Сказка странствий

Когда земля ушла из-под ног, веревочная петля туго обхватила нежное девичье горло и безжалостно сжалась, не давая возможности дышать. Тело девушки несколько раз рефлекторно дернулось, повиснув в полуметре от земляного пола барака, и замерло, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Страшная боль от сдавившей шею веревки пронзило остатки угасающего сознание, лицо исказилось и посинело, и последние искры жизни уже покидали её, как вдруг… — Дура!!! — громкий крик, полный гнева и отчаяния ворвался в затухающий мозг кто-то схватил её за ноги, приподымая повыше, и внезапно она почувствовала, как смертельные объятия верёвочного кольца вокруг горла ослабли, давая возможность сделать спасительный вдох. Судорожно кашляя, Звуки открыла глаза и первым, кого она увидела, была Тинкербелл, стоящая перед нею на коленях, и торопливо развязывающую тугой узел, затянутый на её шее. Небольшой короткий нож, которым она перерезала верёвку, сиротливо лежал рядом, сама девушка лежала на земле, заботливо поддерживаемая под голову двумя маленькими, но сильными руками. — Дура! Глупая дура! Девчонка! Ну, зачем?! Зачем ты это сделала?! — Тинкербелл, справившись наконец с петлей, яростно отбросила её подальше, гневно смотря на лежащую у её ног Звуки. — А если бы я не успела?! — Оставь меня… Пожалуйста… — отвернувшись, тихо проговорила девушка. — Я не хочу больше жить… — Да ну?! И почему же, интересно?! — Тебе этого не понять… — Разве? — Тинкербелл насмешливо скрестила руки. — А ты попробуй, расскажи! — Я… — слова давались девушке с трудом. — Я… Предала своих друзей… Я спала с предателем, погубившим всех нас, чтобы спасти свою жизнь… Наш новорождённый сын умер, а тот, у которого я искала защиты, отдал меня на растерзание своему охраннику… Ты даже представить не можешь, что он со мною делал… — при этих воспоминаниях из глаз Звуки градом покатились слезы. — Это было так мерзко, так унизительно! Мне нет прощения… — тихо добавила она. — Прошу тебя, уйди! Дай мне спокойно умереть! Я это заслужила… — Ах, так вот оно что! — воскликнула Тинкербелл, с выражением брезгливой жалости глядя на плачущую девчонку. — Оказывается, нашу бедную девочку бросили, унизили, и теперь она, давясь от жалости к себе, решила показать всем, как жизнь была к ней несправедлива! Браво! — девушка с показным восхищением захлопала в ладоши. — Просто браво! Ты просто настоящий образец разбитой жизни! А теперь… — тут её голос из веселого, вдруг внезапно стал глухим и надтреснутым, а лицо мрачно исказилось. — Послушай мою историю, девочка! — Когда на нашу деревню напал отряд гоблинских наемников, мне было всего шестнадцать лет! Почти все мужчины нашего племени были убиты, включая моего отца и двух старших братьев. Когда всех, кто уцелел, собрали на площади, среди них оказалась и я со своею матерью и маленькой сестрой. До невольничьих кораблей нас гнали две недели… Моя маленькая сестра, не выдержав лишений пути, умерла на одной из стоянок ночью, мать после этого сошла с ума и её тоже убили, чтобы дальше не тащить с собою… Меня же, как одну из самых молодых и красивых, практически каждый день насиловали, и не по разу, эти зеленые скоты… — Тинкербелл, опустив голову, закрыла лицо руками. — С тех пор я больше никогда не смогу иметь детей… — тихо произнесла она из-под закрытых ладоней. — У меня не осталось ничего… Ни дома… Ни семьи… И ни вот этого… — тут девушка медленно потянула с себя платье, и Звуки вскрикнула, увидев два уродливых обрубка, торчащих из гладкой спины на уровне лопаток. Это были остатки некогда прекрасных крыльев. Заметив потрясенный взгляд Звуки, Тинкербелл горько усмехнулась. — Они обрезали их всем, кто в тот день попал им в плен… — смахнув с глаз набежавшую слезу, прошептала она. — Я до сих пор помню эту страшную боль… Я никогда больше не поднимусь в чистое небо и не подставлю лицо ласковому солнцу… Фея, не умеющая летать… Для нас это почти равносильно смерти… — Так ты фея?! — Звуки потрясёнными глазами смотрела на девушку. — Помню, мама часто рассказывала мне на ночь сказки про волшебных фей, умеющих творить настоящие чудеса! Если ты фея, так