Литература для взрослых

— Думаю, вы знаете, что мы были друзьями, — осторожно и робко начала Люси. - С Тачихарой и Хигучи я познакомилась, когда меня перевели в детский сад. Там они были самыми главными хулиганами, безбашенными весельчаками. В противовес мне — я и шагу порой не могла ступить без контроля взрослых. И каким-то странным образом я оказалась в их компании. — Ты чего одна? — Ичие немного отряхивает свой костюмчик, протягивает грязную ладошку и по-доброму улыбается. — Пошли с нами, будет весело! — Потом мы попали в одну школу, где и начались изменения. Коллектив был совсем новый, не такой, к которому мы привыкли. Дружба мальчиков и девочек высмеивалась. Появились другие обязанности, правила. Но нам все это не мешало быть вместе. — Что, рыжий, опять со своими девочками гуляешь? — загоготали одноклассники, едва завидели «Девчачью тройку». — Да я вам сейчас так накостыляю, ходить не сможете! — закричал Мичизу, краснея. — Пошли, не обращай на них внимания! — ученицы дружно потянули друга назад, на дорогу. Хулиганы снова захохотали. Тачихара смущенно ругнулся, но за подругами пошел. — Ну… — Люси снова остановилась, подбирая слова. — Такое беззаботное детство длилось до пятого класса. Уже тогда мы все получили своеобразную «роль» в классном коллективе: я стала для всех занудой-ботаником, Тачи — глупым и ленивым троечником с кучей замечаний, а Хигучи — почти королевой класса. У нее была богатая семья, красивая внешность, куча игрушек, шансов выбраться куда-нибудь в крутое место, положительных качеств, и почти всех это подкупало. Почти. Одна девочка Ичие-тян не любила, и однажды сказала ей об этом в лицо. — И что? — И эта девочка получила себе сломанный мячом нос на физкультуре на следующий день. — Ты посмотри, какая наглая! — зло прошипела Хигучи. – Видите ли, я слишком зарвалась! Ну ничего, — школьница берет в руки тяжелый мяч для баскетбола. — Сейчас мы тебе личико-то подправим! Тачихара, давай! Мяч Хигучи аккуратно бросает к другу. Тот терпеливо ждет, пока позиция для удара будет выгодной и… — Извини, я… — тут же спортзал оглашает крик боли, грохот и тихий смех Хигучи: мяч прилетает точно девочке в лицо, Люси, стоящая рядом и отвлекающая ее пару секунд назад, изображает на лице ужас, Тачихара картинно падает на пол. Физрук ругается, глядя на кровь. И ребят никто не спалит за маленьким злодейством, ведь все думают, что Мичизу-кун просто неудачно упал, тем самым пнув мяч в строну одноклассницы. — И с тех пор Ичие просто… Обезумела, — Люси сглатывает и благодарно кивает, когда литератор дает ей стакан воды. Кажется, они подошли к самой неприятной части истории. Девушка отставляет стакан в строну, пару минут собирается с мыслями и продолжает. — Своеобразная власть и уважение сверстников сильно испортили ее. Подобным образом она расправлялась со всеми, кто ей перечил, кто ее критиковал, жаловался на нее… Нас, «Девчачью тройку», стали бояться. Мы словно отделились от класса. А самое смешное, что учителя и взрослые в упор не видели наших проказ. Никто и пикнуть не смел, если Ичие избивала кого-то за школой или воровала чужие обеды. Так закончился пятый класс, начался шестой… И произошло то, чего никто и не ожидал. Хигучи влюбилась. В тот год к нам в школу перешли брат с сестрой, а, если