The King beneath the mountains, The King of carven stone, The lord of silver fountains Shall come into his own!
Вижу сына. Такие же светлые волосы, голубые глаза. Улыбается, обнимает до хруста костей и, отпустив, поправляет корону. Королевскую корону. Значит, Трандуил не ошибся в том, что плачей именно по Королю было два… — Что происходит? — сипло выдавливаю из себя, смотря то на Фрерина, то на Двалина. — Я думаю, эта корона твоя, — произносит блондин, передавая венец мне в руки. Двалин кивает ему, и гном, бросив на меня сочувственный взгляд, уходит. — Где Кили? — твержу, сжимая царское украшение. — Лина, — успокаивает было меня дядя, но я кидаю на него пронзительный взгляд. — Просто расскажи. Не утешай. И он рассказывает, взяв меня за предплечье, уводя вглубь порядком опустевшего королевства. Рассказывает, как все перепугались, не найдя меня на пустоши. Как Кили сказал, где последний раз видел, и Торин начал прорываться туда, ничего не слушая. Как ту тропу заполнили вастаки, и Двалин успел лишь прикрыть Короля от решающего удара. Как Гора наполнилась непереносимым горем, когда сердце великого узбада замерло. Рассказывает, каким непосильным грузом легла корона на голову Кили. И как на следующий день Эребор лишился третьего наследника, которому месть застелила разум и похоронила с клинком в груди. Как за три дня Подгорное королевство покинула надежда, забрав трёх воинов и повенчав на правление совершенно неготового к этому наследника. Этельвид, потеряв себя от горя, лишилась ребёнка — девочка родилась мертвой — и, не выдержав, пошла по стопам Арьи, с которой они вернулись в Железные холмы. Меди удалось вырваться в Синие горы к сыну, пока не началась жесткая осада. Позже оттуда прилетел ворон с посланием о том, что «матушка, приняв волю Валар, заснула вечным сном и обрела покой». Дис чуть-чуть не дождалась меня, скончавшись от сердечной болезни, как сказал лекарь. Гномы объединились с людьми, на помощь пришли железнохолмцы, и, окрылённое новостью о победе войско разбило чёрную заразу, сняв осаду. — Я могу поверить в смерть Торина, Кили, Меди, уход Тели и Арьи, но Дис… Нет, — качаю головой, — Она гномка, — выжидающе смотрю на воина, — Сердце бы выдержало, тем более, после победы. Ты что-то мне не договариваешь. — Командование битвой взял Даин. После его смерти некоторые захотели видеть Королём-под-Горой Легнара, а не Фрерина, который самостоятельно не смог разбить вастаков. Устроили бунт. Вот Дис и не выдержала. — Зачинщики? — сквозь зубы шиплю, злость застилает глаза. — За решёткой. — Привести на площадь, — шепчу Двалину, пытаясь собрать силы, — Созвать всех на площадь! — приказываю, окидывая тяжёлым взглядом услышавших это стражников. Слишком дорого мне обошлось последнее приключение. Скидываю лориэнский плащ, водружая массивную корону на голову, — Приказ королевы.***
На главной площади собралась толпа гномов, что непонимающе озираются по сторонам и переговариваются, кидая взгляды на плаху. Те, кто пришёл позже и не смог занять место в первых рядах, наблюдают за действом со ступеней и внутренних балконов. Глубоко дышу, стараясь унять бушующую ярость. Заплетаю самую простую косу, откидывая волосы за спину. На голове всё та же корона Трора. Подхожу к центру, где стоит плаха, когда на площадь приводят бунтовщиков. Рядом со мной становится Двалин, складывая руки на груди, и Фрерин. Как только подгорный народ замечает меня, разговоры смолкают, устремляясь взглядами на венец. — Да здравствует Королева? —опешивши, шепчет порядком поседевший Нар. Слегка киваю ему, улыбнувшись. — Я слишком много пропустила и слишком долго бежала от этой короны, — уверенно начинаю, сверкнув глазами, — Наконец я здесь и готова исполнить свой долг. Кивком указываю Фаиру на одного