воспользуйся своим волшебством, наколдуй себе новые крылья, спаси себя! — Глупая девчонка… — покачав головою, с горечью вздохнула Тинкербелл. — Волшебство бывает только в сказках, в жизни такого нет! Я не могу наколдовать себе новые крылья, как и не могу сбежать отсюда! Так же, как и никогда не смогу воскресить свою семью… Это невозможно… -Но… Ты же, фея!!! — Да, я фея! — спокойно ответила та. — Но я не та фея из твоих волшебных сказок! И если ты думаешь, что все в этом мире можно исправить простым взмахом волшебной палочки, то ты тогда просто наивная дура! Вы все только и можете, что исходить соплями от жалости к себе! — гневно процедила она, глядя на съежившуюся от этих слов Звуки. — Ты готова наложить на себя руки от одной только мысли, что тебе не повезло, а представь, какого сейчас твоим друзьям! Уж они-то точно не опустили руки, в отличие от тебя, и уж тем более, они бы не обрадовались, узнай, что их подруга умерла такой позорной и бесчестной смертью! — Ты думаешь только о себе, о своем неудавшемся «я», а ты хоть раз подумала о своих близких? Ты боишься, что они не простят тебя, что весь тот позор и унижение, что ты испытала от того насильника, никогда не исчезнут из твоего сердца, но подумай, как ты об этом узнаешь, если сейчас умрешь? В общем так, девочка! — Тинкербелл, все еще с гневом глядя на Звуки, повернулась, намереваясь уходить. — Я сейчас пойду спать, а ты посиди здесь одна, и хорошенько подумай! И если уж так захочешь, то можешь повеситься, я не буду тебе больше мешать! Но перед тем, как это сделать, хоть раз сделай в своей жизни хоть что-нибудь хорошее! Хоть раз сделай что-нибудь не для себя, а для других, чтобы тебя запомнили не как предательницу и слюнтяйку, но как верного и преданного друга! Это тебе на прощанье мой «волшебный» совет! — улыбнулась девушке Тинкербелл. — И надеюсь, он тебе поможет! Уже уходя, юная фея все же на последок оглянулась, выхватывая из темноты одиноко сидящую фигурку. Звуки неподвижно сидела, обхватив руками колени, и уткнувшись в них головой, и Тинкербелл, мысленно нежно погладив её по волосам, только и оставалось, что надеется, чтобы эта девушка все-таки сделала правильный выбор…

*************

Весь день, работая в поле, Здоровяк не находил себе места от мучившего его волнения. Еще с утра Кроха жаловалась на ноющую боль в животе, а на обеде её вдруг внезапно скрутило, и она со стоном присела на землю, белыми от боли глазами смотря на подбежавших к ней рабов. — Кроха, с тобою всё в порядке?! — Здоровяк одним из первых подбежал к стонущей девушке, с волнением обнимая её за плечи. — Что случилось?! Тебе плохо?! — Да что тут непонятного-то? — с видом знатока скрестив на груди руки, изрекла одна из рабынь, показывая пальцем на мокрые пятна, появившееся на платье девчонки. — Рожает она у тебя, вот что! В сарай её нужно отнести, пока не начались настоящие схватки! — Так чего же мы тогда стоим?! — закричал Здоровяк, подхватывая Кроху на руки и с возрастающим страхом глядя на её побледневшее лицо. — Скорее туда! Помогите же нам, прошу вас, я один не справлюсь! — Не волнуйся, силач, все будет хорошо! — тепло улыбнулась та же женщина. — Поможем! Ты главное, донеси её до сарая, а там уж мы о ней позаботимся! — Да, конечно! — парень, с осторожностью держа девушку на руках, с нежностью проговорил: — Всё будет хорошо, любимая! Ты только потерпи немного, и помни, я всегда с тобою! — Я об этом никогда и не забывала! — Кроха слабо улыбнулась, ласково погладив Здоровяка по щеке. — Ты же у меня один такой на свете! — Что здесь происходит, черт возьми?! — внезапно раздался рядом чей-то полный злобы окрик, и все с ужасом обернулись на такой знакомый до боли голос хозяина плантации. Огромный гоблин, одетый в рубашку с жилеткой и свободные черные панталоны, заправленные в высокие сапоги, медленно подошел к замершей в страхе толпе рабов, недвусмысленно поигрывая в руке сделанной из прочной кожи плёткой. — Почему не работаете, жалкие твари?! Вы все давно должны уже быть в поле и собирать ягоды, так какого дьявола вы все ещё торчите здесь?! — Кларус, хозяин плантации, с искаженным от ярости лицом обвел