точнее, Гин и Рюноске Акутагава, — Дазай молча распахнул глаза в удивлении. Он и не думал, что в этой истории так много участников. — Ичие буквально сталкерила старшего брата, но тот не замечал ее потуг. Она ему не нравилась от слова совсем. И тогда Хигучи призналась ему сама. Лично. — Акутагава-семпай… — девочка краснеет, протягивая маленький конверт. Акутагава странно дергается. — Я… Вы мне нравитесь, Акутагава-семпай! Ичие жмурит глаза, но чувствует, что никто конверт не берет. В страхе поднимает голову, встречаясь с холодным и усталым взглядом. — Прости, Хигучи-тян, но… — Рюноске кривится. — Я к тебе равнодушен, так что не могу ответить на твои чувства. Сердце школьницы сжалось и ухнуло вниз. — Потом две недели старшего Акутагавы не было в школе. А вернулся он с гипсом и ненавистью к Хигучи. За такой отказ она ему сломала руку. — Как? — Дазай снова удивился. – Рюноске же сильнее ее. — Да. Но Хигучи посещала несколько лет подряд какие-то спортивные секции, потому ей не составило труда сделать больно. И тогда у меня внутри зазвенел тревожный колокольчик. Я начала опасаться, что такими темпами Хигучи накажут, и сильно. Ведь все те, кто когда-то молчал из-за ее угроз, могут просто дружно настучать на нее взрослым. Но на тот момент ничего не было, и я успокоилась. Подумала, что Ичие хорошая и все будет хорошо. Не будет… — из последних сил прошептала Люси. На ее глазах заблестели первые слезы. — Просто… Просто потому что спустя два года она… Она… — Она?.. — Убила человека на моих глазах! Дазай так и застыл, не в силах вымолвить и слова. — Эй, ребят, дуйте сюда! — Хигучи махнула рукой, подзывая друзей к себе. Те послушно начали подниматься по лестнице на крышу. — Скажите, красиво, да? — Ага! — восхищенно выдохнула Люси, садясь рядом. На небе уже появлялись первые звезды, последние лучи солнца освещали немного небосвод, а Йокогама горела всеми цветами радуги. — Что это? — отличница удивленно уставилась на бутылку рядом с собой. — Неужели алкоголь? — Плодовое полусухое! — с гордостью ответила Ичие. — Наше, отечественное. Называется «Уменишики умесу». — Вау! — Тачихара, более-менее разбиравшийся в алкоголе, присвистнул. — Откуда? — Родители. Точнее, мама и дедушка. У них таких еще штук шесть дома, подумают, что сами выпили. Будете? — Ну давай! По очереди подростки хлестнули из горла. Люси скривилась, Тачихара с лицом истинного ценителя вина зажмурился от удовольствия, а хозяйка напитка только сделала большой глоток и отставила бутылку в строну, как если бы пила обычный лимонад. Они еще пару минут посидели на крыше, шутя и распивая алкоголь. Хорошим решением казалось пойти погулять поздним вечером на окраине Йокогамы. Здесь их точно не найдут. Ну, так они думали. — Вы чего там творите?! — заорал снизу какой-то мужик. Ребята тут же с завидной скоростью ретировались с крыши, смеясь и крича. — Еще раз увижу — уши надеру! — Тут еще так много… — удивленно проныл Тачихара. — Не хочу больше! — И я! — согласно кивнула Хигучи, убирая бутылку в рюкзак. Вина там оставалось еще больше половины, но никому уже не хотелось чувствовать себя взрослым. — Ой, смотрите, кто там? Школьники аккуратно зашли в темный переулок. Около стены сидел в стельку пьяный мужик, который выглядел просто ужасно: слипшиеся от грязи волосы, порванная одежда в пятнах, отвратительный запах немытого тела. Люси аккуратно подошла к нему, протягивая руку, но… — Ты чего его трогаешь? — Хигучи скривилась. — Заразишься еще чем-нибудь. — Но ему нужна помощь! — Монтгомери вытянула руку из чужой ладони и встретилась с неожиданно злобным взглядом. — Ты чего? — Я сказала «Не трогай!»