My Hopeless Opus

Долгая дорога всё не желала заканчиваться. Если до владений лорда Элронда девушка добралась за три с небольшим месяца в тишине и спокойствии процветающей окружающей природы (полуэльфа очень удивилась, когда узнала о троллях и орках, на которых напоролся отряд), то этот отрезок пути тянулся непомерно долго. Отдых у Беорна и дорога до границы темного леса заняли неделю в сумме, да только дорога по бескрайним полям, окутанная туманом, не способствовала веселой атмосфере. Но более удручающей картиной предстал эльфийский лес. Неприветливое Лихолесье раскинуло свои буро-зеленые объятия. Вход в царство лесного Короля лежал прямо перед отрядом, а темнота, царившая внутри, уже разглядывала каждого смельчака. К тому же, идти сквозь дикие заросли предстояло без Гэндальфа — волшебник сослался на личные дела и мигом унёсся в противоположном направлении. — Ну что? Напугаешь лес своим плащом? Вот смотрите, искорёженные деревья, у меня плащ из варга! Уууу, — щетинился Кили, всматриваясь в темноту. — Не сейчас, прошу, — Лина нахмурилась, отгоняя навязчивые мысли прочь, — Знаешь, если я выдам что-нибудь там, то заранее прости, — бесцветный голосок всегда самоуверенной особы насторожил всех. Лес давит на сознание, подчиняет тёмным мыслям путников. Или только Лину? Конечно! Моринател! Серебряная тьма! Кто же, если не я подвержена тьме больше всего?! Всегда так! Всегда я! Настороженность путников вылилась в ливень, что заставил отряд войти в болеющий лес. Войти и пропасть на неделю. Первым желанием было зажечь свет — настолько плотно кроны деревьев переплетались, не пропуская лучи солнца. Приходилось идти до тех пор, пока тьма совсем не окутывала окрестности — так знаменовалось наступление ночи. О костре и речи не шло. На огонь тут же слеталась вся живность леса — мотыльки, летучие мыши, что мешали спокойно спать. За тропой постоянно раздавались недружелюбные шорохи и сверкали чьи-то глаза. Воздух был затхлым, сырым — пропитан дурманом, не иначе. Создавалось ощущение, что он скорее удушает, чем спасает. Еду нужно было экономить, съедобного здесь не росло. Лес угнетал и будто забирал силы. И злил. Он определённо злил девушку. Вообще, что-то странное творилось с полуэльфой. Когда все еле волокли ноги, она бодро вышагивала впереди отряда. Когда все старались взять побольше еды, она недоедала. В то время, как Торин с племянниками больше ссутулились и болезненно осунулись, черты её по-эльфийски заострились, а осанка стала на зависть королям. Глаза девушки потемнели, горели огнём. Но не тем добрым, что согревал уставших после долгой дороги, а тем самым, что сжигал целые поселения. Тем самым пламенем, что выгнало гномов из Эребора. С таким же запалом они переправились через ручей с чёрной водой. Чуть не подрались из-за белоснежного оленя, но отправились-таки дальше. А другой берег будто погряз в паутине, что ещё больше изводило. Да, Лину лес будто питал злобной энергией, и без того острячка превратилась в самую настоящую вечно раздражённую язву. Бильбо, как самого внимательного к мелочам, такие перемены совсем не радовали, а скорее пугали — черноволосая стала похожа на главного злодея сказки со скверным концом. Так три дня превратились в целую неделю под покровом угнетающей темноты. Еда неумолимо заканчивалась, и однажды, когда отряд встал, Кили стал охотиться на чёрных белок Лихолесья, бегающих по испещрённой болезнью коре деревьев. Стрелы не попадали в цель, вызывая злорадный смех девушки — голод её не пугал, как и тот факт, что они потеряли тропу. — Мазила ты, гном! — смеясь до слез на глазах и боли в мышцах, заметила она. — Я хотя бы что-то делаю на общее благо, Лина! — огрызнулся младший, выделяя имя девушки. Гном? Она никогда не называла своих друзей так. Так, безжалостно жаля ядом. — Я хотя бы не плетусь с таким видом, будто сейчас подохну! — начала вскипать та. — Конечно! Ты доводишь всех до этого состояния своими упрёками! — Кили не желал отступать, желал выяснить отношения с язвой, затаившейся в облике названной сестры. — Зато ты, видимо, хочешь пристрелить кого-нибудь! Таскаешься с этим хламом с тетивой! Ты гном или кто, безбородый? — принц опешил, в мгновение теряя весь запал, и встал, будто его окатили ушатом холодной воды. — Лина! Что ты себе позволяешь?! — такое Торин не собирается спускать с рук любимой дочери. Слишком далеко она зашла. — Моринател! — крикнула черноволосая неестественно высоким голосом. — Немедленно прекрати дурить, Элиниэль! — железно