Кейси не часто видит сны. Но когда это происходит, в них ей снова шестнадцать, и осень снова слишком дождлива для Филадельфии. Ей снится тот день, когда она убила дядю Джона.
Кейси умнее своих лет, и пережила больше, чем большинство ее ровесников могло бы вообразить. Кейси выглядит почти как настоящая девочка, одна из тех, что по утрам целуют в щеки родителей около школьных ворот и бегут на урок. Только Кейси знает, что она подделка, имитация, достаточно похожая на ребенка, чтобы обмануть взрослых.
Таких детей не то, чтобы много в ее школе, и они всегда безошибочно находят друг друга в толпе. По взгляду голодных волчат, по наклону головы, по тому, как они легко уходят от чужих прикосновений, по едва заметным заминкам в разговоре, и по исключительному, феноменальному таланту врать. Первое правило клуба сломанных детей — не привлекать внимание к своим проблемам. Они не собираются дважды в неделю, чтобы усевшись в кружок обсудить, как жизнь поимела их в этот раз. С большей частью из них Кейси даже никогда не разговаривала. Все, что они делают, это отвечают на острый больной взгляд таким же и едва заметно кивают друг другу при встрече. Кейси знает их всех.
Китти пятнадцать, она живет в трейлерном парке вместе с младшей сестрой и мамашей, которая продает ее за дозу.
Тедду семнадцать, он глухой на правое ухо. Его семья разводит бойцовских собак. Ходили слухи, что отец с дружками смеха ради натравливали псов на него.
Эрику семнадцать, он капитан школьной футбольной команды. Его отец ушел, когда Эрику и пяти не было. В его доме на дверях нет замков, а мать кормит его бромом с двенадцати лет. А еще она до сих пор моет его сама, и читает проповеди каждый раз, когда ей кажется, что он мастурбировал.
Люси тринадцать, у нее есть еще две сестры и младший братик. Каждый день Люси привозят в школу и увозят на большой блестящей машине. Каждый раз, когда Люси приносит домой что-то кроме А, у нее трясутся руки. Потому, что вечером, когда вся ее семья усаживается за стол ужинать, и весь домашний персонал выстраивается за их спинами, богатый стол накрывают только на пять персон. Мама Люси ждет, пока все займут места, подает знак, и горничная выносит собачью миску специально для Люси. Ее ставят напротив стола, и девочка под взглядами всего дома должна съесть все, до крошки. Люси запрещено пользоваться руками и вставать с колен.
Кейси знает об этом, потому, что Люси сама ей рассказывает, когда они сидят на ступеньках за школой. Люси подкуривает от дешевой пластиковой зажигалки и взгляд у нее взрослый и очень усталый. Она держит сигарету пальцами, обернутыми во влажную салфетку, и ищет подветренную сторону, чтобы дым не попал на одежду и волосы. Смотрит, как дети тринадцати лет смотреть не должны, и говорит: «Знаешь, Кейси, некоторым людям нельзя заводить детей».
Со звонком Кейси тушит бычок о кирпичную стену и поднимается, отряхивая джинсы. Каждый ее день — продолжение затянувшегося квеста, выхода из которого нет.
Все меняется на дне рождения Клэр. На самом деле, таких, как Кейси не зовут на вечеринки, но Клэр Бенуа мила настолько, что позвала весь класс, а Кейси все равно, что делать, лишь бы не идти домой, к Джону. И когда Кейси видит Клэр, счастливую, смеющуюся, в окружении гордых родителей и веселых друзей, это все словно бьет Кейси под дых. Почему некоторые за просто так получают то, о чем другие могут только мечтать? Кейси тоже хочет счастья, хотя бы немного. И тогда она принимает, возможно, главное в своей жизни решение. С этого дня терпеть Джона становится еще сложнее. Его тень всегда накрывает ее, обездвиживает безотчетным ужасом, как будто ей все еще шесть.
Кейси, малышка, не бойся, мы же семья, говорит он.
Подойди, Кейси, давай сыграем.