! — Ичие толкнула подругу в плечо. Несильно, но достаточно ощутимо, чтобы последняя пошатнулась. — Откуда ты знаешь, что ему нужно? Вдруг он сейчас утащит тебя куда-нибудь и изнасилует?! — такие жуткие слова оказали правильное действие: Монтгомери замолчала, поникнув. Тачихара за их спиной пнул камушек, который угодил прямо в мужчину. Тот никак не отреагировал. Хигучи заинтересованно обернулась. Потом опустилась на колени, подняла еще один камушек, побольше, и кинула его тоже. Снова никакого ответа. — Да что с ним не так? — рассерженно зашипела Ичие, уже открыто кидаясь посторонними предметами в мужика. А потом озверела настолько, что пнула его ногой. Тот наконец-то что-то почувствовал, хрипло откашлявшись. — О! Ура, мы проснулись! — Аккуратно надо, — Тачихара присоединился к увлекательному занятию. Кинув камень тоже. Алкоголь ударил в голову, а потому подростков потянуло на «геройские» поступки. Люси, не желая стоять в стороне, присоединилась. Мужчина слабо кряхтел и стонал, когда камни попадали в уязвимые места. Хигучи же смеялась, легонько пиная его тяжелым кроссовком в живот и грудь. Но в определенный момент пьяный начал подниматься, чем до смерти напугал ребят. — Вы чего творите?! — проревел он, кидаясь на противоположную стену. Промахнулся — дети бросились врассыпную задолго до этого. — Ах… Ай… Черт… Твою мать… Он глухо заворчал, поднимаясь снова. Хигучи затряслась, понимая, что в этом виновата именно она. — Ах… Ах вы отродье! — снова закричал он, поворачиваясь. Попытался замахнуться на замершего Тачихару, но… Но было поздно. Осколок стекла вошел в человеческую плоть до ужаса легко. Почти как в какой-нибудь торт или запеканку. Мужчина остолбенел, опуская взгляд на грудь. Люси закричала от ужаса, с животным страхом глядя на то, как грязная одежда стремительно пропитывается кровью. Хигучи же была странно спокойной. Она вынула стекло из тела, отходя в строну. Мужчина грузно упал на землю, охнув.  — Я ни о чем не жалела так сильно, как о том, что не остановила ее тогда. Хигучи словно сошла с ума: она села рядом с ним на корточки и снова вонзила стекло. Вынула, опустила, и так несколько раз. У нее уже все лицо было в крови, все руки в ранах и порезах от осколка. Тачихара сзади стоял ни жив, ни мертв, как и я. Лишь когда она замахнулась особенно сильно, я… Подбежала и попыталась остановить. Все, что я получила — кровь на ладонях и сумасшедший взгляд. — Хигучи, стой! — Люси ломанулась к подруге, которая уже склонилась над мертвым телом. И вскрикнула от боли, когда ее оттолкнули в сторону. Изумрудные глаза заволокло дымкой. Реальность уплывала, оставляя на месте себя лишь страх. Староста медленно опустила взгляд и закричала: все, все ладони, пальцы, запястья — все было алым от чужой крови. Хигучи только хохотнула, вонзая стекло уже в живот. Повисла тишина. Старые часы тихо тикали, отвлекая внимание на себя. Монтгомери тряслась, смотря на