отрезал узбад. — Я не дурю! Это всё гномы твои! Потеряли тропу, стрескали все припасы и воду выпили! Топчетесь тут, ноете, только время теряете! Бомбур, прекрати бурчать, еда не появится от твоих мечтаний! Глоин, ты такой молодец, потерял тропу! Теперь все точно передохнут тут на потеху орков! Ори, вот что ты скромничаешь?! Так и пиши — сдохли от нехватки мозгов! Да, Бифур?! Где твои мудрые рассказы о прошлых битвах, Балин?! Сейчас нам только они и нужны! Давай, Бофур, настрогай нам всем игрушек из дерева, чтоб не скучно было помирать! Что замолчали-то?! Нойте, отдыхайте, теряйте время! Вы ж только это и умеете! Жалкие ничтожества! Как я могла пойти с вами?! Что глазами хлопаете?! — голос девушки был пропитан ядом, отравляя все вокруг. Мозг выдавал все новые и новые претензии, и рот слушался. Хотя где-то глубоко-глубоко внутри здравый голос вопил прекратить. Да кто ж, одурманенный, его послушает? — Что смотришь, вояка?! Ударь же! Вижу, хочется! — поистине чёрные глаза зыркнули на Двалина. — Я девушек не бью, — нехотя, отозвался ворчливый голос. — Зато я бью мужчин! — фраза, щедро одаренная желчью, стала крайней. — Хотя для такой дряни можно сделать исключение! — Двалин легко перекинул остроухую, сбивая с ног и укладывая на холодную землю. Но как бы сильно она не взбесила всех, дядя самую малость придержал нахалку, смягчая удар. Девушка лишь надрывисто захохотала, корчась на земле. Гномы обреченно и непонимающе переглядывались, не находя слов. Кто-то с жалостью, кто-то злостно, кто-то, обидевшись, но все одинаково не понимали поведения Лины. Лины ли? — Солнце! Конечно, Торин! Я залезу на дерево и посмотрю, куда нужно идти! — мертвую гномью тишину, в которой полукровка ехидно ухмылялась, оглядывая осунувшиеся лица, прервал Бильбо, которого посетила светлая мысль. — Хорошо, мастер Бэггинс, — Дубощит кивнул, провожая хоббита взглядом. — Отлично! Бывалые воины полагаются на домашнего полурослика. А! Ну да, о чем это я! — махнув рукой, хохотнула девушка. — Заткнись! — прошипел узбад, хватая дочь за запястье. — Что с тобой творится?! — Родственную связь почувствовала, — хмыкнул откуда-то Нори. Но не было в этом упрёке злобы, лишь обреченное непонимание. Воспаленный мозг путницы мигом отозвался на едкое высказывание. Торин был одарен крепкой пощечиной так, что вторая рука вновь принадлежала девушке. Змеёй вывернувшись, она выхватила из рук брата лук с занесенной стрелой, за секунду отыскала рыжую макушку гнома и, не задумываясь, выпустила стрелу. Метко выпущенная, она зацепила мудрено заплетенные волосы, застревая там. Ори испуганно покосился на такое непривычное для Лины оружие и обессилено сглотнул, представляя более кровавое развитие событий. Дори такого не потерпел и кинулся на новоиспеченную лучницу, но перед ней выросли братья, закрывая за своими спинами спятившую особу. Отряд отошел от шока и разделился на два лагеря — одни осуждали язык Нори, другие — поведение Лины. Злость оказалась заразной, обессиленный отряд обрел силы. Завязалась драка. Фили с Кили не понимали сестру, но не могли оставить её на растерзание. Двалин хоть и не одобрял того, что вытворила полуэльфа, чувствовал вину за несдержанную злость и встал на сторону принцев. Глоин, недолюбливающий Нори за воровскую натуру, разделил оборону с ними. Оин так и не понял, из-за чего весь сыр-бор, и крутил головой по сторонам. Балин и Ори не желали крови и остались в стороне, всеми силами стараясь избежать раздора, но их никто не услышал. Они не узбад. Торин не встревал в общий гомон, он прислушивался к лесу и настороженно всматривался в непроглядную чащу. — Прекратить! Тихо! За нами следят, — стальной голос предводителя остудил пыл и заставил сплотиться перед лицом общей опасности. — Где Лина? — оглядевшись, никто не нашел девушки. — У неё мой лук, — с расширенными от ужаса глазами только и вымолвил Кили, вспоминая, как метко стрела пришлась Нори в космы. Но бояться надо было другого. Вслед за полуэльфой исчез Бомбур. Гномы увидели лишь ноги толстячка, скрывшиеся в липкой паутине. — К оружию! — командует узбад, но это мало помогает. Гигантские пауки имеют много преимуществ перед подгорными жителями. Схватка не приводит ни к чему хорошему, гномов одного за другим щедро пичкают паучьим ядом и затаскивают на деревья, опутывая белыми нитями паутины. Откуда-то сверху доносится вскрик Бильбо, и Торин оказывается в плену дурмана, выпадая из реальности. Во имя Махала, что с тобой приключилось, дочка?

