Черничный цветок

      — Арабская но-о-о-очь!       — Ох, заглохни.       — Волшебный восто-о-о-ок!       — Заткнись, кому сказал?!       Тяжёлый кулак с силой врезался Тоору промеж лопаток, и тот жалобно пискнул. Скорчив обиженную рожицу, попытался достать руками пострадавшее место.       — Ива-чан, я говорил, что ты изверг? — просто поинтересовался Ойкава, безуспешно пытаясь потереть пострадавшую спину. Хаджиме в ответ лишь улыбнулся, и этому оскалу мог позавидовать демон преисподней. Тоору вздрогнул и поспешно отвернулся. Злить лучшего друга ещё больше было бы чудовищной ошибкой. Вообще ошибкой было уже то, что он решился посмотреть парочку серий о приключениях Алладина в присутствии лучшего друга.       Обстановку разрядил Тобио. Мелкий прошлёпал босыми ножками по ковру, таща за собой огромную, ростом даже больше него самого, плюшевую ворону. От подарка отца он был в восторге, и Тоору не раз похвалил себя догадливость взять оба размера игрушки. Большая, к слову, заняла роль личного кресла-качалки ребёнка, и у Ойкавы-старшего были большие сомнения, что ворона долго продержится в вертикальном положении: ползал и прыгал по ней Тобио со свойственным каждому ребёнку восторгом и упорством.       Ловко взобравшись на диван ко взрослым, мальчик попытался поднять наверх и своего нового друга, но сил явно не хватало. Ни в коем случае не собираясь сдаваться, Тобио упорно тянул игрушку за собой, зажмурившись и высунув кончик язычка от усердия. Тоору на потуги сына ласково улыбнулся и незаметно поддел ворону носком, подталкивая. Тобио, по-прежнему тянувший изо всех сил, упал на диван на спину и сдавленно пискнул, когда ворона навалилась сверху. Впрочем, замешательство юного Ойкавы продлилось недолго и, выбравшись, мальчик засиял от радости: получилось!         — Какой ты у меня силач.       Тобио с гордостью посмотрел на отца:       — Я сам затастил!       — Знаю, — Тоору кивнул сам себе, хваля за проделанную работу, — потому и сказал, что ты силач.       Мальчик улыбнулся ещё шире и прильнул к родительскому боку, зарывшись макушкой в футболку с изображением рожицы пришельца. Тоору растрепал сыну волосы, извернувшись, чмокнул в лоб и показал язык наблюдавшему за всем Хаджиме. Иваизуми сложил руки на груди и картинно закатил глаза.       — Мятик хотел посмотлеть мультики и я его привёл, — Тобио, неосознанно подражая жестам отца, погладил игрушку по чёрным волосам.       — Ты назвал ворону Мячиком? — удивлённо спросил Хаджиме.       — Она круглая, — лаконично отозвался Тоору, опережая сына с его заумными объяснениями. Мелкий согласно кивнул.       Хаджиме моргнул раз, другой, а потом фыркнул, неудачно пытаясь сдержать смех, и махнул рукой. Логику одного Ойкавы мог понять только другой Ойкава. Молодой человек потёр веки и немного устало поплёлся в сторону кухни, успев услышать, как за почти закрывшейся дверью раздалось восторженное: «Открывайся, сезам!» в исполнении отца и сына.       Хаджиме вздохнул.       Вообще-то он не собирался переться к Тоору в воскресенье, планируя заняться чем-нибудь действительно нужным и полезным вроде подготовки к приближающейся контрольной макроэкономике, уборки дома или похода на свидание. Правда, для последнего нужно было набраться мужества и сказать старосте о своих чувствах, а Хаджиме не был уверен, что в решающий момент не растеряется и не сморозит какую-нибудь глупость. Это у Тоору получалось «клеить» девчонок даже жуя бутерброд и не особо заботясь, что с волос и лица после тренировки стекали ручьи пота, а вот Хаджиме так не мог. Во время такого важного момента как признание всё должно было быть идеально: начиная от выбранного времени и заканчивая надетыми под туфли носками. А ещё следовало заранее составить речь и попытаться учесть все возможные развития событий. Все нюансы.       Ещё раз вздохнув, молодой человек поставил на плиту чайник и полез в холодильник, надеясь найти там хоть что-то съестное. Глаза пробежались по дюжине баночек с детским питанием различных вкусов, упаковке черничного пудинга, пары сосисок и одиноко стоящей кастрюле с макаронами. В углу нижней полки обнаружилась банка заварного рамена. Поскрежетав зубами в приступе бессильной злобы, Иваизуми захлопнул холодильник, чтобы в следующий момент распахнуть дверцу морозилки. Среди плотно утрамбованных пакетов с замороженными ягодами и ещё чем-то, похожим на варенье, обнаружилось две пачки пельменей.       «С голоду не сдохну», — облегчённо улыбнулся Хаджиме, но почти сразу поник: насколько он успел заметить, ни сметаны, ни кетчупа в холодильнике Тоору не наблюдалось. Только майонез со вкусом чеснока. А лопать пельмени с майонезом — то ещё извращение. По крайней мере, по мнению самого Хаджиме.       Тем не менее, выбора как такового у него не было.