из участников смуты, и гном подводит его к плахе, еле слышно прошептав мне что-то вроде «я знал!». — Пусть внешне я, может, и не изменилась, но помани сейчас вы меня пальцем в дебри лжи — откушу руку по локоть. А если думаете, что, услышав ваши мольбы о пощаде, я сжалюсь, то знайте, вы ошибаетесь. Ошибаетесь, как никогда в своей жизни. Я с гордой ненавистью самолично отрублю предателям их бренные головы, и рука моя не дрогнет. Даю слово, что покараю всех виновных в этой междоусобице независимо от положения и семейного герба. С последними словами достаю Рингиль из ножен. Клинок гневно блестит холодом, перенимая настрой хозяйки. Замахиваюсь, прикладывая все свои силы, и без промедления вонзаю сталь в плоть. Слышится хруст, но позвонки не переламываются, и я остриём втыкаю меч в кости, разбивая их. С последним, третьим, ударом голова падает. — И Слово я своё держу, — за короткие, с позором отрезанные волосы поднимаю отрубленную конечность, с которой капает алая кровь, на обозрение всем. — Ей палец в рот не клади. По гномам проносится шёпот. Пока моя одежда впитывает чужую кровь, лицо не выражает никаких эмоций, кроме отвращения по отношению к кучке сжавшихся пленников. — Да здравствует Королева!***
Не думала, что возвращение домой окажется таким. Не думала, что эта корона ляжет на мою голову. Как и не думала, что холодная ярость может настолько заполнить разум. Это там я была хладнокровным палачом, а, придя в свои покои, меня хватило лишь дойти до купели, где и овладела мной истерика, заставляя, до крови царапая кожу, смывать с рук чужую. Я не могу вот так взять сейчас и уйти в Лихолесье. Нет. Поэтому, взяв себя в руки, переодеваюсь и прошу Двалина собрать всех, кого более-менее знаю в тронном зале. Еле переставляя ноги, добираюсь туда, по пути рассматривая каменный город. Покинув это место на год, я не подозревала, сколько боли ждёт меня в родных чертогах. Среди собравшихся здесь вижу, понятное дело, Двалина и Фрерина, Нара с Телхаром и Фаира с Гимли. На этом круг доверенных лиц заканчивается. — Не буду тянуть, — вздыхаю, — Я хочу Морию, — в то время как Фаир проникается идеей, глаза дяди мрачнеют, остальные же ждут продолжения. — Нас мало, — хмурится Нар. — Сдаётся мне, Легнар выступит с нами. И не стоит забывать про Эред Луин. К тому же, я обзавелась немалой долей полезных знакомых. — Это безумие, — сокрушительно качает головой Двалин. — Дань предкам, — щурюсь, повернув к нему голову, — Проклятье Дурина уничтожено, орки слабы после победы над Сауроном. Мы выступим и отвоюем древнюю твердыню или я отдам Рингиль тому, кто сможет это! Собирайте армию. — Лина! — не желает мириться вояка. — Я всё сказала, — холодно кидаю последнюю фразу и устремляюсь к выходу. — И когда мы выступим? — задаёт вопрос по делу Фаир. — Как будем готовы, — пожимаю плечами. — Гномы восстановятся к этому походу лишь через пару лет, — многозначительно уточняет Нар. Сотня лет — мгновенье в жизни эльфа. — Значит, выступим, как прибудет Фрор, — хмыкаю, переступая порог залы. Слышу тяжёлые шаги, быстро нагоняющие меня. — Куда ты так спешишь? — недовольно шипит Двалин, останавливая меня за плечо. — В Лихолесье, — фыркаю, отворачиваясь. — И я не удивлюсь, если ты это серьёзно, — тяжело вздыхает гном, разжимая руку. Раздражённо повожу плечом и ухожу, так и не обернувшись. Углубляюсь в темноту, найдя наконец нужный пролёт, и захожу в королевскую усыпальницу. Похоронены под тоннами камня, как и моё сердце. Аркенстон сияет на гробнице Торина рядом с Оркристом. Снимаю корону, укладывая её на плиту Фили. Тяжело вздыхаю, садясь прямо на пол, прижимаясь спиной к холодному, бесчувственному камню. Махал, как же хочется, чтобы они сейчас рассмеялись и поднялись, хохоча над шуткой, но я даже не вижу их лиц. И не увижу до тех пор, пока мастера не закончат статую, или пока сама не окажусь в вечных чертогах (если вообще там окажусь). — Ну что, как поживаете? — безнадёжно горько усмехаюсь, упираясь бездумным взглядом в колонну.***
