил слишком хорошо, чтобы перечить другу в текущем положении. — Было приятно познакомиться, Аюми-чан. — почти пропев имя девушки махнул рукой Тоору, взяв поднос с едой и направившись на поиск свободных мест. Студенты в принципе народ хитрый и изворотливый, но то что те, кто еще минуту назад толпился в очереди, успели сбегать к столам, занять место и вернуться, несколько разозлил Ойкаву. Солидарностью тут и не пахло. Пройдя чуть дальше, изрядно повертев головой и уже почти отчаявшись, Тоору наконец нашёл свободный столик и разве что не рванул к нему — расплескать мисо-суп не хотелось. Поднос он опустил весьма вовремя — хмурый Хаджиме появился сзади именно в тот момент. «Благодарю», — Тоору поднял благодарный взгляд в потолок, радуясь, что в этот раз сумел избежать лекции. — Ты настоящий засранец, знаешь? Иваизуми опустил поднос на стол и отодвинул стул, присаживаясь. — Ну хватит, а? — Ойкава надул губы, попутно складывая руки в молитве, — подумаешь, с девчонкой познакомился. В первый раз, что ли? — В том то и дело, что не в первый! Лезешь к каждой симпатичной девчонке. Раздражает. — Ива-чан, завидуешь что ли? Или ревнуешь? — карие глаза Тоору довольно прищурились, — не переживай, ты мне дороже всех их вместе взятых! — Я те ща врежу. — П-понял… Ойкава вмиг успокоился, подняв руки в капитулирующем жесте. И почему друг совсем не понимал шуток? Следующие три минуты прошли в тишине, прерываемой лишь ударами ложки о тарелку да щелкнувшими, готовыми к использованию, палочками. — Ива-чан, Тобио нужна твоя помощь. Очень. — Лис. — Грубо, Ива-чан! — Всё равно лис, — невозмутимо продолжил Хаджиме и, проглотив последнюю ложку, вопросительно уставился на Ойкаву: — Так что у тебя стряслось? Тоору мысленно сжал кулак в победном жесте. Иваизуми всегда сменял гнев на милость, стоило завести речь о ребёнке. И Ойкава-старший порой бессовестно этим пользовался. — Мне предложили сняться в какой-то дурацкой рекламе, но зарплата зацепила, и не хочу терять место. — И? — Это в соседней префектуре, на полтора дня. Без понятия, чего не два, но как сказали. Сестра смоталась на Окинаву, а родители тупо не успеют. — в глазах Иваизуми блеснуло что-то очень доброе, но прежде чем бросаться с объятиями и говорить, какой у него всё-таки замечательный друг, Тоору хотел убедиться. Молодой человек сложил ладони в молитвенном жесте и сделал самый жалобный взгляд, на какой был способен: — присмотришь за Тобио-тяном? Пожалуйста! — Мелкий не виноват, что у него папаша придурок, так что — не вопрос. — Спаси… Эй! Ива-чан! Как ты можешь оскорблять своего лучшего и чуть ли не единственного друга? Это не только грубо, но и очень некрасиво. — Я всего лишь сказал правду. — Ива-чан! — Идём, перерыв вот-вот окончится, а у нас ещё одна пара впереди. — Иваизуми вытер губы ладонью и лениво поднялся из-за стола. — Должен сказать, я удивлён, что в этот раз ты пришёл без опозданий. Неужели заказов не было? — Были, но мелкие. Удалось быстро всё разгрести. — В отличие от друга, Ойкава аккуратно промокнул губы салфеткой, закинул сумку на плечо. — Ненавижу вторую смену, хотя она и не вторая вовсе, скорее, третья какая-то. Никакой постоянности. Пары у последнего курса действительно начинались когда как, и объяснялось это безобразие банальной нехваткой аудиторий и свободного времени у преподавателей, ведь многим из них приходилось совмещать преподавательскую деятельность с основной работой где-нибудь в фирме или банке. Оттого расписание «плясало» как могло, и если в понедельник занятия начинались с двух дня и заканчивались ближе к вечеру, то в среду — аж в половину шестого и почти до одиннадцати. Поздние пары Ойкава в основном прогуливал, так как банально не мог прийти в университет с сыном: во-первых, мелкому в это время спать надо, во-вторых, всё внимание — и студентов, и преподавателей — будет приковано к нему и, пусть он и любил сиять ярче всех, но на парах предпочитал роль невидимки. Огромное спасибо старосте, что всячески прикрывала его в журнале и перед проверками. Пятница была почти единственным днём, когда Ойкаве не приходилось нестись в сад сломя голову, так как нужно пережить всего три пары, последнюю из которых преподаватель никогда не доводила до конца, отпуская измученных студентов на полчаса раньше. Этого времени как раз хватало, чтобы прийти за сыном в положенное время. Если только на тот день не было заказов и он не застревал на работе. Порой Тоору сам себе удивлялся, как он вообще умудряется и работать, и учиться, и ещё сына воспитывать. Конечно, сестра порой выручала, но основная часть работы была именно на Тоору. После сытного ужина подниматься пешком на пятый этаж с крутой лестницей казалось изощрённой пыткой, но студенты, постоянно останавливаясь чтобы отдышаться, героически преодолевали этот барьер на пути к знаниям. Или просто потому, что