Парадокс лжеца

      В Выручай-комнате кто-то был. Том знал это и потому пришел туда на следующий же день.       Проверить.       Убедиться.       Понять.       Версий о личности еще одного наблюдателя у него не было. Неизвестный никак себя не выдал за время их нахождения в Выручайке, но остаться тем же вечером после ухода Поттера, чтобы поискать следы, было нельзя. Проверяющие задержались в школе до самого ужина, а в гостиной его ждала недоделанная ловушка для шпионящего домового эльфа.       Призраков, конечно, внутри комнаты быть не могло: зыбкие потусторонние твари не выносили манипуляций с пространством. Такая магия разносила их хрупкие астральные сущности в клочья, не давая ни шанса на восстановление. Тем более, когда это привидения умели хранить чужие секреты? А мирно обсуждающий со своим заместителем результаты вчерашней проверки Дамблдор пребывал в блаженном неведении о том, какой магией интересуется всеобщий любимец Поттер.       Ради Мерлина, Том в его возрасте об этом даже не думал. Что не так с этим ребенком?..       Само собой, гриффиндорцу могло показаться.       Заклинание, его собственное заклинание, также не обнаружило никого, кроме них двоих. Ни-ко-го, кроме Тома Риддла и Гарри Поттера.       Однако в комнате кто-то был; кто-то слушал и видел все, что там происходило. Кто-то наблюдал за ними – и смолчал. В конце концов, Том был магом и доверять своей интуиции было единственным верным решением в его дерьмовой жизни.       Всегда.       В Выручай-комнате кто-то был, и Том знал это еще до того, как встретился взглядом с кроваво-красными глазами проклятого дохлого ублюдка.       Том возненавидел их в ту же секунду. У него не было любимого цвета, но если пришлось бы выбирать тот, что вызывает неприязнь, он бы без раздумий указал на эти глаза с кошачьими щелками зрачков. Он знал, отчего.       Огонь, унесший жизни единственной семьи, попробовавшей забрать его из приюта, - был красный. Кровь убитого Нага и кровь, текущая из ран от плетей на его спине, - была красной. Лицо надравшейся Коул и трясущиеся от возбуждения руки первого и единственного отброса, указавшего на него («Этот мальчик!»), - были красными. Огонь потух давным-давно. Кровь остановилась. Лицемерная свинья-благодетель умер от разрыва сердца, как только попытался стащить штаны с «усыновленного» восьмилетнего Тома, и, как он подозревал, старуха уже отправилась вслед за ним.       Красный был его личным дурным знаком.       Разумеется, отца – а мужчина, небрежно развалившийся в роскошном кресле посреди абсолютно пустой комнаты, был почти идеальной его копией - здесь быть не могло. Он был магглом и он был. - Здравствуй, я, - насмешливо протянул он.       Да. Он стоял напротив самого себя, взрослого, нагло скалящегося…       Вот только он – второй он – слегка просвечивал, как будто был фантомом, и ответ на незаданный вопрос («Какого черта?») стал очевиден.       Крестраж. Еще один крестраж.       Реальность, жестоко и беспощадно, громко расхохоталась ему в лицо.       Хранилище по его запросу материализовало второе кресло. Том, до того момента застывший на пороге, осторожно закрыл дверь и шаткой походкой направился к нему. Идти было всего ничего, но пристальный взгляд красных глаз, придавливал к месту. Пришлось признать: с возрастом он стал довольно жутким типом. Он подавлял своим присутствием, даже в таком виде.       Взрослый Риддл молчал, склонив голову набок, скрестив руки на груди. Том не остался в долгу и, закинув нога на ногу, принялся изучать двойника, надеясь, что его лицо не выглядело в этот момент так же раздражающе надменно, так же безжизненно.       Но он знал, что выглядело. - Наверное, не стоило создавать первый крестраж в семнадцать, - наконец заговорил мужчина. – Немного разочаровывает. Я в самом деле был таким… идиотом?       