***
В большом городе Тобио бывал нечасто, только на праздники и свой День рождения. Тогда они ездили в парк аттракционов, покупали целый пакет разных вагаси, какую-нибудь забавную игрушку и очень весело проводили день. Иногда папе на телефон звонили с работы, но он либо не обращал внимания, либо отказывался, возмущаясь, что его хотят «выдернуть в законный выходной». Тобио тогда всегда смеялся, потому что лицо родителя было самое забавное. Мальчик даже пару раз подозревал, что папа специально корчит такие нелепые рожицы, чтобы поднять ему настроение. И голос его в такие моменты становился ещё смешнее, чем мимика. В большом здании школы, которую папа почему-то называл непонятным длинным словом «у-ни-вер-си-тет» — Тобио запомнил! — Тобио не был никогда раньше. Поэтому когда впереди показались огромные ворота с интересными завитушками в виде листочков, возле которых важно расхаживал толстый дядя, немного струсил. Он сам себе показался таким маленьким, что даже понимание, что он в самом деле ещё маленький, нисколько не помогло. Радовало только, что папа был рядом, держал его за руку и выглядел совершенно спокойным. Протянув охраннику пропуск, Тоору улыбнулся, пожелал хорошего дня и, сказав Тобио поздороваться, легонько подтолкнул сына вперёд. Краем глаза Тобио заметил, как толстый дядя ласково ему улыбнулся и помахал ладонью. Теперь он не казался большим и страшным. Пройдя пару шажков и повернувшись, Тобио смущённо улыбнулся и осторожно помахал ладошкой. В ответ мужчина что-то восторженно засюсюкал, но разобрать слов ребёнок уже не смог: хихикнувший на сцену Тоору подхватил сына на руки и быстрым шагом направился внутрь здания. Очередь к гардеробу была длинная, но стараниями пожилой гардеробщицы довольно быстро укорачивалась. Не желая терять время, Тоору стянул с сына куртку и шапку с шарфом, разделся сам и протянул вещи женщине, которая при виде ребёнка мило улыбнулась и, порывшись в карманах униформы, протянула Тобио барбариску. Мальчик осторожно взял гостинец, пролепетал слова благодарности и настороженно посмотрел на папу. Тот ласково взъерошил ему волосы, улыбнулся и кивком дал понять, что он всё сделал правильно. Тобио надул щёчки от гордости и засверкал глазами. — Только не чавкай, хорошо? — попросил Тоору, разворачивая обёртку конфеты. — Холосо-о, — улыбаясь протянул Тобио, чуть ли не облизываясь в предвкушении. Как и все дети, сладенькое он любил. Сверившись с расписанием по мобильнику, Тоору вновь подхватил сына на руки и направился в сторону лестницы. Аудитория, где обыкновенно проходили пары по эконометрике, была просторной и с выстроенными в ряд столами, что несказанно облегчало написание контрольных и экзаменов, несмотря на бесконечное хождение преподавателей. Универ это вам не школа, тут коллектив куда сплочённее и вместо дурацкого «каждый сам за себя!» действует другой девиз: «выпутаемся из проблем вместе!». Пусть во время обычных перерывов этой сплочённости особо и не наблюдается. Друзья познаются в беде, и Тоору не раз пришлось испытать на собственной шкуре правдивость данного высказывания. У него была отличная группа. Дверь легонько скрипнула, привлекая внимание растянувшихся на партах студентов, ожидавших прихода преподавателя и начала пары. Привыкший к вниманию публики и спокойной реакции одногруппников Тоору впервые почувствовал себя не в своей тарелке, ощутив на себе десятки пар любопытных глаз. Вернее, не на себе, а направленные в их с Тобио сторону. Стоит ли говорить, что интерес студентов вызвал трёхлетний малыш на руках одногруппника, робко осматривающий аудиторию и жмущийся к груди отца. Тоору инстинктивно прикрыл своего ребёнка рукой, слегка пригладил растрёпанную макушку и, задрав подбородок, гордо прошествовал к предпоследнему ряду — чем дальше они будут от доски, тем меньше вероятность, что строгая сенсей заметит их в начале лекции. Лишь бы только мелкий сидел ниже травы и не задавал вопросов на всю аудиторию. Последнее, кстати, было весьма маловероятно, но попытаться стоило. Усадив сына на сиденье и стараясь игнорировать шепотки от женской половины группы, Тоору первым делом разложил на парте игрушки сына, а после — свои учебник и конспект с ручкой. Мимолётно