И Кейси молча соглашается. Она не может плакать потому, что Джону не нравятся слезы. Ему нравится, когда она тихо скулит на одной ноте. Нравится, как она крупно вздрагивает от боли и закусывает губу, чтобы не кричать, когда он берет ее за руку, переворачивает тыльной стороной вниз, проводит большим пальцем по нежной, не знающей солнца коже, и вдавливает в нее тлеющую сигарету. Кейси сильно вздрагивает, дергаясь всем телом, и шумно вдыхает через нос. Потому, что Джону это нужно, ему нужно видеть, как ей больно. Если он не получит этого, он придумает что-то еще, и тогда просто ожогом Кейси не отделается. Все становится хуже, когда у Джона появляется
настроение. Тогда он оглядывает ее взглядом, пустым и темным, и говорит: «Раздевайся, Кейси». Это значит, что рыдать и умолять бесполезно. Если Кейси попробует бежать, он все равно ее догонит, если начнет сопротивляться, он просто навалится на нее так, что трудно дышать, грубо схватит за руки, рванет вниз ее джинсы, срывая молнию и пуговицы, и Кейси опять ничего не сможет сделать.
Когда решение принято, Кейси больше не сомневается. Она крадет из школы вольтметр, стоит Джон уйти в вечернюю смену. Ей приходится быть осторожной, чтобы никто не увидел, и вернуть его на следующее утро, чтобы никто не заметил пропажи. Она замеряет напряжение по всему дому, но, в конце концов, останавливается на удлинителе, от которого питается почти вся техника в гостиной. Удлинитель старый, и его изоляция выглядит многообещающе хлипкой. В те редкие часы, когда она остается дома одна или когда Джон спит, Кейси аккуратно зачищает провода, чтобы они выглядели так, будто оболочка перетерлась от времени. И, наконец, когда Джон после смены в очередной раз он засыпает перед телеком с бутылкой в руках, развалившись в кресле, огромный и омерзительный, она закрывает все двери и окна в доме. Единственный плюс его прогрессирующего алкоголизма — в глубоком беспробудном сне, когда он напьется. Она приносит вниз старый вентилятор, над которым работала прошлый вечер — он хорошо вписывается во влажные и душные предгрозовые ночи, и подключает его к удлинителю, развернув лопасти подальше от Джона. Ее расчет силы тока весьма приблизительный, но вентилятора вполне должно хватить. Затем она, обернув пальцы рукавом, берет одну из недопитых бутылок около его кресла и кладет на пол. Пару секунд смотрит, как небольшая лужица лениво катится к удлинителю, и, бесшумно прикрыв дверь, выходит из дома.
Весь день проходит в ужасе и ожидании. У ее плана много недостатков. Вдруг напряжение будет слишком слабым? Вдруг огонь не разгорится? Вдруг Джон проснется раньше, чем наступит отравление угарным газом? Слишком много вещей, которые могут пойти не так.
Перед последним уроком Кейси вызвали к директору. Там ее сразу с порога встретила психолог, тучная женщина без возраста, и усадила рядом с собой на продавленный диван, очень близко, Кейси стоило больших трудов не отодвинуться от нее в другой конец. Хмурясь и с трудом подбирая слова, директор сказал, что ее дядя Джон умер. Задохнулся в дыму — короткое замыкание, по всей видимости, соседи вызвали пожарных. Кейси едва его услышала, почти ничего не соображая, оглушенная нахлынувшим облегчением. Комната закружилась перед глазами безумным хороводом, мышцы разом расслабились, заставляя обмякнуть в диванных подушках. Кейси потерялась в пространстве, будто провалилась куда-то вниз, где глухая, непроницаемая сфера сомкнулась вокруг нее, выбивая из легких воздух и отрезая от всех звуков. Психолог принялась ей что-то втолковывать, участливо заглядывая в глаза, совала в руки стакан с водой, Кейси и внимания на нее не обратила. Она, едва осознавая, что говорит, как заведенная повторяла: «Мне надо туда, я должна увидеть».
