Черничный цветок

      — Что этот тип хочет? Скажи, что меня нет.       — Как же ты задолбал. — Хаджиме нажал кнопку принятия вызова, подняв указательный палец перед лицом вновь открывшего рот друга. Тоору окинул его странным взглядом, в котором смешались возмущение и надежда, но послушно промолчал. Даже Тобио рот ладонью прикрыл, отчего мелкий смешно выпучил глаза. — Алло? Нет, не Тоору, это его друг — Иваизуми Хаджиме.       Тоору напряжённо следил за диалогом и мысленно молился, чтобы Хаджиме не ляпнул что-нибудь, что в итоге дискредитирует его в глазах начальства. Не то чтобы он переживал, что подумает о нём противный Ушивака-чан, но даже он понимал, что хорошее отношение с начальником означает новые заказы, что в свою очередь означают стабильный доход.       — Тобио подхватил какую-то заразу на улице, а Тоору уже от него заразился. Да. Лежит — не поднимается и даже говорить почти не может. Да? Ну, не знаю… Звучит логично, да, но вы сами-то не боитесь? Вдруг что реально серьёзное…       Диалог явно свернул не туда, и Тоору, страшась, что ещё мог придумать его чокнутый буккер, начал знаками показывать Хаджиме ни на что не соглашаться и вообще — скорее вешать трубку. Вот только лицо лучшего друга пересекла злобная усмешка, и вместо отказа от чего бы то ни было он вдруг кивнул и заявил, что «передаст всё Тоору» и что тот «явно будет в восторге». Тору захотелось наплевать на конспирацию и ударить Хаджиме чем-нибудь тяжёлым. Желательно по голове. Желательно с летальным исходом. Чтобы не портил больше его жизнь и не соглашался за него на всякие стрёмные затеи — у Сатори Тендо других просто не было.       Видимо, желание убивать слишком явно отразилось на его лице, потому как Хаджиме вдруг сделал пару шагов в сторону и кинул многозначительный взгляд на сдерживающую смех Саеко. Барабанщица шутливо отсалютовала и ловко ухватила Тоору под подмышки, не позволяя сдвинуться с места.       — Ага, взаимно. До свидания!       Хаджиме наконец завершил звонок, и Тоору перестал сдерживаться:       — Ива-чан! Какую свинью ты решил подложить мне на этот раз? Что я тебе сделал?       — Начнём с того, что ты заболел и мне теперь одному отдуваться на парах, — Хаджиме деловито отложил мобильник друга на полку и скрестил руки на груди, — и потом, нечего возмущаться, если не знаешь в чём дело.       — А что тут знать! Ты только что согласился за меня, что я принимаю какой-то очередной сумасшедший заказ, что откопал мой менеджер!       — Ну, в том что идея и прям немного сумасбродная я соглашусь…       — Вот видишь! — Тоору грозно указал пальцем.       — …Но в этот раз тебе почти и делать ничего не надо, — продолжил Хаджиме, ничуть не реагируя на возмущения, — Он нашёл какую-то заявку на рекламу лекарственного средства. От гриппа или что-то в этом роде. Снимается в два этапа: сначала ты весь такой больной и едва не подыхаешь, а потом пьёшь ту фигню и моментом выздоравливаешь.       — О, тебе даже притворяться не надо будет, красавчик, — озвучила свои мысли Саеко. — можно и мелкого приобщить, если это чудо-средство и детям подходит.       — Вы сговорились, что ли?!       — А что, два в одном — круто же.       — Ну уж нет!       — А вдруг поможет?       — Я не собираюсь доверять здоровье Тобио-тяна какому-то неизвестному… Неизвестному производителю!       Хаджиме устало закатил глаза на перебранку лучшего друга с эксцентричной барабанщицей. Или теперь её нужно называть фотографом — Хаджиме не знал точно, но решил потом узнать мнение самой Саеко по этому поводу. Переключив внимание на Тобио, по-прежнему стоящего подле отца и недоумевающее переводящего взгляд с родителя на сестру своего одногруппника, не сдержал улыбки. В синих глазах практически бегущей строкой можно было прочесть: «что происходит?», и Хаджиме действительно хотел остаться и посмотреть, как развернётся бой Тоору с сыном за стишок. А в том, что это будет именно бой, он не сомневался — пока Ойкава-старший был занят спорами с Саеко и драматизировал, Хаджиме успел пробежаться глазами по листку со стихом и заметить одну маленькую неприятность, на которую сам Тоору, очевидно, пока не обратил внимания.       — Как себя чувствуешь, детка? — Хаджиме поманил сына друга к себе и, когда тот подошёл, поднял на руки и отошёл к окну. Незачем ребёнку вникать в распри взрослых. — Папа о тебе хорошо заботится?       Тобио затряс головой, из-за чего его чёлка смешно растрепалась, и приложил ладошку к горлу:       — Голо болит и бамомел высокий. — пояснил он, — папа заставляет ласкать его, но оно щиплет.       — А, — фыркнул Хаджиме и губы его расплылись в усмешке. Услышь Ойкава-старший, что только что ляпнул его сынок, наверняка бы схватился за сердце и картинно грохнулся в обморок, лепеча что-то про непристойность и испорченную психику то ли сына, то ли свою собственную. — У тебя ведь скоро День рождения, что ты хочешь, чтобы я тебе подарил?       Тобио нахмурил бровки, задумавшись, а потом радостно сообщил:       — Самолётик синий и паука чёрного, только с паутиной! — развёл руками он и заурчал, видимо, пытаясь передать звуки того самого самолётика.       Хаджиме скривился в вымученной улыбке: если с самолётом проблем не было, то что ребёнок имел в виду под чёрным пауком оставалось загадкой. Неожиданная любовь к членистоногим? Какой-то мультяшный паучок? У человека-паука вышло обновление костюма? Сделав себе пометку расспросить потом Тоору, молодой человек заговорщески наклонился к уху мальчонки:       — А что ты у Санты просить будешь? Пора бы уже рисовать ему открытку и вешать на окно, не думаешь?       — Да! — Тобио дрыгнул ножками и закашлялся, и Хаджиме поспешил помассировать ему спинку в надежде облегчить приступ. Краем глаза заметил, как встревожено обернулся его друг, но, увидев, сына на его руках, расслабился и вновь принялся махать руками, что-то доказывая Саеко. Иваизуми закатил глаза: вот ведь придурок. — Папа вечно занят на яботе, поэтому я закажу у Санты, чтобы у него исчезла ябота и он больше мог иглать со мной! Я хотел ещё иглушки поплосить, но папа сказал, можно только одно желание. — громким шёпотом возвестил Тобио и, спохватившись, съёжился и прижал палец к губам: — Но это секлет, тс-с!       Хаджиме почувствовал укол сильной жалости к малышу.       — Боюсь, твоему долбодятлу-папе даже Санта не поможет. — прошептал Иваизуми и едва не прокусил себе губу, когда Тобио на его руках окинул его пытливым взором:       — Добоятел?       — Дятел, воронёнок, просто дятел. Знаешь, птичка такая, что мозги деревьям выносит! — Хаджиме захотелось ляпнуть себя по лицу и звучно завыть. Он так перепугался, что Тобио повторит ругательство в присутствии отца, а потом под возмущённые крики того укажет, что услышал интересное слово от дяди-Ивы, что перестал соображать, что вообще говорит. Какие, блин, мозги у деревьев?! Хотя, проводя параллели, Тоору с выносом мозга окружающим справлялся просто на «отлично». — Забудь, малыш, это взрослое слово, не нужно его повторять.       Тобио смерил его внимательным взглядом, смешно нахмурился и с явной неохотой кивнул. У Хаджиме отлегло от сердца. Тоору действительно был нарасхват что в универе, что на работе и, как бы ни старался больше времени уделять сыну, малой далеко не всегда вписывался в плотный взрослый график. Друг откровенно переживал по этому поводу, но ни переводиться на заочку, ни бросать свою карьеру не собирался.       «Ива-чан, мне осталось потерпеть пару лет: универ вот-вот закончится, из моделинга я уйду, когда мне стукнет двадцать пять и моё место займут новички, а пока я постараюсь заработать как можно больше денег. Я думаю прежде всего о будущем Тобио-тяня, а для того чтобы оно сложилось успешно, ему нужно будет поступить в хороший универ. Для этого нужны хорошие деньги, ты же знаешь». — В словах Ойкавы-старшего был смысл, но переживая о будущем своего ребёнка, он упускал из виду настоящее. А время имело противное свойство утекать как сквозь пальцы песок.       Правда, если волшебник в красной шубе действительно существует и вдруг решит исполнить просьбу Тобио и лишить Тоору работы, то последнего точно увезут на неотложке в больницу и желание ребёнка будет выполнено лишь наполовину. Хаджиме выглянул в окно и поднял глаза в небо в беззвучной молитве послать им всем сил и терпения. Он пригладил торчащие волосы ребёнка и прошёлся пальцами по его животу, вызывая искренний, чуть хриплый из-за больного горла смех, и уже собирался спросить, что он больше хочет на обед: блинчики или оладушки с изюмом, когда квартирку сотряс полный негодования крик:       — Ты невыносима, Саеко! Ладно!       Тоору поднял кулак в потолок и почти сразу схватился за пронзившую болью голову. Всё же не следовало кричать и делать резкие движения. Его больничные дни в абсолютном большинстве своём отличались жуткой мигренью при любой попытке согнуться, разогнуться или покрутить головой. Даже кашель с насморком так не доставали, как эта мгновенная, пронзающая череп насквозь словно стрела боль. Ноющая боль. Заскулив и потерев несчастный лоб, Тоору осторожно выпрямился и расправил плечи. Криво улыбнулся сочувствующе сморщившейся Саеко и развернулся к окну, возле которого застыли его друг с сыном. У последнего рот приоткрылся в беззвучном «о», а синие глаза стали ненормально широкими от удивления и, казалось, вот-вот вылезут из орбит, — похоже, он умудрился не нарочно напугать мелкого. Тоору неслышно сглотнул и, осторожно подняв ладонь, помахал:       — Эй, Тобио-тян, проголодался?       Он постарался выглядеть максимально непринуждённо: не хватало только, чтобы ребёнок окончательно за него перепугался, но судя по тому, как перекосило Иваизуми, попытка обернулась провалом. Похоже, болезнь всё-таки сказалась на нём и, когда он не шутил и не вёл себя как необразованный дурень, выглядел и правда паршиво. Тоору был готов поставить на что угодно, что как минимум его прекрасные волосы больше напоминали птичье гнездо, чем обычно ухоженную причёску, а глаза были налиты кровью — спасибо внезапной побудке.       — Знаешь, я сразу не заметил, но… Ты словно из гроба восстал.       На неуверенный, но слишком громкий в тишине квартиры комментарий Хаджиме Тоору разозлился. На лбу вздулась жилка, из ноздрей разве что пар не пошёл, и Ойкава-старший решительно двинулся к другу, желая забрать из его рук своего сына. К счастью, мелкий не стал сопротивляться и охотно переполз в его объятия, обхватив спину ножками.       — Не слушай глупого дядю Иву, черничка, с папой всё в порядке. — Тоору провёл ладонью по волосам сына и легонько чмокнул его в лоб. — Что хочешь кушать, дядя Ива, похоже, пытался сделать блинчики, а я предлагаю кашку с изюмом и молоком, м?       Тобио поджал губы, разрываясь меж двух вкусных блюд, и Тоору, не желая проигрывать другу — не после его глупой шутки! — милостиво добавил, что после каши можно будет съесть черничный пудинг. В принципе, эти два коротких слова и определили выбор Тобио. Окинув Хаджиме самодовольным взглядом и получив в ответ недвусмысленно поднятый кулак, Тоору гордо удалился на кухню и даже ни разу не кашлянул — то ли сдерживался, чтобы не испортить образ победителя, то ли приступ и правда на время отступил.       