задумавшись, понял, что было ошибкой не прихватить с собой цветные карандаши — Тобио вполне может надоесть играть в игрушки и он захочет заняться художеством. «Ладно, если что — отдам ручку. Главное, что в конспекте много чистых листов». — Тоору махнул рукой и ещё раз приказал сыну сидеть тихо. — Придуркава, ты себе последние мозги отшиб? — Иваизуми Хаджиме появился за спиной лучшего друга внезапно, заставив того чуть ли не подпрыгнуть от неожиданности. — Ива-чан, нельзя же так пугать! — картинно схватился за сердце Тоору. — Тебя же не было, когда мы пришли. — Дядя Ива! — Привет, чудо. — улыбнулся ребёнку Хаджиме и перевёл взгляд на его отца: — Что ты слепой на оба глаза я подозревал давно, но убедился только сейчас. Возмущённое пыхтение друга молодой человек успешно проигнорировал. Невозмутимо поставил сумку на парту, не спеша выложил конспект, ручку, распечатки с лекциями и мобильник. Причём последний тщательно замаскировал за поставленной на ребро тетрадью со всякой ерундой, никак к учёбе не относящейся. Тоору подозревал, что он носит её только для отвода глаз — чем больше макулатуры на парте, тем меньше преподаватели обращают на них внимания, — а также как «бесконечный донор» листов для всей остальной группы. Наведя понятный только ему порядок, Хаджиме снова повернулся к Тоору: — Я махал тебе минуты три, пока ты тащился к лестнице, а я стоял в очереди сдать куртку. — Оу, — Тоору неловко улыбнулся, запустил пятерню в волосы, взъерошивая. Удивительным образом вихрам нисколько не помешало внезапное вмешательство, и они продолжили лежать также красиво и ухоженно, как минуту назад. — Прости, не заметил. — Забей, — махнул рукой Хаджиме, — в любом случае, чего мелкий с тобой, разве он не должен быть в саду? — Мы умудрились поплескаться в луже, пока папа ни о чём не подозревая шёл вперёд, да, Тобио? — Угу, — тряхнул чёлкой ребёнок, совершенно не уловив издёвки в голосе родителя. Маленькие пальчики старательно изучали пружину на конспекте отца, дёргали и пытались вытащить из-под неё листы. Обычно мелкий не рвал тетради, но тут, видимо, в дело вмешался пытливый ум, пытающийся понять, как листы оказались насажены на пружину, если дырочки не позволяли пройти сквозь. Кисло улыбнувшись, Тоору выдрал лист с конца тетради и отдал сыну на изучение, надеясь сохранить остальное в целости. — А поскольку времени переодеваться и возвращаться в садик не было, пришлось бежать прямиком сюда. Надеюсь, сенсей не станет сильно возмущаться. — Тоору испустил тяжкий вздох и опустился на парту. Их преподаватель эконометрики была довольно понимающей женщиной, но страшно не любила, когда во время пары студенты на что-либо отвлекались. Просто кошмар, учитывая, что трёхлетний малыш просто не мог не привлекать внимания. По крайней мере женского — девчонки уже почти свернули шеи от бесконечного оглядывания и Тоору гадал, сколько времени им понадобится чтобы подойти. Те не заставили себя долго ждать. — Здоро́ва, парни! — Мина Якума протиснулась между двух неудобно поставленных стульев, прижав ладони к юбке чтобы не задиралась, и, получив от одногруппинов кивки, перевела взгляд на Тобио. На губах девушки появилась приятная улыбка: — Это твой сын, Тоору? Привет. Малыш неуклюже слез со стульчика, придвинулся ближе к папе и ухватился за его рубашку. Мину его реакция привела в умиление. Девушка поправила прядь выбившихся из-под обруча волос, присела на корточки, оказываясь таким образом на одном уровне с ребёнком, и дружелюбно протянула руку. — Давай знакомиться, меня зовут Якума Мина, я одногру… одноклассница твоего папы. А тебя как зовут? — Тобио… — Тобио вжался лицом в руку отца из-за чего слова его прозвучали смазано и приглушённо. Малыш не был уверен, как реагировать на незнакомую тётю, которая хоть и казалась очень приятной, но была на удивление настойчивой в желании познакомиться. Обычно все тёти что-то восторженно усюсюкали в его сторону первые пару минут после чего заваливали вопросами его папу, но эта не обращала на того никакого внимания, полностью сосредоточившись на нём. Может, потому что они с папой уже были знакомы и она была его од-но-клас-сни-ца? Тобио поднял глаза на родителя, ища подсказки. — Ну же, воронёнок, Мина-чан не