за прогулы могли отчислить, а заплатить за диплом пришлось немало. Студенты переступили порог последнего этажа и, почувствовав небольшой прилив сил оттого что они «это сделали», более бодро прошли к пятьсот третьей аудитории, сразу за которой виднелась аудитория с номером пятьсот десять и далее по порядку. Где искать недостающие семь никто из четверокурсников не знал, но все предполагали, что, возможно, они находятся в соседнем здании через курилку. Будущим экономистам приходилось заходить туда лишь раз — когда настало время идти узнавать результаты экзамена по эконометрике — самому нелюбимому предмету Ойкавы. Преподаватель тогда захотела увидеть каждого, а не только старосту, поэтому в узеньком коридорчике два с половиной часа было не протолкнуться. — Привет, кого не видел. Тоору поднял сжатый кулак на уровень глаз, поднимаясь по широкой деревянной лестнице и занимая место за одним из верхних рядов. Иваизуми устало плюхнулся рядом, почти сразу сложив руки на парте и уткнувшись в них носом. Сумка заняла почётное место прямо на парте, успешно скрывая своего хозяина от людских глаз. — Вот бы она не пришла, м? — Много хочешь, — отозвался Хаджиме, так и не изменив позы, — но, думаю, все были бы счастливы. — Может попросить старосту набрать ей? — Не выйдет, — девушка с невероятно длинными, доходящими почти до голеней волосами услышала предложение одногруппника и обернулась. Золотистый обруч блеснул в свете лампы, и в тот момент как-то сразу стало понятно, насколько она устала. Лицо побледнело, под глазами появились мешки — Мина Якума явно не спала нормально последние пару ночей, и Тоору отстранённо подумал, как же нелегко быть старостой: привязан к дурацкому журналу, вынужден посещать все пары, отчитываться перед методистом и прикрывать нерадивых одногруппников, рискуя самой получить выговор. — Сенсей звонила мне и сказала, что чуть опоздает, но придет. Она что-то сообщить хочет. — Облом. — недовольно выдохнул Тоору. — Ну, как есть. — Мина стукнула по то и дело норовившему сложиться сидению, фиксируя, и поставила на него сумку. Журнал привычно лежал на краю соседнего места, девушка не спешила его открывать. Несмотря на непродолжительность последней пары, сам предмет был довольно нудным, а так как дремать, как остальным одногруппникам ей было нельзя в силу своего положения — почему-то все преподаватели считали, что она горит желанием учиться сутки напролёт и вечно смотрели в её сторону — заполнение журнала здорово помогало отвлечься и не зевать. Ойкава потёр глаза, смахнул со лба чёлку и, рассудив, что за десять минут форы можно подремать, скопировал положения одногруппников. Атмосфера общей сонливости воздействовала и на него. Заветные странные образы, линии, круги, какие-то обрывки фраз, слов и чего-то ещё — всё смешалось воедино, и Ойкава сам не заметил, как перестал обращать внимание на реальный мир. Блаженная тишина прервалась хлопком двери, извещающем о приходе преподавателя. Студенты недовольно заворчали, принимая сидячее ровное положение и приветствуя вошедшую женщину.***
Привычка подстраиваться под шаг друг друга здорово выручала Ойкаву и Иваизуми, и друзья почти всегда шли нога в ногу. Без отставаний и опережений. Детский сад показался за следующим поворотом, и Хаджиме подумал, что уже достаточно давно не приходил сюда. С Тобио он виделся часто — в основном на спортивной площадке, где малыш гулял с Тоору, но порой он или Ойкава заходили друг к другу в гости, и тогда Хаджиме мог смело забывать обо всех насущных делах — маленький воронёнок, как порой называл сына Тоору — всецело завладевал его вниманием и не желал отвлекаться даже на зов родителя. Иваизуми прищурился, вдруг осознав, что друг вполне мог его развести. Конечно, он в любом случае помог бы, но… — Тобио знает? — Нет, конечно! Я сам вчера поздно вечером узнал, у меня было полчаса на раздумья. — То есть, когда ты просил меня посидеть с мелким, то уже дал согласие? — Ива-чан, ну разумеется. Ой, — Ойкава поспешно прикрыл рот ладонью, но было уже поздно. Правда просочилась наружу. Не то чтобы оно было критично — Хаджиме действительно был лучшим другом — но схлопотать по голове вполне можно было. Тоору поспешил реабилитироваться в глазах друга: — Ива-чан, у меня не было выбора! Станешь работать как я — поймёшь. Последнее утверждение явно было лишним, так как Хаджиме вмиг разозлился. — Да ни в жизнь! Я не собираюсь выделываться перед объективами камер, а потом лицезреть себя в идиотских журналах. — Просто ты не фотогеничен. Ай! — Тоору картинно схватился за пострадавший затылок и надувшись посмотрел на друга: — это было жестоко, Ива-чан. — Не сдохнешь. — Изверг. — Чё? — Н-нет, ничего! Тоору на всякий случай отошёл от друга, всё ещё потирая уже не болевшее место. До детского сада осталось рукой подать, и молодые люди непроизвольно ускорились.