unMOREly

В какой-то момент происходящее вокруг Сала оказалось самой настоящей загадкой. Не сказать, что весь мир перед ним не был одной такой запутанной загадкой с самого начала, но когда что-то касалось Ларри, то тут же этот знак вопроса обретал совсем иной изгиб и форму, становясь острее. Вопросов вокруг было не сказать, что мало, скорее даже наоборот. У Салли были призраки и демоны, потаённые секреты мира, зловещий храм под фундаментом и таинственные страницы дневника, которым он зачитывался из ночи в ночь, пытаясь отыскать меж строк проблески истины. Одним словом — у него тоже была причина не спать, как и у всех остальных. Сал не спал, пальцы стирая о книги старинные, глаза растирая пальцами этими, всё глубже погружаясь в хитросплетения теней, оплетающих мечущуюся в беспокойстве душу, что прильнут так тихо-кротко к груди, в голову вбивая зловещее «тш-ш, мальчик мой». Со всех сторон. У него, тем не менее, была ещё одна причина, но в какой-то момент в руки попали таблетки, а в голову попала зияющая пустота. Сал подумал, что, должно быть, именно так оно и ощущается, когда ты уже там — за гранью. Должно быть, смерть по сути своей очень похожа на эти ощущения, и он тонул в них каждую ночь, а когда перестал, то на смену вернулись кошмары, а с кошмарами книги, дневник, ужас и Ларри. Ларри, стоит отметить это ещё раз, всё ещё оставался самым непонятным воспалённому загадками разуму элементом такого простого уравнения. Потому что у Ларри в голове чёрт пойми что творилось, а у Салли попросту иногда не получалось разобраться. Главенствующим пунктом в этой неразберихе стали те приступы нежности, что принялись накатывать на Джонсона с небывалой частотой и регулярностью, вводя Сала, на которого эти нежности и выливались, в самый настоящий ступор. Причин у каждого якобы случайного, но такого необычно близкого контакта попросту не было. Или, возможно, были, но только вот Фишер не знал, какие именно. Хуже во всём это было разве что то, что он не сопротивлялся. А потому и первый поцелуй не показался ему чем-то удивительным, как и чем-то приятным или крышесносным — вышло нелепо, мокро, а ещё не с первой попытки, потому что было очень темно. Одним словом — повторять не хотелось, но всё же пришлось. Просто потому что Ларри понравилось. А на фоне царящего вокруг дерьма хотелось сделать для него хоть что-то хорошее, хотя бы то мизерное нечто, что могло бы выразить всю его трепещущую благодарность и безмерное счастье просто знать, что Джонсон всегда рядом. Смотри, чувак — спасибо, что ты у меня есть. Смотри, чувак — я бы уже давно утонул в этой непроглядной тьме без тебя. Смотри, чувак — ты первый, кому я сумел открыться, с кем стал так близок, кого я так сильно люблю, серьёзно, только взгляни. У Салли были высокие и чистые чувства. Те самые, о которых слагал баллады Джонсон и которые сам испытывал совсем иначе. У Салли были чувства за планкой понимания, они приходились выше того самого склизкого соприкосновения губами и языками. Правда, сам он так не считал, пока молча терпел и сам же тянулся за всем этим вот мокрым и непонятным. Не противным. Таким вот никаким. И сам же он не заметил, как всё однажды зашло немного дальше.