кусается. — Тоору улыбнулся, взъерошил волосы сына, силой удержав себя от желания чмокнуть в макушку. — Она моя староста. Помнишь, я говорил про тётю, которая всегда мне помогает? — Да! Она спасла тебя от Юбабы*? На наивный вопрос сына Тоору пришлось до боли закусить щеку, чтобы не рассмеяться в голос. Впрочем, остальные его одногруппники, включая Мину и Хаджиме, не стали сдерживаться. — Ойкава, твоё счастье, что «Статистика» закончилась в прошлом году, — Якума ткнула Тоору в бок, попутно утирая выступившие слёзы и пытаясь отдышаться. До начала пары оставалось всего ничего и было бы не хорошо, приди сенсей и застань студентов в истеричном состоянии. Кисло улыбнувшись, понимая, что староста права и сын такими темпами легко может сдать его всем универским врагам, Тоору поспешил убедить ребёнка, что нужно держать язык за зубами. — Да, сынок, но не стоит говорить о Юбабе и других злодеях здесь — это папин секрет, вспоминать который можно только дома. — О-о. Озадаченно протянул Тобио, нахмурился, о чём-то раздумывая, и быстро закивал, показывая, что всё понял. Линия плеч Тоору слегка расслабилась. Несмотря на всю свою детскую непосредственность, малой был довольно сообразительным и старался не выдавать тайны родителя, если тот заранее просил о том. Дверь в аудиторию хлопнула, отвлекая внимание студентов на вошедшую преподавательницу. Женщина устало кивнула в знак приветствия, повесила куртку на преподавательский стул и включила компьютер, выводя на экран проектора текст лекции. Якума Мина, уже привыкшая к своеобразному ритуалу, протиснулась сквозь парты, поднося преподавателю журнал. Удивительно, но преподаватель эконометрики имела привычку проверять посещаемость не во время практики, как остальные, а именно на лекциях, справедливо полагая, что без базовых понятий как что работает и что значит студент мало что сможет сделать. Тоору затаил дыхание, машинально пригибая голову сына своей рукой к парте, молясь про себя, чтобы преподаватель его не заметила. Вот только сам ребёнок оставаться незамеченным явно не желал — наверняка взыграли отцовские гены — и громко, как это умеют делать только маленькие дети, поинтересовался, почему на огромном телевизоре застыли странные символы и совсем нет мультиков. Тоору зашипел на сына, но повернуть время вспять не мог. — Ойкава! — Да, мэм! Тоору вскочил, вытянувшись по стойке смирно и нервно посмотрел на преподавательницу. То, что у него проблемы он знал, но надеялся максимально оттянуть этот момент. Гнев в глазах преподавателя говорил за себя. — Ойкава, потрудитесь объяснить, что у меня на лекции делает четырёхлетний пацан. — Ему три, мэм, просто высокий — на автомате поправил Тоору и тотчас спохватился: — Это мой сын, Тобио-тян. По дороге в садик он залез в лужу и я никак не мог успеть вернуться домой и потом снова отвести его и ехать сюда. А на ваши пары опаздывать — не-не, я не хочу, мне ещё зачёт сдавать. Обычно он тихий, просто проектора никогда не видел. Он не будет мешать. Преподавательница скептично посмотрела на него поверх линз очков, поджала губы, явно не зная, как поступить. Выгонять студента из-за ребёнка она могла, требовать убрать ребёнка — тем более: здание большое и оставлять в нём малыша одного никак нельзя. Но и насколько «тихими» могут быть дети знала не понаслышке: у самой две девки, которые, слава Небесам, уже заканчивали школу и готовились к поступлению в колледж. К тому же, женская часть группы уже не реагировала на слайды, то и дело поворачиваясь в сторону ребёнка, подмигивая ему и корча забавные рожицы. Лекцию уже можно было считать сорванной. Тем не менее, крохотный шанс ещё оставался. Она вздохнула, собираясь с мыслями, и потёрла средним и указательным пальцем правый висок, как обыкновенно делала, если над чем-то задумывалась. — Я позволю вам остаться на занятии… — Спасибо, мэм! — Не перебивайте, — женщина недовольно нахмурилась и продолжила уже более строгим тоном, привлекая внимание остальных студентов: — можете остаться, при условии, что все — девушки, вас это особо касается– будут внимательно меня слушать. Аудитория загалдела, стараясь максимально чётко донести до преподавателя, что просьба услышана и будет исполнена. Никто не хотел