Сталь-боль

      Смолин смотрит на него глазами спокойными, что гладь морская дома в Одессе, глазами усталыми и какими-то очень родными и привычными.       Руслан не знает, как ему сделать хоть один вдох под этим взглядом.       Смолин ему словно под кожу, под вены забирается, все стены, что Руслан себе настроил, рушит улыбкой лукавой и объятиями скупыми мужскими.       Руслан чувствует, как ветер волосы ему треплет, швыряет пряди в глаза, стряхивает их с досадой. Смолин вдруг руку поднимает и заправляет волосы ему за ухо. Как одной из баб своих.       У Руслана в горле и голове что-то воет волчьей стаей: у тебя жена, у тебя дети, что ты творишь, ненормальный, что творишь?       Руслану бы виски стиснуть пальцами.       Руслан не знает, когда в Смолина успел так вмазаться, так прикипел. Они ведь друзьями всегда были лучшими, почти с самого начала. Наверное, все дело в том, как Смолин в глаза ровно смотрит, прямо и честно.       Руслан сейчас ему в глаза не смотрит, взгляд отводит. Потому что пришел разорвать то, чего нет, потому что так нельзя и не хочется, потому что потерять Смолина, конечно, страшно, но ещё страшнее — к Смолину что-то чувствовать.       Серега вдруг цепко по плечу. Руслан голову поднимает и чувствует, как его взглядом вбивают, точно гвоздь. Холодным таким взглядом, здравомыслящим.       — Ты мне что-нибудь скажешь, Руслан, или я пойду?       Иди, думает Руслан. Уходи, Смолин, это было бы замечательно, если бы ты ушел сам и прямо сейчас.       Руслан горло прочищает, правдиво собираясь сказать ему неизвестно что.       — Сашка третьего ждёт, — никто ещё не знает. Ни родители их, ни остальные малые, ни друзья семьи. Главное что-то сказать. Главное, чтобы у Смолина в глазах не было этой дымки подозрения и поиска истины упрямого.       — Поздравляю, — Смолин руку ему пожимает. Кожа у него холодная. Серёга руку в его задерживает, греется руслановой теплой. Руслан сам отдергивает ладонь, прячет в карман.       Он такого боится. Он не хочет так.       — Ты знаешь, я правда пойду, — Смолин его по плечу хлопает. — Рад был тебя увидеть. Не теряйся, Руслан. Пообещай.       Смолин вдруг его по щеке гладит всей ладонью — грубовато как-то, не так, как Саша. Закрывает на мгновение глаза, словно прикосновение впитывает. Руслан к его руке щекой прижимается и замирает.       Серёга глаза открывает, и в них — морская буря, шторм настоящий. Такой дома тоже бывает, и нередко совсем.       — Сам себя добиваю, — Смолин хмыкает неловко, разворачивается. — Пообещай.       Руслан кричит ему вслед:       — Обещаю.       [и снова кусочек души вслед за Смолиным откалывает]