Получив известие, Фрор решает выступить сразу к Мории, где уже будем ждать его мы. Легнар, наловивший моих укоров за то, что не остановил предателей-эреборцев сразу, подходит к Одинокой Горе по первому зову. Собрав двухтысячное войско Эребора, мы начинаем поход спустя три месяца, встретив ещё тысячу железнохолмцев. За эти три месяца в королевстве, пока Фрерин открестился от короны, правлю я. Пытаюсь разгрести все бумаги и накопившиеся дела. Налаживаю торговлю и политические отношения с Гондором и Роханом, что получается довольно легко, учитывая мою хорошую дружбу с правителями этих государств (Арагорн сам просил их не забывать, а Эомер отдувается за неудачную первую встречу — я всё та же злопамятная полуэльфа). Эребор до сих пор считается великим королевством, возвращаясь к привычной жизни. Держим путь по тракту, разделяющему северное и южное Лихолесье. (не важно, что теперь оно официально прозвано Эрин Ласгаленом) Я очень надеюсь не встретить эльфов, но надежды падают крахом, когда нам попадается пограничный отряд. Они пропускают нас без вопросов, но спустя пару десятков минут является Леголас во всеоружии. — Я думаю, галадрим должен остаться на защите своего дома, — сверлю его взглядом. — А я думаю, Эрин Ласгален уже много раз отступался от опасностей соседей. — Не отступишься? — Беру пример с тебя. Присмирив свою гордыню, киваю, заручившись поддержкой эльфов. Видел бы это Торин. — Почему ты не можешь успокоиться? — вопрошает Двалин. Кажется, ещё немного, и он в отцовской манере поднимет очи к небу и задаст излюбленный вопрос Махалу. — Я успокоилась, совесть нет, — пожимаю плечами, — Много гномов пали, пытаясь отвоевать эти мифриловые жилы. И Торин был там, и ты. И Балин. Я хочу закончить то, что вы начали. Поднимешь топоры в последний раз? — Дождёшься с тобой спокойной жизни! — смеётся дядя, качая головой, — Ты же ещё куда-нибудь удумаешь! — Да, — протягиваю, расплываясь в улыбке. Уже удумала, только уйду я туда одна. Встречаемся с пятью сотнями синегорцев у восточных врат. Я безумно рада видеть Фрора. По сути, он мой последний брат, но, честно, больше считаю его за сына. Отдалившись с командирами от воинов, заряженные уверенностью в успех, решаем не медлить и наступать прямо сейчас. Эльфийские лучники на позициях, объединённая армия гномов наготове. Солнце в зените. Положим конец многолетним войнам. Кричу и кидаю камни в темноту парадной, пока не заслышу барабаны и грохот. Отряд, засланный выманить орков из укрытия, во главе со мной по пути перебивает всех выползших на зов, кроме одного, отпущенного трусливо бежать, призывая остальных. Да будет бой! Легион морийских орков вываливается на свет, визжа и громыхая булавами и ятаганами. Когда-то Торин вёл в решающий бой воинов, сегодня это делаю я, теряясь в гуще сражения.***
Смотрю на солнце, окропляющее землю алыми отсветами. Утираю со лба пот, делаясь ещё более устрашающей с кроваво-грязной полосой от рукава на лице. Рингиль залит чёрной кровью, как и земля. С первым же дождём следы бойни исчезнут, а воды туманных ручьёв унесут их вдаль. Поначалу орки даже было посмеялись над не особо большим войском у ворот, но быстро поменяли своё мнение. И на то было, как минимум, две причины — разъяренные Двалин и Рингиль. Спустя пару часов я-таки отыскала командира этих образин. Орк очень удачно стоял в низине, не замечая меня, за что поплатился головой, которую я и снесла, спрыгнув ему на спину. Именно тогда я, кажется, искупалась в крови врагов. Буквально с рыком забралась повыше, тряся