подводить одногруппника и расстраивать малыша, а потому студенты дружно развернулись к доске с проектором и схватились за ручки, готовые конспектировать. Участие проявили даже те товарищи, которые никогда не пытались создать хотя бы видимость работы на паре. Тору был тронут до глубины души. Вот только долго тишина не продлилась: малой начал дёргать за рукав и всячески информировать, что ему скучно. Сначала шёпотом, после — чуть громче. Задний ряд предоставил преимущество в виде более длинной звуковой волны до преподавательского стола, и Тоору сумел убедить сына снова перейти на шёпот прежде чем в его сторону отпустили замечание. — Воронёнок, что такое? Тоору разве что под парту не залез и сына с собой не прихватил, надеясь слиться с интерьером и не привлекать внимание. Жаль только, что мелкий стараний отца будто не замечал. — Хотю лисовать класками. Не каландашом! — последнее слово Тобио произнёс значительно громче, и Тоору скрестил пальцы, молясь, чтобы преподаватель его не услышала. К счастью, та была слишком занята внезапно заглючившим компьютером, зато желание малыша Ойкавы расслышала староста. Покосившись на воюющую с техникой преподавательницу, Якума тихо придвинула к себе сумку и, порывшись в многих отделениях, вытащила пенал с гелевыми цветными ручками. Страсть к рисованию была в этой девушке чуть ли не с рождения, а потому она никогда не покидала дом без канцелярских принадлежностей. Пихнув в бок сидящего за ней парня, Мина жестом показала ему передать пенал Ойкаве и поспешно села прямо, не желая привлекать внимание на миг поднявшей глаза на класс преподавательницы. — Ойкава? Тоору выглянул из-под парты на шёпот одногруппника. — От Якумы. Удивлённо приняв из рук товарища цветастый девичий пенал, Тоору выпрямился и осторожно открыл его, разве что не присвистнув от радости: двадцать пять цветов стержней, да ещё некоторые с блёстками. Это был широкий жест со стороны старосты, учитывая, что она берегла свои ручки как зеницу ока. Встретившись взглядом с девушкой, Тоору одними губами прошептал «спасибо» и получил болючий тычок под рёбра от Иваизуми, когда та зарделась и смущённо кивнула. Смерив друга возмущённым взглядом, Тоору махнул на него рукой и передал цветные ручки сыну, у которого в глазах появились искорки, стоило разглядеть, что ему дают. Рисовать Тобио любил не меньше чем играть в мячик. Вздохнув с облегчением, стоило сыну начать увлечённо калякать ручками по листам, Тоору придвинул тетрадь и начал списывать схему действий с проектора, периодически поглядывая на наручные часы, отсчитывая минуты до конца пары. Сорок пять минут. Тоору с трудом верилось, что с начала пары, переклички и обнаружения преподавателем Тобио прошло аж полчаса, но стрелки наручных часов не могли врать сразу у двух человек, да и экраны смартфонов полностью подтверждали данные своих механических собратьев. И пока эти минуты проходили тихо, Тоору был готов переписать хоть сотню формул и правил, лишь бы сын дотерпел до конца и привлекал внимания. Впрочем, учитывая явную заинтересованность ребёнка бумагой, на такой исход вполне можно было рассчитывать. Тобио впервые так долго корпел над созданием пёстрого шедевра и периодически покусывал кончики ручек, задумчиво смотря вокруг и снова возвращаясь к рисунку. Скосив глаза, Тоору попытался понять, что же там пытается изобразить его кровинушка, но малой, словно почувствовав любопытный взор отца, вдруг закрыл лист рукавами и обиженно нахмурился: — Это сюлплиз! Громкий голос Тобио привлёк внимание преподавательницы, и та недовольно посмотрела на Ойкаву, приспустив очки, но промолчала. Тоору сложил руки в молитвенном жесте и скорчил самую виноватую рожицу, попутно зашипев на ухо Тобио быть потише. Ребёнок театрально прикрыл рот ладошкой — видел, как много раз так делал отец — и усердно закивал. Отбросив зелёный стержень, потянулся к фиолетовому. Тоору коснулся экрана смартфона. Сорок одна минута. И почему время тянется так медленно? Тоору внимательно выслушал указания преподавателя, какой тест лучше определяет значимость ряда, и пририсовал на полях конспекта пирамидку, на верхушке которой виднелся обычный будильник. Нужно выждать ещё тридцать восемь минут — не так уж и