Том чуть скрипнул зубами, расплывшись в фальшивой улыбке. Интересно, насколько желание врезать самому себе по физиономии ненормально? - Зачем ты привел сюда того мальчишку? Это ведь был Гарри Поттер, не так ли? - Тебе-то откуда знать? - Создатель был здесь. Он пробудил меня и вкратце рассказал о произошедшем, - Риддл, с нескрываемым интересом рассматривая парня, грациозно поднялся на ноги, медленно обошел вокруг кресла своего «посетителя» и, низко наклонившись – Том почти ощутил прикосновение его носа ко лбу, – больно ткнул длинным пальцем в щеку. Не совсем материальное тело его, видимо, не останавливало от воздействия на окружающий мир. Или только на него?       Том стиснул кулаки. Он не терпел прикосновений. И он, несомненно, знал об этом. - Ты зовешь его создателем. - Задевает? - Это бессмысленно. Мы все в какой-то мере одно и то же. Он был тобой, он был мной. - Разница в том, что он настоящий. Так зачем? - Воландеморта победил ребенок. Гарри Поттер. Разве тебе не интересно, что и как произошло в ту ночь? – огрызнулся парень.       Это ведь было очевидно. - Воландеморта остановила мать Гарри Поттера, - лицо Риддла исказила непонятная Тому эмоция. Он выпрямился и с презрением окинул его взглядом. – Ты не можешь не понимать этого. Ты уничтожил дневник? - И зачем, интересно… - Значит, нет. Сожги его. Пока ты должен казаться чем-то вроде воплощенного воспоминания, но если он попадет не в те руки, то про крестражи станет известно. - Воспоминания нельзя оживить. Какой идиот в это поверит? Сложные мыслеобразы для длительной материализации требуют особенных условий содержания и четко прописанного набора вариантов поведения, - Том запнулся, заметив ироническую усмешку собеседника, и, поняв, в чем дело, продолжил: – Ядро, на которое один за другим наслаиваются опыт человека, его привычки, его знания. Душа. - Или ее осколок. - Дневник. Конечно. Джинни общалась со «мной» на его страницах, с искусственно созданной и запертой в нем личностью, подпитываемой… от меня. Я вышел из дневника, и она исчезла… Зачем я создал что-то подобное? - Ты? Нет. Это сделал я, другие… Благодаря этому, ты был единственным из хоркрусов, что был способен на запоминание и передачу информации в «спящем» состоянии. - А ты? - Диадема. - Серая дама сказала, куда… - Ты действительно хочешь спросить об этом? Ребенок, я не настроен на долгий разговор. - …Сколько?.. - Нас? Достаточно. Достаточно и один.       Том в недоумении уставился на самодовольно ухмыльнувшегося мужчину.       Он что… только что назвал его ненужным? Вдобавок к уже озвученному «ребенку»? - Зачем приходил «создатель»? И когда? - Некоторое количество времени назад. Здесь за ним тяжеловато следить. Он был в Хогвартсе, в теле одного из профессоров. Ты его не видел? - Нет. - Ты был на хранении у Малфоев. Как ты здесь оказался? - Я недавно очнулся в Больничном крыле. Меня нашел Поттер. В Тайной комнате, - Том впился взглядом в недрогнувшее лицо Риддла. Он не мог не сделать выводы из услышанного, но ни удивленным, ни встревоженным не выглядел. – Так что хотел… - Я был его запасным вариантом, если – он склонялся к «когда», и так, похоже, все и произошло, - план с философским камнем провалится. Предполагалось, что я поглощу жизненную энергию дряхлого василиска, напитаюсь магией и обрету плоть. Я тянул время до последнего, медлил, как мог, замедлял процесс… Пока не появился ты и бездумно не оттянул энергию на себя. Молодец.       Том передернулся. Это саркастичное «молодец» не внушало радости.       Словно его вновь обозвали идиотом. - Ты еще не понял? Ты умираешь. С того самого момента, как покинул безопасное убежище в стенках своего сосуда. - Неправда. Этого нигде не… - Твое существование скоро прервется. Душа не может жить без тела. - У меня есть тело. - У тебя его подобие. Правдоподобное, конечно, от настоящего не отличить, но оно лишь подделка. Кровь оригинала, жизнь старого василиска, крупица разъедаемой скверной души и огромное количество магии – вот что ты такое, не более.       Том промолчал. У него не было привычки лгать себе.       По крайней мере, раньше не было.       Он так считал. - В этом легко убедиться, и ты знаешь, как. Что есть скверна? Ихор, сгусток темной магии и отмирающей души. Обычно ее не увидеть, но ты… Эта дрянь у тебя внутри, разъедает твои внутренности, растет с каждым мгновением. Ты гниешь заживо. Буквально. Не уверен насчет ощущений, которые ты будешь испытывать, но вряд ли это будет приятно.       