отрубленной головой на обозрение всем. Кричала что-то на кхуздуле в порыве радости, обращая взоры на себя. Не знаю, был ли это испуг орков при виде меня или потеря духа после гибели командира, но спустя час, в который противник пытался зализать раны, гномы воспряли духом и нанесли сокрушительный удар, окончательно разбив врага. Кто-то бежал, сверкая пятками, кто-то хрипел на поле боя, но было уже плевать — Мория наша. Не хочу много думать и тяготить себя, просто хочу забыться на пиру — пару дней мы восстанавливали трапезную, а с едой нам помогли лориэнские эльфы, разделяя радость от победы над орками, что сидели у них под боком. До этого мы похоронили всех павших ранее воинов и Балина, в том числе. Мы молодцы, и на этом с меня хватит. Увожу Фрерина и Фрора с пира, пока те ещё не напились. — Разговор важный, не дурите, — предупреждаю их. Хотя кого я обманываю — много ли я «не дурила» после таких фраз. — Ты чего? — удивляется сын, — Никак нас покинуть собралась? — усмехается он, но смолкает, когда не находит на моём лице ни намёка на насмешку. — Лин? — тревожно протягивает Фрор. Глубоко вздыхаю, собираясь с мыслями. — Признаю, я была не лучшей матерью и не образцовой гномкой, — качаю головой, — И сейчас поведу себя так, как не повёл бы никто из гномов. — Мам, нет, — настороженно хмурится блондин, переглядываясь с другом. — Я ухожу с Леголасом. — В Аман?! — восклицают они одновременно, бледнея. — Махал упаси! Нет, конечно! В Лихолесье, дуралеи, — не ожидала такого и даже сама испугалась. Нет, в эти земли я точно не поплыву. Переведя дух, продолжаю, — Вы — законные Короли. Решайте сами, кто где останется, но, знайте, что я боле не сяду на Подгорный трон. — Но тогда просто останься? — растерянно произносит сын. — Не смогу жить в Горе, — тяжело вздыхаю, прикусывая щеку, — Там почти никого не осталось. Я не вынесу этой тяжести. — Я останусь здесь, — после долгого молчания отзывается Фрор, на мои губы ложится тень улыбки. — Тогда, это тебе, — протягиваю гному корону из начищенного мифрила, переливающуюся серебром в свете факелов, — Возроди великое королевство, — тот преклоняет голову, и я водружаю венец на черные космы. А Валакирку пусть сам ищет. — Я не подведу, — твёрдо заявляет Фрор, и в этот момент очень уж он похож на папу. — Процитируешь Торина — убью, — добродушно смеюсь, отгоняя ненужные слёзы, — А ты, Фрерин, понесёшь бремя Короля-под-Горой, — спокойно продолжаю, достав из сумки корону Трора. — Пусть будет так, — смиренно склоняет голову гном, награждаясь массивным венцом, — А тебе корону? — Да, — поддерживает его друг, — Ты же наша Королева-мать. — С вашего позволения оставлю себе лёгкую голову, — чуть усмехаюсь, стараясь неслышно всхлипнуть. — Она твоя, — отзывается зашедший Двалин, подавая венец принцессы, — Я подозревал, что ты решишь сделать что-то такое. Держи. Меня коронуют в шесть рук, и я из последних сил сдерживаю слёзы, любовно поправляя золотые «рога» и серебряные переплетения. Крепко обнимаю троих гномов, а после возвращаюсь в шумный зал, полный света. Утираю мокрые дорожки с щёк, пробираясь к дожидающемуся меня эльфу. Не знаю, что думают гномы, но слышу, как бурно приветствуют Королей, заметив коронованные головы. Начинается новая эпоха. Пусть знаменуется она их тихим правлением и умножающимся величием. Да будет так, Махал. Беру Леголаса за руку, продолжая шагать к воротам. Напоследок оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Фрерином, он улыбается и кивает мне — будь счастлива. — Если ты поменяла решение, то я пойму, — тяжело отзывается принц, смотря на меня. — Вперёд, — уверенно отвечаю ему, не сбавляя шаг. И конь устремляется к темнеющему на севере лесу, теряясь в ночи.Здесь души раздолье, здесь ветер в лицо свободный.