***

— О, Махал, отрубите мне голову, — шепчет Лина, когда её кокон разрывают Бильбо на пару с Фили. Хоббит вновь спас отряд от неминуемой гибели, своей отвагой и сообразительностью выдергивая друзей из цепких лап. Девушку находят почти последней, сквозь белые нити еле заметно слабое дыхание. В одной руке покоится наполовину обнаженный меч, другая крепко сжимает лук брата. Лицо выражает крайнюю усталость — осунувшееся и бледное, особенно в обрамлении чёрных, как смоль, волос, в которых запутались паутинки, словно нити серебра первой седины. Она с трудом открывает глаза и фокусирует взгляд на склонившемся над ней Фили. Молча пытается сесть и замечает в руке лук, с ужасом откидывает его в сторону, а потом виновато смотрит на Кили, извиняясь. А вот попытка встать оканчивается неудачей, голова идет кругом, организм отвергает яд. Гном помогает, поддерживая волосы, а после поднимает, ставя на ноги. Разум чист. Совесть грызёт. Что это было? Что на меня нашло?! Что я натворила.? Гномы молча наблюдают за этой картиной, ожидая уже чего угодно, но вид побитого зверька выдаёт намерения Лины. Слишком бледное лицо, трясущиеся руки, подкашивающиеся ноги, ссутуленная спина. Теперь она не похожа на ту, чужую Лину, которая говорила эти ужасные слова. — Ребят, — слабый голос звучит слишком громко в наступившей тишине, — Я понимаю, момент неподходящий, но я такого наговорила… О, Махал, — перепачканные землей руки закрывают лицо. — Я не знаю, что на меня нашло. Я так не думаю, правда. Простите… — Да и поделом мне! Надо было язык за зубами держать! — Нори не злился, махнув рукой. — Ты меня сама лучше прости, дурака-то старого, натворил я дел! — не выдерживает Двалин, раскаиваясь так, словно, как минимум, в убийстве. И слабая улыбка расползается по лицу, видя кивок отца и чувствуя, как сильные руки уверенно не дают упасть. — Это все очень мило, и мне неловко вас прерывать, но пауки скоро вернутся, — одёргивает всех Кили, поднимая верный лук, и в ту же секунду выпускает стрелу куда-то в темноту леса. — Уже вернулись! — Разберёмся с ними! — уверенно звучит приказ Короля с занесённым мечом в руках, остальные находят силы и с жаром пускаются в бой. Лину затаскивают в центр, а девчонка, опирающаяся на верный клинок, и не возражает, стараясь хотя бы устоять на ногах. Двалин рычит, не подпуская гигантов к полуэльфе. Торин с разворота красиво всаживает меч в распахнутую пасть, лишая жизни очередного врага. Фили с особым рвением отражает нападение — довести Лину до такого состояния непросто. Она привыкла сражаться всегда, будь хоть ранена, хоть без сил и не могла пустить все своим ходом, пока она еще жива. А сейчас девушка не может даже меч поднять, хотя час назад уверенно стояла на ногах с королевской осанкой. Определенно, что-то непонятное творится в этом всеми Валар забытом месте! В разгаре сражения Кили отходит довольно далеко от всех, а Фили решает, что брат справится. Но чуткий слух острых ушек улавливает гномьи ругательства из уст младшего принца сквозь пение стали, а ясное зрение находит гнома в западне с двумя потомками унголиантов. Она не добежит, нет, ноги подкосятся, так что из последних сил Лина замахивается и отправляет заплечный кинжал в восьмиглазую морду, давая брату секунды форы. На этом силы совсем заканчиваются, девушка, тяжело дыша, наваливается на меч так, что лезвие на четверть входит в землю. Но на этом препятствия лишь начинаются. Повеяло холодной надменностью и бессмертием. Засвистел рой стрел, эльфийские клинки запели предсмертную балладу паукам, тонкие голоса заговорили на мелодичном наречии. А перебивали их лишь гортанные ругательства кхуздула да тяжелое дыхание уставшей девчонки. — И не думай увернуться, гном, — всажу между глаз! — стрела с зелёным оперением нацелилась на Подгорного Короля, гномы злостно пыхтели от бессилия, но не смели занести мечи. — Рано ты свой яд расплескала, — тяжко вздохнул