Слушать это было невыносимо, и он даже обрадовался, когда Риддл остановился.       К сожалению, только для того, чтобы попрощаться. - И вот тебе еще один совет от старшего: ребенок, не занимайся глупостями. Ты знаешь, зачем тебя создали. А теперь проваливай и воздержись от визитов. Мне осталось немного пребывать в этой форме, я скоро, наконец, засну, - мужчина демонстративно развернулся спиной, показывая, что разговор он продолжать не намерен. Его силуэт начал истаивать, и Том подскочил, торопясь задать этому раздражающему типу еще один вопрос.       За свою жизнь он встречал не так много собеседников, которым мог доверять. Но вместе с тем он не мог отрицать: диалог с самим собой был худшим разговором из всех. - Гарри Поттер в самом деле выжил после авады? Оригинал рассказывал об этом? - В самом деле, - Риддл лишь чуть повернул голову в его сторону, тело осталось неподвижным, однако парень чувствовал, что это был единственный вопрос, который не вызвал в нем глухого раздражения или оскорбительного веселья.       Он выводил самого себя из равновесия. - Как?       Мужчина тяжело вздохнул. - Если бы ты и создатель немного подумали, то уже догадались бы. Но ты меньше знаешь, потому подскажу: «Все дело в душах». Прощай, я.       Том моргнул и открыл было рот, но спрашивать что-либо еще было не у кого. Его взрослая версия исчезла, оставив после себя только чувство, близкое к… неудовлетворению.

* * *

      Проделав в гостиной ставшие привычными за последние дни действия (убедиться, что в гостиной никого, проверить импровизированный круг из мебели, начертить очередную связку рун в цепочке, выпить чашку какао, каждый вечер по его просьбе появляющуюся на тумбочке – у отличников все же были привилегии, и Дамблдор решил не лишать его такой мелочи), Том «устало» рухнул на диван и невидящим взглядом уставился в потолок.       «Ты знаешь, зачем тебя создали».       Он заметил, что остатки чар на дневнике постепенно разрушались. Знал, что это плохой признак. Понимал, что крестраж, как и любая отрицаемая колдунами и ведьмами темная магия, заражал душу скверной, которую было ничем не выжечь. Он с трудом принял свою сущность, свою нереальность, свою… псевдожизнь, но…       Но теперь ему говорил - и говорил такой же, как он, такой же крестраж, - что он обречен, что…       В конце концов, существовал только один способ это проверить.       Риддл вскочил с дивана и поднялся к себе в спальню. С несвойственным для него обычно стуком опустил пустую чашку на тумбочку и заметался по комнате, собираясь. Ему потребуется для проверки несколько вещей. Дневник. Скальпель, который он использовал для нарезки ингредиентов. Зелья.       Том вылетел из гостиной под тяжелые удары сердца – чем не доказательство его существования? Отрицать очевидное, недвусмысленно подтвержденный им-из-диадемы факт, было глупостью. Упоительной, сладкой слабостью.       Неожиданно пришло понимание безнадежно влюбленных.       Безрассудное заблуждение.       Ноги сами принесли его в один из спрятанных в подземельях глухих ответвлений коридоров. С потолка свисала паутина. На сером полу отпечатывались его шаги. Сомневаться не приходилось: сюда не захаживали даже домовые эльфы. Старый факелодержатель был на месте, такой же грязный и темный, каким он его помнил, и змейка на его ободке все так же блестела глазами, ожидая приказа. - Откройся.       Часть стены слева стала полупрозрачной, образуя узкую арку прохода. Том зажег люмос и шагнул вовнутрь спрятанной комнаты, привычно запнувшись об уголок низкого столика и ругнувшись из-за удара. Он проделывал это десятки раз…       Дыхание на секунду перехватило.       Единственный способ.       Проход закрылся, отсекая его от остального Хогвартса. В келье было тесно, холодно и темно. Голые стены, высокий потолок, маленький столик, почти кукольная трехногая табуретка и свеча – вот и вся обстановка. Таких помещений было полно в школе, и Том догадывался, как использовались они раньше.       Весьма иронично, что даже в магическом мире, вдали от приюта, он продолжал проводить значительное количество свободного времени в карцере.       