***
Спустя сорок восемь лет. Сорок седьмой год Четвёртой эпохи. Эрин Ласгален оживает, избавившись от тени Саурона. Здесь опять ходят караваны, поют птицы и светит тёплое солнце. Светом наполняются земли Средиземья. Эребор продолжает величаво стоять, скрывая холодные земли севера. Мория восстанавливается и процветает наравне с Гондором. Пройдёт ещё пару десятков лет, и я уверена, Кхазад-Дум обретёт былое богатство. А я… до сих пор живу на этом свете. С нашим приездом в замок Трандуил решает оставить земли смертных и уплыть за море, говоря, что настало время Леголаса. Принц принимает корону отца и надевает мне кольцо на палец, сажая рядом с собой на трон матери. Я присмиряю свою гномью половину и принимаю новую жизнь, впуская в неё возвышенность и спокойствие эльфов. Получаю известия из Эребора и Мории, но, дав себе слово больше не возвращаться туда, следую своему завету. Я исполнила свою роль (хорошую и не очень) в истории гномов, в истории Средиземья и больше не хочу вмешиваться. Кроме того, через пару лет после свадьбы я дарю Леголасу наследника, наречённого Мальгалад — Золотое сияние. Хотя ничего общего с золотом он не имеет — чёрные волосы и серые глаза. Хоть кто-то в мать пошёл. Однако посыл мне понравился — от серебряной тьмы к золотому сиянию. За моё время, проведённое в Эрин Ласгалене, гномы начинаюсь называть его Элин Ласгален, даже кому-то из эльфов это приходится по душе. Здесь я усмиряю гордыню и упрямство, не лезу на рожон, перенимая быт перворождённых. Леголас пытается научить меня стрелять из лука, и из успехов — это то, что я перестала шарахаться от данного оружия, как от огня. Зато эльфийский язык даётся мне легче. Да, я не та полуэльфа, ушедшая из Эребора полвека назад. Хоть внешне я почти не изменилась, сохранив былую молодость — и всё же волосы у меня отросли, в черной смоли затерялись тонкие нити серебра, и взгляд синий наполнился чинностью, хотя всё так же по ночам устремлён в звёздное небо, где глаза неустанно ищут родных гномов. Со временем чувствую, как начинаю уставать. Уставать от жизни. Наверное, так уходят эльфы. Я не борюсь, я просто смиряюсь. И Лина, которая смирилась со своей судьбой — уже не Лина. А когда мы перестаём быть собой, мы перестаём существовать. Я закрываю глаза в ночь, отжив ровно две сотни лет, и знаю, что с утра их больше не открою. Страха нет, есть лишь покойИ ничто души не потревожит, И ничто её уже не бросит в дрожь, — Кто любил, уж тот любить не может, Кто сгорел, того не подожжёшь.
_____________________________________________________________________________