много, если подумать. Основная часть лекции прошла. Может, с помощью Небес Тобио побудет паинькой ещё несколько минут и опасность минует? — Тётя, я вас налисовал! «Или нет». — Молодой человек чуть не ударился лбом об парту, стоило сыну на всю аудиторию выкрикнуть свои новости. — Ойкава, я же просила… — преподаватель спустилась с кафедры и быстрым шагом подошла к парте, желая забрать из рук ребёнка пёстрый изрисованный лист. Взглянув на рисунок, женщина изумлённо моргнула и поправила очки. — Кто это? Я?.. — Да! Я сам налисовал! Тобио горделиво выпятил грудь, довольный произведённым эффектом. Он сразу понял, что папа хотел, но не мог подружиться с этой вечно что-то бубнящей под нос тётей и решил помочь. А как заставить взрослого заулыбаться и стать добрым, как не с помощью волшебного рисунка? Суга-сан всегда говорил, что красками можно выразить всё, что не можешь сказать. А Тобио очень хотел сказать этой тёте, что она красивая — потому женщины любят быть красивыми — и добрая, несмотря на злую внешность — потому что нужно быть добрыми. Поэтому он немного переврал в своём рисунке, заменив строгую чёрную одежду красочной, а поскольку лица у него получались не очень правдоподобно, но хотелось, чтобы все узнавали кого он нарисовал, он выделял наиболее заметные черты внешности. У папы это всегда были зачёсанные набок каштановые волосы, улыбка до ушей и волейбольный мяч в руках (иногда белая футболка с зелёной единицей на груди), у дяди Ивы — нахмуренные брови, остроконечные волосы и обязательно широко открытый рот — потому что он часто кричал на папу, себя Тобио изображал обычным маленьким человечком с копной чёрных волос, с мячиком в руках и только рядом с папой, а этой тёте (поскольку не знал, что она любит) постарался сделать правдоподобно длинный нос и старательно прочертил очки, из-за чего изображённое на листе одинокое зелёно-фиолетовое нечто напоминало длинноносое чудище с двумя фингалами под глазами. Мельком увидев творение сына, Тоору пришёл в ужас, но вместе с тем на него напал неудержимый приступ смеха. До крови закусив щеку, впившись ногтями в ладони и умоляюще посмотрев на застывшего в ступоре Иваизуми, Ойкава-старший старательно соображал, как выпутаться из случившейся ситуации. Надежда, что всё обойдётся и преподаватель простит сыну столь опрометчивую выходку разбилась с громким фырканьем одногруппников, увидевших «портрет». Злополучный листок каким-то образом начал гулять по рукам. Дикий ржач — это нельзя было назвать смехом — стремительно пронёсся по аудитории; студенты хватались за животы, утирали выступившие на глаза слёзы и даже не пытались сдержать эмоций в присутствии «натурщицы». Впрочем, сама преподаватель злилась не долго: взвесив все «за» и «против», оценив реакцию отца и сына, а также лучшего друга Ойкавы, женщина пришла к выводу, что мальчишка не стремился её оскорбить и просто хотел порадовать. Шумно выдохнув через нос, она нашла в себе силы погладить ребёнка по голове и похвалить за поделанную работу. Забрав рисунок из рук старосты, женщина вернулась к рабочему месту и перелистнула слайд. На закрывшего лицо руками Ойкаву Тоору принципиально не смотрела. — Всё, ребята, посмеялись и хватит. Продолжим лекцию. — Преподаватель убрала листок с портретом в свою тетрадь с записями и поправила очки, возвращаясь в рабочее состояние: — При выполнении теста ранговой корреляции Спирмена по мере увеличения Х дисперсия случайного члена будет либо расти, либо уменьшаться … Тоору закрыл глаза и лёг на парту, зарывшись правой ладонью в волосы. Ему хотелось провалиться сквозь пол, но толку от этого вряд ли было бы много. Оставалось ждать конца лекции и радоваться, что на эконометрике осталось отсидеть всего четверть часа. Правда, особого энтузиазма это знание не давало: если остальные пары пройдут в таком же стиле, некоторое время ему будет лучше не появляться в стенах родного универа, иначе он просто не сможет спокойно смотреть на своих преподавателей. «Господи, дай мне сил пережить этот день». _____________________________________________ *Юбаба — главный антагонист аниме «Унесённые призраками»***