Ее привозят на место через полчаса. Все та же женщина-психолог выводит ее из машины, поддерживая под локоть, как будто Кейси нужна поддержка. То, что осталось от Джона, лежит под навесом на каталке, в раскрытом мешке для трупов. Кейси находит его безошибочно, как стрелка компаса находит север, шаткой неверной походкой направляясь к нему. Ноги ее не слушались, то сильно сгибаясь в ставших слишком мягкими коленях, то резко пружиня от мокрого асфальта, из-за чего Кейси не смогла совладать с расстоянием, и каталка с мешком приблизилась слишком быстро. В нос ударил запах барбекю, знакомый и неуместно обычный в такой ситуации, психолог повисла у Кейси на руке, закрывая себе нос полой пиджака.
А Кейси смотрела во все глаза. Он лежал на спине, приподняв согнутые руки почти без кистей, почерневший и покрытый копотью. На его ногах еще сохранились обрывки штанов, чуть влажные от жира, а голова обгорела так сильно, что нельзя было различить черты лица. И он стал меньше, по крайней мере, в два раза. Полусогнутые ноги его заканчивались где-то на середине голени, рядом лежало что-то черное и бесформенное. Кейси моргнула, узнавая в тех горелых предметах его ботинки, вплавленные в куски того, что было их старым вытертым ковролином. Внутри них оставалось еще черное и красно-коричневое. Она отвернулась, сглатывая, и нетвердо ступая двинулась в сторону дома, не замечая, что психолог куда-то пропала и больше не держит ее.
Дым плотной завесой стелился из распахнутой входной двери. Туда и обратно то и дело сновали пожарные, перекрикиваясь с медиками и друг с другом. Кейси задрала лицо к небу, ловя на ресницы морось и вдыхая смесь из холодной осенней сырости, гари и свободы.
После таких снов всегда тяжелая голова. Кейси поморщилась, садясь в постели. Вокруг еще витали тонкие отголоски озона и пригорелого жира, будто пытаясь добраться до нее из прошлого. Постепенно они растаяли, уступив место резкому запаху медикаментов. Кейси потерла слипшиеся со сна ресницы, опуская босые ноги на холодный пол. Сегодня большой день. Позади остались три долгие недели перевязок, физиотерапии и ожидания, пока затянутся швы на ноге, и она сможет ходить почти не хромая. И еще почти неделю она собиралась с силами позвонить Элли, пока та не позвонила ей сама.
В то утро Кейси тоже бессильно лежала, пытаясь собрать себя после сна. Она не сразу услышала звонок, а потом, увидев, кто звонит, едва не выронила телефон из ослабевших пальцев.
— Доброе утро, Кейси.
Прохладный голос Элли звучал спокойно и собранно в противовес тому, каким она его запомнила, испуганным и отчаянным до срыва.
— Здравствуйте, — растерянно проговорила Кейси.
— Как проходит твое выздоровление? Уже возобновила учебу?
— Да, на прошлой неделе, — ответила Кейси и замолчала, ожидая, когда закончится вежливая часть, и Элли перейдет к главному. Не справиться же о самочувствии же она позвонила, в самом деле.
Повисла тишина, Кейси успела досчитать до двадцати, пока Элли, наконец, не заговорила:
— Кейси, сложно просить тебя о таком, после всего, что случилось, но нам нужно, чтобы ты пришла.
Ого. Такого Кейси не ожидала. Она думала, что после побега Зверя ей придется упрашивать, чтобы увидеться с ним и, наверное, была готова к отказу, но никак не рассчитывала, что агент ФБР будет просить ее. Это было… странно?
— Мы изолировали его снова, усилили меры безопасности, и он замолчал. Даже те его личности, которые раньше легко шли на контакт, теперь отказываются разговаривать. И Кевин…
все они объявили, что будут говорить только с тобой.
Все в ее словах кричало об обмане, но Кейси, застигнутая врасплох ее словами и не отошедшая ото сна, никак не могла сообразить, в чем дело. Под всем этим точно что-то было, что-то важное, но как Кейси не вглядывалась, не могла разглядеть.
Элли снова замолчала, ожидая ответа. Кейси медлила, пытаясь найти слова, в задумчивости водя ладонью по правой ноге, забинтованной от колена до щиколотки. Элли в трубке едва слышно выдохнула и чем-то зашуршала, и Кейси осознала, что молчит уже давно, и пора бы что-то сказать.