***

      — …Вперёд, ковёр-самолё-о-о-от!       Недовольный и немного унылый Иваизуми вернулся в гостиную как раз в тот момент, когда Тоору допевал очередную песенку из Алладина, стоя почему-то на быльце дивана, раскинув руки в стороны и успешно балансируя на одной ноге. Тобио смотрел на выкрутасы отца восхищёнными глазами и медленно хлопал в ладоши. С секунду посмотрев на друга недоуменным взглядом, Хаджиме быстро вернулся к состоянию лёгкого раздражения.       — Вместо того чтобы выть, прочитал бы главу по макре или в магаз сходил: у тебя в холодильнике мышь скоро повесится.       — Ива-чан! — Тоору соскочил с дивана на пол, — Ты не можешь указывать что мне держать в моём холодильнике! И я пою, а не вою. Это грубо!       Наигранное возмущение стремительно оставило Ойкаву-старшего, стоило тому наткнуться на выразительный взгляд друга. Воистину, если бы взглядом можно было убивать, человек по имени Ойкава Тоору перестал бы существовать ещё лет пятнадцать назад.       Определённо.       На всякий случай подняв руки в жесте «сдаюсь», Тоору отошёл от друга, закрыв собой сына. Хаджиме, наблюдая за его телодвижениями, раздражённо закатил глаза: он порой бывал слишком строг с Тоору, но никогда ведь не трогал Тобио. Так чего этот придурок-папаша устраивает цирк? Однако выяснять отношения в присутствии мелкого было бы ошибкой, потому Иваизуми терпеливо сжимал зубы и кулаки, убеждая себя, что ребёнок избиение родителя не одобрит, а значит, начнёт его (Хаджиме) сторониться. Такого исхода он совершенно точно не хотел, а потому держался. На это потребовалось много силы воли, но в итоге он справился.       — Идём есть, я пельмени отварил. — - Нахмурившись, буркнул Иваизуми, отворачиваясь от Ойкавы, а потому не замечая его наигранно-облегчённого взгляда и приложенной в область сердца руки.       — Уже идём, Ива-чан! — Весело отозвался Тоору.       Перекатившись с пятки на носок, подмигнул сыну и протянул руку, придерживая закрывающуюся дверь. Тобио забавно надул щёчки в предвкушении, кивнул и потянул с дивана игрушку. Ворона по имени Мячик сопротивлялась недолго.       Тоору фыркнул, неудачно пытаясь замаскировать смех, когда игрушка повалилась вниз, увлекая на пол и старательно тянувшего её сына. Тобио шлёпнулся на попу, не удержался и полностью растянулся на ковре. На мгновение мелькнувшее во взгляде синих глаз удивление сменилось недовольством. Ребёнок нахмурился, пнул ворону кулачком и поспешно выбрался из-под тяжёлой, в общем-то, игрушки, по-отцовски отряхнув с кофточки пылинки. Тут уж Тоору не сдержался и засмеялся в голос.       — Боже, Тобио-тян, как же ты похож на своего папу!       Малыш восторга родителя не оценил, будучи явно оскорблённым его смехом вместо так ожидаемого сочувствия. Надувшись, всем свои видом показывая, что обиделся, Тобио вышел из гостиной, гордо задрав нос и сложив ручки на груди. Правда, долго шагать не глядя под ноги побоялся, а потому Тоору пришлось старательно надувать щёки, чтобы не рассмеяться снова, глядя как его ребёнок поминутно задирает и опускает голову в попытках и собственное достоинство сохранить, и не грохнуться на пол, о что-нибудь запнувшись.       Иваизуми старательно выуживал шумовкой наиболее красивые пельмени, аккуратно складывая в детскую тарелочку с рисунком цветастых волейбольных мячиков. Где его пришибленный дружок вообще нашёл тарелку с подобным принтом Хаджиме не знал, но Тобио явно был в восторге. Этот ребёнок был полной копией отца. Особенно, когда дело касалось волейбола.       Дикий хохот Тоору и чуть слышное, обиженное хмыканье Тобио отвлекли Хаджиме от растасовки оставшихся — некрасивых — пельменей по «взрослым» тарелкам. Цыкнув, отложив шумовку и вытерев руки о передник, Иваизуми уже был готов идти давать втык лучшему другу, когда в кухню вошёл Тобио. Ребёнок являл собой уменьшенную версию своего отца, во всяком случае в плане поведения. Та же мимика, те же жесты и даже взгляд тот же. Взгляд обиженного Его Величества, которому вместо конфет подсунули капусту брокколи. Хаджиме до крови закусил внутреннюю часть щеки.       