Толкнув дверь в квартиру, Тоору пропустил вперёд жутко довольного прошедшим днём сына. Мальчонка излучал неподдельное счастье, что-то лепетал и не выпускал из рук красную гелевую ручку, что больше всех пришлась ему по вкусу. Буквально. Увлечённый вначале исключительно разрисовыванием бумаги, вскоре малыш потянул ручку в рот и принялся жадно, словно соску, смоктать. Попытки Тоору забрать «каку» не привели ни к чему за исключением моря слёз и возмущений, а когда он всё же отдал сыну желаемое, тот перестарался с сосанием и густые красные чернила, щедро приправленные блёстками, оказались у него во рту. Чудо, что дитятко не стало глотать неожиданный «сок», а предпочло выплюнуть его на парту… Тоору нервно хихикнул, вспомнив какие лица были у его одногруппников и — особенно — у препода, когда минуту назад чистенький и здоровый ребёнок вдруг превратился в грязное, харкающего кровью чудовище. Слава производителю блёсток ибо в противном случае у пожилого преподавателя проектного финансирования наверняка случился бы инфаркт. Кстати, до конца отмыть стержень от лица не удалось и Тоору был благодарен Небесам, что по пути домой им почти не встретилось прохожих и что работы сегодня не было: блёстки размазались и Тобио напоминал персонажа из «Сумерек», отличаясь от вампира лишь красноватым оттенком кожи. Сумка заняла своё привычное место на ковре в прихожей, ботинки были наскоро отброшены на половую тряпку и Тоору с чувством выполненного долга перед своим организмом, принялся помогать раздеваться сыну. Когда с куртками, шарфами и шапкой было покончено, молодой человек подхватил ребёнка под подмышки и пронёс в ванную, усадив на стиральную машинку. Быстро сполоснув руки, Тоору окинул сына задумчивым взглядом, пытаясь решить, как наиболее эффективно и безболезненно удалить с его лица остатки блёсток и стержня. В итоге остановившись на полотенце и тёплой воде, принялся осторожно тереть детские щёчки. Сначала Тобио сидел тихо и послушно, но по мере того как отец продолжал водить пушистым полотенцем по его лицу и шее начал посмеиваться. А потом и вовсе расхохотался во всю мощь своих маленьких лёгких. — Папа, щекотаться! — Обязательно пощекотимся, черничка, — Тоору высунул кончик языка, пытаясь оттереть последние свидетельства потёкших чернил, — Только сначала приведём тебя в порядок и как следует покушаем. Хорошо? — Ла-а-адно, — великодушно согласился Тобио, слегка растянув гласную. Тоору улыбнулся. Покладистость сынишки не была чем-то удивительным — в большинстве случаев он был довольно послушным, — но молодой человек слишком хорошо знал, насколько капризными и упрямыми могут быть дети (Такеру в своё время слишком хорошо это демонстрировал) и радовался, что сын не спешил уподобляться своим сверстникам. Наконец блёстки поддались тёплой воде и мягкой ткани и покинули лицо ребёнка, полностью перейдя на полотенце. Тобио разглядывал получившийся декор с нескрываемым интересом, а вот Тоору решал в голове тяжёлую задачу: выкинуть полотенце или же рискнуть и попытаться отстирать и его тоже. В итоге решив не заморачиваться и поберечь собственные нервы, Ойкава скомкал его и бросил под ноги, как обыкновенно поступал с утратившими свою значимость вещами. Он выкинет его в ведро позже. Хлопнув себя по коленям и расплывшись в довольной улыбке, Тоору подхватил сына на руки, подмигнул их отражениям в зеркале и пошёл в детскую. Надо было переодеть мелкого во что-нибудь более удобное и переодеться самому — джинсы с рубашкой мало подходили для домашнего отдыха. Бросив на кровать перед Тобио пару разных костюмов и наказав выбрать один, который бы хотел надеть здесь и сейчас, молодой человек скрылся в спальне, принявшись инспектировать собственный гардероб. Дело близилось к вечеру, он здорово вымотался в универе и совершенно точно не желал покидать уютную квартиру в ближайшие пару часов. Если повезёт, утомлённый новыми событиями Тобио тоже не захочет тащиться вечером на прогулку, а значит, им не придётся переодеваться по пять раз. Хотя шанс этого был весьма невелик. — Папа! Ням-ням! Требовательный зов сына заставил Ойкаву-старшего натянуть на себя первые попавшиеся треники и белую футболку с принтом какого-то зелёного растения. Не самая красивая одежда в его гардеробе, зато очень удобная и практически не снашиваемая. Во всяком