свои руки. Сейчас, когда она решилась рассказать это учителю, девушка словно пережила тот вечер заново, от начала до конца. — Я не помню, как оказалась дома, — хрипло и низко заговорила она. Дазай вздрогнул. Атмосфера в классе оставляла желать лучшего. — Моя мама сказала, что мы катались на качелях, и я упала. Хигучи сильно рассекла руку, когда бросилась за мной, а я просто поцарапалась об асфальт. Тогда это звучало убедительно. Но… — отличница опустила ладонь, пряча ее в длинные рукава школьной кофты, и продолжила. — На следующий день вся Йокогама уже знала. Убили влиятельного бизнесмена. Он пошел выпить вечером с друзьями, ввязался в драку, а после нее забрел в тихий переулок у заброшенного здания магазина, где все и случилось. Множественные синяки, царапины, следы побоев, двадцать одно ранение посторонним предметом. Свидетелей почти нет. — Вы ничего не рассказали? — Нет, мы и не пытались. Потому что были соучастниками. Страх оказаться пойманными захватил с головой, никто и пальцем не шевельнул, пытаясь помочь расследованию. А еще спустя два дня убийцу нашли, — Дазай замер, не веря в ее слова. — Аока Ичие, мама Хигучи. — Что?.. — Они всегда были похожи, а какая-то женщина сказала, что видела светловолосую девушку в этом переулке. Жительница домов неподалеку. Одной уз улик были следы «Уменишики умесу» на месте преступления. Стали искать. Нашли девушку, на которой все сходилось: светлые короткие волосы, легко одета, была пьяна в тот вечер. Царапин на руках не нашли. Но они и не требовались: Хигучи обернула все так, словно ее мать не была дома в тот вечер. Полиция поверила. — Алиби? У Хигучи его не было. — Было… Соседи сказали, что девчонка весь вечер сидела дома и слушала музыку, изредка смеялась, говорила с кем-то. Потом легла спать. Мать же вернулась под утро. На самом деле это была лишь запись на компьютере и включенный свет, но… — А отец? — Нет его. Сейчас она живет с дедушкой. — Знаешь… — Дазай встал и подошел к девушке. Та растерялась. — Я никому не скажу, обещаю. Я хотел услышать это только ради того, чтобы понять, от кого вы так защищаете Чую. Поверь, никто не узнает. — Спасибо… — прошептала Люси. Дазай улыбнулся, расставляя руки. Девушка всхлипнула и упала в объятия преподавателя. Тот успокаивающе похлопал ее по спине, чувствуя, как мурашки бегают по коже. — Мы поэтому теперь с ней не общаемся. Я не знаю о Хигучи настоящей ровным счетом ничего… — Я понял, понял, не переживай. Давай, вытри слезы, девушкам не идет плакать, — староста с благодарностью приняла платок и громко высморкалась. — Думаю, сейчас тебе стоит пойти в литературный клуб, там уже началась активная деятельность. — И точно! — ломано улыбнулась девушка. Она неаккуратно взяла свою школьную сумку, прошла к двери. И остановилась. — Дазай-сан. — Что? — Берегите Чую, пожалуйста, — тихо сказала она. — До свидания. Дазай улыбнулся, кивая, мол, буду. Едва ученица скрылась за дверью, он откинулся на стул и прикрыл глаза. Такого мужчина ну никак не ожидал. Ладно побои, унижения, хотя это тоже отвратительно. Но убийство… Причем после этого еще и свалить вину на родную мать… В голове тут же возник образ кроткой и мило улыбающейся Хигучи Ичие. Нельзя, чтобы она навредила его Чуе. Нельзя. Иначе Дазай себе этого не простит.