Погремев кастрюлями и несколько раз от души хлопнув дверцей холодильника, Тоору наконец нашёл утром сваренный рис и выудил из шкафчика со специями упаковку изюма. Пока каша и молоко разогревались на медленном огне, он попробовал заваренный Хаджиме чай, скривился от уже остывшей воды и решительно вылил бо́льшую часть жидкости в раковину; потрогал ещё очень горячий чайник, кивнул сам себе и снова залил кружки, после чего размешал содержимое ложечкой. Постепенно вода внутри перемешалась с заваркой, и содержимое кружек уже нельзя было назвать помоями.       — Надеюсь, ты пробовал только из своей кружки? — больше утвердительно, чем вопросительно сказала вошедшая в кухню Саеко, зоркий глаз которой сразу подметил коричневые разводы в раковине. — Не хотелось бы слечь вслед за тобой — у меня сейчас полно заказов.       — Специально отпил ещё из твоей, — огрызнулся Тоору и поспешно выключил начавшее уже закипать молоко. Сняв кастрюльку с плиты, аккуратно вылил в кружку с мультяшными животными и поставил перед сидящим за столом и дрыгающим ножками сыном. — Погоди, сейчас кашку дам.       — А чего только из моей, как же Хаджиме? — усмехнулась Саеко, обхватив кружку ладонями и прикрыв глаза от ощущения тепла в пальцах. В квартире Ойкавы не было холодно, но руки всё равно мёрзли.       — Ещё чего! — Тоору помешал ложкой пыхтящую кашу, попробовал, убеждаясь, что та нагрелась в самый раз для нежного рта сына, и выложил на тарелку. — Как там в школе на этот счёт шутили: непрямой поцелуй? Я конечно люблю Иву-чана, но для таких отношений всё же предпочитаю симпатичных девушек. Уверен, Ива-чан тоже, учитывая, какими влюблёнными глазами он вечно пялится на нашу старосту. — Он поставил тарелку перед Тобио и вручил ему крохотную ложку, ручку которой венчала фигурка оранжевого динозавра. — кушай, сынок.       — Эй, я ни на кого не пялюсь! — Хаджиме подошёл позже и не слышал первой части диалога, чему Тоору был несказанно рад. — Мина просто очень милая девушка, и я…       — Оу, уже Мина? А чего не Якума-са-а-н, раз ты ничего к ней не испытываешь? — не упустил шанса поддеть друга Тоору.       — Заглохни! — вспылил Хаджиме, — ты к ней вообще на «Мина-чан» обращаешься, но я же не говорю, что она твоя девушка!       — А с чего ты решил, что это не так? — сложив руки на груди, самым невинным голосом поинтересовался Тоору и, заметив, как нервно задёргалась бровь друга, поспешил откреститься от собственных слов: — это шутка, Ива-чан! Просто шутка! Мы не встречаемся, за руки не держались и даже не целовались! Я просто глупо пошутил!       Приправив спешную, почти истеричную речь тремя звучными чихами, Тоору шмыгнул носом, на автомате поблагодарил Саеко за пожелания долгого здравия и на всякий случай поднял руки ладонями к Хаджиме. Судя по ещё ходящей меж бровей жилке, тот активно соображал, в какую из двух возможных версий событий ему верить, и Тоору чуть не взвыл от отчаяния.       — Если ты не заметил, я почти ко всем на «-чан» обращаюсь, привычка у меня такая! Ты тоже для меня Ива-чан, но ведь это не значит, что мы… ну… того. — начавшаяся бодро речь к концу сбилась и стала напоминать какое-то блеяние.       Хаджиме смерил его внимательным взглядом, на самом дне которого, если очень хорошо присмотреться, можно было заметить смешинку и, пробормотав что-то про психов с неадекватным чувством юмора, медленно подошёл к столу и так же медленно взял свою чашку. Сделал небольшой глоток, отставил чашку обратно на стол. Потянулся к подставке для ножей и вытащил самый огромный, больше напоминающий тесак. Брови Саеко вопросительно искривились, глаза Тобио округлились и зажглись интересом, а Тоору резко побледнел и шумно сглотнул. В душе оскалившись на реакцию друга — да, именно на такую он и надеялся — Хаджиме невозмутимо обошёл стол и открыл крышку хлебного контейнера.       — Мог бы хоть бутерброды сделать, дуракава.       Тесак в мгновение отрезал от ещё целой буханки батона несколько средних по ширине ломтиков. В холодильнике нашлись масло и сыр, и довольно скоро перед каждым собравшимся на кухне лежало по бутерброду.       — Я бы, конечно, мог и сам их сделать, но лучше тебя их никто не состряпает, Ива-чан.       — Ой, заткнись уже и признай, что тебе было банально влом.       — Как я могу заткнуться и признаться одновременно? Выбери что-то одно.       — Вы сейчас напоминаете трёхлеток, в курсе?       — Ну и что, зато я правду говорю, — надулся Тоору и, вздёрнув подбородок, сложил руки на груди. Немного подумав, приоткрыл один глаз и ухватил свой бутерброд.       — Просто этот идиот страдает инфантилизмом. — пожал плечами Хаджиме.       — Ива-чан, выучил новое слово? Всегда ведь «ребячество» говорил, ай!       — Я сказал, заткнись, дебил!       — Эй, давайте вы не будете ругаться при малом, ладно? — Саеко нахмурила брови в лёгком раздражении, — не хочу, что мой Рю подцепил от Тобио ругательства, он и так мне порой на нервы действует, а если ещё и язык развяжет — точно прибью однажды.       — А ты, оказывается, злая, Саеко, прям подтверждение правила про обманчивую внешность. — Тоору закончил массировать пострадавшую от тяжёлой руки друга макушку, пригладил встропорошенные волосы и перевёл взгляд на невозмутимо жующего свой бутерброд и запивающего тот чаем Иваизуми. — Эй, Ива-чан?       Хаджиме откусил внушительный кусок, смачно разжевал его и проглотил, сделал большой глоток чая и только потом, не поднимая глаз на друга, соизволил пробубнить:       — Чего тебе?       — Когда приедут операторы?       — Кто знает, не сегодня точно. Твой менеджер сказал, что ребята скорее всего захотят перестраховаться и подождут денёк-другой, но в любом случае, постараются всё заснять пока ты пускаешь сопли…       — У меня нет соплей! — вспылил Тоору.       — … Так картинка будет максимально правдоподобной и лекарство вызовет больше доверия. — не обратив никакого внимания на выкрик друга, закончил Хаджиме и, опёршись ладонями о стол, поднялся. Взяв кружку и мисочку, в коей остались хлебные крошки, опустил в раковину и включил воду. Если бы он в тот момент обернулся, то заметил бы преисполненный благодарности взгляд друга — Тоору терпеть не мог мыть посуду. Особенно за гостями. Кем бы эти гости ни были.       Саеко тоже поднялась со своего места и, улучив момент, составила в раковину и свои кружку с блюдцем, под убийственным взглядом Иваизуми.       — Ладно, мальчики, засиделась я с вами, а ведь дома столько дел, столько дел!       Она хлопнула в ладони, хищно улыбнулась на надувшегося Иваизуми, подмигнула хихикающему в кулак Тоору и, взъерошив Тобио волосы, буквально ускакала в коридор. Лёгкий скрип шкафа-купэ известил, что девушка потянулась за курткой.       Тоору вышел в коридор, сложил руки на груди, опёрся плечом о дверной косяк и скрестил лодыжки.       — Надеюсь, с памятью у тебя так же хорошо, как с умением вовремя смотаться.       — Не боись, красавчик, сошьём мы твоему сынуле шикарный костюм, — Саеко обернула горло шарфом и натянула на голову шапочку.       — Ага.       — И стишок с малым выучи! С меня Суга-сан чуть ли не клятву взял, что я передам «обязательно Ойкаве-сану в руки» эти две строчки. — Она улыбнулась своему отражению в зеркале и вдруг ткнула пальцем в сторону Тоору: — Смотри мне, я ведь проверю!       — Да-да, знаю, вали уже.       — Хм, грубиян. — Саеко вздёрнула подбородок, но в её замечании не было ничего кроме запрятанного смеха.       На губах Тоору сама собой расползлась довольная улыбка, и он с некоторым сожалением повернул замок за хлопнувшей дверью девушкой.