съежившихся рабов тяжелым взглядом. — Простите нас, господин! — Здоровяк, обнимая руками притихшую Кроху, умоляюще посмотрел на взбешенного плантатора. — Никто ни в чем не виноват, просто у моей девушки начались роды, остальные рабы просто хотели нам помочь! Прошу вас, позвольте только мне донести её до сарая и оставить там! Она всё равно не сможет сегодня работать, так умоляю вас, дайте ей спокойно родить! — Гммм… Вот как, рожает, значит, говоришь… — Кларус заинтересованно посмотрел на большой живот Крохи и неожиданно криво ухмыльнулся. — Рожает, это хорошо! Мне новый раб никогда не помешает, особенно такой, за которого не надо платить! Ладно! Так уж и быть, дам твоей девчонке отдых! На два дня полностью освобождаю её от работ на плантации! Пусть родит мне здорового раба! Ну, а что касается остальных, живо все на работу, лентяи!!! — внезапно взревел гоблин, оглушительно хлопнув в воздухе плеткой. — Всех, кто не выполнит сегодня дневную норму, накажу лично сам! Всё, бегом, живо!!! Дважды испуганной толпе повторять не пришлось, и весь двор мигом опустел, оставив на нём лишь двоих молодых троллей. — Тебя это тоже касается, Ромео! — буркнул Кларус, засовывая плеть за широкий ремень, опоясывающий его талию. — Отнесешь девку в сарай и бегом на поле, пока я не передумал! Слышал меня? — Да, господин! — побледнев, торопливо поклонился Здоровяк. — Я понял! Стремглав добежав до сарая и осторожно опустив Кроху на мягкое сено, юноша напоследок ободряюще сжал тонкую руку девушки. — Ты только верь в себя! — прошептал он, с нежностью глядя в её большие глаза. — У тебя всё получится, главное помни, я всегда, всегда буду с тобою! — Я знаю! — через силу улыбнулась Кроха, и, потянувшись губами к парню, поцеловала его. — Ну, всё! Иди же, иди скорее! За меня не волнуйся, я справлюсь, всё будет хорошо! Когда парень ушел, девушка, уже предчувствуя начинающиеся схватки, лишь закрыла глаза, сжав зубы и приготовившись к наступающей неизбежной боли… Уже к вечеру, Здоровяк, словно синяя комета обогнав всех устало плетущихся с плантации рабов, первым распахнул деревянную дверь сарая и, замерев на пороге, со счастливой улыбкой обессилено привалился к дверному проему. Кроха сидела, нежно придерживая рукою головку новорождённого малыша и кормя его грудью. Завидев юношу, девушка подняла на него сияющие любовью глаза. — Мальчик! — улыбнулась она. — Прямо как ты и хотел! Ты только посмотри, какой же он красивый! Весь в тебя! Здоровяк тихо подошел и, сев рядом, увлажнившимися глазами заглянул в личико маленького тролля. Затем нагнулся и поцеловал сначала Кроху, а потом малыша. Когда он снова поднял голову, по его щекам, оставляя на них влажные дорожки, медленно текли слезы. — Нет! — покачав головою, прошептал парень, гладя рукою голубые волосы девчонки. — Он больше похож на тебя! Красивее ребенка я еще не видел! И теперь, этот ребенок наш! Наш с тобою! Как же я тебя люблю! Ты сделала меня самым счастливым троллем на свете! — А я тебя! — тихо ответила Кроха, с нежностью смотря в лицо юноши. — И помнишь, мы с тобою спорили, как нам назвать ребенка? — улыбнулась она. — Конечно! — засмеялся Здоровяк. — Ты уже придумала, как назвать сына? — Да! — девушка, ласково баюкая засыпающего малыша, тоже негромко засмеялась. — Назовем его Тревор! — Тревор? — молодой тролль не смог сдержать своего удивления. — Но, ты же не хотела называть ребенка не троллиным именем?! — А теперь хочу! — спокойно ответила Кроха. — Ты же не против, любимый? — Нет! — Здоровяк, с улыбкой обняв девушку, поцеловал её в губы. — Совсем не против! Мне очень нравится это имя! — Здоровяк… — тут Кроха внезапно помрачнела и, прижавшись к парню, с тихим отчаяньем проговорила: — Я вот всё думаю… Неужели наш сын тоже станет рабом на этой проклятой плантации… Я не хочу… Не хочу этого! — Нет, не станет! — сжав кулаки, с мрачной решимостью ответил тот. — Я обещаю тебе, нет, клянусь! Прямо здесь и сейчас! Чтобы ни случилось со мною, как бы ни повернулась ко мне судьба, я вытащу вас отсюда! Вытащу, даже если ради этого мне придется умереть! Мой сын будет свободным, будет, несмотря ни на что! Это я тебе обещаю!