***

— Итак… О, вот и Фея пришла! — Озаки-сан улыбнулась и тут же обеспокоенно нахмурилась. — Люси, все с тобой хорошо? — Да, конечно. Неудачно упала, было больно, — отмахнулась девушка, садясь рядом с Наоми. Все обеспокоенно переглянулись, посоветовав Монтгомери быть аккуратнее. Репетиция была посвящена больше оформлению пьесы, нежели заучиванию слов и ролей. Озаки рассказала об идее своих нарядов, и ребятам ничего не оставалось, как пойти в костюмерную. Там пыль, грязь, туда уже месяцами никто не заглядывал. Но поискать в этой комнатке что-то было необходимо. Лишь спустя час актеры вернулись наверх и стали разглядывать находки. Результат… Разочаровал. — И это платье? — с сомнением протянула Хигучи, показывая на всеобщее обозрение цветную тряпку с темными пятнами, к тому же меньшую на пару размеров. — Озаки-сан, может, я лучше дома поищу? — Так, стой, сейчас! — женщина достала блокнот с розами и открыла. –«Костюмы»… — протянула она, записывая. — Итак. Ты будешь искать дома, да? — ученица кивнула, кидая ошметок ткани в коробку. — Хорошо, давай только быстрее. Хм… Ну, думаю. Тебе можно и платье. Только поищи что-то модное, стильное, молодежное — у нас же постановка на новый лад. Фея! — Люси дернулась и словно очнулась. Усталые изумрудные глаза, опухшие от слез, повернулись к преподавателю. — Так как Фея у нас — юмористический персонаж, думаю… В итоге костюмы решили сделать так: Принцесса ищет себе платье сама, Фея надевает смешную и яркую одежду, а крылья и палочку ей дадут здесь. Самый настоящий мундир для Принца нашелся в костюмерной, но для Чуи он был великоват… Неловко. Ну, великоват был и костюм дракона для Акутагавы. Однако парень сказал, что подумает, как это исправить. — Чуя, — вышеупомянутая Хигучи осторожно протиснулась через толпу к парню. Тот кивнул, показывая, что слушает. — Насчет репетиции ролей. Придешь сегодня? — А давай. Только… — парень смущенно зарделся. — У тебя дома есть что-нибудь покушать? А то я только дома перекусил с утра… — Конечно есть! — рассмеялась она. — Не стану же я звать гостей в дом, если холодильник пустой. «Не понимаю, почему все ее так ненавидят. Она… Самая обычная, даже получше некоторых», — думал Чуя, идя рядом с говорящей без умолка Ичие к ней домой. –«Я не вижу в ней ничего такого». — Мы пришли! — огласила прибытие Хигучи, протягивая руку. — Проходи. Дедушка дома, но ты не пугайся его шуток — он со всеми так. — Конечно… — протянул Чуя, вползая в дом.

***

— Накахара-кун, срочно ко мне! Пришли результаты твоей олимпиады! — через весь класс математики крикнул Дазай-сан, словно в подтверждение своих слов тряся бумажками. Чуя поперхнулся лимонадом, и теперь он стекал с уголков губ. Блять, какая же мерзость… — Да, я тут! — взволнованно заговорил Чуя, когда поравнялся с литератором. — А какое место? А сколько баллов? — Сейчас все сам увидишь. Они торопливо вошли в класс, и Накахара стрелой метнулся к столу учителя, сгорая от нетерпения. Литератор лишь хитро улыбнулся и открыл журнал. Неужели?.. — Эх, ты, Чу-у-уя… — внутри все замерло, вытянувшись в тонкую струну. — Можешь даже не напрягаться, все равно за семестр у тебя пять. — Ч-чего?! — он буквально заорал от удивления и шока, но Дазай вместо объяснений протянул ему лист результатов. Накахара Чуя 56 баллов Итомори Нацуки* 48 баллов — Я… Выиграл? — Ага! — Дазай рассмеялся в голос, и Чуя буквально залип на его лицо. Такое искреннее сейчас, что дыхание сперло. Видимо, голубизна немного заразна… — Но это не помешает тебе поехать на олимпиаду районную. Она будет уже в конце октября. — Так быстро? — выдохнул Чуя, все еще не веря в свой результат. Но Дазай быстро вернул его на землю. — Тебе повезло