— Да. Я приду.
В конце концов, разве это не то, чего она сама хотела?
— Хорошо, я напишу тебе, когда мы сможем его подготовить.
Как будто был шанс, что увидев, на что он способен, Кейси не придет. С самого начала в нем было нечто, что зацепило ее и притягивало на каком-то другом, очень глубоком уровне. В начале, оно делало его не просто профессиональным мошенником, а потом, не просто психом. Оно заставляло Кейси все время думать о нем и сомневаться. Казалось, увидь она его сейчас, спустя месяц, она, наконец, поймет что это.
***
Бледная кожа, синие вены, темные волосы — девчонка выглядела, как букет ядовитых цветов. Тонкие, почти прозрачные лепестки, лиловые жилы и нежная черная сердцевина, полная яда. Ты неосторожно вдохнешь пыльцу, и она проникнет внутрь, заполнит все твои мысли. Дэннис, кажется, дышит этим ядом полной грудью, но еще держится, как всегда, как должен. Он слушал Патрисию, давал Зверю его священный ужин, пока их не поймали, был осторожен как мог, его не в чем упрекнуть. Он всегда жил тем, что был полезен Кевину и остальным, и никогда раньше его желания не были… такими. Пока в их жизни не появляется Кейси. Приходит к ним в подвал, приносит в волосах свежий запах парковой зелени и влажной земли. И она такая красивая. В ней пряные летние сумерки, и звенящая юность, и утренние туманы. И блеск прицела в высокой траве, и последний птичий крик в лисьих зубах. Дэннис слышит, как глубоко в темноте заворочался Зверь, почуяв ее сквозь сон.
ФБР все-таки привели ее, в надежде, что они заговорят. Будто они то, что можно обмерить, налепить бирку и занести в каталог. Силу Зверя не измерить линейкой.
Как же ему это все надоело.
Если старик не врет, скоро они все смогут сбежать. Видит бог, как он соскучился по свежему воздуху и ощущению солнечного света на коже.
Он пришел ночью, лохматый полубезумный старик на инвалидной коляске. Прикатил прямо к ним в подвал, на лифте, которым на памяти Дэнниса никто никогда не пользовался. Сказал, что верит им, что они особенные, что есть и другие такие же, непринятые обществом, сломленные. Сказал, что мир должен узнать о них, узреть их мощь, склониться перед их могуществом. И главное, он сказал, что скоро все они будут на свободе. Деннис бы рассмеялся ему в лицо, если бы свет тогда был у него. Будто кто-то из них настолько идиот, чтобы купиться на такое. Патрисия всегда была более сдержанная, но даже она сомневалась, что в лечебнице под полным контролем ФБР им стоит хотя бы допустить мысль, чтобы кому-то верить. Старик в ответ на это ощерил ровный ряд слишком белых для его возраста зубов и ответил, что другого от них и не ожидал. Он докажет, что не врет, но сначала он хочет видеть, на что они способны.
А через два дня на двух этажах вырубает электричество.
Еще немного и они могли бы сбежать, если бы Зверь не отвлекся на Кейси. Но тогда они бы не
узнали ее. К черту, если старик не соврал, у них еще будет шанс.
Дэннис глядит на нее, и привычно давит в себе все порывы. Он испорчен, жалок и не должен даже думать ни о чем подобном. Она нервным движением поправляет волосы, теребит ремешок сумки, переступает с ноги на ногу, смотрит большими темными глазами испуганно. Дэннис был бы почти на грани, если бы имел право.
И он бы пережил это, но Кевину Кейси тоже понравилась. И это хуже всего, потому, что дает Дэннису губительную надежду. Кевин лучше, чем все они, лучше Дэнниса. Может быть, она станцевала бы для Кевина? Может быть, ему, Дэннису, тоже было бы позволено посмотреть?
Патрисия осуждающе поджимает губы и качает головой, но сейчас он главный, это его время. И он разрешает себе немного подумать о том, как бы Кейси рвано вздохнула, когда он велел бы ей. Какая бы она была? Испугалась бы она? Конечно, ей было бы страшно, но она бы все равно танцевала. Он бы попросил ее откинуть волосы, чтобы видеть бледное лицо, тонкую шею и нежные ключицы.