Смеяться было строго запрещено.       Боль несколько отрезвила. Иваизуми криво улыбнулся прошествовавшему к столу ребёнку, рефлекторно выставил руку, когда тот чуть покачнулся, взбираясь на высокий стул.       — Осторожно.       — Да-а-а! — Звонко протянул Тобио, позабыв про свою обиду на отца сразу как увидел дымящуюся тарелку. Смешно принюхавшись, взял в кулачок вилку, несколько раз проткнул мягкое тесто, распарывая и выпуская наружу мясную начинку. — Пилимени!       — И не просто, а с сыром! — торжественно заключил подошедший Тоору, привычным жестом надевая на сына детский передничек. Малыш недовольно скривил губы, но не пытался стянуть мешающуюся тряпку.       — С каким ещё сыром? — не понял Хаджиме.       В ответ Тоору смерил его снисходительным взглядом, достал из мусорного пакета упаковку и ткнул в нарисованный кусок сыра и соответствующую надпись. Хаджиме застонал. Он предпочитал мясо без всяких сомнительных добавок, кои производители вполне могли выдать за сыр. После всевозможных блюд из тофу, настолько похожих (внешне!) на сделанные из настоящих продуктов он уже ничему бы не удивился. Наверное.       В любом случае, урчащий желудок не собирался отказываться от пельменей только из-за добавленного к мясу сыра. Это даже могло быть вполне вкусно. Махнув рукой на невинное хлопанье ресницами со стороны Тоору, Хаджиме повернул кран газа, выключая, и хлопнул в ладони.       — В любом случае, приятного всем нам аппетита.       — Аппетита! — радостно подхватил Тобио.       — Приятного, — кивнул Тоору.       Хаджиме решительно вооружился вилкой, предварительно вылив в тарелку полтюбика майонеза. Тоору смерил его недовольным взглядом и поджав губы, но промолчал. Потом аккуратно забрал наполовину опустевший тюбик, поднялся, достал из шкафчика маленькую неглубокую мисочку и выдавил в неё часть оставшегося содержимого. Заметив заинтересованный взгляд сына, хлопнул себя по лбу и быстро долил ребёнку черпак бульона.       — Воронёнок предпочитает пельмешки с бульоном, — пояснил он Хаджиме.       — Так вкуснее!       — Знаю, сынок.       Тоору потрепал ребёнка по макушке. Аккуратно наколол пельмень на вилку, обмакнул в тарелочке с майонезом и быстро отправил в рот, пока сын не успел разделаться со своим обедом. У Тобио была весьма практичная, но в то же время затратная, с точки зрения Тоору, привычка съедать от пельменей только мясо, а «домики» великодушно отдавать на доедание отцу. А поскольку разворошить все «домики» и достать начинки было для ребёнка делом пяти минут, Тоору приходилось оперативно работать челюстями, чтобы успеть съесть хотя бы половину собственной порции.       Сын всегда кушал очень хорошо.       Впрочем, в этот раз Тоору был не один.       Хаджиме старательно поглощал обед чтобы заметить странную привычку мелкого, поэтому для него стало удивлением, когда рукав его рубашки настойчиво потянули, а после — ни на что не намекая — указали детской вилочкой на выползшее из одного пельменя мясо. Синие глаза смотрели слишком выразительно, чтобы даже попытаться противиться и, прежде чем Хаджиме успел осознать, что делает, отдал ребёнку просимое.       Мясо исчезло с один присест, и в тарелку Иваизуми стремительно накидали тестовые «домики». Благодарность, — понял Хаджиме и натянул на лицо счастливую улыбку. Во всяком случае, он надеялся, что выглядела та именно так. Только желудок заурчал, недовольный, что у него так бесцеремонно отобрали источник белка и взамен подсунули углеводы.       — Спасибо, Ива-чан!       — А?       Хаджиме искривил бровь, вопросительно посмотрев на друга. Тот улыбался во весь рот и разве что не сиял.       — Обычно Тобио-тян отжимает мясцо у меня, но в этот раз ты меня просто спас! Пожертвовать своим обедом ради другого — я всегда знал, что ты не на словах мой лучший друг… Ай, за что?!       — Раздражаешь, — буркнул Хаджиме.       С невозмутимым видом продолжив поедать то, что когда-то гордо именовалось пельменями, Иваизуми старательно делал вид, что не замечает надувшегося Тоору, демонстративно прижавшего руки ко лбу и покачивающего на стуле взад-вперёд. Этот парень умел притворяться, но Иваизуми был уверен, что даже синяка не останется. Щелбан был довольно слабый.       Остаток обеда прошёл в относительной тишине, прервавшейся когда Тоору объявил, что настало время десерта. Хаджиме привычно закатил глаза, а Тобио, ещё секунду назад поглаживающий свой животик в знак того что наелся до отвала, вмиг оживился. Для сладкого место было всегда, а уж для черничного пудинга и подавно. Задрыгав ножками в нетерпении, ребёнок замолотил вилкой по столу. Тоору поставил перед сыном тарелку с лакомством, снял с плиты вновь закипевший чайник и привычным жестом сделал две чашки какао для себя и Тобио, и одну — для Иваизуми — с чаем. Друг просто обожал зелёный сорт с кусочками земляники и это было главной, пожалуй, причиной, почему заветный пакетик до сих пор занимал место в кухонном шкафчике.       Подвинув к середине стола корзиночку с овсяным печеньем, Тоору взял штучку, макнул в свою чашку и с явным удовольствием принялся поглощать размякшую сладость. Иваизуми издевательств друга над едой не оценил и вгрызся в своё печенье так, что на треск обернулся даже поглощённый пудингом Тобио. Мимика малыша была настолько выразительной, что Хаджиме почувствовал острый приступ смеха: столь удивлённой мордашки у мелкого он ещё не видел. Ойкава-старший полностью разделил реакцию друга, но вместо того чтобы давиться воздухом в попытке остановить кашель, потянулся за смартфоном.       Щелчок затвора мобильной камеры вернул Тобио в реальность, после чего тот с новой скоростью принялся за поедание пудинга. Хаджиме тоже сумел справиться с кашлем и начал осторожно, маленькими глотками пить чай, пытаясь успокоить саднившее горло. Тоору оказался единственным, кого пища, казалось, перестала интересовать. Он пялился в экран смартфона, внимательно разглядывая сделанную фотографию, то приближая её, то вновь отдаляя. Наконец на его лице проступила самодовольная улыбка:       — Придумал, Ива-чан!       Иваизуми смерил его убийственным взглядом, но нашёл в себе силы ответить.       — Что?       — Создам Тобио-тяну собственную страничку в инсте! Буду туда фоточки его разные выкладывать; уверен, много людей оценит, он ведь не только мой сын, но и такой милашка! Особенно, когда дуется. Я даже уже название придумал: как насчёт «Черничный цветок», м? Дети ведь цветы жизни, поэтому цветок, а черника — второе любимое блюдо Тобио-тяна после молока. Интересно и заманчиво. По-моему, звучит!       Хаджиме молча допил свой чай, с лёгким стуком поставил чашку на стол. Идеям Тоору он уже давно не удивлялся, а учитывая его страсть к фото и всевозможным селфи, напрягало скорее то, что подобная идея не возникла в его мозгу много раньше.       — Если в таком сочетании и присутствует логика, то понятна она лишь тебе. И твоим чокнутым фанатам. Что они вообще находят в тебе, а?       — Скучный ты, Ива-чан, — отмахнулся от него Тоору, оставив язвительный вопрос без ответа, и принялся сосредоточенно нажимать электронные клавиши.       Хаджиме тяжело вздохнул и закатил глаза, после чего упёрся ладонью в лоб, искоса наблюдая за другом. Тоору был неисправим. Карие глаза светились восторгом от новой идеи, а расплывшаяся на лице ухмылка точно не предвещала ничего хорошего. Во всяком случае, для нервной системы Иваизуми Хаджиме.       Отстранённо молодой человек подумал, что преподавателям пора уже напомнить выпускникам о первой части диплома: возможно, тогда Ойкава Тоору будет слишком утомлён сбором материала и фотосессиями, чтобы баловаться фотографиями и пересылать все сто пятьдесят штук своему лучшему другу.       Да, надежда была только на диплом.