несказанно, что эта олимпиада уже была. А потому сам понимаешь. Но я все равно рад за твой результат! — Да… — Чуя выдохнул. — Так… Но если олимпиада в конце октября, за семестр у меня пять, то дополнительных занятий не будет? — Дазай завис. Чуя заржал, глядя на его обескураженное лицо. — Ах ты мелкий негодяй! — забурчал Осаму. – Вообще, получается, что да. Но тогда будет тебе одно ограничение: не получай троек в этом семестре. А то пятерку я тебе не выведу. — Да, хорошо. Ну, я пойду? — Дазай кивнул. Но тут же притянул подростка к себе, целуя его в уголок губ, который был сладким от лимонада. Накахара фыркнул, краснея. — А можно я тебе засос просто так поставлю? — неожиданно предложил Дазай. Накахара тут же вспомнил их уговор. — Нет! — Ну почему ты такой злюка… Эх, иди уж… — Чуя пулей выскочил в коридор — делиться со всеми своей радостью. В первую очередь — с родителями. Дазай в кабинете же надулся, как ребенок. Чуя его подловил на честном слове, и это было ужасно неприятно. Дазай вообще хотел просто всю неделю забить этими сраными дополнительными, чтобы приставать к уже точно любимому ученику, но… Но нет. А жаль… Мужчина вздохнул. Он, конечно, извинился за тот случай в конце августа, но осадок на сердце остался. Еще очень долго перед глазами стояло зареванное лицо и испуганный взгляд, и от этих мыслей становилось плохо. Дазай не привык отказывать себе в чем-то, если это касалось взаимоотношений с людьми. Обычно девушки сами клевали на его внешность, голос, сладкие речи и загадочность, но ту другой случай. Тут — рыжее и злое недоразумение. К которому он вообще не должен был прикасаться. Дазай не выдерживает и достает из кармана пачку сигарет. Они мятные, потому запах от них не слишком заметен. Эта дурацкая привычка появилась у него года три назад, и теперь не отпускала. Курил он редко и только если было совсем тяжко. Как сейчас. Он очень многое не мог сделать с Чуей, и это бесило. Он не мог прилюдно его обнять, поцеловать, позвать на прогулку, взять за руку. Он не мог выпить с ним, сходить в дорогой ресторан. Не мог пригласить к себе домой и затащить в постель, чего очень хотелось. Но нельзя, останавливал он себя. Останавливал до того сраного дня, когда Чуя приперся к нему в шортах и майке. Тяжелый вздох сорвался с губ. И что делать теперь со всем этим?

***

Так потянулись учебные дни. Многие учителя проедали мозг предстоящими экзаменами, другие — скорым концом семестра (а он только начался), третьи тряслись над олимпиадниками, сдувая с них пылинки. Жизнь шла своим чередом, но… Чуя уже не первый раз ловил на себе взгляд преподавателя. Дазай-сан пристально буравил его карими омутами, потом вздыхал и возвращался к делам. Это напрягало, заставляло чувствовать себя виноватым. Но Накахара чувствовал себя чуточку счастливее, потому что несносные приставания кончились. Хигучи все так же звала его домой, и они учили свои роли. Ее дедушка — Хироцу-сан — всячески смеялся над ребятами, но не стараясь задеть, а наоборот, приободрить. Чуя уже знал их дом достаточно хорошо, изредка даже помогал по дому. Ходил гулять с Тачихарой и Люси, похихикивая, когда они снова уходили «в романтику». Обычная жизнь школьника, да? Была. До сегодняшнего дня. С утра Чуя с грохотом упал с кровати и заработал себе шишку на лбу, которую теперь только челкой прятать. Через пару минут позвонили маме из больницы города Аомори, сказали, что вчера отец возвращался с работы, поскользнулся и слетел с лестницы. Небольшое сотрясение головного мозга и вывих правого предплечья, ссадины и царапины. Кирако от ужаса даже телефон выронила из рук, а Чуя — кружку. Маме пришлось слезно выпрашивать хотя бы трехдневный отгул на