Но Кейси не одна из тех девиц, она стояла перед Зверем, лицом к лицу, и она стреляла в него.
Внезапно, глубоко внутри, черная пустота приходит в движение. Мальчишка выхватывает свет, как всегда резко и бесцеремонно.
***
В больнице словно и следа не осталось от бойни месячной давности. Все стены были идеально ровными, потолочные панели на месте, и мебель ровно там, где ей и положено быть. Как будто ничего не произошло. Кейси сморгнула картинку раскуроченного холла в кровавых подтеках из прошлого, проступающую сквозь безупречный порядок настоящего. Ее снова ведут той же самой дорогой, что и раньше, и они с Элли останавливаются напротив прозрачной стены точно так же, как и в прошлый раз. Зато по ту сторону стены все изменилось кардинально.
Он встречает ее, сходу обжигая ледяным взглядом Дэнниса. Как бы Кейси внутренне себя не настраивала, все равно оказалась не готова.
Глаза холодные-холодные, почему так жарко?
Он одет в смирительную рубашку, обездвиженный ремнями, привязанный к чему-то похожему на поставленную вертикально медицинскую кушетку, без возможности пошевелиться. Лицо его от глаз до подбородка закрыла маска. Из камеры исчезла вся и без того скудная обстановка, и сквозняки гоняли пыль по бетонному полу от одной пустой стены к другой.
«Усилили меры безопасности», да?
Дэннис перевел взгляд на Элли и приподнял бровь в издевательском ожидании. Та в ответ поджала губы и легко коснулась локтя Кейси в попытке приободрить, а затем, развернувшись на каблуках, стремительно вышла. Кейси осталась смотреть ей в след, слушая, как затихает эхо ее шагов, не осмеливаясь взглянуть на него.
— Привет, а ты че тут делаешь? — раздалось в тишине.
Эхо разнесло звонкие слова по пустынной комнате, заставляя Кейси вздрогнуть и обратить на себя внимание. Лицо за маской уже не принадлежало Дэннису, оно будто сложилось в другую картинку, как калейдоскоп, упрямая складка на лбу разгладилась, а рот растянулся в глупой ухмылке. Такой тембр и артикуляцию скорее ожидаешь от ребенка, чем от взрослого человека. Кейси вспомнила, что она уже слышала его на видео.
— Тебя Кейси зовут, да? Я — Хэдвиг. А ты, типа, подружка Дэнниса, да? Он все вре…
Не договорив, лицо его снова пришло в движение, скривилось, а затем расслабилось, приняв выражение искусственной доброжелательности, с какой обычно, как Кейси помнила, появлялась Патрисия.
— Ведите себя прилично, юноша. Здравствуй, Кейси, — просияла она.
От ее вежливой улыбки Кейси почти передернуло.
— Здравствуйте, Патрисия.
Та, польщенная, что ее узнали, улыбнулась чуть шире, приподнимая уголки рта в тщательно выверенной манере.
— Вы хотели говорить со мной, — начала Кейси нерешительно.
— Да, мой ангел. Обычно мы так не делаем, но принимая во внимание последние события, и то, что произошло… Словом, кое-кто очень важный хочет поговорить с тобой, дорогая, — произнесла Патрисия, жеманно опуская взгляд.
Тело ее прежде расслабленно висевшее в ремнях, напряглось, дернувшись пару раз, словно на пробу, синие глаза снова по-новому уставились на Кейси, скользя по ее лицу, изучая.
— Меня зовут Кевин Крамб, я хотел увидеть тебя. Все только о тебе и говорят, — мягко проговорил он.
Кейси промолчала, чувствуя, как от его искренней, но грустной улыбки у нее внутри будто что-то ломается. Он, не дождавшись реакции, чуть нахмурился и неуверенно добавил:
— Привет?
У Кевина Крамба взгляд, знакомый Кейси с детства. Такой же, как у Китти, у Эрика, у Люси, и у Тедда. Такой же, как у нее.