Дневник упал на стол со звонким шлепком. Пузырьки с кроветворным и ранозаживляющим зельями и скальпель, выложенные рядом со вспыхнувшей при его появлении свечой, сейчас были нужнее. Совет его взрослой версии был разумным, он уже успел подумать о том же и даже сказал Поттеру, что сжег тетрадь, но сперва… В голове настойчиво забились слова: «Кровь оригинала, жизнь старого василиска, крупица разъедаемой скверной души и огромное количество магии – вот что ты такое, не более».       Единственный способ.       Проклятие, он в самом деле собирался это сделать.       Том сглотнул вязкую горькую слюну. Рывком закатал рукава мантии, рубашки. Взял в руку нож. Скальпель показался непривычно тяжелым. Только показался. Лезвие сверкнуло, ярко и остро. Левая рука сжалась в кулак. Разжалась. Сжалась. Под тонкой кожей завораживающе шевелились мышцы и сухожилия, проступали наливающиеся кровью вены.       Неправильно.       Скальпель легко, невесомо опустился на запястье. Удивительно: правая рука, направляющая лезвие, была уверена и тверда, тогда как левая мелко подрагивала от напряжения.       Это неправильно.       Острая боль в точке, где нож с медленно нарастающим давлением погружался в кожу, стала центром его восприятия.       Как же это неправильно.       Огонек на фитиле свечи яростно затанцевал. Тени на стенах дрогнули и бешено заизвивались, словно сошли с ума. Риддл рвано выдохнул, заталкивая поглубже ненужные истерические всхлипы.       И одним быстрым движением перечеркнул все.       Секунду, может меньше, края свежей раны издевательски белели, притягивая к себе взгляд, направляя его в себя, заставляя смотреть. Том не стал отводить глаза. Он искал. На мгновение – гадкое, чудовищное мгновение – он увидел черноту в порезе… или ему показалось, что увидел.       Недостаточно глубоко.       Рану быстро затопило кровью. Крупные струйки бежали по руке, стекали на стол, тяжело и влажно падали на пол, образуя некрасивые темные кляксы. Пространство быстро заполнялось красным, однако останавливать кровотечение было рано. То, что убивало его, - черная смердящая скверна, его гниющая сущность, стремящаяся жить несмотря ни на что, - сидело глубже, и заставить это показаться было не так легко.       Второй разрез дался легче, но оказался в разы больнее. Том с шумом втянул в себя воздух, задышав приоткрытым, нервно дергающимся ртом. Десны тотчас же неприятно высохли, а зубы заныли от холода. - Давай же, выходи, - свирепо прошипел он, сдавливая истекающую кровью руку, выдавливая то, что пряталось от его взгляда, на поверхность.       В нос ударила одуряющая волна едкой вони, заставившая внутренности Тома судорожно сжаться. Рот вновь наполнился горечью.       Его точно вырвет, когда…       Из раны толчками выплеснулась густая смолянистая жидкость, шипящая, дымящаяся, раскаленная… отвратительная.       От нового рвотного позыва Том согнулся пополам, задыхаясь. Его выворачивало и трясло, пока желудок не опустел, пока не перестал отторгать свое содержимое, а изо рта не потянулись тонкие ниточки слюны, перемешанной с рвотой и желчью. На глазах выступили слезы. По ослабевшим плечам и ногам пробежал озноб. Грудь от тяжелого дыхания ходила ходуном.       Он сплюнул и, стараясь не смотреть на омерзительную массу, смесь крови и черной слизи, толчками выталкиваемой из порезов, выплеснул на руку ранозаживляющее. Очищать рану, убирать эту дрянь, чтобы аккуратно нанести зелье в его состоянии казалось чем-то невозможным. В глазах темнело, а голова неприятно кружилась, и он всерьез начал опасаться обморока.       Раны закрылись, и поток тошнотворной мерзости остановился. Он выждал пару мгновений для уверенности и наложил очищающее, стирая все следы этого кошмара, уничтожая их на руках, одежде, полу, мебели – но не в себе.       Дневник на столике ярко вспыхнул от одного его взгляда. Страницы скручивались, обложка трескалась и чадила. Пламя с жадностью пожирало бумагу, оставляя на остающейся приятно прохладной поверхности стола сажу и хлопья жирного пепла.       Это был конец, и Том опустошенно закрыл глаза.