работе. Начальница не любила отпускать Кирако куда бы то ни было, ведь та была ее лучшей работницей. Но муж в больнице… Дело серьезное. Отгул дали, и мама прыгнула в первый же поезд в Аомори. Чуя на тот момент уже был в школе. И его черная полоса продолжилась. Тачихара заболел, а потому на уроках хоть помирай со скуки. На телефоне оставалось восемнадцать процентов зарядки, а он ему нужен до конца дня. Раздали какие-то самостоятельные по матеше, и, какой ужас, у Чуи чуть не получилась там тройка. Преподаватель сурово погрозил ему пальцем, сказав, чтобы Накахара-кун старался лучше. «Вишенкой на торте» стала контрольная на последнем уроке по литературе. Чуя нихрена не знал, потому что не читал произведение. Деятельность литературного клуба была сейчас больше направлена на пьесу, нежели на книги, потому парень вообще ничего не мыслил. Ни-че-го. Наугад отметив все ответы, парень сдал тест одним из первых. Настроение плавало ниже ватерлинии, а потому Чуя едва не зарычал от злости, когда Дазай-сан в своей привычной манере попросил его остаться после уроков. — У тебя три. Мы же договаривались, так ведь? — Да, я знаю, — плохо сдерживая свою мрачную ярость, прошипел Чуя. — Я исправлю. — Да ты исправишь. Сейчас, садись давай, — Дазай от предвкушения закусил губу. Ну наконец-то. Чуя закатил глаза, со страшным грохотом падая на стул. Ему ничего не хотелось, а уж тем более — писать сраный тест. — Держи, этот полегче. Можешь приступать. Дазай-сан уселся рядом, чем буквально выбесил подростка. Опять? Да почему, сука, именно к Чуе приставать надо?! Накахара зло обводит правильные или не очень ответы. Осаму пытается скользнуть рукой на упругое бедро, но его останавливают. Литератор только хлопает глазами. Вторую попытку пресекают, хлопнув по руке. Дазай отлично все понимает и отворачивается к окну, гадая, что же такого с Чуей случилось. В классе повисает звенящая тишина. — Я все, подавитесь своим тестом! — Чуя забрасывает предметы в сумку, а когда пенал не влезает, психует и просто рвет тетрадь по алгебре. Блять, ну заебись. — Четыре. Чуя, что-то случилось? — Дазай искренне хочет помочь, но он вовсе не ожидает, что на него наорут. — Да, случилось! — кричит Чуя, хлопая ладонью по столу. Литератор вздрагивает. –Отец в больнице, мамка у него, а тут вы еще со своими… Своими… — А с отцом что? — обеспокоенно спрашивает Дазай, чувствуя, что сейчас что-то будет. — Не ваше дело, засуньте свою учтивость себе в зад! — рычит Чуя, склоняясь над лицом преподавателя. Тот ошарашенно распахивает глаза. — И вообще, объясните, какого, простите, хуя вы ко мне уже второй семестр лезете?! — Объяснить? — Дазай щурит глаза. — А с какой стати? — А с какой стати я вам должен это позволять? — Чуя краснеет и едва сдерживается, чтобы не вмазать преподавателю. — Не лезьте ко мне, пока я вас не упек куда надо. — А сможешь? Ручки-то коротковаты. Как и язык, — злобно смеется Дазай, поднимаясь. –У тебя нет доказательств, а у меня есть знакомые в полиции, и я смогу отвертеться в любом случае. — Ах ты… — от шока Чуя переходит на более неформальный тон. И затем свирепеет окончательно. — Да иди ты нахуй, блять, со своей литературой и пидорством! Заколебал! — Пидорством? То есть ты у нас гомофоб, да? — Дазаю обидно. Обидно даже не за себя, хотя и это тоже. — Да, блять, гомофоб, прикиньте! — шипит Накахара, подходя совсем близко к преподавателю. — И был бы им, если бы не вы. Как вообще такого человека в школу приняли?! — Не зарывайся, — ледяным тоном отрубает Осаму. — Ты здесь просто ученик, и я уже давно мог настучать на тебя за такие слова в адрес учителя. — Да никакой вы не учитель! — орет Накахара. — Вы гей-педофил! — И что в этом