заметно поникший Бофур. — На этих всегда найдётся! — хмыкнула Лина, расплываясь в хитрой улыбке и подмигивая (или это просто глаз дергается?). Ссутуленная спина гордо выпрямляется, ноги находят устойчивую позу, руки вытаскивают клинок из земли и небрежно поправляют волосы заученным движением. В грязной одежде, где паутина представляет второй слой, со спутанными пыльными волосами на грязном уставшем лице уверенно блестят два сапфира в чёрной огранке. Боковым зрением она замечает интерес к её персоне и ухмыляется. Эльфы что-то говорят, Торин чуть ли не рычит, а она видит лишь стрелу, что может лишить жизни её отца. Упрямая, смелая до отчаянности, гордая. Гномка с острыми ушами отдаст жизнь за тех, кого любит, прав был Фили. Голова кружится, словно юла, но она не подаёт вида, идёт к намеченной цели, предпочитая не замечать недружелюбных стрел в свою сторону, и наконец достигает своего места. Места между наконечником стрелы и узбадом. Ядовито улыбается, тая в краешках глаз ото всех, чего ей стоит эта напускная пыль. Испепеляет взглядом всех, кого только можно и переводит холодный взор на лучника. — Где ваше гостеприимство, eldar? — голос получается хриплым, но от этого еще более завораживающим. — Развели тут домашнюю живность, — усмехается, ёрничает. Безумица!  — внутреннее рычание Двалина (или Торина?) слышится прямо за спиной. Подходит в плотную к наконечнику, легкомысленно скользит пальчиком по острию, направляя стрелу ниже так, что она утыкается в кожу, под которой скрывается горячо бьющееся сердце. — Найдите кого-то себе по статусу, cundu. Растерявшийся эльф совсем опускает лук, непонимающе смотря в смеющиеся глаза Лины, но положение заставляет быстро прийти в себя. — Обыскать их, отобрать всё оружие! Представитесь королю. — За что же это, интересно узнать? — синие глаза, полные презрения хорошо отрезвляют и Лина, сама того не понимая, помогает принцу Лихолесья. — Вы вошли в наши владения без ведома лесного короля, — сухо отвечает эльф, — Тауриэль, обыщи её! — приказ мгновенно выполняется — и без того слабая странница становится совсем беззащитной, лишаясь последней опоры в виде меча. Ноги предательски дрожат, но лед во взгляде не тает ни на секунду. Пусть она погибнет тут, но не покажет слабость чужакам. — Извольте! Могли бы нас встретить, если так не терпелось познакомиться, — фыркает девушка, стукая эльфийку по рукам, что полезли к святому. — Побойся Эру, рыжая, этот меч старше тебя и хозяйку явно менять не собирается! — словно в подтверждение слов Рингиль неприветливо сверкает холодным синим, а Тауриэль, тихо взвизгнув, прижимает порезанный палец к губам. Глаза Лины гневно темнеют, губы кривятся в язвительной ухмылке. — У кого вы отняли эти мечи? — удивляется принц, изящно прокрутив Оркрист. Торин рычит от злости — обвинить его, законного Короля Эребора, в воровстве! Лина мастерски выражает своё возмущение в тонне ядовитых улыбок сарказма, а глаза продолжают гневно испепелять все живое (кроме гномов, разумеется). — Если эти мечи и были отняты, то только вами, Ваше леголасное Высочество. — В замок их. И будьте начеку! — проигнорировав выпад, Леголас приказывает что-то ещё на эльфийском, и стражники двигаются вперёд, подгоняя изнурённый отряд. Обессиленно вздохнув, будто приняв происходящее, Лина начинает шагать в направлении замка Трандуила. Веселье начинается. Главное не потерять сознание. — Ты всех принцев Средиземья знаешь? — шепнул кто-то голосом Фили прямо над ухом, а сильные руки не дали упасть, когда нога зацепилась за очередную корягу. — Главное, что я знаю самого лучшего, а это так, — также шёпотом ответила полуэльфа, тепло улыбнувшись гному. — Неприятные знакомые. Но по-настоящему неприятные знакомые ждали Лину в лесном замке. Куда это они там направляются? Ах, да! Неприятности всегда любили полуэльфов. Или просто полуэльфы всегда искали неприятности на свои остроухие головы?