случае по памяти самого Ойкавы таскал он эти шмотки уже лет семь, если не больше. Бросив недовольный взгляд на непроизвольно получившийся бардак, Тоору поколебался лишь пару секунд прежде чем решительно сгрести всё в кучу и бросить вглубь шкафа — сил и желания убираться не было, а так вещи хотя бы не будут мозолить глаза. Если что-то срочно понадобится — утюг и гладильная доска всегда были готовы прийти на помощь. К тому же, желудок был полностью солидарен с призывами младшего Ойкавы и возмущённо бурчал, недовольный затянувшейся голодовкой. А голод и сын вместе создавали сверхсильное комбо. Рис и куриные котлеты подогрелись за семь минут и двадцать три секунды — Тоору засекал — и долгожданный ужин был объявлен наступившим. Поглядывая на облачённого в костюм полярного мишки сына — достаточно тёплую одежду — Тоору старался подавить зарождающееся беспокойство доводами, что лоб у ребёнка не горячий, что на улице в мокрой одежде он пробыл недолго и что выбрал этот костюмчик малыш только потому что в квартире и правда было довольно прохладно — как никак, конец осени. Того гляди, скоро снег пойдёт. А отопление было от слова никакое — батареи едва достигали понятия «тёплые». Тихо вздохнув, покромсав своей вилкой котлету сына на кусочки, Тоору заработал челюстями, намереваясь покончить с ужином как можно скорее. У него не было причин для паники и беспокойств, но дурацкие мысли не шли из головы, обрастая самыми страшными домыслами. Воображение рисовало и воспаление лёгких, и ангину, и грипп, и кучу других возможных заболеваний, что мог подхватить на улице или в университете трёхлетний ребёнок. В конце концов, мелкому ручку пожали буквально все однокурсники Тоору и молодой отец совсем не был уверен в их беззаразности. «Я становлюсь параноиком», — Тоору устало потёр виски указательным и средним пальцами, проглотил предпоследний кусок котлеты и ещё раз оглядел сына сверху до низу. Вроде обычный, здоровый. Только щёчки несколько красноватые, но это может быть реакцией на тепло — совсем необязательно, что у Тобио температура. И всё-таки сердце тревожно щемило. — Черничка, как себя чувствуешь? Ничего не болит? Тобио на мгновение удивлённо округлил глаза, не понимая, почему у него должно что-то болеть, и поспешно замотал головой. — Нет! — Ни горлышко, ничего? — Мм-нм. — Хорошо, — Тоору слегка успокоился, но полностью расслабляться не спешил: последнее слово будет за термометром. — Давай заканчивай кушать и пойдём играть. Или ты поспать хочешь? — Тоору кинул взгляд на часы, запоздало сообразив, что время тихого часа неумолимо приближалось и по распорядку детского сада мелкий уже должен был быть в пижаме. — Не хочу спать. — нахмурился Тобио. — ты обещал пощекотаться. «Да, это не будет просто». — Тоору криво улыбнулся собственным мыслям. — Раз обещал, значит обязательно пощекочимся. Но сначала ты померяешь температуру, хорошо? — Сначала ты сказал, что надо покушать, а потом. А теперь снова потом. Некласиво. — Ну, сынок, это всего две минутки, ты даже не заметишь. А я пока погрею пальцы, чтобы тебе не было холодно во время щекотания, хорошо? Тобио принял весьма задумчивый вид. У папы часто были достаточно холодные руки, чтобы он возмущённо визжал от неудобства, и, разумеется, веселья щекотке холод бы точно не добавил. Когда-то они пробовали — не понравилось. Было смешно, весело, но жутко холодно. Прошло много времени, прежде чем его руки согрелись и перестали причинять неудобства. Так что да, он был не против померить температуру пока папа греет пальцы — всё равно без пальцев его не пощекочут. — Ладно. На великодушное согласие сына Тоору довольно усмехнулся: мелким было так легко манипулировать. А самое главное, дитё совершенно не догадывалось, что им управляли. Да, в родительстве определённо были свои плюсы. — Тогда доедай скорее и пойдём. Тобио энергично закивал и принялся с удвоенной скоростью впихивать в себя рис. Тоору закатил глаза, но не стал ничего говорить. Во-первых, это было бы глупо: сначала он сказал одно, а потом сразу — совершенно другое. Тобио бы просто запутался в противоречивых указаниях. А во-вторых, интуиция, здорово развитая за школьные годы и первые месяцы после рождения сына, подсказывала, что