такого?! — окончательно срывает Осаму, крича тоже. –А ты — рыжая тварь, которая, блять, не видит дальше своего короткого носа! Которой оценки завышали за так! Ты — просто ученик, причем далеко не самый умный и красивый, как тебе кажется! И который не задумывается о других лю… Звук удара оглашает комнату. На Чую еще никто не кричал. Никогда. Ни мама, ни папа не повышали на него голос. А этот… Этот ублюдок посмел. В голубых глазах блестят слезы. Рука болит, хотя Дазаю куда хуже — от удара его голову крутануло сильно, на щеке теперь след. Литератор ошарашенно прижимает пальцы к покрасневшему месту. Карие глаза смотрят обиженно и удивленно. Накахара не выдерживает и с криком вылетает из класса. А Дазай оседает на пол, глупо смотря на кровь из носа. В горле першит от крика, в голове — пустота, в сердце словно кувалдой стукнули. Он… Он не хотел… Чуя вытирает соленую влагу с щек. Ему сейчас обидно как никогда в жизни. Руки трясутся, пока он пытается найти ключи в сумке. Но их нет ни в кармане сбоку, где они обычно лежат, ни в потайном отделении. Школьник останавливается, пытаясь выровнять дыхание. Ключи не найдены. Телефон вибрирует, но Чуя не хочет отвечать. А звонок-то от мамы… Так, ладно, успокойся, нельзя ее расстраивать. — Алло? — Ч… Чуя… — слышится всхлип. — Прости меня… — Мама, что такое? Что с папой? Мама?! — ученик 2-В глотает всю свою обиду, вместо нее появляется беспокойство. — Я… Я забрала твои… Твои ключи с собой, — мама тяжело дышит. — Прости меня, я такая дура, просто… Переволновалась… — Да все хорошо, мама…. — нет, не хорошо. Чуя теперь домой не попадет. Никак. Запасные ключи в самом доме, живут они на пятом этаже. И что теперь делать?.. — Мам… А вернуть их никак? — Нет… Я только приехала, обратно уже нельзя… Передать не могу, сам понимаешь, я тут никого не знаю, — новый всхлип. — Господи… Дура дурой… — Проблемы, Накахара-кун? — Дазай появляется сзади, и так не вовремя… — Нет… Мам, ну… А как тогда? — но тут телефон мягко вытаскивают длинные пальцы. — Алло? — Чуя… К-кто это? — Я Осаму Дазай, учитель Чуи по литературе. Что-то серьезное случилось? Просто он мне не говорит, — небольшая пауза. — Ключи? И запасных нет? Хм… Может, тогда у друзей пожить? Хоть немного? — Дазай медленно отнимает телефон от уха и прикрывает динамик рукой. Взгляд у него пустой, голос — равнодушный. Чуя отводит глаза. — Ты можешь у кого-то пожить? — Нет, я… Тачи с бабушкой в однушке, он еще и заболел, к Люське стремно… Можно к Хигучи, но у нее дедушка… Нет, не могу. — У друзей он не может остановиться, — слышится приглушенный голос матери. — Может, тогда я его заберу? — Чуя дергается, чувствуя, как сердце выпрыгивает из груди. — Нет, мне совсем нетрудно. Да, все будет хорошо. Я позабочусь. На, — Дазай протягивает телефон Чуе. Тот с опаской берет его. — Да, мам? — Чуя, мне стыдно, но давай ты хотя бы к нему? — мама там рыдает. Причем сильно. — Пожалуйста… Чуя не хочет. Вот к кому угодно, но только не к Дазаю! — Хорошо… — Спасибо, солнышко. Люблю тебя, позвоню вечером. И все. Гудки. И тянущая тишина. — Пошли, — Дазай холодно бросает только это слово за всю их дорогу. Чуя молчит тоже, ему… Стыдно. А еще он злится так же сильно, как и в кабинете. Вот нахуя он не убежал тогда в коридоре? Мама бы не заставила к нему пойти! Вот же… Черт! По дороге заходят в небольшой магазин. Осаму набирает кое-какие продукты, а Чуя хмуро ждет его у входа. Он сейчас хочет домой к себе, но… Блять… И Накахара лишь немного удивляется, когда они приходят к новостройке. Дазай молча кивает на лифт, они едут в тишине на одиннадцатый этаж, и только после этого раздается тихий голос учителя: — Проходи. Ну все. Дороги назад уже нет!