малой не подавится и волноваться не о чем. А вот выяснить, не простудился ли Тобио, следовало как можно скорее. И Тоору не собирался игнорировать тревожные звоночки в собственной голове. Не тогда, когда дело касалось здоровья его обожаемого воронёнка. Когда термометр занял своё место под подмышкой мелкого непоседы Тоору старательно укутал руки в прихваченное из ванной полотенце, усердно изображая, как долго греются его руки. Тобио на его актёрские способности вёлся и даже не старался заподозрить в обмане. В некоторой степени Ойкаву-старшего это напрягало: ну как можно быть таким доверчивым, но всякий раз делясь своими опасениями с родителями, сестрой или даже с Иваизуми и командой он получал один и тот же неизменный ответ: «Просто ты королева драмы». И всё. Возможно, в чём-то они и были правы, но признавать это ой как не хотелось. Пищащий звук градусника отвлёк Тоору от своих размышлений, и молодой человек встрепенулся. Наконец-то! Сейчас он узнает, всё ли в порядке с его сыном. — Ну всё, малыш, давай… — Тоору поспешно прикусил язык, не давая себе договорить. Губы расползлись в дурацкой улыбке до ушей. — «Очаровательно». Тобио, развалившийся на диване и укутанный в мягкий тёплый плед, сладко посапывал, прижимая к себе большую версию плюшевой вороны. Руки сами собой потянулись за телефоном и, прежде чем Тоору успел понять что делает, раздался звук затвора камеры и в памяти смартфона появилась новая фотография. Несколько смазанная из-за действ одной рукой, но всё равно вполне различимая и милая. Да и ракурс хороший — полубоком. Аккуратно приподняв руку сына, Тоору медленно вытащил градусник, от волнения задержав дыхание и высунув кончик языка. Покрутив термометр так чтобы тонкая полоска ртути стала видна, молодой мужчина прищурился и облегчённо выдохнул: тридцать шесть и шесть. Здоров. Улыбнувшись, лёгким движением смахнув с глаз ребёнка чёлку, отметив про себя, что волосы надо бы подрезать, Тоору поднял Тобио на руки. Отнеся ребёнка в детскую, раздев и уложив в кровать, Тоору оставил дверь открытой и вернулся на кухню — нужно было помыть посуду и прибраться. Рутина отняла совсем немного времени — каких-то двадцать минут, и Ойкава, подхватив со стола телефон, вернулся в детскую — мелкий хоть и хорошо спал в одиночестве, но вот просыпаться один совершенно не любил, вмиг превращаясь из покладистого послушного ребёнка в капризулю. Разложив на письменном столе недописанные конспекты и пару синих ручек, Тоору взялся за телефон, предварительно выключив звук — булькающие звуки здорово действовали на нервы и вполне могли разбудить посапывающего сына. По-привычке пролистывая фотографии с пар, выбирая наиболее чёткие и нужные для заполнения «пробелов» в конспектах, Тоору удивлённо вскинулся, наткнувшись на кадр, который совершенно точно не ожидал увидеть. Утреннее шоу. Тобио, посреди лужи, измазанный, с виноватой мордашкой, но довольными глазами, исподлобья смотрящий в камеру. Молодой человек тупо моргнул. Когда он вообще сфотографировал? Такого момента память упорно не вспоминала, ведь он был так занят просчитыванием всех возможных вариантов решения проблемы. Неужели машинально, на рефлексах? В любом случае, снимок был слишком классным чтобы его удалять или просто оставить в галерее гаджета. Поразмыслив пару минут, кивнув самому себе, Тоору пришёл к выводу, что ничего страшного не случится, если уже появившиеся подписчики «Черничного цветка» увидят своего героя измазанного в грязи и с улыбкой до ушей. В конце концов, образ должен быть естественным, а это включает в себя не только «красивые» фотографии, но и «хулиганскую» тематику, что явно была свойственна деткам трёхлетнего возраста. Загружая фотографию в аккаунт, Тоору лишь пожалел, что не додумался сфотографировать сына в образе вампирёныша, когда тот напился красных чернил и наводил ужас на его одногруппников и преподавателей — если добавить спецэффекты в виде вампирских клыков, то Тобио наверняка бы сорвал куш лайков и комментариев… «Что-то меня не туда понесло», — Тоору встряхнул головой, избавляясь от глупых мыслей, вернул на экран снимки лекций с доски и проектора и придвинул к себе конспект. Популярность, конечно, хорошо, но учёбу никто не отменял.